Читать книгу: «Вампир», страница 2

Лицо Эми выразило разочарование.

– Опять куклы? – сказала она, имея в виду маленькие фигурки, которые были обычными погребальными украшениями в египетских гробницах. – У нас уже есть такие.

– Это все равно артефакты, – сказала Бекки, – и как таковые их нужно проверить на детали, задокументировать и каталогизировать. Судя по всему, эти немного другие и являются частью коллекции, охватывающей две тысячи лет и демонстрирующей заметную разницу в технологиях производства. Если они достаточно хороши, то могут даже попасть в экспозицию.

– Все равно скучно, – сказала Эми. – Когда нам уже дадут исследовать мумию?

– Те дни давно прошли, боюсь, – сказала Бекки. – Любые интересные находки теперь остаются для изучения в Каирском музее, и, честно говоря, я думаю, так и должно быть. Эти ушебти нам одолжили на следующие три года.

– Все равно скучно, – снова пробормотала Эми себе под нос, но достаточно громко, чтобы Бекки услышала.

Остаток дня прошел за обычной бумажной работой, которая преследовала их по пятницам, пока наконец Бекки не откинулась на спинку стула и не потянулась, закинув руки за голову.

– Всё, – сказала она, – я закончила. Давай на сегодня всё.

– Отличная идея, – сказала Эми, завершая работу на своём компьютере. – Я сегодня вечером иду в кино.

– Правда? А что будешь смотреть?

– Новый фильм про вампиров, – ответила Эми.

– Разве ты его ещё не видела?

– Три раза, – сказала Эми, – но Дин Патрик просто великолепен.

– Дин Патрик?

– Главный актёр. Неужели ты о нём не слышала? – рассмеялась Эми.

– Что-то не припоминаю, – сказала Бекки.

– Ты не знаешь, что теряешь, – сказала Эми. – Почему бы тебе не пойти с нами? Мы целой компанией собираемся.

– Не-а, не думаю, но всё равно спасибо. Слушай, ты беги, а я тут закончу.

– Ладно, до завтра, – сказала Эми и вышла из комнаты, чтобы подняться в служебную зону и отметиться об уходе.

Бекки всё выключила и тоже вышла из кабинета, но по пути через хранилище ненадолго остановилась, чтобы взглянуть на ушебти, которыми им предстояло заняться на следующий день. Все они были выстроены в ряд на ламинированной рабочей поверхности, и каждая уютно лежала в коконе из пузырчатой плёнки в своей картонной коробке, по иронии судьбы напоминая крошечную мумию в крошечном гробике. Бекки не смогла удержаться и взяла одну из них, чтобы развернуть. Ногтями она подцепила скотч и осторожно сняла пузырчатую плёнку с фигурки. Как только та освободилась, она надела пару белых хлопковых перчаток и внимательно рассмотрела глиняный орнамент.

Фигурка была около восьми дюймов в высоту и имела типичную форму мумии, столь знакомую миллионам людей во всём мире. Она была сделана из обожжённой глины, и хотя когда-то яркие краски потускнели, детали всё ещё были отчётливо видны.

– Если бы ты только мог говорить, какие истории ты бы мог поведать, – тихо произнесла Бекки, поднося фигурку к свету. Она осторожно положила фигурку обратно в коробку и взяла картонную крышку, чтобы прочитать надпись.

– Ушебти из гробницы X3-163/1. Неизвестный младший член царской семьи – Ого, эпоха Клеопатры, – сказала Бекки самой себе. – Как увлекательно. – Она надела крышку на место и поставила коробку обратно в ряд с остальными. Несмотря на желание развернуть и рассмотреть их все, она устояла перед искушением и заставила себя покинуть хранилище, заперев за собой двери. Остальное могло подождать до утра.

––

Бекки закрыла за собой дверь квартиры, подобрала с пола почту и, идя на кухню, рассортировывала её по важности.

– Счёт, счёт, счёт, – бормотала она, читая надписи в окошках конвертов, – макулатура и ещё один счёт. «Ничего особенного», —сказала она Смоки, серому персидскому коту, терпеливо ожидавшему на столешнице своего ежедневного угощения. – Как прошёл твой день?

