Читать книгу: «Социология и психология политического лидерства», страница 2

Герой, «великий человек» Карлейля весьма отличается от простых людей своими особыми, очень ярко проявляющимися личностными качествами, среди которых можно назвать искренность, оригинальность и, конечно, гениальность, проявляющуюся в том числе в обладании интуитивным знанием. Благодаря этому он, как правитель у Платона, видит Истину, проникая в суть вещей. И его миссия – сделать эту Истину понятной остальным, нести миру откровение и свет истинного знания: «Герой – тот, кто живет во внутренней сфере вещей, в истинном, божественном, вечном, существующем всегда, хотя и незримо для большинства, под оболочкой временного и пошлого: его существо там; высказываясь, он возвещает вовне этот внутренний мир поступком или словом, как придется»²⁴.

Таким образом, у Карлейля мы видим, что люди объединяются в какую бы то ни было группу (вплоть до объединения в общество) посредством культа вождя, при этом сами подданные не могут ничего сделать без короля, который, в отличие от них, способен действовать и в одиночку. Цель любой революции или парламентского предложения, по Карлейлю, по сути своей сводится к поиску и избранию самого способного руководителя, т. е. лидера.

Даже беглый обзор идей лидерства в социально-философских учениях показывает, что тема предводительства была актуальна во все времена. Однако, как мы уже говорили выше, центральными дефинициями в этих работах были государственная власть и управление государством. Именно сквозь их призму велись все рассуждения о тех, кого мы сегодня называем политическими лидерами.

1.2. Социально-психологическое наполнение идеи лидерства

С началом XIX века стилистика воззрений на проблему управления государством меняется. Уже сам факт того, что именно в это время появляются термины «лидер», «лидерство», говорит нам о смене фокуса внимания, подтверждение чему мы можем найти в огромном количестве философских, психологических, социологических концепций, посвященных природе данного феномена и его антропологическому смыслу.

Ключевой особенностью изучения проблематики лидерства в XIX веке является его социально-психологическое наполнение. Во многом это связано с появлением на политической арене новых «участников» – народных масс и толпы. Испытывая интерес к таким стихийным массовым образованиям, мыслители того времени буквально совершили революцию в проблематике лидерства.

Первопроходцем в этой области является не Лебон, как полагают многие, и даже не Сигеле или Тард, а наш соотечественник Николай Константинович Михайловский (1842–1904), который в 1879 году впервые сказал о том, что толпа – это самостоятельное общественно-политическое явление, подлежащее специальному изучению. Он же впервые дал ей определение, назвав «массой, способной увлекаться примером».

В 1882 году им была опубликована статья «Герои и толпа», где он описал свою теорию, согласно которой тем самым героем является вовсе не какая-то уникальная личность, а любой человек, который в силу обстоятельств демонстрирует образец для общего подражания, а значит – смог возглавить толпу хотя бы на непродолжительное время. Здесь важно отметить, что героя этого создает сама толпа, он словно аккумулирует ее энергию.

Несмотря на то что сам термин «герой» содержит в себе положительную коннотацию, в трактовке Михайловского этический компонент, равно как и соответствующие личностные качества, уходят на второй план. То есть герой толпы может быть и глупцом, и негодяем, а действия его могут быть вызваны трусостью или эгоизмом.

Рассуждая об управлении толпой, Михайловский упоминает подражание, о котором позже напишет Г. Тард в своих «Законах подражания». Именно склонность людей к копированию чьего-то поведения заставляет их повторять действия героя. При этом делают они это, находясь в состоянии, близком к гипнотическому, погружению в которое способствует скудость красок, звуков, форм, интересов и обособленность существования. Находясь в таких «ограничительных» состояниях, люди «гипнотизируются самой жизнью» и поддаются влиянию извне.

