Читать книгу: «Громов: Хозяин теней – 5», страница 3

Метелька, хмыкнув, вытащил револьвер.

Камень гладкий.

Тут ни краски, ни вообще каких-либо следов, вот только нити силы расползаются по нему, что вьюнок, обнимают, сплетаясь в единое полотно.

– Сим-сим откройся, – буркнул я, увеличивая поток силы. Кровь? Да нет, вряд ли. Дырявить себя – так себе удовольствие. И если там, в подвале, была нужна защита, то здесь отец вряд ли кого опасался.

А если так, то зачем оно?

И да, сквознячок усилился. И Мишка, поёжившись, буркнул:

– Ты и вправду собираешься вот прямо сейчас туда сунуться?

– А есть варианты?

– Закрыть. И вернуться позже. Подготовиться.

Логично, если так-то.

– Боюсь, я… не уверен, что смогу это закрыть. А потом – открыть. И как готовиться? За Еремеем съездить? Значит, и Таньку со Светкой придётся. И в гостинице где-нибудь они точно не усидят. А мы… так-то… вон, Призрак есть.

Тьма.

Будет кто на той стороне, скажут. Если опасный, то не полезем. Если мелкий – подкормятся.

Тьма уже видела трещину и, позабыв о страхе, замерла перед ней, принюхиваясь. Невидимый ветер шевелил туман в её гриве, и Тьма щурилась, вдыхая его.

– Чтоб тебя… – буркнул Мишка.

И дверь открылась.

Глава 5

И принёс ворон воды живой да воды мёртвой. Полил он тело богатыря мёртвою водой, и затянулись раны его. Полил живою – и открыл богатырь глаза.

Сказ об Иване-богатыре и Море Моревне, проклятой царевне. 

Ладно, не дверь.

Полынья.

Только здесь она выглядела, как мутное зеркальное полотнище, выступившее из стены. И поверхность полыньи была гладкой, мёртвой. Я протянул руку, касаясь. Силу тянет. И значит, живая вполне.

Как у отца получилось?

Может, он искал дом, а в подвале обнаружил это вот? И потом уже использовал по своему разумению? Но… нет, он же как-то закрывал, чтобы твари не лезли.

Лаборатория опять же.

– Вперёд, – я уступил место теням. И Тьма с готовностью нырнула в проход.

Плёнка рвётся с лёгким хлопком и сквозняк усиливается, а границы полыньи тают. Она становится шире и больше, пока не упирается в тончайшую светящуюся рамку.

Значит, есть ограничение.

И значит, даже если полынья возникла естественным путём, то дальше отец её доработал.

Я прислушиваюсь к теням. Тревоги нет, одно лишь любопытство и… снова страх?

– Что там? – Мишка изо всех сил вглядывается в поблескивающую поверхность.

– Без понятия. Идём?

И я делаю шаг.

Переход… переход почти и не ощущается. Так, легкая дезориентация и головокружение, которое проходит почти сразу. И я отступаю. Будем надеяться, что дверца не захлопнется за спиной. Приходит запоздалая мыслишка, что надо было бы оставить кого на той стороне.

Лучше всего – Мишку. Он тоже Охотник и если вдруг, дверь открыл бы. Но Мишка уже здесь.

И Метелька.

И… надо что-то с этим делать. В смысле, с моей внезапной порывистостью. То ли тело молодое на мозгах сказывается, то ли башку мне всё-таки слегка отбили.

– Воняет, – Метелька вскидывает руку, зажимая нос. – Чем тут так…

Запах стоит и вправду своеобразный.

Место…

Здесь сумрачно. Не темно, но именно сумрачно. Слева стена. Сизая, неровная, изрезанная светящимися прожилками. Чуть выше они собираются вместе, образуя этакие восковые наплывы.

– Пещера? – Мишка оглядывается. – Не знал, что там есть пещеры…

– Думаю, тут много чего есть.

Я тоже смотрю.

И вправду пещера. Большая. Я бы даже сказал, огромная. Стены уходили в стороны и ввысь, выгибаясь куполом, с которого свисали всё те же светящиеся наплывы. Одни короче, другие длиннее. Похожие поднимались и с пола, вытягиваясь навстречу сталактитам.

– На пасть похожа, – сказал Метелька.

И вправду, похожа.

