Перепрошивка: Как защитить свой мозг в цифровую эпоху

Естественно, вы можете возразить, что это само по себе не проблема. У людей всегда есть и крепкие, и поверхностные отношения, поэтому опасность расширения онлайновых социальных связей не так уж велика. Однако такое расширение очень затратно с точки зрения времени и внимания. Вместо того чтобы тратить время и ограниченные возможности мозга на выстраивание высококачественных социальных связей в реальном мире, мы все больше разбазариваем их на малозначимые онлайновые связи под влиянием мобильных медиаресурсов, средств коммуникации и информационных технологий.

Но если отношения в раннем детстве так критически важны для будущих отношений и здоровья и если наши возможности для выстраивания отношений не безграничны, то разве нет причины беспокоиться о растущем влиянии этих технологий на качество наших социальных связей? Чем обернется трата времени на увеличение числа виртуальных «друзей» вместо формирования связей в реальном мире? В части II нашего повествования я постараюсь ответить на эти вопросы. Как выясняется, наш мозг и наука о поведении могут многое рассказать о радикальных изменениях и отрицательном влиянии технологических привычек на то, как мы обрабатываем информацию и взаимодействуем друг с другом.

Часть II
Перепрошитый
Мозг под натиском новой медиасреды

Глава 4
Прерванное детство

Когда Райан начал снимать процесс распаковки игрушек на камеру в 2015 г., ему было всего четыре. Несколько лет спустя – при поддержке матери, оставившей работу, чтобы посвящать все свое время сыну, – он стал самой высокооплачиваемой звездой YouTube. В 2020 г. Райан заработал рекордные $29,5 млн на ежедневном выпуске видео, стиравшего грань между развлечением и коммерцией. Его канал, который теперь называется Ryan's World, набрал более 60 млрд просмотров. Я узнал о Райане, когда мой тогда еще четырехлетний сын был очарован его видеосюжетами. Открывая коробки и обсуждая новые игрушки, Райан создавал виртуальное пространство, которое неудержимо притягивало детей, включая моего собственного ребенка^{73}.

С точки зрения детских впечатлений сегодняшняя мультимедийная экосистема совершенно не похожа на ту, в которой рос я. В дополнение к многочисленным кабельным телесетям с финансируемыми за счет доходов от рекламы круглосуточными детскими программами новые онлайновые каналы предлагают короткие, демонстрируемые по запросу легкодоступные формы любительского видео. Помимо прочего, родители могут скачивать разнообразный контент из таких источников, как Netflix и Amazon, и показывать его на портативных устройствах детям в любое время и в любом месте. В этом море вариантов юные пользователи свободно переключаются с канала на канал, с устройства на устройство, с большого экрана на маленький и потребляют бесконечно разнообразный контент, подготовленный как профессионально, так и не очень профессионально.

Этот переход в создании контента от профессиональных продюсеров на телевидении и в киноиндустрии к любителям в интернете имеет очень большое значение. Популярность так называемого пользовательского контента из YouTube, TikTok и других медиаисточников обеспечивается компьютерными алгоритмами, которые отбирают и подсовывают видео юным пользователям с учетом их вкусов. Эти алгоритмы настолько сложны, что иногда они открывают – а возможно, и создают – прежде неизвестные рынки, где производители и рекламодатели не упускают возможности использовать в своих интересах неуемное детское любопытство. Мог ли кто предположить, что обзоры игрушек Райана и видеосюжеты о распаковке станут такими популярными? Такого жанра, как демонстрация распаковки, просто не существовало несколько лет назад.

Произошедшие изменения вызывают много вопросов. Каковы последствия изменений в потреблении медиаконтента маленькими детьми – увеличения объема контекста, потребляемого из новых и непроверенных источников через большее количество экранов, чем когда-либо прежде? Как этот вид потребления медиаконтента влияет на развивающийся мозг и как он впоследствии отразится на нашем физическом и психическом здоровье?

