Читать книгу: «Я своих не сдаю», страница 9

И народ здесь все больше хороший, а если и попадется гнилой человек, то это все больше случайно залетный, такие в суровых условиях острова не приживаются, и никакими большими деньгами их здесь не удержишь. Так что, чтобы сюда приехать и жить на этом забытом богом острове, нужны веские основания. Вот как у меня, например.

Валюха, я одного не могу понять: чего мужикам от меня надо? Я не про нормальных мужиков говорю – здесь все ясно и понятно, чего им надо – я про своих бывших мужей-любовничков спрашиваю. Я им всем свободу предоставила, живите как хотите, только обо мне забудьте, как я забыла о вас. И что ты думаешь, забыли они обо мне? Ага, как бы не так! Думаю, няньку-кормилицу они во мне потеряли, вот что. Мужская натура ни за что не желает уступить нашей, женской; наверное, это повелось еще с древних времен, когда любой, даже самый зачуханный мужичок, считал себя на голову выше женщины. А я своим мужикам это их превосходство обломала. Р-раз, и нету меня! Ох, как им должно быть обидно! Будто, осиротели они. Как я уже говорила, к нам на остров трудно попасть: и заповедник здесь, и воякам приглянулся, потому как отсюда до Америки рукой подать. Судно-снабженец ледокольного типа раз в год заходит, да и вертолет – редкий гость, потому как погода здесь часто не подходящая: то ветра сумасшедшие, то морозы трескучие, то туманы опасные. Так что я здесь, вроде бы как надежно укрылась и от тупого Корнева, и от ревнивого Славика, ну и от прочих, уже давно забытых сердцеедов. Валюха, без хвастовства тебе скажу: здесь на этом острове, мужики меня прямо-таки боготворят – таких как я, на сотни-сотни километров не сыщешь, тут все больше эскимоски, а это уже для наших мужиков – экзотика, а для души у них – я! Я! Правда, есть в заповеднике одна лаборанточка, но она худая, как разделочная доска для минтая.

Ну да бог с ней, с лаборанточкой, отвлеклась я. Короче, думала я, что надежно укрылась от ревнивых и мстительных мужичков. Оказалось – нет, не угадала. Однажды прилетел к нам вертолет с учеными-москвичами. А я по рации заказала привезти мне с материка этим вертолетом кое-какие овощи-фрукты, лучок там, чесночок с огурчиками-помидорчиками и прочими яблоками-апельсинами. Ну никак нельзя здешним мужикам обходиться без зеленых витаминов в полярных условиях. Когда принялись разгружать овощи, из-за ящиков вылез… кто бы ты думала… Корнев! Мой бывший! Я прямо так с лесенки вертолетной и грохнулась, хорошо, что снег мягкий был. Вот так подарочек с материка! Ну, сволочь, думаю, как же ты сюда попал? Как меня вычислил? Наверное, догадался, что я с полярниками уехала, узнал, проследил куда, недаром же он десять лет прокурора Первореченского района возил. И что мне теперь делать с этой скотиной безрогой? Вопрос, однако. А он бах! на колени – и давай умолять меня вернуться к нему, мол, все твои измены прощу, давай заново все начнем. Мне, хлебнувшей море свободы – и к этому слабовольному сопле? Да ни за какие блага на свете! Да боже упаси! Нашел дурочку! Раскричалась я – подошли летчики-вертолетчики и прочие полярники и ну пытать его: кто такой? откуда? к кому? Он начал мямлить, на меня пальцем показывать; я, не дождавшись его внятных объяснений, коротко объяснила собравшимся, кто этот тип и чего ему надобно. Парни, будто на лету ухватили мое желание и единодушно проголосовали за то, чтобы отдать нарушителя пограничного контроля голодному белому медведю, что поблизости наблюдал за выгрузкой вертолета в надежде, что ему перепадет чего-нибудь съестного. Ой, Валюха, видела бы ты, как мой бывший испугался! Обмочился, стал деньги «летунам» предлагать, чтобы только они его назад увезли, за унты их хватал, обещал дорогу на остров забыть, навсегда забыть. Не понял дурачок, что подшутили над ним. Увезли его этим же рейсом в Певек, где он взял билет почему-то не во Владик, а через Москву в Минск, в Белоруссию, откуда родом. Я было вздохнула свободно, но тут вспомнила о Славике. Раз уж Корнев до меня добрался, то и этот доберется, скорее всего он выпытал у него, где я могу находиться. Славик гораздо опаснее трусливого Корнева, он мстительный, злопамятный, от него подлости жди с любой стороны. И я со страхом стала ждать судно ледокольного типа, которое снабжало меня свежими продуктами. И угадай, кого я первым увидела на его борту? Правильно – Славика! Стоит паскуда у борта и ехидненько машет мне ручкой, мол, привет, дорогая моя, ненаглядная. Внаглую машет, орет что-то во все горло! Судно пришвартовывается, ничего не слыхать. Стою, от навалившегося страха дыхнуть не смею. Тело вдруг разболелось, видно вспомнило Славикины жесткие кулаки. Потом я зубы сжала, взяла себя в руки, одно думаю: ну что, мститель-женоненавистник, поквитаться со мной прибыл, ну давай, попробуй, только учти Славик, я уже не та прежняя покорная раба, которую ты избивал до посинения, я – другая.