Местами сталактиты и сталагмиты смыкаются кривыми белесыми зубами. И… и дальше-то что? Отец просто сюда приходил… значит, должны остаться следы его присутствия.

Какие?

Тьма свистнула.

Нашла?

Что-то определённо нашла. И вот снова этот страх. И чувствую, что находка мне не понравится.

Что ж, я оказался прав.

Пещера была частью комплекса. Она сужалась, выводя в узкий и длинный коридор, что протискивался в каменном теле горы. В какой-то момент я буквально всею шкурой своей ощутил тонны камня там, снаружи. И то, как давит он, как…

Ощутил и отвесил себе пощёчину.

Мысленно.

Не хватало ещё истерику устроить. Да, подземелий, похоже, не люблю. Но это ж не повод вот… стоило пройти чуть дальше, и коридор выплюнул развилку.

Снова пещера. На сей раз махонькая. И в ней ничего-то особенного, кроме, пожалуй, гладкой чаши в полу. Над чашей завис огромный клык сталактита, с которого свисала полупрозрачная светящаяся капля. Капля дрожала, готовая сорваться, и сорвалась-таки, беззвучно нырнув в плотную с виду белую жижу, что наполняла чашу. Причём поверхность жижи даже не шелохнулась.

– Стой, – я перехватил Мишкину руку. – Не трогай. Мало ли. Вдруг отрава.

Уж больно оно на воду не похоже. Какое-то вязкое, тягучее даже.

– Да. Извини. Не подумал, – руку Мишка убрал.

И мы двинулись дальше.

Ещё закуток.

И поворот.

И Призрак, усевшийся на этом повороте, явно не по своей инициативе. Он раскрыл клюв и издал тонкий мяв, в котором послышалось возмущение. Мол, где вы ходите?

Тут ходим.

А вот следующая пещера была большой. Не настолько, как та, в которой оставалась полынья, но вполне приличной. Ага, сталактиты убрали. Сталагмиты тоже.

Следы?

Я хотел следы? Они тут имелись.

Узкий стол, правда, не блестящий – металл потемнел и местами обзавёлся россыпью мелких дыр. Ржавчина? Но почему чёрная? Я коснулся края и под пальцами хрустнуло.

Хрупкое всё.

А главное, что здесь – почти как там. В смысле, в лаборатории.

Шкафы вытянулись вдоль стены, пусть и покрытые пушистым сизоватым мхом. Стёкла давно осыпались, и этот тускло светящийся живой ковёр забрался внутрь, спеша обжить новое пространство. Он затянул и полки, и склянки…

Это нормально вообще?

Моховые потёки на стенах. И наше появление явно нарушает покой этого места. Воздух приходит в движение, и над потёками появляются облачка слабо светящейся пыли?

Пепла?

Спор?

– Платки надо завязать, – я вытаскиваю из кармана. Благо, стараниями сестрицы, платков у нас хватает. Может, не лучшая защита, но что-то не хочется мне дышать этой перламутровой дрянью.

Мишка следует моему примеру.

А Метелька чешет нос и бормочет:

– Давно пора было. Но воняет тут…

Запах и вправду стал сильнее.

Я иду. Не на него – на нить, что связала нас с Тьмой. Та ждёт. Она явно хочет что-то показать. А я вот не очень хочу смотреть, но придётся.

Мох и на полу.

Он мягкий и сухой. И ноги проваливаются в него, что в ковёр. Мох похрустывает рисовой бумагой, но следы затягивает почти мгновенно. А пещера тянется. Она длинная и чуть загибается вправо. Пол идёт под уклон, и моховой ковёр становится плотнее. Он полностью укрывает камень, но то тут, то там изо мха выглядывают тонкие ножки грибов. Шляпки их несуразно огромны. И надо будет взять с собой, вдруг да что-то ценное…

С хрустом что-то ломается под ногой. И я останавливаюсь. Это не мох. Это что-то крупнее…

Кость.

Длинная и чуть изогнутая, с характерными выпуклостями по обе стороны. Чья? Человеческая? Тварей? Не знаю. Но папенька мог бы и убраться.

Хотя…

Он убирался.

Пещера делала поворот, выплёвывая очередной отнорок. И здесь уже вонь становилась практически невыносимой.

– Что там?

Тьма волновалась. Она перетекала из одной формы в другую, будто не способная определиться.