Как я уже отмечал, не всегда в нашем распоряжении есть свежие исследования, прямо отвечающие на подобные вопросы. Ландшафт мультимедийного пространства быстро эволюционирует, и наука не всегда поспевает за изменениями. Однако мы все же можем составить картину, опираясь на предыдущие исследования традиционных медиаресурсов и сочетая их результаты с углубляющимися представлениями о развитии детского мозга, которые нам дает нейробиология. В этой главе мы поговорим о существующих исследованиях, которые показывают, что и наш мозг, и мозг наших детей перестраивается, и эта перестройка требует изучения. Но прежде чем начать, необходимо сделать несколько оговорок, связанных с тем, что интерпретации результатов старых исследований, посвященных телевидению, и их приложению к нынешнему мультимедийному миру присущи определенные проблемы.

Во-первых, как уже говорилось, производство медиаконтента и доступ к нему в новой мультимедийной среде происходит иначе. В не таком уж далеком прошлом созданием и распространением видеоконтента занимались профессионалы, а потребление этого видеоконтента происходило в определенное время дня. Телевещательные компании составляли программу так, что она позволяла родителям или воспитателям ограничивать просматриваемый детьми контент передачами вроде «Улицы Сезам». Впервые вышедшая в эфир в 1969 г., «Улица Сезам» по замыслу должна была предлагать высококачественный образовательный контент детям, в частности детям из бедных семей. Для создания такой программы требовались десятки сценаристов, режиссеров, директоров и актеров. Эта передача имела бесспорный успех. А вот нынешний пользовательский, непрофессиональный контент нередко преследует менее достойные цели, создается небольшими группами и индивидуалами в каких угодно условиях, когда под рукой есть смартфон. Прошлые исследования были ориентированы на медиаконтент совсем другого рода, чем тот, который взрослые и дети потребляют сегодня^{74}.

Во-вторых, изменились доступность и форма представления. Этот зачастую любительский контент доступен круглые сутки семь дней в неделю на мобильных устройствах, которые родителям трудно контролировать (более подробно об этом будет сказано далее). Сегодня наши дети частенько потребляют медиаконтент бесконтрольно и могут смотреть все, что захотят, когда и где захотят. Размер экранов тоже изменился. Телевизионные экраны стали больше, но львиная доля времени просмотра приходится на маленькие, портативные экраны благодаря смартфонам и планшетам.

В-третьих, характер нашего взаимодействия с новым медиаконтентом не похож на тот, что был характерным для старого медиаконтента. Традиционное телевидение предполагает пассивный просмотр: кто-то другой создает и режиссирует аудиовизуальную историю, которая разворачивается линейно с четкой завязкой, развитием сюжета и финалом. Мы плывем по течению. Такое восприятие запускает то, что нейробиологи называют восходящей обработкой информации. Иными словами, процессом здесь управляют подкорковые сети нейронов мозга. Это очень отличается от того, как мы взаимодействуем с новым медиаконтентом, особенно онлайновым или через приложения, которые по своей природе более интерактивны и поощряют переключения и перескакивания. Новый медиаконтент, таким образом, инициирует в большей мере нисходящую обработку информации, за которую отвечают сети в верхней части префронтальной коры мозга.

Пользователи с нисходящей обработкой информации становятся сопродюсерами воспринимаемой картины, постоянно реагирующими на происходящее и принимающими решения. По мере того как юные пользователи изменяют манеру своего внимания и поведение под влиянием новых медиаресурсов, они начинают потреблять больше медиаконтента, но урывками, получая немедленное эмоциональное вознаграждение. Как мы увидим, такая привычка и эмоциональный опыт не проходят бесследно для развивающейся префронтальной коры и потенциально ведут к сокращению продолжительности периода медиавнимания и другим последствиям в дальнейшей жизни^{75}.

В-четвертых, одним из основных факторов сокращения продолжительности периода медиавнимания является многозадачность, под которой понимается одновременное использование двух и более мультимедийных устройств или использование одного мультимедийного устройства во время выполнения какой-либо самостоятельной задачи, например приготовления уроков. С учетом повсеместного присутствия и мобильности современных медиаресурсов распространение многозадачности в медиапространстве не должно вызывать удивления. Однако она несет с собой определенные последствия для наших детей и нас самих. Помимо прочего, она заставляет ученых переосмысливать то, чем они занимаются. В прежних исследованиях не было необходимости учитывать многозадачность в медиапространстве, а сейчас мы должны рассматривать этот новый аспект со всех сторон.