Кот ответил беззвучным мяуканьем, глядя на женщину так, словно понимал каждое её слово.

– Настолько хорошо, да? – сказала Бекки, открывая холодильник, чтобы достать молоко.

Десять минут спустя она сидела на диване с лазаньей из микроволновки на подносе и пультом от телевизора под рукой. На приставном столике стоял бокал вина, а через дверной проём было видно, как Смоки на кухне уплетает свою миску с консервированным тунцом.

– Всё по-старому, – вздохнула Бекки. Она уже собиралась включить телевизор, когда в дверь постучали.

– Как раз вовремя, – сказала Бекки и, отставив неаппетитную еду в сторону, вышла в прихожую. Заглянув в глазок, она с удивлением увидела снаружи двух полицейских.

– Чем могу помочь? – спросила она, открывая дверь.

– Здравствуйте, – сказала женщина-полицейский. – Мы ищем Ребекку Райан.

– Это я.

– Мисс Райан, я сержант Уэнтлок, а это констебль Варнье. Можем мы войти на минутку?

– Что-то случилось? – спросила Бекки.

– У нас плохие новости, мисс Райан, лучше сообщить их внутри.

– Ох, – сказала Бекки. – Да, конечно, пожалуйста, входите.

– Может быть, вы присядете, мисс Райан? – сказала сержант Уэнтлок.

– Послушайте, – сказала Бекки, – не хочу показаться грубой, но что бы вы ни пришли мне сказать, пожалуйста, просто выкладывайте.

Женщина-полицейский взглянула на своего коллегу, прежде чем откашляться.

– Хорошо, – сказала она. – Непросто это сказать, мисс Райан. Боюсь, у меня плохие новости о вашем отце.

– Что с ним? С ним все в порядке?

– Нет, боюсь, что нет, мисс Райан. Мне очень жаль, но ваш отец мертв.

Бекки несколько раз перевела взгляд с одного полицейского на другого, прежде чем заговорить.

– Вы уверены? – просто спросила она.

– Уверены. Его тело опознали несколько часов назад. С нами связалось британское посольство в Каире.

Бекки села на один из двух стульев у своего крошечного обеденного стола.

– Не понимаю, – сказала она. – Буквально сегодня днем он мне звонил. Неужели он мог умереть за такое короткое время?

– Мисс Райан, – сказала офицер, – это еще не все. Я должна вам сообщить, что это была неестественная смерть. По крайней мере, мы так не думаем. Дело в том, что вашего отца нашли повешенным на дереве на территории отеля, где он остановился. На данный момент никаких подозрительных обстоятельств не выявлено.

– Самоубийство, – выдохнула Бекки. – Это смешно. Зачем ему это делать? У него было все, ради чего стоит жить.

– Пока мы не знаем, – сказала полицейский. – Очевидно, египетская полиция проведет расследование, и будет вскрытие, но, должна быть честной, все выглядит так, будто он покончил с собой.

– Я в это не верю, – тихо сказала Бекки. – Он бы никогда такого не сделал.

Последовала неловкая тишина, прежде чем заговорил констебль Варнье.

– Могу я сделать вам чашку чая или что-нибудь еще? – спросил он. – Или, может быть, позвонить кому-нибудь для вас?

– Нет, я справлюсь, – сказала Бекки, вытирая непрошеные слезы с глаз. – У вас есть подробности?

– Подробности? – спросила сержант Уэнтлок.

– Да, местонахождение тела, обстоятельства, все такое…

– Конечно, – сказала офицер. – У вас есть ручка?

Следующие несколько минут Бекки записывала информацию, прежде чем наконец встать.

– Спасибо, что пришли, – сказала она. – Но если вы не возражаете, мне нужно заняться организационными вопросами.

– Какими вопросами? – спросила женщина-полицейский.

– Билеты на самолет, номер в отеле, такси и так далее, – ответила Бекки.

– Вы собираетесь туда лететь?

– Конечно, – сказала Бекки, – я не позволю никому другому привозить его домой.

– Мисс Райан, вы уверены, что нам некому позвонить? Вам действительно не стоит оставаться одной в такое время.