– Плохо. Там. Плохо. Плохо-плохо…

Она рассыпалась туманом, который завис над землёй.

– Я посмотрю.

– Плохо!

– Опасно?

– Нет, – моё присутствие, кажется, её успокаивало. – Там… там плохо.

– Савелий, что там? – Мишка с Метелькой-таки пошли за мной.

– Пока не знаю, но ей это не нравится.

– Моей тоже. Спряталась.

– Меня сейчас стошнит, – буркнул Метелька. – Я вас тут… в стороночке… ладно? Сдаётся мне, я не хочу видеть, чего там будет.

И правильно.

В этой пещере свет тоже имелся, тот же белесый, рождённый непонятными прожилками то ли металла, то ли чего-то другого. Главное, что света хватало, чтобы разглядеть.

Ещё одна пещера.

Круг на полу. И в центре его – каменный столб, что уходит в потолок.

Руны вокруг.

И эти уже не нарисованы – вырезаны. Краска в этом мире не держится? Или в другом дело? Главное, что вездесущий мох остановился на пороге этого места, не смея пересечь вырубленную в камне границу.

Вонь…

Вонь пробирала до самого нутра. И мне приходилось часто сглатывать, чтобы и самого не вывернуло.

Взгляд выхватывал какие-то отдельные элементы. Малые круги, словно бусины на ожерелье, центром которого и была игла. В каждом – груды чего-то… я не сразу понимаю, что это что-то определённо чуждое окружающему камню было живым. Раньше. А теперь живое стало грудой плоти. Вот… вот неправильно это. Что бы тут ни случилось, любая плоть должна была бы разложиться. А это… Как будто только вчера… или нет, позавчера, потому что разлагаться плоть явно начала, но потом отчего-то передумала.

Я зажал нос пальцами. Если дышать ртом, то оно как-то полегче получается.

Вдох.

Выдох.

И снова вдох. И шаг. Ступать на рунный круг страшновато, вдруг эта хрень ещё работает, но… нет, ничего не произошло. Точнее вот ощущение, что я преодолел невидимую стену. Такое сходное, как в лесу, когда вдруг влетаешь мордой в липкую паутину, и она облепляет щёки и нос, и к волосам привязывается намертво.

– Сав…

– Миш, не лезь пока. Если что, будешь вытаскивать.

Братец кивает. И хмурится. Ну да, он старший, он должен рисковать и вообще о нас с Метелькой заботится. А мы вот сами всё, бестолковые.

Тьма ворчит.

Она тоже не хочет сюда входить, но идёт за мной. И отряхивается. Липкое – это какая-то защита. Подозреваю, что не столько от неожиданных гостей, сколько от мха и в целом этого мира. Внутри вонь становится более… терпимой, что ли? Или это я просто пообвыкся?

Может, и так.

А защитная пелена изнутри видится этакой мутью, как стекло во время дождя. И за стеклом этим проступают силуэты Мишки и Метельки. Я помахал им.

– Всё в порядке… только, похоже, тут он ставил какие-то эксперименты.

Экспериментатор хренов.

Рунная вязь плотна. А круги теперь выделяются даже чётче, потому что по краям каждого вбиты скобы, от которых отходят цепи. И металл на них отливает прозеленью.

Изменённый?

Похоже на то.

Стало быть, в кругах этих кого-то привязывали… хотя почему «кого-то». Я даже вижу, кого. Существо ещё не настолько разложилось, чтобы превратиться в груду плоти.

И я склонился над телом… обезьяны?

Или всё-таки человека?

Мишка с черепом угадал.

– Что там? – ему явно не терпелось.

– Заходи, – всё-таки опасности я не чувствовал. Тьма и та успокоилась, теперь ходила по кругу, что-то ворча. – Только тут трупы.

Они были пониже человека, эти существа. Крепко так. Коротконогие, широкоплечие. И плечи, и руки покрывали густые волосы, но именно, что волосы, а не шерсть.

Вытянутые головы, плоские какие-то, с выдающимися челюстями и приплюснутым носом. Но это не так и важно. Каким бы ни было лицо, но на нём застыло выражение ярости.

– Это… это… кто? – Мишка склонился над ближайшим телом.