В-пятых, поскольку маленькие мобильные экраны не позволяют точно сказать, что потребляют наши дети, многие текущие исследования сильно зависят от результатов опросов родителей и юных пользователей. Это повышает вероятность искажения полученной картины в силу того, что люди склонны завышать или занижать оценки использования медиаресурсов в зависимости от того, как и когда их спрашивают. Именно поэтому для обеспечения точности важно подкреплять результаты опросов использованием новых методов исследования. К счастью, такие методы существуют, и опросы не теряют своей ценности. В действительности опросы родителей и детей свидетельствуют о том, что некоторые работы, касающиеся традиционного телевидения, по-прежнему остаются полезными и могут дополнять новые исследования в сфере воздействия на нас новых медиаресурсов. Например, один хорошо спланированный опрос показал, что, несмотря на более широкое использование портативных компьютеров и интерактивных приложений, значительную часть контента дети потребляют в форме развлекательных видеоматериалов, скачиваемых через мобильные телефоны с YouTube и Netflix^{76}.

Наконец, проблема, которая в равной мере присуща и старым, и новым исследованиям, заключается в том, что даже самая убедительная корреляция поведения и результатов не доказывает наличия причинно-следственной связи. Необходимо с большой осторожностью интерпретировать взаимосвязь двух переменных как доказательство того, что одна из них зависит от другой. Например, мы видим, что дети с синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) потребляют большой объем медиаконтента и особенно склонны к многозадачности в медиапространстве. Но следует ли из этого, что дети с СДВГ тяготеют к чрезмерному потреблению медиаконтента и многозадачности, или, может, чрезмерное потребление медиаконтента и многозадачность обостряют или вызывают симптомы СДВГ? Как выясняется, есть веские доказательства того, что здесь действительно может присутствовать причинно-следственная связь^{77}. Однако нельзя заранее считать, что она доказана. Для доказательства необходимы глубокие исследования и тщательный анализ результатов.

К счастью, у нас есть множество основательных старых исследований, на которые можно положиться. Их взвешенная интерпретация не только может, но и должна помочь нам в нынешнем жарком споре о влиянии экранного времени и использования мобильных медиаресурсов на детей и взрослых. В частности, в сочетании с последними достижениями в понимании воздействия новых медиаресурсов и связанных с ними технологий на развитие мозга исследования традиционных медиа позволяют пролить свет на то, чего следует ожидать от сегодняшних детей, когда они станут завтрашними взрослыми^{78}.

Планшетные младенцы и технологические малыши (от 0 до 3 лет)

Бывшая преподавательница английского языка в средней школе Джули Эйгнер-Кларк сидела дома после рождения ребенка. Когда ее первой дочери было около года, Эйгнер-Кларк задумалась, как приобщить ребенка к гуманитарным и естественным наукам. Она провела поиск, не нашла на рынке ничего подходящего для обучения младенцев и решила создать собственную учебную программу. Эйгнер-Кларк взяла напрокат видеокамеру и с помощью мужа сняла в подвале дома в 1996 г. свой первый фильм. Он ознаменовал рождение новой концепции в медиапространстве и компании Baby Einstein, которая быстро получила известность в Соединенных Штатах. «Все, что я показывала в первых видеосюжетах, было основано на моем материнском опыте, – сказала Эйгнер-Кларк в интервью. – Я не проводила никаких исследований. Я просто знала свою малышку. Я знала, на что ей нравится смотреть. Ну и решила, что если моему ребенку нравится на что-то смотреть, то и другим детям это должно понравиться»^{79}.

Идея о том, что детей можно приобщать к высокой культуре и иностранным языкам с шестимесячного возраста, понравилась миллионам родителей. Первые серии выходили под названием Baby Einstein, а потом появились Baby Mozart, Baby Galileo и Baby Shakespeare. Видеосюжеты обычно представляли собой простой показ марионеток, игрушек и фигур в сопровождении музыки и громкого чтения стихов. Родители расхваливали видеосюжеты и хвастались, что их дети часами сидят спокойно, внимательно наблюдают и, очевидно, учатся. Продукция компании Baby Einstein завоевала целый ряд призов, включая приз за лучшее видео от журнала Parenting. На пике популярности видеосюжеты Baby Einstein демонстрировались почти в трети американских домов, где были дети младше 2 лет^{80}.