А он сбежал с трапа и айда меня метелить. Представляешь, прилюдно! Ну не придурок ли, а? У меня все нутро от боли прямо захолонуло, я извернулась и ка-ак дам ему ногой под яйца. Ты бы видела Валюха, как он взревел, ну чисто морж голодный. Юлой крутанулся, на колени бах и ртом воздух хватает, хватает, словно гусь полярный – рыбу. Видно, как больно ему. Но жалости к этому зверю у меня ни граммочки: а мне было не больно, когда он меня руками-ногами избивал до посинения? А тут еще ледокольщики подошли, наши полярники подтянулись; в общем, наваляли бывшему моему Славику по самые карманы. А он, гад упертый, кровью харкает, а успокоиться не желает, двумя ходками в зону хвастается, грозит всех «на перо посадить». Капитан приказал этого буйного «зайца» связать и кинуть в какой-то канатный ящик, и не кормить, пока не перебесится. Я, подлая моя душонка, попросила капитана высадить Славика где-нибудь в тундре, мол, там ему самое место. Капитан засмеялся и пообещал, что в тундре не в тундре, а в какой-нибудь Амдерме или Нарьян-Маре он его точно высадит, потому как на сей раз они идут не во Владивосток, а в Мурманск. Вот спасибочко, поблагодарила я капитана, а про себя подумала, что из-за этого психованного придурка жить мне теперь на острове Врангеля до окончания дней своих, жить и не высовываться под охраной полярников, солдат и белых медведей.

Пишу тебе, а сама думаю: ну почему ко мне так льнут непутевые мужики? Ладно бы нормальные, так нет же… Валюха, может меня бог наказывает за грехи нашей далекой молодости? Хотя вряд ли, те грехи я давно слезами искупила, битым телом своим искупила, ранами душевными. Да и в церковь я несколько раз ходила, исповедовалась, неоднократно у бога прощения просила. До сих пор слова помню: «Господи! Помилуй меня. Прости каждый мой грех… каждый грех!» Эх, Валюха, Валюха, что ни говори, а жизнь – сложная штука. Вот я сорок пять лет прожила, а до сих пор не пойму зачем, для чего я появилась на этот свет? Конечно, можно разное говорить, зачем и для чего. А если кратко, но объемно – думаю, появилась я для радости – и точка! Для мучений – не стоило бы родиться. Валюх, верно я говорю?

Я представляю как ты, читая мое письмо ухмыляешься, дескать, наша Любка в философию ударилась, видно, и в самом деле стареет. Ошибаешься, дорогая моя! Видела бы ты меня в анфас и профиль. Я на этом ледяном острове, будто аленьким цветком расцвела, это именно про меня говорят, что в сорок пять – баба ягодка опять. Вот так-то, Валюха! Приеду к тебе, тогда сама увидишь, какое чудо со мной остров сотворил.