Позже, в 1891 году, Михайловский в своей работе «Еще о героях» скажет, что помимо обозначенных выше причин повторения действий героя отдельно стоит выделить его обаяние, проявляющееся в «резком, энергическом» действии. Вся суть управления толпой, таким образом, сводится к необходимости

“«…поступать, как поступает магнетизер, делающий гипнотический опыт. Он должен произвести моментально столь сильное впечатление на людей, чтобы оно овладело ими всецело и, следовательно, на время задавило все остальные ощущения и впечатления… <…> …Или же он должен поставить этих людей в условия постоянных однообразных впечатлений. И в том, и в другом случае он может делать чуть не чудеса, заставляя плясать под свою дудку массу народа и вовсе не прибегая для этого к помощи грубой физической силы»²⁵. ”

Ниже будут описаны взгляды на толпу и ее предводителей у других классиков, стоящих у истоков социально-психологической мысли. Однако, прежде чем приступать к ним, необходимо отметить, что герои толпы Михайловского отличаются от вожаков, описанных его зарубежными коллегами, тем, что являются неким этапом в развитии чувств и мыслей толпы, которая неким создает так же просто, как и низвергает. Именно поэтому, по утверждению нашего соотечественника, толпой правят не вожаки, а ее, толпы, эмоции.

Сципион Сигеле (1868–1913) – итальянский социолог, работавший в направлении, развитом В. Парето, Г. Моской, Р. Михельсом: психология реализации власти, механизмы господства властного меньшинства над подвластным большинством. При этом интересовали исследователя не столько элита, сколько социальные группы, являющиеся носителями группового и массового сознания.

Одна из самых известных его работ «Преступная толпа. Опыт коллективной психологии» (1892) содержит в себе идею о том, что именно толпа, будучи предрасположенной к девиантному поведению, представляет собой олицетворение общественного упадка. Однако толпа, несмотря на то что является стихийным образованием, может быть управляема наиболее одаренными людьми (не обязательно из ее состава). Позже Лебон назовет их вожаками толпы. Эти люди увлекают за собой большинство, которое испытывает бессознательное почтение к ним. Сигеле отмечает, что лидер (вожак) толпы, чтобы стать таковым, должен обладать такими качествами, как смелость, знание жизни, умение олицетворять идею, ум. Однако выше всех этих свойств стоит дар внушения, что позволяет ему распространять идеи, заражая ими все большее и большее количество людей. Сигеле, рассуждая об этом, приводит в пример военачальников, политических или религиозных деятелей, которым необходимо всячески поддерживать эту идею в своих последователях, поскольку без этой подпитки она в скором времени может умереть.

Таким образом, мы видим, что в трудах Сигеле не уделено большого внимания вопросам вождизма или лидерства. Речь о них идет исключительно в контексте рассмотрения поведения толпы. Однако итальянским социологом впервые были осмыслены механизмы, посредством которых индивидуальное сознание преобразуется в групповое или массовое, не сводя тем самым группу или общность в простую сумму входящих в нее индивидов, что потребует от исследователей поиска ответов на вопрос об управлении этим стихийным образованием.

Имя Гюстава Лебона (1841–1931) хорошо знакомо всем, кто хоть в какой-то степени интересовался психологией нетрадиционных социальных общностей, коими являются масса и толпа. Пожалуй, это один из самых цитируемых исследователей XIX–XX веков по этой теме. Рассуждения Лебона о толпе, ее поведении и механизмах управления ею были обоснованы его предположением об общем упадке культуры и наступлении века толп. Свои мысли он изложил в работе «Психология масс» (1895), которая на русском языке издается чаще всего вместе с другой его работой «Психология народов»²⁶. В последней Лебон сначала рассуждает о великих людях (не тождественных вождям и лидерам), которые воплощают в себе силу расы. Когда же речь заходит о великих в политике, то Лебон описывает их как людей, «которые предвидят зарождающиеся потребности, события, подготовленные прошлым, и указывают путь, которого следует держаться»²⁷. Однако автор тут же замечает, что эти люди могут править, строить и уничтожать города, а может, и целые империи, но только до тех пор, пока «умеют направлять свои усилия в духе потребности эпохи».

Лебон в своем трактате говорит нам о великих – как находящихся у власти, так и нет. Последние – мудрецы. Они не стремятся к власти и всячески ее избегают. А вот первые из упомянутых чаще всего фанатичны и бывают слепы в своем стремлении к каким-то целям (порой иллюзорным). Между тем их одержимость, подвластность коллективному бессознательному, умение воплощать мечтания масс зачастую и стоят у истоков прогресса человечества.