Успех породил конкуренцию. В 1998 г. появилась британская программа Teletubbies, а за ней и другие программы с развлекательным и вроде бы образовательным контентом. Через несколько лет для Эйгнер-Кларк то, что было поначалу увлекательным занятием, превратилось в управление растущим бизнесом со всеми его трудностями. В 2001 г. она продала свой бизнес компании Disney за сумму, оставшуюся в тайне. «С приобретением Baby Einstein компания Disney получила высококачественный бренд, который обслуживает один из наших ключевых потребительских сегментов – семьи с маленькими детьми», – сказал Боб Айгер, в то время президент Disney^{81}.

Несколько лет спустя, однако, ситуация изменилась. Статья 2007 г. в журнале Pediatrics стала первой в ряду отчетов об исследованиях, ставивших под сомнение образовательный эффект видеосюжетов для малышей. Исследователи опросили более тысячи родителей детей возрастом до 2 лет с тем, чтобы выяснить зрительские привычки их малышей и понять, как они справляются с упрощенным языковым тестом, с помощью которого оценивают начальные речевые навыки. Результаты оказались не слишком благоприятными для Baby Einstein и для демонстрации видеоматериалов малышам в целом. Данные показывали, что даже час просмотра видеоконтента маленькими детьми (в возрасте 8–18 месяцев) в день сопровождается значительным ухудшением усвоения языка. Особенно сильно этот эффект проявлялся у самых маленьких детей – они не только не осваивали язык быстрее, но и начинали отставать^{82}.

В ответ на это исследование журнал Time опубликовал критическую статью «Маленькие Эйнштейны: не так уж они и умны в конечном итоге». Группы защиты интересов детей и Федеральная торговая комиссия США также поставили под вопрос обоснованность заявлений, связанных с видеопродукцией. Уступив давлению, Disney убрала слово «образовательный» из рекламных материалов. А потом компания вышла с беспрецедентным предложением возместить родителям стоимость некоторых приобретенных DVD-дисков. Этот жест был воспринят как молчаливое признание того, что видеосюжеты «не помогают вырастить Эйнштейнов в конечном итоге»^{83}.

Исследователи сегодня указывают на четыре основные причины, по которым следует задуматься, стоит ли показывать теле- и видеоконтент детям до 3 лет. Во-первых, нужно учитывать, что мозг наиболее заметно развивается в первые годы после рождения, поэтому взаимодействие генетических факторов, роста нейронов и окружающей обстановки в этот период особенно важно. По некоторым данным, яркий свет и быстрое чередование картин во многих детских видеоматериалах могут серьезно влиять на внимание и познавательную способность. Как я покажу дальше в этой главе, даже фоновая работа телевизора изменяет характер игры совсем маленьких детей и то, как родители взаимодействуют с ними^{84}.

Во-вторых, младенцы и малыши фактически не могут научиться чему-то значимому на видеосюжетах. Даже если маленькие дети и могут понять, что происходит на экране, отсутствие когнитивных навыков не позволит им трансформировать информацию в знание, имеющее значение для трехмерного реального мира. Этот так называемый трансфертный дефицит, похоже, объясняет неэффективность образовательной функции Baby Einstein и других аудиовизуальных продуктов для малышей. Он связан с незрелостью мозга в целом и префронтальной коры в частности. Именно незрелость является причиной плохого управления вниманием, неразвитой памяти и неумения мыслить абстрактно и символически^{85}.

Одним из ключевых свидетельств трансфертного дефицита служит рандомизированное контролируемое исследование накопления словарного запаса, проведенное в 2010 г. Ученые наблюдали за 96 семьями с детьми в возрасте от 12 до 18 месяцев, разбитыми на четыре группы. В одной группе дети смотрели наиболее популярные обучающие DVD не менее пяти раз в неделю без присутствия родителей. В другой группе просмотр тех же DVD осуществлялся с той же частотой, но в присутствии родителей. В третьей группе детей учили тем же словам, но только в процессе взаимодействия с родителями без использования DVD. Ну а четвертая группа была контрольной, и детей в ней не обучали никаким словам. Исследование длилось месяц, а знание слов у детей проверяли до начала эксперимента и после его завершения^{86}.