– Люди, – я принял решение. Я ни хрена не учёный, чтоб аргументировать свою точку зрения. Да никто и не требует. – Это люди…

Примитивные до крайности.

Древние.

Такие, которые, быть может, отметились когда-то в бесконечной веренице моих собственных предков. Но всё равно ведь люди. Вот у этого на руках какая-то штуковина из сухих травинок и кривобокой бусины. Браслет? А следующая и вовсе женщина. Уродливая, как по мне, но закутанная в кусок шкуры. И на шее её ожерелье из чьих-то клыков.

– Чтоб… – Мишка, оказывается, умеет ругаться.

Я и сам не отказался бы.

– Тьма, – я сажусь ещё у одного мертвеца. Этот смотрит в потолок мутными глазами. И с виду – совсем ребенок. Пусть чужой, но… – Ты знаешь их?

– Да, – Тьма замедляет бег. – Есть. Там. Много. Вкусные. Но злые.

И я получаю картинку, в которой стая этих созданий с уханьем и визгом отмахивалось от тени. Они швыряли камни и какие-то самодельные копьеца, но главное не это.

Главное, что каждый камень, каждое копьецо окутывалось довольно плотным пологом силы.

Они одарённые?

Все они – одарённые?!

Так, это логично, Громов. Про Дарвина ты слышал. Организмы приспосабливаются к условиям среды и выживает сильнейший. Среда здесь своеобразная, а стало быть, и приспособления к ней тоже будут отличаться. И если кругом твари магические, то защищаться от них следует магией.

– Он… он их… – Мишка разогнулся и вытер рот ладонью. – Он их ловил?

– Скорее всего, да.

– Зачем?

– Думаешь, я знаю? – я поглядел на то, что являлось центром этой конструкции. – Вряд ли для развлечения…

Об отце говорили всякое, но все говорившие сходились на мысли, что в первую очередь он был учёным. Был да сплыл, чтоб…

Ладно, не важно. Главное, что во всём этом должен быть смысл.

Стаей люди опасны. Вон, даже Тьма не считала их лёгкой добычей. Но вот по одиночке человек, да ещё Охотник, мог бы справиться.

Пожалуй.

Или вот ловушки. Артефакторные? Почему бы и нет.

– А там клетки стоят! – крикнул Метелька. – В другой стороне. И ещё покойники…

– Погоди, – я почти поймал мысль. – Миш, смотри, оно идёт оттуда туда.

Я пошёл вдоль линии, что вела к центральному столбу. Точнее – стеле. Четырёгранная игла широкая у основания постепенно сужалась. У подножия её виднелся тот же рунный узор, который поднимался и выше, обживаясь на гранях. И да, дно канавок, которые вели к центру, было покрыто серебром или чем-то вроде. А вот приводили канавки не к основанию стелы, но к широкой такой канаве. Я присел. Воняло и отсюда. И… да, бурая слизь на дне. И бурые же сухие чешуйки.

Кровь?

Он привязывал этих людей. Затем пускал им кровь. Кровь текла сюда. Я двинулся по кругу, внимательно вглядываясь в основание.

– Это концентратор, – Мишка тоже подошёл. – Или стабилизатор. Или и то, и другое… в сложных артефактах часто используют разные источники питания. И вот даже в идеально подобранных энергия всё равно будет отличаться. Внутренняя пульсация потока, насыщенность. Там с десяток факторов. И эти различия могут давать разного рода негативные эффекты. Поэтому энергия направляется в концентратор, общий элемент, откуда проходит через стабилизирующие руны. Конечно, это приводит к потерям. И чем больше разница в питающих источниках, тем выше потери. В сложносоставных артефактах на них приходится до тридцати процентов суммарного заряда, но многое зависит от изначального сродства питающих элементов…

Энергия.

Отец выкачивал из жертв кровь и энергию… вместе? Как-то одно было связано с другим. Взгляд зацепился за… на первый взгляд это походило просто на выступ.

Наплыв?

Неровность на идеально ровной поверхности.

– Миш? – я прервал брата. – Это что?

– Погоди, – тот оттеснил меня и, перешагнув через канаву, присел. – Это… сейчас… тут… ага, да. Поворот… это крышку не до конца закрутили.

Крышку?

Мишка потянул, и от основания стелы отделился кусок. То есть, я сперва решил, что это кусок, но…

– Интересно придумано, – Мишка поднял добычу.