– Я буду в порядке, честно. Мне просто нужно чем-то себя занять.

– Что ж, если вы уверены, мы пойдем.

– Спасибо, – сказала Бекки и проводила их до двери.

– Вы знаете, где нас найти, если мы вам понадобимся, – сказала сержант Уэнтлок. – Соболезную вашей потере.

– До свидания, – сказала Бекки и закрыла за ними дверь.

Двое полицейских вернулись в свою машину и пристегнули ремни безопасности.

– Ничего себе, она хорошо это восприняла, – сказал констебль Варнье.

– Да уж, – согласилась сержант Уэнтлок. – Показалась мне какой-то бессердечной стервой.

– Всякие бывают, – вздохнул ее коллега и, сняв машину с ручного тормоза, поехал по улице.

Вернувшись в квартиру, Смоки сидел на коврике перед искусственным камином, старательно вылизывая одну лапу. На секунду кот замер и посмотрел на хозяйку, находившуюся в другом конце комнаты. Бекки сидела на диване, крепко прижимая к груди подушку, и раскачивалась взад-вперед, а ее плечи сильно вздрагивали в такт неудержимым рыданиям.

– О, папа, – эмоционально вскрикнула она, глядя в потолок, – что же ты наделал?

––

Десять дней спустя Бекки Райан стояла у могилы своего отца в маленькой церкви на окраине Лондона. Похороны состоялись накануне, на них присутствовали все их родные и друзья. Как это бывает на большинстве похорон, день был очень эмоциональным, и Бекки обнаружила, что провела больше времени, заботясь о пожилых родственниках, чем скорбя. Поминки устроили в доме ее брата, и среди гостей было много коллег ее отца из мира египтологии. Чтобы избавиться от чувства незавершенности, Бекки вернулась на кладбище одна с единственной белой розой, которую она купила по дороге у флориста. Она осталась наедине со своими мыслями и пролила несколько слез, вспоминая многие счастливые моменты, проведенные с отцом в детстве.

Особенно памятными были дни, проведённые в хранилищах Каирского музея. Он усердно составлял отчёты, пока она исследовала удивительные артефакты, скрытые от глаз публики. Он был очень дотошен в своей работе, но ей всегда удавалось оторвать его, чтобы он объяснил тот или иной факт, и, когда он входил в роль наставника, его было не остановить. За несколько месяцев она получила прекрасную базу по истории страны, а через два года уже освоила основы иероглифики. Её разум, словно губка, впитывал информацию, и она сразу поняла: именно этому она хочет посвятить свою жизнь. Годами она проводила с отцом все каникулы, какие только могла, и вернулась домой, лишь когда заболела мать.

Когда её мать в конце концов скончалась, Бекки устроилась на временную работу в музей, думая, что это всего на несколько месяцев, но ей так понравилось, что, когда появилась постоянная должность, она не раздумывая согласилась и с тех пор в Египет не возвращалась.

Ещё несколько слезинок скатились по её щекам, прежде чем она в последний раз простилась с отцом и, поцеловав розу, положила её на сырую землю и поднялась, чтобы уйти. Обернувшись, она почувствовала, как у неё ёкнуло сердце: в нескольких шагах от неё стоял высокий мужчина в длинном чёрном пальто.

– Ох, вы меня напугали, – сказала она.

– Простите, – произнёс мужчина. – Я не хотел нарушать ваше уединение. Очень печальное время.

Бекки прищурилась, разглядывая мужчину под широкополой чёрной шляпой. Его лицо украшала густая борода, а глаза были глубокими, орехово-карими. Он казался ей смутно знакомым.

– Мы знакомы? – спросила Бекки.

Мужчина шагнул вперёд и снял перчатку.

– Мы встречались, хотя и очень недолго. Меня зовут Джон Дикон. Я несколько лет работал с вашим отцом. Мы познакомились на похоронах вашей матери.

– Мистер Дикон, – сказала Бекки, – приятно наконец-то познакомиться с вами как следует. Отец очень высоко о вас отзывался. Мне кажется, я помню, что у вас не было, эм-м… – Её рука бессознательно коснулась подбородка.