А что, я баба отчаянная, ты меня знаешь, возьму и на следующий год загляну к тебе в гости. Надеюсь, по старой дружбе не прогонишь? Недельку у тебя гульнем, стариной тряхнем, юность нашу моряцкую вспомним, а потом я в Сочи махну или в Анапу загляну на месячишко-другой, косточки свои замороженные на острове погрею. Загорю как головешка – и домой, домой, на Врангеля! Чувствую, потянет меня на остров, обжилась я на нем, попривыкла, а главное – человеком себя здесь почувствовала, нужным людям человеком. Вот только иногда, заметь-иногда! одно беспокоит: а как старость нагрянет, кто кусок хлеба подаст, кто стакан водички поднесет? Подумаю – и страшно становится. До жути страшно. И тотчас начинаю жизненные ходы-выходы искать. Самый надежный выход —в старости к детям своим заявиться, к внукам-правнукам, авось примут, не прогонят бабку-путешественницу с хорошей арктической пенсией? Как думаешь, примут? Примут… Хотя, кто знает, время – оно вроде бы и лечит души людские, и в тоже время – калечит. Впрочем, до старости у меня еще уйма времени, много воды утечет, много чего может случиться, желательно бы хорошего. А пока… гуляй душа, пока молода! Правильно я говорю, Валюха? Ты, наверное, ты скажешь: смотри Любка, гуляй да не загуляйся, меру знай, а главное – умей себе сказать: стоп! И ты, конечно, будешь права, главное – вовремя остановиться. Уж я постараюсь…

Валюха, милая, надумаешь ко мне в гости – чиркни, я тебе живо пропуск организую. Ох, и зададим мы с тобой здесь жару! Гульнем как раньше, на плавбазе, по-морскому гульнем! Белые медведи вздрогнут, моржи в воду попрыгают… Шучу! Мой остров заповедную тишину любит. Вон, опять заявился, под окном снежком поскрипывает, печеньку ждет… попрошайка белобрысый. Я, первое время не могла понять, отчего это такие узкие окна в здешних домиках? Подсказали – чтобы медведь не залез, а мог только лапу просунуть для подаяния. Умно, правда? Ладно, пойду этому голодному блондину печеньку брошу, ведь не уйдет… Валюха, извини меня за это несуразное письмо… или, вернее, два письма. Не люблю писать. Будет время – напиши мне. Адрес простой: остров Врангеля, Любке поварихе, меня здесь все знают. Ни пуха тебе, ни пера! Пока! Твоя Любка с острова Врангеля!

Ревизор из Колорадо
Рассказ

– Господа! Товарищи! Друзья мои! Да тихо же, прошу вас, тихо! Ну же… – Мэр небольшого провинциального городка, а точнее – районного центра расположенного на берегу океана, в устье великой русской реки – умолял, угрожал, просил, надрывался, уговаривал разбушевавшуюся в конференц-зале районную элиту. Но его никто не слышал, или не желал слышать. Не дождавшись тишины, мэр зло буркнув: «Матроса Железняка с маузером на вас не хватает», – плюхнул массивное тело на застонавший стул и принялся нервно рассматривать увесистые, заросшие рыжей порослью кулаки, на одном из которых виднелась татуировка синенького танка – когда-то мэр служил в танковых войсках и даже командовал ротой. Багровая физиономия любителя зимней рыбалки и заплывшие легким жирком глаза потерянно метались по рокочущему осенним штормом залу. То, что сейчас происходило в зале, живо напомнило мэру любимые им с детства фильмы о первых незабываемых днях революции, разве что с некоторым отличием в одежде. Вместо солдат в серых шинелях, матросов в бушлатах перепоясанных пулеметными лентами – в зале до хрипоты спорили, ругались, а то и крыли друг дружку отборным русским матом вполне порядочные (по их мнению) господа в шикарных пиджаках от Дома Гуччи и прочих Росси.

«Ну и ханурики! Здесь вопрос жизни-смерти решается, а они тут икебану устроили», – злился мэр, грызя заусеницу большого пальца левой руки, мешающую ему сосредоточиться. Разумеется, под икебаной он имел в виду не ставшие нынче модными японские деревца-цветочки, а наш обыкновенный бардак.

Впрочем, бардак было из-за чего устраивать, на повестке сегодняшнего (уже четвертого) заседания стоял один-единственный вопрос: принятие районного бюджета. Вопрос этот, как некогда выражался всеми любимый вождь международного пролетариата, был весьма и весьма архиважен, и не принять его – смерти подобно не только для мэра, но и для всей районной верхушки. Быть или не быть – сей извечный российский вопрос стоял уже ребром: прошедшая зима едва не угробила и город, и районом заодно. Не хватило ни угля, ни мазута, во многих домах полопались размороженные батареи, постоянно отключалось электричество, сутками не было воды; народ жег костры во дворах, обогревался, варил на них еду, кипятил чай добывая воду из растопленного снега и от души материл местную власть, впрочем, не забывая и о центральной во главе с не всегда трезвым президентом.