Результаты ясно показывают, что дети, смотревшие видеосюжеты, освоили ничуть не больше слов, чем дети контрольной группы, независимо от того, участвовали родители в процессе или нет. Малыши, с которыми занимались родители без DVD, продемонстрировали наибольшие успехи. Любопытно отметить, что родители, участвовавшие в просмотре DVD и говорившие, что сюжет ребенку понравился, обычно переоценивали успехи своих детей, которые на деле были очень скромными. Иными словами, когда речь идет об обучении младенцев, видеосюжеты не могут заменять личное общение. Взрослые, которые считают, что это не так, предполагают наличие у детского мозга таких ресурсов, которых в действительности у него еще нет. Социальное взаимодействие с родителями не может рассматриваться как дополнение к обучению на видеоматериалах, поскольку малыши неспособны к видеообучению.

Третья причина для беспокойства по поводу зрительских привычек совсем маленьких детей носит название «гипотеза вытеснения»: просмотр видеоконтента потенциально вытесняет другие, более соответствующие возрасту виды деятельности вроде личного общения, творческого игрового процесса, физической активности, игр на свежем воздухе и чтения, которые, как известно, полезны для детского мозга. Как уже говорилось, опросы показывают, что некоторые малыши сегодня проводят до трех часов в день за просмотром медиаконтента, а это огромная доля их времени бодрствования, отнятая у важных для развития задач.

Наконец, приобретенная в раннем возрасте привычка смотреть видео остается с нами и оказывает серьезное воздействие на социальное, эмоциональное и физическое здоровье на протяжении всей жизни. Раннее приобщение к медиаресурсам приучает наш мозг управлять эмоциями и настроением с помощью медиаконтента вместо взаимодействия с людьми и столь необходимых навыков самоконтроля. Привычки усиливаются со временем и под влиянием вознаграждающих стимулов обретают устойчивость к изменению, все больше закрепляясь в мозге. Говоря всего лишь об одном источнике медиаконтента, исследователи Димитрий Кристакис и Фредерик Циммерман отмечают, что «влияние, которое телевидение может оказывать на процесс нейросозревания, не следует недооценивать»^{87}.

Это влияние может приводить к различным негативным эффектам, которые проявляются по мере роста детей, в частности ослабление исполнительной функции, психические отклонения, увеличение частоты близорукости и случаев ожирения, и добавляются к другим проблемам со здоровьем. К тому же исследования продолжают показывать, что в большинстве случаев потребление медиаконтента детьми до 3 лет не приносит никакой пользы здоровью и мало что дает в образовательном плане. Такая картина не зависит от социально-экономического статуса людей и справедлива для всех слоев общества. Результаты исследований настолько однозначны, что Американская академия педиатрии настоятельно не рекомендует подвергать воздействию какого-либо медиаконтента детей до 2 лет^{88}.

Тем не менее все больше и больше детей без меры смотрят видео еще до своего первого дня рождения из-за чрезвычайно легкого доступа и распространения высокоскоростных мобильных цифровых технологий. Давайте поближе рассмотрим одно из самых вредных последствий чрезмерного потребления медиаконтента в раннем возрасте, которое затрагивает все стороны социального, эмоционального и интеллектуального развития, не говоря уже о творчестве и физическом благополучии: синдром дефицита внимания и гиперактивности.

Синдром дефицита внимания и воздействие медиаконтента

Димитрий Кристакис – педиатр и директор Центра детского здоровья, поведения и развития в детской больнице Сиэтла. Он также входит в число основных авторов рекомендаций Американской академии педиатрии и ведущих исследователей влияния медиаконтента на детей. Ему принадлежит одна из работ, в которых изучалось воздействие просмотра телепрограмм в раннем детстве на способность детей концентрировать внимание по мере взросления.