Но есть ли категория людей, которых можно отнести к лидерам иного типа, т. е. таких, которые не являются мудрецами или политическими фанатиками, но способны изменять мир, ведя за собой людей? Лебон пишет о них во второй своей книге, посвященной психологии масс, в частности в главе о вожаках толпы.

Эти люди одержимы идеей, буквально загипнотизированы ею, порой психически неуравновешенны. Нетрудно догадаться, что вожаки – не мыслители, это – люди действия. Однако для того, чтобы вести за собой других, они должны сначала заставить их верить себе. Может сложиться впечатление, что предводителем толпы способен стать любой владеющий словом оратор, но Лебон ставит таковых в самый низ «иерархии»:

“«…они [великие вожаки] образуют вершину пирамиды, постепенно спускающейся от этих могущественных властителей над умами толпы до того оратора, который в дымной гостинице медленно подчиняет своему влиянию слушателей, повторяя им готовые формулы, смысла которых он сам не понимает, но считает их способными непременно повести за собой реализацию всех мечтаний и надежд»²⁸. ”

Сила вожака толпы, доносящего до нее свои идеи, заждется на трех столпах: убеждение, повторение и зараза. Однако идеи, распространяемые с их помощью, обязаны своим могуществом главным образом обаянию – таинственной силе, которая «парализует все критические способности индивида и наполняет его душу удивлением и почтением»²⁹. Конечно, таковым может обладать и сама идея, но если им обладает человек, то он может стать великим вожаком, поскольку такие, как он, «…внушают свои идеи, чувства тем, кто их окружает, и те им повинуются».

Таким образом, по Лебону, вожак (а по сути, лидер) толпы – это фанатик, способный заразить других своими идеями, великий же вожак – это человек, который, помимо этого, еще и обладает силой обаяния. Деспотичность, которая зачастую свойственна вожакам, не пугает толпу, в душе которой «преобладает не стремление к свободе, а потребность подчинения; толпа так жаждет повиноваться, что инстинктивно покоряется тому, кто объявляет себя ее властелином»³⁰. Способствует этому еще и такое качество вожака, как смелость, которая, по мнению Лебона, нужна больше, чем интеллект:

“«…вождь может быть порой умным и образованным, но в целом это ему скорее бесполезно, чем полезно»³¹,”

ведь именно отвага, а не ум превращает возможность в реальность, а рассуждение в действие.

В завершение можно сказать, что что Лебон, будучи сторонником биологической детерминации психики, подчеркивает значимость психологии толпы, анализируя которую, приходит к своим выводам относительно качеств и свойств человека, который может управлять ею. При этом он не без сожаления утверждает, что начинается век толп.

Жан Габриель Тард (1843–1904), французский социолог, в своей знаменитой работе «Общественное мнение и толпа» (1892) описал возникший благодаря новым формам коммуникации феномен общественности³². Между тем для выявления ключевых характеристик нового явления он прибегал к сравнению его с толпой, что позволяет нам выделить ряд особенностей последней, в том числе в контексте управления ею.

Прежде всего нужно сказать, что Тард не согласен с тезисом Лебона о том, что наступает век толп. Он говорит, скорее, о веке общественности – особой формы воображаемого сообщества, где каждый член может никогда лично не встречаться с другими, но представляет их себе как людей, разделяющих одинаковые с ним убеждения и оценки, полученные в результате потребления сообщений из одних и тех же каналов массовой коммуникации. Толпа же, по его мнению, иррациональна по своей природе, поэтому ее поведение деструктивно. Способ коммуникации в толпе – традиционный, из уст в уста, поэтому лидер (или вожак), который в ней появляется, должен обладать определенными свойствами, позволяющими ему выстраивать эту коммуникацию. По мнению Тарда, толпа и в своих воззрениях, и в своем поведении уподобляется лидеру:

“«Роль этих вожаков тем значительнее и заметнее, чем с большим единодушием, последовательностью и разумом действует толпа, чем более приближается она к нравственной личности»³³. ”