А тут еще губернатор по чьей-то подлой наводке на вертолете прилетел. Понятное дело, орал, матерился, грозился отправить мэра пасти северных оленей и все допытывался, куда дели деньги выделенные на «северный завоз». Куда, куда? Будто сам не знает, куда! Растащили, похитили, разворовали, вот куда! Вот эти, сидящие в зале чиновники, и разворовали. Думаете: нахапались, накушались, нажрались, карманы набили и успокоились? А вот хренушки! Все им мало, еще, еще хотят, вон как разоряются. Нет, а что я – крайний? Я, может быть, тоже хочу свой лакомый кусочек заполучить от бюджетного пирога, однако веду себя в отличие от этих дармоедов вполне даже культурно. Но я один, а их вон сколько, разве этих горлодеров смогу перекричать? И губернатор хорош – нет, чтобы деньжат побольше подбросить, или хотя бы пообещать – принялся показывать как надо открывать-закрывать вентили, чтобы трубы не переморозить. Дураков нашел, будто мы сами не знаем, в какую сторону резьба крутится. Тот еще горлопан. Весь край под себя подмял, обирает его как липку, еще и напоследок пригрозил натравить на нас своих псов силовиков-налоговиков. Пока мне все нервы не вымотал, не улетел. Слава богу, что этим все и обошлось. Пока обошлось. Лето у нас короткое, глядишь: раз-два – и закончилось. Море замерзнет, река в лед встанет, без завезенного топлива району – конец. А бюджет наш пуст, как рваная рыбацкая сеть. И не дай бог замерзнет район – второй раз нам этого не простят. Утопят в проруби, как Колчака. Что делать? У края просим, клянчим – бесполезно, один ответ: денег нет, но вы держитесь, сами выкручивайтесь, у себя деньги ищите. А где у себя? В каком кармане искать? Нет, все-таки в армии было лучше. Бывало, получишь приказ, построишь личный состав и ка-ак скомандуешь: «Равняйсь! Смирно!». Затем одного матом обложишь, другому – в зубы, третий – сообразительный. «Выполнять!» Все выполнят, доложат. А если и не выполнят, все равно доложат, что выполнено. Пор-рядок был!»

– Господа! Товарищи! Тихо, прошу вас! Ну что вы прямо как на базаре… – Мэр опять встал и попытался призвать к тишине.

Но нет, не слышит элита, не хочет, не желает слышать мэра, каждый только себя слышит, у каждого одно на уме: где деньги, дай денег, дай, дай!! Ну, помощнички! С кем тут работать?

Мэр беспомощно оглянулся – позади лишь портрет президента стоящего во весь рост на танке с автоматом в руке. Зачем местный художник всучил Ельцину «калашников», выяснить не удалось – получив за свой «шедевр» гонорар, он надолго запил, уйдя в «подполье». Мэр попросил начальника милиции разыскать этого «Петрова-Водкина» и влепить ему пятнадцать суток, пусть камерные стены разрисовывает.

– Ну что вылупился?! – неожиданно для самого себя, мэр грубо накинулся на президента. – Заварил в стране кашу, понимаешь ли, а я тут расхлебывайся за тебя…

Президент самой большой в мире страны не стерпел подобной фамильярной наглости от какого-то зачуханного мэра, самого что ни на есть захолустного района – он, мрачно нахмурив брови, багровея лицом, заорал: «А ну вста-ать!! —Удивительно, но вскочив, мэр по-армейски привычно бросил руки по швам. – Ты перед кем стоишь, сопляк?! Щенок! Пацан! Молокосос! Слизняк ты, а не руководитель! А еще бывший танкист! Ты чего с этими уродами миндальничаешь? Врежь им от всей души, понимаешь ли, покажи свой командирский голос! Заставь трепетать от страха! Время пошло!…»

Мэр с готовностью сказал «есть», затем набрал в бочкообразную грудь побольше воздуха и, хватанув кулачищем по столу, скомандовал:

– Вста-ать! Сми-ирно! Равнение на… меня! Так и стоять… трак вам всем в задницу! – орал он, сверля красными глазами гипертоника стоящую номенклатуру, плюс депутатский корпус. Лучшие люди района по-солдатски замерли, большинство отслужило в армии и не разучилось подчиняться. