О чем мы солгали

5

Кембриджшир, 1987

Наш сын Тоби, наше счастье, родился за несколько недель до шестилетия Ханны. Я наслаждалась материнством: то, как его глазки следили за мной по всей комнате, как он тянул ко мне руки, лишь стоило мне приблизиться – походило на телепатическую связь. Мы были словно один человек; казалось, он сливался со мной в единое целое, когда я держала его, а он крепко прижимался, уткнувшись носом в мою шею, и я ощущала всем телом тепло его кожи. Я понимала, что наконец нужна и любима, как всегда об этом мечтала. Всё просто – мы боготворили друг друга; и да… думаю это заставляло Ханну чувствовать себя отодвинутой на второй план.

Я прилагала все усилия, чтобы Ханна ощущала себя частью семьи; следовала советам из книг о соперничестве между братьями и сестрами, какие только могла найти, старалась изо всех сил показать ей, что она любима не меньше брата. Но это почти всегда оборачивалось против меня.

– Пусть этот день будет нашим, только Ханна и мамочка, – сказала я ей однажды утром после завтрака. – Чего бы тебе хотелось? – бодро спросила я. – Все, что скажешь.

Она злобно посмотрела на меня, продолжая уплетать сухой завтрак Нестле, но ничего не ответила.

– Бассейн? Кино?

Молчание в ответ.

– Пройдемся по магазинам, посмотрим новую игрушку?

Она пожала плечами.

– Ну что ж, тогда решено – идем по магазинам.

Мы поехали в ближайший городок, где в центре находился большой магазин игрушек.

– Можем сначала выпить чай с пирожными, – предложила я. – Правда, здорово? Только мы, девочки… Ты уже такая большая, давай выберем тебе милое платье? – Но она лишь глазела в окно, пока я продолжала лепетать.

Это был один из чудесных старомодных магазинов, где продавались сделанные со вкусом дорогие игрушки ручной работы, ориентированный на родителей, не переносящих пластмассу. Обычно я не хожу в подобные места, но мне очень хотелось купить Ханне что-нибудь особенное и оригинальное. Мы шли между рядами, я обращала ее внимание на бесконечные полки с куклами, играми и мягкими игрушками, но она едва замечала их, лишь смотрела на меня с нескрываемой скукой. Я начала терять терпение.

– Ну же, милая, выбирай все, что хочешь!

И в этот момент я заметила в конце магазина знакомого из моей деревни. Я совершенно остолбенела, мое сердце заколотилось от неожиданности и мне стало не по себе. Я вжала голову в плечи и быстро отвернулась, поспешно двигаясь в другом направлении. Я была не в состоянии отвечать на всевозможные вопросы, которые неизбежно коснулись бы подробностей причины нашего с Дагом внезапного отъезда несколько лет тому назад.

Прячась за полками с плюшевыми медведями я осматривалась в поисках Ханны, и моя душа ушла в пятки, когда я осознала, что ее там не было.

– Ханна, – тихо позвала я, – ты где?

Когда наконец мой бывший сосед ушел, я вздохнула с облегчением. И тут же откуда-то из-за угла вынырнула Ханна.

– Я хочу домой, – сказала она.

Я чувствовала себя как выжатый лимон, сил спорить не было.

– Хорошо. Пусть будет по-твоему.

На выходе чья-то рука легла на мое плечо. Я обернулась и увидела женщину средних лет, глядевшую на меня с явным отвращением.

– Вам надо будет за это заплатить, – процедила она сквозь зубы.

Только потом я заметила ее бейджик с надписью «менеджер».

– Извините? – спросила я.

Женщина разжала кулак, на ладони лежало что-то, напоминавшее деревянные палочки.

– Я видела, как она это сделала, – сказала женщина, кивая в сторону Ханны. – Вам нужно заплатить. Пожалуйста, пройдемте со мной.

Я сообразила, что она держала красивый набор деревянных куколок ручной работы из очень дорогого кукольного домика, на который я обратила внимание Ханны сразу же, как мы вошли. У всех до единой куколок были вырваны головы, ноги и руки. Я посмотрела на Ханну, глядевшую на меня самым невинным образом.

Домой мы возвращались в полной тишине. Едва открыв входную дверь, я бросилась к Тоби, выхватила его из рук Дага, зарылась лицом в его теплую шейку, ища утешения, поспешила в свою комнату и с шумом захлопнула дверь.