Кристакис с коллегами проанализировал данные Национального долгосрочного обследования детей и подростков, проводимого Министерством труда США. Это позволило ученым лучше понять взаимосвязь впечатлений детства с последующими результатами. Группа Кристакиса пыталась на основе данных 1990-х гг. выяснить, могут ли зрительские привычки в возрасте 1 и 3 лет служить предиктором проблем с концентрацией внимания в 7 лет. Исследование показало, что дети обеих групп проводили много времени перед телевизором (совсем маленькие смотрели его в среднем 2,2 часа в день, а те, что постарше, – 3,6 часа), а также то, что увеличение времени просмотра телепрограмм сопровождалось ростом частоты появления проблем с вниманием. По словам Кристакиса, «результаты свидетельствовали о том, что каждый час просмотра телепрограмм в день детьми в возрасте от 1 до 3 лет почти на 10 % повышает риск возникновения проблем с вниманием у семилеток»^{89}.

Такие результаты выглядели небесспорными даже в те времена и наводили на мысль, что авторы принижают влияние наследственных факторов и стараются возложить на родителей вину за появление синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) у детей. При рассмотрении этого исследования сегодня нужно также учитывать, что данные были получены несколько десятилетий назад, еще до наступления эпохи интернета. Хотя это не обесценивает старые результаты, необходимо очень осторожно переносить их на современный медиаландшафт. Не следует забывать и другие упомянутые выше оговорки: данные были получены на основе опросов родителей, которые дают необъективные оценки. К тому же в исследовании была выявлена лишь корреляция – оно не устанавливает какую-либо причинно-следственную связь между просмотром телепрограмм и проблемами с вниманием. Вполне возможно, что дети с неустойчивым вниманием в раннем возрасте более склонны к просмотру телепрограмм. А поскольку они могут спокойно сидеть перед телевизором, перегруженные родители нередко получают в этот момент столь необходимую им отдушину и увеличивают потребление медиаконтента детьми из группы риска^{90}.

Все эти соображения по-прежнему действуют, однако их весомость значительно уменьшается в свете того, что многочисленные последующие исследования демонстрируют аналогичные результаты. Анализ более 50 научных работ, опубликованных в последние четыре десятилетия, показывает устойчивое влияние потребления медиаконтента на симптомы СДВГ^{91}. Корреляция по всем признакам становится сильнее в цифровую эру. В 2011 г., когда смартфоны быстро набирали популярность в Соединенных Штатах и общее потребление медиаконтента росло, частота СДВГ у детей тоже повышалась. По данным Центров по контролю и профилактике заболеваний, доля детей с диагнозом СДВГ выросла с уровня чуть ниже 8 % в 2003 г. до 11 % в 2011 г. Иными словами, годовой прирост частоты выявления СДВГ составлял целых 5 % – это полностью согласуется с выводом Кристакиса о том, что с повышением потребления медиаконтента возрастает частота появления симптомов СДВГ. И такой эффект наблюдается не только у малышей. Другой анализ, выполненный в тот же период, показал, что в США частота СДВГ выросла у детей в возрасте 5–9 лет на 33 %, у детей в возрасте 10–14 лет – на 47 %, а у подростков в возрасте 15–17 лет – на целых 52 %^{92}.

Данные говорят о том, что одни дети более уязвимы в раннем возрасте, чем другие, поэтому некоторые могут смотреть телевизор сколько угодно без особых последствий, но многие с большой вероятностью столкнутся с ними. Не исключена также сложная взаимосвязь между СДВГ и использованием медиаресурсов – дети, склонные к СДВГ, стремятся получить большой объем стимулирующего медиаконтента, который в свою очередь повышает риск развития симптомов. Ясно одно: необходимы дополнительные исследования для более полного понимания влияния медиаресурсов на детей в раннем возрасте и в долгосрочной перспективе. Однако даже того, что мы знаем, достаточно для однозначного вывода: чем меньше потребление медиаконтента в раннем возрасте, тем лучше для развития мозга.

Фоновая работа мультимедийных устройств и ее эффект

Фоновая работа телевизора – типичное явление в нашей жизни. На больших экранах нам непрерывно показывают спортивные события, новости и другие программы в спортивных залах, барах и многих других местах. Да и в некоторых домах телевизор тоже включен постоянно. К сожалению, это не слишком хорошо сказывается на очень маленьких детях.