– Ах да, борода, – сказал он. – Я уже год как вернулся в Великобританию, и это роскошь, которую я себе время от времени позволяю.

– Полагаю, в египетской жаре с ней было бы не очень удобно, – заметила она. Наступила тишина, прежде чем Бекки продолжила: – Я не видела вас на похоронах, мистер Дикон.

– Да, я узнал только вчера. К тому времени, как я смог бы приехать, служба уже закончилась.

– Так что вы приехали сегодня, – улыбнулась Бекки. – Это очень мило с вашей стороны.

– Что ж, я хотел отдать дань уважения, ведь он был мне большим другом, но есть и другая причина, по которой я здесь, мисс Райан.

– Правда?

– Да, мне нужно поговорить с вами наедине. Мы можем куда-нибудь пойти?

– Думаю, да, – ответила Бекки. – Кажется, здесь неподалёку есть кафе, не хотите кофе?

– Кофе было бы отлично, – сказал мужчина. – Может, встретимся минут через десять? Я бы хотел попрощаться с вашим отцом.

– Конечно, – сказала Бекки, – я пойду закажу кофе.

––

Полчаса спустя они сидели за столиком в кафе. Наконец неловкое молчание нарушил бородатый мужчина.

– Мисс Райан, – начал он…

– Пожалуйста, зовите меня Бекки, – сказала она.

– Спасибо, – сказал мужчина, – а вы зовите меня Джон. Я перейду сразу к делу. Вы должны кое-что знать о своём отце.

– Продолжайте, – сказала Бекки.

– Дело в том, что последний год он не работал в Каирском музее. На самом деле он вообще ни на кого не работал.

– Не понимаю, – сказала Бекки. – За последний год я говорила с ним десятки раз, он бы что-нибудь сказал.

– Не обязательно, – сказал Джон. – Он не хотел, чтобы вы беспокоились.

– Почему я должна беспокоиться? Он довольно часто брал творческие отпуска. Зная его, подозреваю, он работал на какую-нибудь небольшую организацию над каким-нибудь малоизвестным проектом.

– Бекки, – прервал её Джон, – он ни на кого не работал, потому что никто не хотел брать его на работу. Его уволили.

– Уволили, – ахнула Бекки. – За что, чёрт возьми, его могли уволить? Он был одним из самых уважаемых людей в своей области.

– Я знаю, – сказал Джон, – но случилось нечто, лишившее его всякого уважения, которое у него было.

– Что он мог такого сделать, чтобы его уволили? – спросила Бекки. – Вы говорите какую-то ерунду.

– Простите, – сказал Джон, – давайте я начну сначала. – Он сделал глоток кофе и, глубоко вздохнув, откинулся на спинку стула и посмотрел ей в глаза.

– Бекки, – сказал он, – мы с вашим отцом тесно сотрудничали больше двух лет. Мы познакомились на семинаре в Каире, и во время разговора в перерыве на кофе выяснили, что у нас есть один совершенно особый общий интерес.

– Только не говорите мне, – простонала Бекки, – Ит-тауи.

– Ит-тауи, – подтвердил Джон. – Мы обнаружили, что нас обоих объединяла не только страсть к поискам этого города, но и схожие теории. В течение нескольких недель мы делились своими знаниями и договорились объединить наши ресурсы.

– Какой пустой тратой времени это, должно быть, оказалось, – вздохнула Бекки с горькой усмешкой, – сошёл в могилу с нереализованной мечтой всей жизни.

– Что ж, вот тут вы ошибаетесь, – сказал Джон. – Мы с вашим отцом нашли Ит-тауи. На самом деле мы нашли его три года назад.

– Что? – ахнула Бекки от изумления. – Как такое может быть? Он ничего не говорил. Об этом нет ни слова ни в одном из его журналов, ни на одном сайте. Если бы Ит-тауи нашли, это было бы на первых полосах всех газет отсюда до Каира.

– Вы правы, – сказал Джон. – Если бы новость стала достоянием общественности, то это была бы одна из величайших историй со времён Тутанхамона. Ничто так не будоражит воображение, как затерянный город древнего фараона.