– В ухо дать?

– Да я теоретически! – спохватился он. – Я его не одобряю, но… просто вот… интересно же придумано!

А то. С фантазией у бати проблем не было, это точно.

– Смотри, с одной стороны крышка является частью основной конструкции, – Мишка перехватил что-то и повернул ко мне, показывая эту белую крышку, на которой виднелись части рун. – Вот здесь контакт проводящих элементов, скрытых под камнем. Как он это сделал, не знаю… надо разбирать. Но зазор сверхмалый, тоньше волоса.

Надо.

Разбирать.

А лучше разнести эту богомерзкую конструкцию к чертям собачьим.

– Но вот сюда заливался матричный раствор, который поглощал входящий поток энергии…

Склянка.

И Мишка лёгким поворотом снимает её, встряхивая. Не знаю, как раствор, но внутри была тягучая белесая жижа, чем-то похожая на ту, уже виденную ранее.

– Что это? – жижа слабо светилась, но я и на расстоянии ощущал исходящую от неё энергию.

– Это… это, Сав, если я правильно понял, то, из-за чего Громовых и вырезали… ты что-нибудь слышал о мёртвой воде?

Глава 6

Сложность излечения ран, нанесённых существами кромешного мира, в первую очередь состоит в отравлении организма силой их. И здесь нельзя с полной уверенностью говорить сугубо о материи, ибо в первую очередь страдают энергетические каналы, особенно, если пациент является дарником. На наш взгляд, столкновение столь разных энергий приводит к угнетению врождённого дара с последующим ослаблением всего организма. При этом усвоение внешней, целительской энергии, затруднено. Однако куда опаснее случаи, когда собственный дар пациента под влиянием кромешной силы, дестабилизируется и обращается против своего носителя, видя в нём опасность. К счастью, подобные ситуации крайне редки, однако вероятность их возникновения статистически достоверно возрастает по мере усиления собственного…

«Медицинский вестник» 

Можно считать, что я в сказку попал?

Правда, сказка такая… с необязательным хэппи-эндом.

– Это та, которая любые раны зарастить способна? – уточняю, вспомнив, что у меня в целом с мёртвой водой ассоциируется.

Реально, только сказки.

– По слухам… – Мишка держит склянку осторожно. Кажется, он и дышать в её сторону опасается. – Точнее я думал, что это всё слухи и только…

– А оно не только.

– Выходит, что не только.

– Так…

– Слышал про Евсеевых?

– Не-а, – признался я.

– Весьма богатый род. И сильный. С немалыми связями. Даже государь к их мнению прислушивался.

– И?

– Дар у них яркий. Землю чуют. Камень. Породу. Не Демидовы, но тоже с камнем дело имеют. Шахты держат. И года три тому аккурат новую вели. Тут мнения расходятся. То ли серебряная, то ли золото. То ли и вовсе… иной металл, – это Мишка произнёс после заминки. – Случается такое, если пробой был или полынья долго держалась. Сила меняет мир.

Это я уже не единожды слышал.

– И шахта обрушилась?

– Именно. Как и почему – это уж самим Евсеевым известно. Там изначально сложно всё было, если наследник самолично на выработки явился. И шахту он вёл. И засыпало их крепко. Откопать откопали. Его даже живым, но вот поломало крепко. Его в Петербург везли, не чаяли, что доедет, хотя четвёрка целителей сопровождала. А после уж личный, государев, занялся. Но…

Целители не всемогущи, это я тоже слышал. Хотя здешние могут куда больше тех, оставшихся в прежнем моём мире.

– Умереть Евсеев не умер, но и излечиться не излечился… там… верно и вправду непростая порода была, потому что раны его то и дело открывались. Слухи ходили, что того и гляди о смерти объявят. А потом вдруг он объявился на императорском балу.

Воскресши из мёртвых. Хотя… я одного такого, воскресшего, лично знаю. И мёртвая вода не при чём.

– Как понимаешь, меня там не было. Не вышел я положением, – Мишка наклонил банку, и сияющая жижа медленно, как-то округло, поползла к краю её. – Меня тогда, если честно, и вовсе в доме быть не должно было. Чуть раньше прибыл, чем оно планировалось, но это не важно. Помню, как дед отчитывал моего кузена. Тот, кажется, вновь позволил себе лишнего. И в отношении людей, которых дед надеялся видеть союзниками. Выговаривал так… резко довольно. А кузен и ответил, что Евсеевы не первые и не последние, кому может мёртвая вода понадобится.