С самого начала мы с Дагом по-разному реагировали на поведение Ханны. Небольшой шрам в уголке глаза у меня еще не зажил, а вид опустевшей клетки Луси, припрятанной в нашем гараже, напоминал мне, на что она способна. Тоби был на редкость прилипчивым ребенком, не любившим, когда его опускают с рук на пол; иногда я поднимала глаза и замечала Ханну, следившую за нами так, что мне становилось не по себе и по телу пробегала дрожь.

Да, пожалуй, я немного перегибала палку, защищая моего мальчика, с подозрением и опаской косясь на дочь всякий раз, как она к нему приближалась. Кормление грудью служило мне оправданием, чтобы быть с ним всегда рядом, но вскоре Даг стал упрекать меня за то, что я «монополизировала» нашего ребенка.

– Ты превратила его в нытика, – говорил Даг, когда он пытался взять Тоби на руки, а тот с плачем тянулся ко мне. Выглядело так, что я, как он думал, специально отдаляла от него ребенка, но это просто было неправдой.

Общаясь с Ханной, Даг старался уделять ей как можно больше внимания, независимо от того, что она делала, как будто одна лишь сила его любви могла направить ее на верный путь. Так, если он возвращался домой с работы и видел Ханну, стоявшей в наказание в углу, он – к моему величайшему неудовольствию – сгребал ее в охапку, давал печенье, забирал с собой в гостиную, где они вместе смотрели по телевизору ее любимые мультфильмы, в то время как я играла с Тоби в другой комнате. Постепенно наша семья начала распадаться на две половинки, с одной стороны – я и Тоби, с другой – Ханна и Даг. Действительно, Ханна вела себя намного лучше, когда находилась со своим отцом, но я чувствовала, что она наслаждалась растущими между мной и Дагом противоречиями. Я видела проблески удовольствия в ее глазах в моменты наших споров, она выглядела счастливой, если мы поглощали еду в оглушительной тишине.

За несколько месяцев до семилетия Ханны мы вновь были вызваны в школу на разговор о ее поведении. Утром мы повздорили, и мы ехали туда сохраняя практически полное молчание, Тоби спал позади в своем кресле, Даг мрачно уставился вперед на дорогу. По дороге я размышляла о Ханне. Стала ли я причиной этого, чем бы «это» ни было? Могла ли боль, которую я испытывала годами из-за отсутствия ребенка, повлиять на связь с моим первенцем? Тогда я чувствовала себя сломленной, совершенно одинокой, никто – даже Даг – меня по-настоящему не понимал. Возможно, в состоянии горя и изоляции я воздвигла защитную стену между собой и остальным миром, что ожесточило мое сердце, неспособное целиком и полностью полюбить и принять дочь, когда она наконец появилась? Это то, что она чувствовала и против чего протестовала? Я смотрела в окно, еле сдерживая слезы; и вот мы подъехали ко входу в начальную школу Вест-Эльмс.

В школе изо всех сил старались проявлять понимание, молодая учительница Ханны настоятельно предлагала способы и практические меры, которые помогли бы нам справиться с нашей трудной дочерью, малолетней правонарушительницей, давала почитать брошюры и рекомендовала психологические консультации, пока тихо не намекнула, что Ханну могут попросить покинуть школу, поскольку они заботятся об интересах и других учеников.

– У нее есть хоть один друг? – жалким голосом спросила я.

Мисс Фокстон вздохнула.

– Она приближает к себе детей определенного типа, выбирая среди них особо ранимых и поддающихся чужому влиянию. Ханна, если захочет, может быть весьма убедительной. Обычно она разрешает такому ребенку стать ее временным союзником, а потом, когда ей это наскучит, полностью отворачивается от него. Эту модель поведения мы наблюдали неоднократно, – мисс Фокстон перевела взгляд на карандаш, который вертела в руках. – Дейзи Уильямс – лишь один из примеров, безусловно. Но нет, я никогда не видела, чтобы она подружилась с кем-нибудь по-настоящему.

Я кивнула, вспомнив о Дейзи. Застенчивая, страстно желающая угодить, она была очень бледным, худощавым ребенком с белоснежными волосами и красными веками, немного похожая на кролика с ободранной шкуркой. Ханна обратила на нее внимание в прошлом учебном году, несколько недель пользовалась восхищением и раболепной преданностью своей новой подруги, а потом насквозь промокшую Дейзи нашли в туалете на детской площадке, связанную ее же собственной скакалкой. Ханна, сама невинность, утверждала, что они всего лишь играли в копов и грабителей, Дейзи всячески поддерживала эту версию произошедшего, но с этого момента – вероятно, по настоянию матери Дейзи, глядевшей на меня с нескрываемой ненавистью когда мы пересекались на детской площадке, – в школе сделали все возможное, чтобы держать девочек подальше друг от друга.