– Но почему никому не сказать? Разумеется, о такой находке хочется, чтобы весь мир узнал.

– Обычно да, – сказал Джон, – но мы должны были быть уверены. Если бы мы оказались правы и наши выводы можно было бы подтвердить, эта находка имела бы такое историческое значение, что потенциально могла бы изменить ход истории.

– Почему? – спросила Бекки. – Археологи постоянно находят города под песками. Уходят годы, если не десятилетия, чтобы получить разрешение на раскопки, и даже если вы правы и это Ит-тауи, никто бы не признал это доказанным, пока Каирский музей не проверит какие-либо артефакты.

– Я знаю, но здесь дело было не в этом, поскольку проверка почти не требовалась.

– Почему?

– Бекки, то, что я вам сейчас расскажу, должно остаться между нами. Вы не можете никому говорить, по крайней мере пока.

– Почему?

– Потому что есть организации, которые сделают всё, чтобы наши находки остались в секрете.

– О, ради всего святого, – сказала Бекки, – ну теперь вы несёте чушь. Любая новая находка – это целое состояние для египетского правительства. Один только доход в долларах от туризма составит миллионы.

Джон сделал глоток кофе, затем глубоко вздохнул и рассказал молодой девушке самую поразительную вещь, которую она когда-либо слышала.

– Бекки, мы с вашим отцом обнаружили то, что нам показалось серией катакомб. Как вы знаете, по всему Египту много катакомб, и, как и те, они пострадали от набегов расхитителей гробниц. Всё, что имело материальную ценность, очевидно, было снято с тел, и на первый взгляд мы подумали, что осталось мало чего. Однако, как вы знаете, мусор тысячелетней давности сейчас имеет иную ценность, и одного только количества фрагментов керамики и иероглифов хватило бы, чтобы занять экспертов на многие годы.

– Так что же случилось?

– Ну, поначалу мы делали то, что и следовало ожидать: начали каталогизировать всё в многочисленных коридорах.

– Вы не сообщили о находке властям?

– Нет, не сразу. Мы хотели убедиться в правильности наших подозрений. За эти годы было сделано столько ложных заявлений, что мы не хотели, чтобы нас стригли под одну гребёнку. Так продолжалось несколько месяцев, но вскоре приблизился конец сезона раскопок, и Каирский музей связался с нами, чтобы мы приступили к работе на востоке.

– Погодите, вы работали не в сезон?

– Да. Возможно, это неэтично, но было необходимо. В общем, чтобы не вызывать подозрений, мы закрыли раскопки, намереваясь вернуться в следующем году, но не раньше, чем нашли нечто экстраординарное.

– Что вы нашли? – спросила Бекки.

– В самом дальнем конце катакомб ваш отец нашёл святилище, заваленное остатками древних подношений.

– Чьё оно было?

– Вот это и было странно, – сказал Джон. – Там не было никаких знаков или идолов, просто гладкий каменный стол у пустой стены. Им, очевидно, пользовались ещё несколько сотен лет назад, но не было никаких указаний на то, для кого оно предназначалось. Мы несколько дней искали подсказки, пока в конце концов не убрали святилище и не заглянули за него.

– Что вы нашли?

– Фальшивую стену, – сказал Джон. – Мы разобрали её, а за ней обнаружили первоначальную каменную стену, покрытую самыми необыкновенными иероглифами.

– Должно быть, это было чудесно, – произнесла Бекки, совершенно заворожённая образами, которые он рисовал.

– Думаю, да, – сказал Джон, – но мы почти не обратили на них внимания, потому что в центре стены было нечто гораздо более захватывающее – невскрытая дверь.

– Невскрытая?

– Да, печать была цела, а дверь – нетронута.

– Не понимаю, – сказала Бекки. – Почему расхитители гробниц оставили дверь невскрытой? Они должны были знать, что она там. Эти люди находили путь в величайшие пирамиды. Уверена, простая фальшивая стена надолго бы их не задержала.

– Что ж, это и было так интригующе. Хотя дверь и была спрятана, она, очевидно, была хорошо известна и оставалась нетронутой с момента её запечатывания.