Свечение было неравномерным, оно то становилось тише, отчего вода в колбе делалась похожей на жидкое серебро, то вдруг вспыхивала, будто выплёвывая скопившуюся силу. Мишка повернул склянку в одну сторону, потом в другую. И, ухватив за крышку-камень, крутанул. Та и отделилась.

Логично, если подумать.

На горловине банки была резьба, которая и позволяла крепить её к каменной части стелы.

– Дед спросил, что за она. А кузен рассмеялся ему в лицо. Он снова набрался, поэтому и не понимал, что и кому говорит. Выкрикнул, что дед такой умный, а на самом деле старый остолоп, который ничего-то не видит и не понимает. Трясётся над понятиями своими, а мир меняется. И что в нынешнем нужны не пафосные слова о чести и приличиях, а умение договариваться. Что Евсеевы, которых он в пример ставит, явно договорились, потому и наследничек получил свою воду. Погоди…

Мишка зажмурился.

– Как он тогда… на чёрной стороне да белая. Сила тёмная, а сама светлая… что течёт, как вода, но тяжелее железа. И что капли её хватит, чтоб дурные раны исцелить, да только эту каплю поди выжми…

Отец нашёл способ.

– И что для одного она исцеление, для другого – совсем наоборот. Дед его оборвал. Велел заткнуться и не нести чушь. И да, тогда это звучало…

– Бредовато?

– Скорее уж как очередная фантазия увлёкшегося выпивкой человека.

Вот только теперь Мишка держал эту фантазию в руках.

– А Громовы при чём? В целом-то… дед такого точно не делал.

Душу готов об заклад поставить. Старик не из тех, кто рискнул бы связываться с подобной дрянью.

– Громовы… если кто-то узнал, что один из Громовых… способен, – Мишка поднял банку. – Способен добыть эту мёртвую воду.

Которая исцеляет чудесным образом раны, возвращая потенциальных покойников к жизни…

– …а этот Громов взял и исчез, – продолжил я Мишкину мысль. – То логично предположить, что и остальным чего-то да известно. Хотя всё равно в этом случае смысл вырезать род? Тут уж проще подмять и выяснить технологию…

Если, конечно, её ещё не выяснили. А если выяснили, то зачем оставлять потенциальных конкурентов? Ладно. Опять эти высокородные игрища.

– Эй, – Метелька появился на пороге. – Вы там чего застряли? Я тут такое нашёл…

Мы с Мишкой переглянулись.

– Надо чем-то заткнуть, – я огляделся, но запаса крышек не обнаружил. Они бы должны быть, эта вот махина ведь построена, как я понял, именно для того, чтобы получать светящуюся жижу повышенной ценности. А стало быть, крышки должны иметься.

Но не здесь.

– Не лезь, – крикнул я Метельке и, вытащив из кармана ещё один платок, сложил его в несколько раз, а потом скатал пробку и протянул Мишке. Благо, горловина банки была узкой, да и сама она – небольшой, полстакана если влезет, то и ладно. – На, заткни им. Слушай, а ею не отравишься?

– Понятия не имею.

Пробка получилась не особо тугой, ну да жижа была плотнее воды. Авось и не выплеснется. Мишка аккуратно поставил склянку в карман.

Нет, это не дело, но…

– Погоди, – я осмотрелся и, обнаружив пару камней, поставил их рядом. – Сюда давай.

– Но…

– Давай. А то мало ли. Во-первых, может, эту погань надо хранить строго запечатанной. Во-вторых… а вдруг тварь какая? Ты же вместо драки будешь думать, как бы склянку не побить.

– Ворчишь, как дед, – Мишка склянку поставил аккуратно.

– Чего это там? – Метелька не рисковал пересекать барьер.

– Да, кое-что нашли. Пойдём. Да я Мишке. Смотри, эта хреновина…

– Концентратор.

– Плевать. Она видишь какая?

– Здоровая?

– Это тоже. Симметричная. В нескольких плоскостях. И если с одной стороны эту банку вкручивали, то, может, и с другой будет? Если поискать?