То есть любая общность людей, любая организация в итоге хочет того, чего хочет ее глава, характер которого имеет наиважнейшее значение. При этом выбор толпы может быть не самым лучшим (ведь она иррациональная, и, как говорил Лебон, уровень ее интеллекта весьма низок), поэтому она может ухватиться за первого встречного, который умеет говорить пламенные речи. Впрочем, не только ораторские способности определяют человека как потенциального вожака толпы. Тард выделяет еще ряд качеств, каждое из которых является самодостаточным, но иногда может быть заменено другим:

“«Один человек получает власть над другими либо благодаря исключительному развитию воли, хотя при этом ум остается посредственным, либо благодаря исключительному развитию ума или только убеждения, хотя бы характер оставался относительно слабым; либо эту власть дает непреклонная гордость или сильная вера в себя, при которой человек превращает себя в апостола, либо творческое воображение»³⁴. ”

Таким образом, вожаку, лидеру необходимы воля или ум, вера в себя или гордость и воображение.

Надеяться на то, что в определенный момент толпа «перерастет» своего предводителя и станет самостоятельным субъектом, не стоит. Вожак, его мысли и в какой-то степени его энергия становятся составной частью толпы, даже если вожак «исчезает»:

“«Случается также часто, что толпа, приведенная в движение кучкой воспламененных людей, образующих ядро, обгоняет их, и всасывает в себя, и, ставши безголовой, не имеет, как может показаться, вожака; но в действительности она не имеет его в том смысле в каком тесто, поднявшись, не имеет больше дрожжей»³⁵. ”

Таким образом, мы видим у Тарда первостепенную роль вожака в определении намерений, характера и действий толпы, которую он возглавляет. Более того, он считает, что так называемая душа любого стихийного образования есть не что иное, как душа их лидера. А есть ли душа у толпы (как об этом говорил Лебон) или «коллективное сознание» (как об этом говорил Э. Дюркгейм), если нет вождя? По мнению Тарда, такое крайне маловероятно: душа толпы неуловима и не существует в реальности, а ее психическое начало – это тот самый идеальный лидер, которого несет в себе каждый член толпы.

Мы неслучайно выделили последние слова. Дело в том, что любой лидер, согласно Тарду, является своеобразным зеркалом толпы. То есть каждый участник этого стихийного образования в вожаке видит себя или, точнее, что-то вроде идеального образа себя, через который человек толпы словно самореализуется. Именно поэтому толпа зачастую восхищается своим предводителем.

Подводя итог, можно сказать, что Тард в своих воззрениях на вожаков толпы довольно схож с мнением Лебона. Расходятся они в видении роли толпы в истории. Лебона, скорее, можно считать «пессимистом», полагавшим, что в истории возьмет верх толпа – движущая сила революций, способная на разрушения, равно как и на героизм с самопожертвованием, под предводительством вожаков, «узколобых» людей одной идеи. При этом Тарда вполне можно назвать прогрессистом, который считал, что общество – это продукт взаимодействия индивидуальных сознаний через общение и что развитие форм коммуникаций приведет к тому, что верх возьмет не толпа с ее вожаками, а общественность, где люди, «сливаясь в унисон», сохраняют свои индивидуальные качества, что позволит человечеству идти по пути интеллектуализации.

Серж Московичи (1925–2014) – еще один французский исследователь, социальный психолог, занимавшийся в том числе и психологией толпы. Мы остановимся на тех аспектах его теории, которые сосредоточены в трактате «Век толп» (1981).

Проанализировав труды своих предшественников, Московичи выстроил свою концепцию, в рамках которой описал процесс изменения психики человека в толпе, а также исследовал взаимодействие толпы и вождя.

Точно так же, как и Лебон, Московичи утверждал, что «человек-индивид» и «человек-масса» – совершенно разные формы проявления человеческой психики. Именно поэтому, прежде чем говорить об управлении толпой, необходимо помнить, что она обладает своей формой мышления, которая строится на стереотипах и образах. По этой причине толпой нельзя управлять с помощью рассудка. Не поможет в этом деле и сила.