– Надпись уцелела? – спросила Бекки.

– Частично, да: обычные угрозы и проклятия, адресованные расхитителям гробниц, но основное имя было сбито, как будто кто-то хотел скрыть личность погребённого.

– Возможно, – сказала Бекки, поглощённая рассказом. – Это хоть как-то отпугивает любопытных, я полагаю.

– Может быть, – сказал Джон. – Но если так, то поработали они не очень хорошо.

– Ты смог прочесть имя? – спросила Бекки.

– Нет. Но посвящение внизу осталось, и у меня чуть сердце не остановилось, когда твой отец прочёл его вслух.

– Что там было написано? – спросила Бекки, едва сдерживаясь.

– «Принадлежащий правосудию Ра», – сказал Джон, и рот Бекки открылся от изумления.

––

– Судя по твоей реакции, ты знаешь, что это за посвящение? – спросил Джон.

– Конечно, знаю, – пролепетала Бекки, – это было тронное имя Аменемхета III, фараона Двенадцатой династии, который считается величайшим царём Среднего царства. Он правил более сорока лет и накопил огромные богатства, доминируя над Нубией, лично возглавляя несколько экспедиций.

– Верно, – сказал Джон, – также он знаменит постройкой Чёрной пирамиды в Дашуре, а также пирамиды в Хаваре.

– Погоди-ка, – сказала Бекки, – если то, что ты говоришь, правда, то вы с отцом не только нашли ещё не каталогизированный комплекс катакомб, что само по себе довольно поразительно, но ты ещё и утверждаешь, что вы нашли запечатанную дверь в другую гробницу, носящую знак одного из величайших египетских царей, живших в Двенадцатой династии.

– Да, весьма захватывающе, не так ли?

– Я тебе не верю, – сказала Бекки. – Если бы всё это было правдой, я бы знала об этом. Чёрт, да весь проклятый мир знал бы об этом.

– Слушай, я знаю, что это трудно принять, – сказал Джон, – но обещаю тебе, всё это правда. Представь, что мы почувствовали, когда нашли это. Мы несколько недель были как в тумане. Разбитые глиняные черепки и сломанные статуи, оставленные в катакомбах, – это уже достаточно поразительно, но представь, что лежит за этой запертой дверью.

– Вы её не открыли?

– Нет, не думай, что у нас совсем нет этики, – сказал Джон. – Сначала мы принялись каталогизировать всё во внешних камерах, прежде чем вообще думать об открытии двери. Честно говоря, мы немного увлеклись, и твой отец даже видел себя Говардом Картером нашего времени.

– Это глупо, – сказала Бекки, – Говард Картер нашёл нетронутую погребальную камеру Тутанхамона со всеми погребальными украшениями. Несмотря на то, что написано на той двери, которую вы нашли, это не может быть гробница Аменемхета, потому что его погребальная камера уже найдена.

– Правда? – спросил Джон с лёгкой ухмылкой на губах.

– Ты знаешь, что да, – сказала Бекки. – Он был похоронен в Хаварской пирамиде.

– Вспомни свою подготовку египтолога, Бекки, – сказал Джон, – а затем пересмотри своё последнее утверждение.

Бекки замолчала с задумчивым выражением на лице, прежде чем снова сделать заявление, но с небольшим изменением.

– Его погребальная камера была найдена в Хаварской пирамиде, – сказала она.

– Именно, – сказал Джон. – Мумии так и не нашли, по крайней мере, ничего, что можно было бы идентифицировать как Аменемхета.

– Но в камере были остатки сожжённого деревянного гроба, оставленные расхитителями гробниц.

– Именно. Как это было принято в то время, расхитители гробниц сжигали любую мумию, чтобы быстро добраться до украшений, завёрнутых в пелены или находящихся в самом теле, но нет никаких научных доказательств, что это был именно он.

– Но почему? – спросила Бекки. – В этом нет никакого смысла.

– На самом деле, в этом весь смысл, – сказал Джон. – Аменемхет был хитрым старым лисом. Он не только продержался сорок пять лет царём Египта, что само по себе огромное достижение, но и не забывай о мерах, которые он предпринял для защиты погребальной камеры в Хаварской пирамиде.