После беседы с классной руководительницей Ханны мы возвратились в машину в гнетущей тишине.

– Ох, Даг, – сказала я, опустившись на пассажирское кресло рядом с водителем.

Он посмотрел на меня и вздохнул.

– Знаю.

Даг пододвинулся и взял меня за руку, на секунду я почувствовала прежнюю с ним близость. Но только он хотел мне что-то сказать, как проснулся и заплакал Тоби.

Я взглянула на Дага и начала открывать дверцу машины.

– Лучше сяду сзади рядом с ним, – сказала я.

Даг кивнул, повернул ключ зажигания и домой мы уже ехали, не проронив ни слова.

Через несколько дней после разговора в школе мы посадили перед собой Ханну и сообщили ей, какое ее ожидает наказание. Нам всегда это давалось непросто – не было такого развлечения или игрушки, к которым она испытывала бы настоящую привязанность, ей в буквальном смысле слова было наплевать, когда ее лишали личных вещей. Однако Ханна очень любила смотреть телевизор. И в данном случае мы сказали, что оставляем ее без телевизора на всю неделю. Не думаю, что когда-нибудь забуду выражение ярости и откровенной ненависти на ее лице в момент, когда мы сообщили о своем решении.

На следующий день я обнаружила синяк на руке Тоби. Этим утром я оставила его в детском шезлонге пока собирала Ханну в школу. Вынимая для нее из сушки пару чистых носков я услышала, как он завопил от боли. Я взбежала по лестнице и увидела, что Тоби заходился в истерическом плаче, хотя еще минуту назад он счастливо ворковал. Я нашла Ханну сидящей, как и ранее, на полу в своей комнате, безмятежно собирающей пазл. Она даже не взглянула в мою сторону, когда я вошла. А позже я разглядела синяк, маленькую, злую, лиловую отметину на руке Тоби повыше локтя – словно кто-то с силой ущипнул его. Я не могла доказать, что это сделала Ханна, но знала, что это была она. Конечно, я знала.

6

Лондон, 2017

Совершенно оглоушенные Клара и Мак покинули здание полицейского участка. Поначалу, когда они пришли и выложили все дежурному молодому офицеру, тот не проявил никакого интереса, выслушав терпеливо – как и учили – сбивчивый рассказ Клары. Но его отношение поменялось, как только он увидел перед собой на столе ноутбук Люка, узнал о сотнях сообщений с угрозами, о проникновении в квартиру несколькими месяцами ранее, письме и фотографиях, просунутых под их дверь.

– Ясно, – произнес он. – Следуйте, пожалуйста, за мной.

Их с Маком провели через участок в небольшое помещение без окон и попросили подождать. Они нервно молчали, прислушиваясь за закрытой дверью к звуку приближавшихся и удалявшихся шагов в коридоре.

Когда дверь отворилась, с ними поздоровалась худощавая темнокожая женщина, представившаяся констеблем криминальной полиции Лореттой Мансфилд. Быстро приблизившись, она поприветствовала Клару и Мака твердым сухим рукопожатием, улыбнулась, в то время как ее глаза изучающе скользнули по их лицам, затем села и положила ноутбук Люка на стол между ними.

– Итак, Клара, – сказала она, – я поговорила с моим коллегой о Люке, теперь нам нужно заполнить заявление о пропаже человека.

Клара тяжело сглотнула, во рту пересохло от нервного напряжения, когда она вновь рассказывала то, о чем ранее уже сообщила дежурному офицеру; констебль Мансфилд слушала спокойно, периодически поднимая по ходу повествования миндалевидные глаза и встречаясь взглядом с Кларой.

– Вы не ругались в последнее время? – спросила она. – Любой намек на то, что Люк хочет прекратить отношения?

– Нет! Как я уже сказала, Люк оставил дома мобильный телефон и кредитную карту, и потом… у него было важное собеседование на работе, к которому он напряженно готовился. Мы были… счастливы! – Она осознала, что говорит на повышенных тонах и почувствовала прикосновение Мака к своей руке.

Мансфилд кивнула, затем открыла ноутбук и начала читать сообщения.