По мнению Московичи, любое объединение людей, идущее к одной цели или воспринимающее одну идею, обязательно должно иметь вожака. Без него масса ничего не может создать. А вот подчинить себе толпу вожак может не с помощью обаяния, о котором говорили другие исследователи, а посредством авторитета – признака, который «светится» через веру и мужество. Эта особенность складывается из убежденности и упрямой отваги, без которых вождь не сможет оказать гипнотическое воздействие, заставляющее толпу идти за ним. Конечно, помимо этого, вожак должен работать и над другими свойствами и качествами: осанка, точный и повелительный стиль речь, простота суждений и быстрота решений, способность уловить и передать эмоцию, привлекательность манер, дар формулировки, которая производит эффект, и даже вкус к театральной инсценировке. То есть строить свое общение с толпой предводителю необходимо с помощью простых слов и повелительных формулировок, используя образные аллегории. Иными словами, нужно преподносить ей не рассуждения, а лозунги, своеобразные формулы. Способ же управления толпой неизменен – внушение.

Можно заметить, что Московичи в своем описании употребляет не слово «вожак», а уже более политически окрашенный термин «вождь». Собственно, даже свойства и качества, обозначенные им, говорят об уже более высоком уровне предводителя толпы, нежели это было у Лебона или Тарда. В тексте Московичи уже можно увидеть именно политического лидера, который должен не просто управлять толпой, а покорять народы и строить новые миры.

Таким образом, как мы видим, проблематика лидерства в учениях XIX века изучается в основном в контексте управления стихийными сообществами. Во всех описанных нами работах вожак (а по сути, лидер) должен обладать какими-то качествами, чтобы его услышали и за ним пошли. То есть это не просто человек, обладающий властью по праву рождения или принадлежности к какому-то классу, а заслуживший тем или иным образом право так называться. Помимо этого, ключевым отличием лидеров в работах мыслителей XIX века от правителей и героев, которым посвящались трактаты более ранние, является то, что механизмы взаимодействия их с теми людьми, которыми они управляют, носят исключительно социально-психологический характер.

1.3. Проблема лидерства в политической науке

Как уже было сказано выше, идеи лидерства по мере приближения к XIX веку приобретают более четкие контуры. Между тем сколь-либо релевантные данной проблеме публикации датируются 1900–1910 годами, после чего стали выходить работы, в которых уже были изложены не просто размышления о том, каким должно быть правителю, а концептуализация социально-психологической природы феномена лидерства и, наконец, его политологическое осмысление.

Макс Вебер (1864–1920) – немецкий социальный философ и историк. Свою политическую теорию, изложенную в работе «Хозяйство и общество» (1925), он строит на двух основных понятиях: «власть» и «господство». Давая определение каждому из этих терминов, философ понимает под первым шанс «действующего лица на то, чтобы навязать (выделено авт. – Палитай И.С.) свою волю другому индивиду даже при условии сопротивления последнего»³⁶. Господство же, по мнению Вебера, представляет собой подчинение господину тех, кто теоретически должен ему повиноваться. Как видно, в первом случае отсутствует факт долженствования, в то время как во втором – приказ признается подчиняющимися. На основании этого можно сделать вывод о том, что господство представляет собой институализированную форму власти.

Понятия «власть», «господство» и «легитимность» являются ключевыми в теории Вебера. На страницах своей работы он не только соотносит указанные понятия, но и, рассуждая о социальных отношениях (власти и подчинения), выходит на тему роли личности в истории. Делается это им, во многом благодаря категории «харизма», которую он использовал для того, чтобы наряду с законом и традициями описать способы легитимации власти.

Власть, основанная на традициях, существует до тех пор, пока подчиненные верят в вечность и священность существующего порядка. Таким образом, она не только опирается на существующие традиции, но и ограничена ими.

Второй тип власти, рационально-легальный или законный, имеет место при единых для всех нормах социального поведения. Неотъемлемой ее частью является не только государство, но и конституция, а также бюрократический аппарат, который благодаря тому, что следит за исполнением законов, при данном типе господства зачастую становится основным политическим субъектом.

Наконец, третий, харизматический тип власти в основе своей легитимности имеет особые личностные свойства лидера, которые в своей совокупности дают то, что Вебер назвал «харизмой». Сам термин впервые был использован Робертом Зомом, который исследовал раннехристианские общины. Он подразумевал под ним мистический дар пророка. В общем и целом Вебер не сильно изменил содержательное наполнение понятия, вкладывая в него некие сверхчеловеческие, надбиологические свойства, которые позволяют человеку оказывать влияние на других людей. Иррациональная природа данного типа лидерства довольно хорошо объясняет, почему оно возникает в революционные периоды, когда основной задачей ставится разрушение прошлого и «прорыв обыденности».