– Люки-ловушки и ложные ходы, – сказала Бекки.

– Именно, – сказал Джон. – Он встроил тайные ходы, раздвижные двери и ловушки, всё это было предназначено для того, чтобы помешать грабителям добраться до его последнего пристанища, но даже тогда грабители гробниц имели устрашающую репутацию, и он знал, что его тело окажется под угрозой разграбления. Вполне возможно, что, ещё когда они строили пирамиду, некоторые из строителей уже прикидывали, как ограбить эту чёртову штуку. Я думаю, Аменемхет это знал и планировал всё соответственно.

– Тогда зачем вообще было строить пирамиду?

– Подумай сама. В то время как для всех и каждого он готовил массивный монумент как своё последнее пристанище, за кулисами он строил другие планы. Готовил место, которое не будет таким очевидным, где его тело будет в безопасности на веки вечные.

– Так где, по-твоему, он? – спросила Бекки. – В гробнице за дверью?

– Не совсем, – сказал Джон. – Во-первых, я не думаю, что это гробница.

– Не думаешь?

– Нет, Аменемхет был также известен постройкой кое-чего ещё. На самом деле у него была небольшая одержимость тем типом сооружений, о котором я думаю.

– Лабиринты, – сказала Бекки.

– Именно, он построил их чёртову дюжину и был этим довольно известен. Он даже построил самый знаменитый из них – лабиринт, упомянутый Геродотом в V веке до нашей эры. Геродот описывал его как сооружение, которое не только превосходило пирамиды в величии и мастерстве, но и по своим достижениям, масштабу и красоте превышало сумму всех греческих построек Древнего мира. Неслабое заявление для грека, не находишь?

– Должна признаться, я не очень с ними знакома, – сказала Бекки.

– Аменемхет построил огромный лабиринт у подножия Хаварской пирамиды. Он был построен в несколько этажей и состоял из более чем трёх тысяч комнат с бесчисленными коридорами, каждая из которых была сделана из цельного камня с мраморной облицовкой. Чёрт, даже крыша была сделана из гигантских каменных плит, поддерживаемых десятками тысяч колонн, каждая из которых была искусно вырезана из цельного гранита. По всему лабиринту было бесчисленное множество артефактов, статуй, картин, собранных из многих стран известного на тот момент мира. Гробницы второстепенных царских особ и богов-крокодилов были спрятаны по всей системе, и каждая хранила свои собственные неведомые сокровища. Это, должно быть, было захватывающе.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – сказала Бекки. – Если Лабиринт находился прямо у Хаварской пирамиды, зачем ему было так заморачиваться, только чтобы быть похороненным где-то ещё?

– Не забывай, Бекки, все земные блага в мире ничего не значили по сравнению с высшей наградой – безопасным переходом в загробную жизнь. Чтобы этого достичь, его тело должно было покоиться в мире. Если бы расхитители гробниц думали, что нашли его последнее пристанище в Лабиринте или пирамиде, они вряд ли стали бы слишком усердно искать где-то ещё.

– Величайший обман, – сказала Бекки.

– Именно, и я думаю, что именно это он и сделал. Предоставил огромную пирамиду, окружённую величайшим лабиринтом, который когда-либо видел мир, – всё наполненное несметными богатствами и предназначенное для того, чтобы отвлечь любых расхитителей гробниц от его настоящего последнего пристанища.

– Так ты думаешь, он в гробнице за дверью? – предположила Бекки.

– Возможно, хотя я подозреваю, что всё будет не так просто. Зная одержимость этого человека, я подозреваю, что там может быть другой лабиринт, возможно, даже больше предыдущего.

– Есть один вопрос без ответа, – сказала Бекки. – Если вход в этот новый лабиринт был найден более тысячи лет назад и с тех пор его часто посещал кто-то, оставляя подношения, почему дверь осталась целой? Это бессмысленно. Расхитителям гробниц было наплевать на проклятия и прочую чепуху. Почему бы им просто не выломать её и не разграбить всё, что внутри?

– Этого я не знаю, – сказал Джон, – но думаю, что твой отец знал.

– Почему ты так думаешь? – спросила Бекки.

– Потому что он открыл дверь, Бекки. Твой отец вошёл внутрь.

––

Глава вторая

Иттауи, 1245 год до н. э.

Пещеры Сехмет

Сехмет сидела на своём богато украшенном троне из человеческих черепов и с презрением взирала на развернувшуюся перед ней сцену. Стены зала для аудиенций сплошь были расписаны натуралистичными изображениями мёртвых и умирающих, а в полу из чёрного мрамора виднелись углубления, наполненные кроваво-красной жидкостью. С потолка свисали полотнища полупрозрачной ткани, и запах смерти пропитывал всё вокруг. Она сидела молча, впитывая атмосферу зала, и смотрела сверху вниз на мужчину, распростёртого ниц на полу, с раскинутыми в стороны руками в знак признания её абсолютного господства. На заднем плане непрекращающийся шёпот невидимых голосов, произносивших запретные стихи, разносился по залу, запуская щупальца страха в сердце мужчины и одновременно даруя привычное утешение бессмертной богине.

Сехмет знала, что обстановка была театральной и вселяла первобытный ужас во всякого, кому не посчастливилось предстать перед ней, но именно для этого всё и было задумано. Если бы те, кто боялся её, узнали о степени её собственной слабости, это могло бы привести к последствиям, которых она страшилась больше всего.

Храм был относительно небольшим и располагался глубоко в скалистых утёсах над Иттауи. Вход представлял собой естественную расщелину в скале, но внутри она переходила в череду коридоров и боковых помещений, которые в конечном итоге вели в зал для аудиенций.

Лёгким движением руки она отпустила прислуживавших аколитов, прекрасно зная, что те будут разочарованы, лишившись кормления. Когда зал наконец опустел, она заговорила, и её слова прозвучали неземными и тихими среди колышущихся тканей.

– Встаньте, Рамсес, – сказала она, – и узрите истинно живого бога.

Рамсес II поднялся на ноги и осмелился поднять голову, чтобы разглядеть Сехмет. Как обычно, её очертания были нечёткими, поскольку не только ткани скрывали её фигуру, но и несколько горящих факелов в сочетании с полным отсутствием окон в храме давали лишь столько света, чтобы различать ближайшие предметы.

– Сехмет, матерь богов, несущая смерть, я приветствую вас и выказываю своё почтение, – произнёс он и снова склонил голову.

Старуха позволила себе внутренне улыбнуться. Обычные восхваления, произносимые большинством мужчин, осмелившихся войти в её владения, были пусты и раздражали. Она слышала их так часто, что это испытывало её терпение, но слышать их из уст фараона всегда было приятно. Особенно в этом случае, когда Рамсес II, вероятно самый могущественный монарх, которого когда-либо видела эта страна Кемет, без колебаний признавал её превосходство.

– Рамсес, – сказала она. – Не прошло и шести лун с тех пор, как мы в последний раз говорили на полях брани под Кадешем. Я слышала, вы не одержали великой победы, но и не потерпели сокрушительного поражения. Неудовлетворительный для вас исход, полагаю.

Рамсес снова поднял голову и уставился на её призрачный силуэт, его глаза слегка сузились от гнева.

– Моя победа была великой, Сехмет, – сказал он, – и хетты были повержены. Ваши шпионы солгали вам.

– Возможно, – вздохнула Сехмет. – Но мне, в общем-то, всё равно. Хетты, гиксосы, нубийцы – я видела, как все они приходили, и видела, как все они уходили. Когда ваше тело будет гнить в каком-нибудь жалком храме, который вы в конце концов себе построите, несомненно, уже другой народ будет называть себя господином. Но я всё ещё буду здесь, и они тоже будут простираться передо мной или страдать от последствий.

– Этого не случится, Сехмет, – сказал Рамсес. – Я строю империю, какой эта страна ещё не видела, и моё наследие будет вечным.

– Вечным, – рассмеялась Сехмет, и звук этого хохота заставил мурашки пробежать по спине царя. – Вы вообще понимаете значение слова «вечный»? Может ли ваш жалкий смертный разум вообразить это понятие?