– Понятно. – Вновь подняв голову, она решительно откашлялась. – О’кей, Клара, я еще раз пробегусь по всему, поговорю с моим сержантом из уголовного розыска. Вам я предлагаю пойти домой, дождаться, пока мы с вами свяжемся, а если в это время вы услышите что-нибудь от Люка, или же просто произойдет нечто необычное, сразу же звоните нам. – Она поднялась, коротко улыбнулась и кивком пригласила Клару и Мака следовать за ней.

Но Клара продолжала сидеть, с тревогой уставившись на нее.

– Уголовный розыск? Так вы согласны с тем, что эти сообщения могут быть как-то связаны с его исчезновением? – Клара надеялась, что от нее сейчас отмахнутся, скажут, что она преувеличивает, что для всего существует простое безобидное объяснение. Серьезность, с которой Мансфилд приняла ее опасения, вызвала в ней приступ паники.

– Все возможно, – сказала констебль. – Существует масса причин, по которым он мог ненадолго исчезнуть. Например, вышел пропустить пару стаканчиков и закутил – такое случается. Надеюсь, с ним не произошло ничего, о чем бы нам стоило беспокоиться. Но, повторяю, идите домой, кто-нибудь из сотрудников навестит вас в ближайшее время. У нас есть ваш адрес. – Она подошла к двери, открыла ее, и, поневоле, Кларе пришлось подняться со стула.

– Ты в порядке? – спросил Мак, когда они устало брели в сторону дома по Кингсленд-роуд.

– Даже не знаю. Так странно. Когда видишь во всяких новостях сообщения о пропаже людей, все эти призывы о помощи на Фейсбуке… просто не могу поверить, что он один из них, сюр какой-то! Временами говорю себе, что есть логичное объяснение, мне нужно расслабиться, а временами – чувствую себя виноватой в том, что не ношусь по улицам в поисках Люка. Не представляю, что делать.

Мак мрачно кивнул.

Клара чувствовала себя обессиленной, когда они вернулись в пустую квартиру. На вешалке висела кожаная куртка Люка, на столике у окна лежало поле для игры в скраббл, позапрошлой ночью они не так и не закончили партию. На проигрывателе осталась пластинка, которую они в последний раз слушали в полной тишине. Словно он ушел несколько минут назад, но вот-вот вернется с бутылкой вина под мышкой и, сияя улыбкой, позовет Клару. Он ничего не прихватил с собой – ни единого предмета, который мог бы взять человек, намеревающийся покинуть дом.

Подошел Мак и встал рядом.

– Хочешь, я останусь? – спросил он. – Могу поспать на диване. Он объявится. Все будет о’кей. Они его найдут. – Но Клара слышала тревогу в его голосе. По дороге она думала о Люке и Маке, об их многолетней дружбе. Из них двоих Люк обладал более яркой индивидуальностью, Мак, с его спокойным сдержанным юмором, был вроде напарника Люка-клоуна. Люк, который страстно любил быть в центре всеобщего внимания, порой не умел остановиться, гарантированно покидал любую вечеринку одним из последних, Мак же непременно был рядом, уберегая друга от неприятностей, заталкивал в такси, случись Люку перебрать, и следил за тем, чтобы тот добрался до дома целым и невредимым. Инстинктивно Клара просунула свою руку в его, более благодарная, чем могла бы это выразить словами, за его спокойное неизменное присутствие. Он посмотрел на нее, улыбнулся, и вместе они молча пошли дальше.

Клара улыбнулась, внезапно осознавая, насколько страшно ей было одной прошлой ночью.

– Спасибо тебе, Мак, – сказала она.

Клара проснулась от звука домофона. Сев в кровати, все еще сонная, она в замешательстве крутила головой, обнаружив к своему удивлению, что легла спать в одежде. Она горестно вздохнула: исчезновение Люка окончательно выбило ее из колеи. Клара вспомнила, что решила прилечь в ожидании полиции, положила голову на подушку Люка, вдыхая аромат его кожи и волос, и ее накрыло чувство полнейшей безысходности, накатила волна нервного истощения. Должно быть, она провалилась в сон.

В оцепенении Клара поднялась с постели, прошла в гостиную и увидела на диване проснувшегося Мака, протирающего глаза. Она взглянула на часы – восемь утра. Домофон снова зазвонил и Клара поспешила ответить:

– Слушаю?

– Мисс Хейнес? Сержант уголовной полиции, детектив Андерсон. Можно войти?

Детектив Мартин Андерсон был настоящим здоровяком. На Клару смотрел краснолицый мужчина – на вид чуть за тридцать, с намечающимся брюшком, небольшими, глубоко посаженными серыми глазами. По-настоящему взрослый человек с по-настоящему взрослой работой: и хотя Андерсон был ненамного старше Клары и Мака, он с успехом мог бы принадлежать к совсем другому поколению. Клара отметила его обручальное кольцо и живо представила пару детишек, боготворивших своего отца. Совсем иная жизнь, непохожая на ту, что вели она, Мак, их друзья из медийного бизнеса: с бесконечными попойками и вечеринками. Его сопровождала констебль Мансфилд, которая кивнула в сторону Клары и сухо улыбнулась ей.

– Это Мак, лучший друг Люка, – нервно пояснила Клара, когда они вчетвером расселись в гостиной. В квартире вдруг стало тесно; нечто официальное и серьезное темной завесой опускалось на дом, что подтверждало ее самые жуткие опасения и порождало новые волнения, от которых душа уходила в пятки. За окнами на улице кто-то тихо протяжно свистнул, затарахтел двигатель машины; мир продолжал жить своей жизнью, не обращая внимания на натянутую, выжидательную тишину в этой комнате.

– Я ознакомился с информацией, предоставленной вами вчера констеблю Мансфилд, – начал чеканить Андерсон густым звучным голосом, чья манера говорить, немного растягивая гласные, на слух коренного лондонца отдаленно напоминала акцент жителя Мидленда. – Полагаю, с тех пор вы ничего не слышали от Люка?

Клара помотала головой.

– Нет.

Он кивнул.

– Обычно пропавший человек находится в течение сорока восьми часов. Но, поскольку Люку угрожали, мы хотим убедиться в том, что к этому больше нечего добавить. Я так понимаю, было письмо… фотографии, а также незаконное проникновение в квартиру несколько месяцев тому назад? Все эти вещи при вас?

Следующие десять минут Клара ходила по квартире в поисках данных, которые затребовал сержант Андерсон: банковские реквизиты Люка, имена и телефоны его друзей и членов семьи с указанием места работы, недавняя фотография Люка, его паспорт и тому подобное. Клара двигалась как во сне, проходя мимо констебля Мансфилд, которая глядела на нее с сочувствием; в то же время она проводила свое собственное расследование, открывая различные шкафы и ящики.

– Что вы ищете? – спросила Клара, обнаружив ее внимательно изучающей содержимое полок в ванной комнате.

– Это стандартная процедура, – сказала Мансфилд, не отвечая не вопрос. – Кстати, мне понадобится что-нибудь, где может быть ДНК Люка. Он взял с собой зубную щетку?

Клара покачала головой.

– Он ничего с собой не взял.

Стараясь не расплакаться, она протянула зеленую зубную щетку Люка, оставив свою, красную, одиноко стоять в стакане.

Когда Клара вернулась в гостиную, она отдала сержанту Андерсону все, что собрала, и в ответ он признательно кивнул.

– Люк и мобильный оставил, – сказала она, протягивая телефон. – Пин-код – 1609. – Шестнадцатое сентября. День ее рождения. Клара вспомнила, как Люк улыбнулся и сказал: «Так я никогда не забуду». Она проследила взглядом за тем, как телефон был оперативно помещен в пластиковый пакет для вещдоков.

Андерсон переключил свое внимание на Мака.

– Мак, скажите… и давно вы с Люком уже дружите?

– Восемнадцать лет. С тех пор как нам исполнилось по одиннадцать. – Клара с трудом сдержала улыбку при виде того, как этот исполин из Глазго вдруг выпрямился, сомкнув колени, словно послушный ученик перед директором школы.

– В его поведении в последнее время ничего не казалось вам необычным?

– Нет… не думаю, ничего.

Клара посмотрела на него. Было нечто странное в том, как Мак это произнес, или ей показалось? Помедлил, прежде чем ответить, что-то не то с интонацией… Клара не могла сказать точно.

Не пробыв и получаса, полицейские поднялись, чтобы попрощаться.

– Я думаю, на сегодняшний момент у меня есть все необходимое, – сказал Андерсон. – Следующим шагом будет разговор с родителями Люка и его сослуживцами. – Он прервался, проверяя свои заметки. – Бриндл-Пресс, В1, верно? – Клара кивнула, и он продолжил: – Мы еще просмотрим записи с видеокамер наблюдения, возможно, мы отследим, куда он направился вчера после работы.

Андерсон посмотрел на Мака.

– Будет хорошо, если вы оба подумаете над тем, что могло произойти за последние несколько недель, что имело бы отношение к делу – необычные телефонные звонки, что-либо оброненное им при разговоре с кем-нибудь из вас в несвойственной ему манере, или любое изменение в поведении…

– Конечно, – ответили одновременно Клара и Мак.

После ухода полицейских Клара опустилась на диван.

– Господи, – пробормотала она, обхватив голову руками. – По крайней мере, думаю, они относятся ко всему серьезно. – Мак не ответил, она развернулась и увидела его стоящим к ней спиной и смотрящим в окно. – Ты в порядке? – спросила она.

Он немного помолчал, а потом услышала, как он что-то шепчет про себя. Она недоуменно уставилась на него.

– Мак? В чем дело? Что?

Он повернул к ней лицо.

– Господи, Клара. Мне очень жаль.

– Жаль? Бога ради, за что?

Он нервно взъерошил волосы.

– Мне правда не хотелось, чтобы ты узнала об этом таким образом. Но сейчас все равно все откроется – полиция всех опросит, коллег по работе, друзей, – всех, и я не хочу, чтобы ты услышала от кого-то еще.

– Ради всего святого, Мак! Услышу о чем?

Мак на секунду закрыл глаза.

– О любовной интрижке Люка.

Это был удар в самое сердце, от которого перехватило дыхание и начало трясти. Когда Клара вновь обрела дар речи, она почти прошептала:

– Интрижка? С кем?

– Девчонка с работы. Зовут Сади. Думаю, она…

Из отдела рекламы. Блондинка, ноги от ушей. От силы лет двадцать.

– Да, я ее знаю. – Клара была удивительно бесчувственной, она как будто не до конца осознала услышанное. – И как давно?

– Несколько недель, может, пару месяцев. Но уже все кончено. Слушай, Клара…

Она перебила его:

– Пару месяцев? А он… он ее любит?

Мак эмоционально ответил:

– Господи, нет! Конечно, нет! Он любит тебя, Клара, поверь.

Она слабо рассмеялась.

– Ясное дело.

– Это было просто… Боже, Клара, мне так жаль.

Клара уставилась на него.

– Но Люк предложил мне съехаться. Зачем? Зачем это делать, если трахаешься с кем-то еще?

– Люк знал, что Сади была большой ошибкой. Он понял, что ему нужна только ты.

Клара кивнула.

– Супер. Мне повезло.

Молчание.

– А ты-то, Мак, почему, черт возьми, мне ничего не сказал? – спокойно спросила Клара. Она почувствовала, что с его стороны это было почти таким же предательством; ложь друга ранила не меньше, чем поведение мужчины, якобы любившим ее. Клара вспомнила о том, как они втроем проводили время, как она завидовала общим секретам Люка и Мака, и ее щеки запылали от гнева и стыда.

– Я…

Она метнула на него взгляд, ее голос зазвучал резко:

– Не надо ничего говорить. Потому что ты его лучший друг. Парни стоят горой друг за друга, не так ли? Чертов глупый мужской кодекс поведения?

У Мака был жалкий вид.

– Клара, выслушай…

Клара отмахнулась от него.

– Всем известно? – Она подумала об огромном круге знакомых Люка – о людях, с которыми они вместе встречались, ходили в пабы, кого приглашали домой на ужин, – и чувство унижения обожгло ее еще больше. – Всем вам, его товарищам?

– Нет! Господи, не знаю. У Люка на душе было паршиво от всего этого. Он не знал, что делать, он страдал…

В этот момент Клара о чем-то вспомнила.

– А, так вот что ты имел ввиду, говоря что он решил проветрить голову, – сказала Клара и проблеск в глазах Мака подтвердил ее догадку.

– Поначалу я подумал, что Люк с Сади. Но я ей позвонил, и его там не оказалось. Потом я решил, что он отправился куда-нибудь, чтобы привести мысли в порядок, расставить все точки над i, но… Это не так, что-то не сходится – не сказать никому на работе, ни родителям, ни друзьям, оставить все вещи … да и с Сади у них давно все кончилось.

С улицы до Клары донесся бряцающий грохот ящиков с пивом, которые привезли в бар на углу. Они сидели и прислушивались к этому звуку, связанному у Клары с летом, посиделками с Люком около пабов на залитых солнцем тротуарах, с ощущением счастья.

– Клара, ты как? Мне жаль. Мне чертовски жаль.

Клара взглянула в его обеспокоенное лицо и внезапно почувствовала себя измотанной до предела. Она откинулась на спинку дивана.

– Просто уйди, Мак, – сказала она тихо. – Катись назад в свой гребаный дом.