Нет, ну раз она такая ценная, то надо брать. А то вдруг она не хранится? Или хранится, но только в закрученных банках? Или ещё что…

В общем, мы с Мишкой вернулись к стеле и, присев на корточки, поползли вдоль основания, ощупывая гладкий холодный край. Метки должны быть… и да.

– Есть! Смотри. Тут руна, – Мишка нажал на что-то. – Для открытия.

Вторая банка была пустой. Да и в той, которую я обнаружил с другой стороны, жидкость поблескивала на дне, собираясь этакими ртутными шариками, чей вид окончательно меня убедил, что трогать эту погань руками – плохая идея. А вот последняя, до которой Мишка добрался раньше – азартный он всё-таки – полна на две трети. Части стелы мы не стали закреплять, а вот банки отправили к первой.

– Ух ты, – Метелька присел на корточки, разглядывая жижу с интересом. – Это что?

– То, что осталось от людей.

– Я не думаю, что их стоит считать в полной мере людьми, – Мишка вытер пальцы о куртку. – Это дикие существа, которые только похожи на человека. И вряд ли они действительно разумны.

Чтоб тебя.

– Очень даже разумны.

Мишка чуть хмурится…

– У них есть оружие…

Я помнил, что мне показала Тьма.

– И украшения, пусть и примитивные. Пусть они не строят городов и не умеют водить машину, но это ведь не значит, что их можно использовать… так.

– Да. Пожалуй, ты прав, – Мишка поворачивается туда, где лежат остовы. – Надо будет как-то… убрать.

Надо.

И ещё развалить эту хреновину, пока её никто не нашёл. Пока не решил, что идея-то отличная. Это ведь не люди. Дикари. Ненужные, а то и опасные, если уж кто-то там носится с идеей колонизации кромешного мира. Дикари всегда стояли на пути цивилизации. А стало быть, их изничтожение – логично.

Закономерно даже.

Если же ещё и с пользой, так на этом и бизнес построить можно.

– Меня другое беспокоит, – я смотрел на белоснежную каменную громадину стелы, которая была и отвратительна, и вместе с тем совершенна в каждой линии своей.

– Ещё и другое? – съязвил Мишка.

– Он бы не справился в одиночку.

– Что?

– Смотри. Там, в подвале дома, там краска. И в теории один человек способен расписать подвал краской, хоть вдоль, хоть поперёк. Но вот уже на этой стене хардкор…

– Что?

– Камень. Руны вырезаны на камне. Сколько у одного человека на это ушло бы времени?

– Это смотря, что за человек, – у Метельки свой взгляд. Он чешет переносицу. – И чего умеет. Если умелый, то не так и много, за год-другой управился бы. У нас в деревне один умелец сапоги тачал. Так насобачился, что даже мерки не снимал, глянет и раз…

– Ладно, допустим, руку папенька набил, с рунами-то. Но вот эта штука. Она ж здоровущая. И как он её тут вырезал? Или тащил камень откуда-то? Но тоже, он ведь артефактор, а не скульптор…

– Камень можно резать не только инструментом, – заметил Мишка. – Скорее даже я бы сказал… сейчас.

Он бодрым шагом двинулся к стеле.

А ведь почти и не морщится. Привык и к запаху, и к останкам.

– Определённо… сама стела, во всяком случае внешняя её форма – это результат воздействия силы. Очень точного, очень…

Значит, тут был маг, который умел управляться с камнем.

– И руны… на нижней части определённо маг работал. Скорее всего изначально была нанесена разметка, к примеру, той же краской, металлосодержащей. А потом их просто выдавили на нужную глубину. Кстати, амулеты так и печатают. При том, что старые артефакторы не признают подобного, но получается быстрее, чем вручную. И точнее. Хороший маг обеспечит нужную глубину на всей протяжённости рисунка.

Высокие технологии, чтоб их.

– Значит, – говорю, – здесь помимо папеньки был по крайней мере ещё один маг.

– Или не один, – Мишка отступает. – Плавка камня – это одно умение, тут сила нужна… допускаю, к слову, что части сделали не здесь. Здесь магам сложно. А вот взять и где-то там, дома…

Он почесал шею.

– А потом перенести сюда…

Незаметненько? Через подвал? Или… или, кто сказал, что выход только один? Если мы один нашли, то это не значит, что другого не было.