Между тем в своей работе Вебер отмечает, что лидеру этого типа для сохранения легитимности (если он еще не стал лидером рационально-легального типа) необходимо постоянно поддерживать свой харизматический авторитет. Причем потерять он его может даже по причинам естественного характера (засуха, наводнение, астрономические явления и т. д.) в силу того, что сам лидер является своеобразным «сыном неба», а его власть сродни религиозной. По этой же причине, как считал Вебер, в современной истории примеры лидеров данного типа встречаются все реже в силу рационализации.

Само понятие «харизма» на сегодняшний день стало довольно расхожим. Между тем его операционализация в социогуманитарных науках прописана плохо. Последовательница Вебера А. Уиллнер, продолжая его дело, выделила выделила в этой категории четыре измерения: имидж лидера, согласие, сплочение и эмоции. Она дает определение каждой из этой составляющих и затем описывает, как все они проявляются в отношениях лидера с последователями. Однако, несмотря на попытки, предпринятые Уиллнер и рядом других исследователей, Г. Маркузе назвал харизму «самым сомнительным из всех понятий социологии Вебера»³⁷.

Влияние концепта «харизма» прослеживается в работах Джеймса МакГрегора Бернса (1918–2014). В частности, в его труде «Лидерство» (1978) можно видеть, что исключительный лидер появляется в условиях политического перелома (как харизматичный лидер у Вебера). Акцент при этом делается на поведенческой составляющей феномена: в ситуации кризиса настоящий лидер способен поменять поведение своих последователей. Но как и за счет чего? Рассуждая на эту тему, МакГрегор Бернс вводит два типа лидерства: транзакционное (соглашательское, компромиссное) и трансформационное.

Первое из названных основано на обычных транзакциях, под которыми понимается обмен между лидером и его последователями политическими ценностями. Такой тип отношений весьма рутинен. Примером могут быть взаимодействия лидера партии и ее членов, лидера национального масштаба и избирателей (или рядовых граждан). Однако такие транзакции имеют в своей основе удовлетворение скорее базовых потребностей, находящихся на нижних уровнях пирамиды Маслоу. Именно поэтому эти лидеры являются таковыми на «коротких дистанциях». Иными словами, метод кнута и пряника, который чаще всего используется лидерами этого типа, хорошо показывает себя при выполнении конкретных и сиюминутных задач: если какие-то шаги выполняются вовремя и качественно, работа ведется в хорошем темпе, исполнителя ждет награда, в обратном случае – следует наказание.

Однако если мы будем говорить о стратегических задачах (а настоящий политик ставит перед собой именно таковые), то необходимо обращаться уже к верхним уровням пирамиды потребностей, с которыми имеет дело лидерство трансформационное. Оно обращается к моральной стороне развития социальных ценностей, превращая лидера в образец для подражания, в человека, поощряющего творческие и инновационные идеи своих последователей или членов своей команды. Более того, используя различные механизмы, трансформационный лидер усиливает мотивацию, моральных дух и производительность. Именно поэтому такие лидеры очень часто (равно как и харизматичные) возглавляют революции.

Сам МакГрегор Бернс описывает отличие этих двух типов так:

“«Транзакционные лидеры являются лидерами, которые обменивают реальные вознаграждения за труд на преданность последователей. Трансформационные лидеры являются лидерами, которые заставляют своих последователей сосредоточиться на более высоких порядках собственных потребностей, при этом повышая осведомленность о значении результатов собственного труда и новых способов, с помощью которых эти результаты могут быть достигнуты. Транзакционные лидеры, как правило, более пассивны, в то время как трансформационные лидеры демонстрируют активное поведение»³⁸. ”

Однако достаточно очевидным является то, что такая дихотомия не учитывает огромного количества политических ситуаций, требующих других моделей поведения.