Дети постарше и взрослые смотрят телевизор и потоковое видео, когда рядом находятся малыши, или ненамеренно оставляют включенный телевизор в комнате, где маленькие дети играют или спят. Опрос 2012 г. показал, что ухаживающие за детьми в возрасте от 8 месяцев до 2 лет держат телевизор включенным в среднем более пяти часов в день. А в ходе опроса 2017 г. выяснилось, что в 42 % домов телевизор включен «всегда» или «бóльшую часть дня»^{93}.

Воздействие фоновой работы телевизора на маленьких детей может быть значительным, даже если они не обращают особого внимания на картинки и звуки. В 2008 г. исследователи наблюдали в течение часа за 50 детьми в возрасте 12, 18 и 36 месяцев, когда они занимались с игрушками, причем половину этого времени на заднем плане работал телевизор. Так вот, продолжительность и качество игры заметно снижались, когда работал телевизор. Несмотря на то что самые маленькие задерживали взгляд на телевизоре не дольше нескольких секунд и обычно смотрели на него реже раза в минуту, влияние фонового телевидения на них было таким же ощутимым, как и у других групп. Более поздние исследования также показали, что фоновая работа телевизора сокращает продолжительность и ухудшает качество взаимодействия «родитель – ребенок»^{94}.

Фоновая работа телевизора нарушает устойчивость и концентрацию внимания у детей (как, впрочем, и у взрослых), вызывая то, что психологи называют ориентировочной реакцией. Такая реакция возникает в ответ на визуальный или звуковой сигнал, раздражитель, который свидетельствует о появлении новой или важной информации. Получив такой сигнал, человек испытывает всплеск возбуждения – генерируемый мозгом импульс, заставляющий его фокусировать внимание на раздражителе или действовать в ответ на него. Авторы исследования 2008 г. считают, что телевизионные аудиосигналы и движущиеся картины, яркий свет и большой размер изображения притягивают внимание детей и одновременно возбуждают их.

Теперь представьте ситуацию, когда маленький ребенок тратит от двух до трех часов в день на использование мультимедийных устройств и потребление медиаконтента и подвергается до пяти часов в день воздействию фоновой работы телевизора. Какой объем высококачественного взаимодействия со взрослыми он получает? Как сокращается время, уделяемое соответствующим возрасту играм, чтению книг и непосредственному социальному взаимодействию, то есть видам деятельности, которые способствуют формированию здорового мозга? И при этом надо учитывать, что из-за трансфертного дефицита дети до трехлетнего возраста получают очень мало от своих зрительских привычек и даже начинают отставать в приобретении навыков, необходимых для здорового развития.

Следует отметить, что Американская академия педиатрии все же указывает на одно исключение из рекомендованного запрета на приучение к экрану очень маленьких детей: это видеочаты. Под присмотром родителей младенцы и малыши могут получать пользу от видеочатов в таких приложениях, как Facetime, Skype, Zoom и Meet, которые дают возможность поддерживать социальную связь, нередко с родными и близкими, находящимися далеко. В этом случае использование мобильного цифрового устройства нельзя считать пустым занятием^{95}.

Причина проста. Видеочат – это аналог живого личного взаимодействия, которое отсутствует у большинства других мультимедийных возможностей. Видеочат является исключением, подтверждающим правило «никаких гаджетов» для очень маленьких детей. Дети до 3 лет лучше всего учатся и развиваются под влиянием личного взаимодействия с внимательными, любящими родителями, старшими братьями и сестрами, а также другими взрослыми родственниками и воспитателями. Совсем маленьким необходимо подражать окружающим, повторять то, как старшие дети и взрослые управляют своим телом и лицом, как говорят. Видеочат дает возможность перенимать эти сложные навыки. Он также хорош для общения, хотя и не позволяет дотронуться до собеседника, что очень важно для формирования нейронных связей в молодой префронтальной коре. Видеочат нельзя считать идеальной заменой личного общения, но, поскольку мы настроены на связь, в определенной мере это экранное время вполне приемлемо, особенно когда дедушки и бабушки живут далеко, а родители уезжают на заработки. Даже дети могут поддерживать социальное взаимодействие в видеочате, и это помогает подготовить их к формированию качественных взаимоотношений в дальнейшей жизни^{96}.