– …и соединить. Точность, конечно, потребуется высочайшая, но в целом… если мастера опытные… в нашем поместье… то есть, у деда… у Воротынцевых… защита родовой сокровищницы так и возводилась. Создавались отдельные листы с рунным узором, которые потом наслаивались и стыковались. И не только Воротынцевых. В Зимнем, я слышал, внутренняя защита вообще составлена из нескольких тысяч элементов.

То есть, этакое лего для взрослых в принципе не такая уж и новость?

– Так что даже можно было бы и отдельно. Скажем, части стелы вытесать из основной породы, пусть и гранита там или ещё какого камня с низкой энергопроводимостью. Сердечник? Вот не берусь сказать. Иногда его ставят, иногда нет. Это уже в зависимости от задачи… но если ставят, то чаще всего металлический. И да, тоже вполне возможно собрать. Точности не требуется. А вот пластины с облицовкой – дело другое. Если сделать чертежи, потом перенести их на платы, а уже затем выплавить по камню… как вариант. Или без плат, а как я говорил, изначально расписать и уже маг выплавит. Другое дело, что работа всё равно сложная и требует определённого опыта… и силы тоже… и тут, после… закрепить облицовку, соединить её, чтобы точка в точку, чтобы рисунок ни на волос не поплыл. Охотник, даже если талантливый артефактор, не справился бы в одиночку, тут ты прав.

Мишка отступал, не сводя взгляда с белой иглы.

– Тогда ещё вопрос, куда этот маг подевался, – озвучил я ещё один вопрос. – Что? Миш, ну вот реально. Может, он бы и не был гением в артефакторике, но работёнка своеобразная. Неужто стал бы молчать? А уж если здесь работал…

– Тут и остался, – Метелька сложил руки за спиной. – Я там, говорю же, нашёл кое-что…

Пещеру.

Вот потихоньку моя неприязнь к норам под землёй перестаёт быть беспричинною. Эта пещера была разделена на две части. И решёткой. Причём уже из знакомого, отливающего прозеленью металла, который не спешил рассыпаться прахом. Из него были сделаны и кандалы, что уходили в стену.

Ну а кости…

Ладно, не совсем, чтобы кости. Так, очередная мумия.

– Знаешь, – произнёс Мишка, опускаясь на корточки у того, что когда-то было человеком. – Я вот думаю, может, не стоит мне отца менять? В документах? Воротынцев был, если так-то, неплохим человеком…

– Хрена, – сказал я.

Покойников было трое. Двое лежали в дальнем углу, причём судя по юбкам и черной туфле с длинным каблуком, одна точно была женщиной.

– Официального заключения всё равно нет…

– А неофициальное?

Дверь была заперта, замотана цепью, на которой висел солидного вида замок. Я подёргал, понимая, что содрать не выйдет.

Хотя…

– Миш, отойди, – попросил я, потянувшись к силе. Сабля появилась сразу, и пусть фехтовальщик из меня так себе, но по замку попал.

Тень вошла в металл, и отдачу я ощутил в полной мере. А главное, что клинок застрял. И понадобилась ещё пара ударов, чтобы перерубить дужку.

– Так что там с неофициальным?

А то как-то упустил я этот момент.

– Или вы всё-таки не рискнули выяснять?

– Николай Степанович подтвердил твоё предположение, – произнёс Мишка с неудовольствием.

– Даже так?

– Мне кажется, он проявляет интерес к Татьяне…

Ага, заметил, наконец.

Танька-таки пошла в сёстры милосердия, правда, не к Роберту, как собиралась изначально, но к Николаю Степановичу. Причём, как-то вот по-женски хитро всё обустроила. Сначала добровольная помощь в восстановлении госпиталя, что логично, потому как отчасти в его разрушении мы и виноваты. И да, Светочка тоже помогала, хотя больше занималась школой. Туда потом и перешла. А вот Татьяна в госпитале осталась. Оказалось, что ей нужны дополнительные сеансы и особые занятия, ведь процесс восстановления тканей прерывать нельзя.

И вот, она уже в штате.

Корочки ей Николай Степанович самолично выправил. А жандармерия, чувствуя свою глубокую вину перед госпиталем и целителем, поставила штемпсель о благонадёжности.

И второй – на солидной бумаге, дозволявшей нам открыть народную школу первой ступени.