Роберт Чарльз Такер (1918–2010), так же как и МакГрегор Бернс, призывал отделять «реальных лидеров» от простых должностных лиц, менеджеров в политике. В своей работе «Политика как лидерство» (1981) он пишет о том, что первые способны выполнять функции, определяющие цели и результаты лидерства, которое, таким образом, во многом имеет деятельностный характер и определяется им как «указание направления, которое в конечном счете нацелено на политическое действие»³⁹.

Анализируя лидерство, Такер выделяет лидеров-консерваторов, реформаторов и революционеров. Каждый из них появляется в определенной ситуации и в контексте доминирующих характеристик политической культуры, имея своей целью их преобразование в соответствии с некой идеальной моделью. Так, консерватор считает, что реальность близка к идеальной модели и старается сохранить статус-кво, реформатор меняет ситуацию, традиции и обычаи, стремясь приблизить реальность к идеалу, образ которого создается в обществе, революционер же расценивает текущее состояние как неприемлемое и стремится к коренным преобразованиям. Говоря о последнем типе, нужно отметить, что в работе Такера, точно так же как у МакГрегора Бернса, можно увидеть следы концепции Вебера, которую он перерабатывает и делает более конкретной: харизматичный лидер – это не просто тот, кто обладает определенным набором свойств, данных ему от природы; лидером данного типа является лишь тот, кто использует эти качества для сплочения людей во имя революции. Другими словами, определяющей чертой харизматичного лидера, по Такеру, является его революционность.

Еще одним крупным исследователям, внесшим вклад в изучение политического измерения лидерства, был французский политолог Жан Блондель (1929–2022). Наиболее широкое распространение получила его работа «Политическое лидерство. Путь к всеобъемлющему анализу» (1987), где, как показывает нам название, автор попытался сконструировать интегральную концепцию.

В работе им отмечается, что какого-либо общепринятого определения у изучаемого феномена нет. Причиной этому он видит тот факт, что исследователи «стремятся не упустить из виду то множество путей, которыми следовало бы идти при анализе лидерства»⁴⁰, и в итоге мало внимания уделяется тому, что можно было бы назвать «сердцевиной проблемы».

Сам Блондель, рассуждая на тему «Что же такое политическое лидерство?», приходит к заключению, что по сути и по форме это есть феномен власти, поскольку оно сводится все к тому же управлению людьми. В данном ключе он ставит практически знак равенства между политическим лидерством и определением власти, данным Вебером: лидерство состоит в способности одного лица или нескольких лиц, находящихся «на вершине», заставлять других делать то позитивное или негативное, что они не делали бы или в конечном счете могли бы не делать вообще. Однако после этого делает небольшое уточнение: в отличие от простой власти, лидер имеет эту власть над членами общества, а в случае национальных лидеров – над всеми гражданами страны. Плюс ко всему Блондель указывает еще один отличительный признак политического лидерства – его долговременный характер.

В силу того, что результаты деятельности лидеров являются весьма значимыми для граждан, Блондель говорит о необходимости детальной классификации политического лидерства, которая позволит дать в той или иной степени объективную оценку их работы. В основе таковой, по его мнению, должны лежать масштабы проблем, с которыми лидер сталкивается, и то, какова степень преобразований, осуществляемых лидером для решения этих проблем. Такие измерения позволили Блонделю выделить девять типов лидеров: спасители, патерналисты, идеологи, успокоители, пересмотрщики, реформисты, менеджеры, улучшатели, новаторы⁴¹.

В ходе анализа исследователем затрагиваются вопросы личности лидеров, их специфических черт, окружения и институтов, оказывающих влияние на деятельность. При этом заслуга Блонделя состоит в том, что все эти неотъемлемые составляющие изучаемого нами явления рассматриваются им в совокупности. Так, он утверждает, что лидеры являются своего рода пленниками той среды, в которой они функционируют, поскольку могут делать только то, что она им позволяет. Однако и она испытывает на себе воздействие с их стороны. Но как, каким образом, за счет чего или чем оно определяется? Отвечая на этот вопрос, исследователь говорит о личности лидера, а также о природе институциональных структур, которые есть у него в распоряжении. Такое «совокупное» рассмотрение всех элементов объясняется Блонделем тем, что какое бы то ни было разграничение между ними можно провести только в теории. В реальности же они так тесно переплетены, что практически неотделимы друг от друга.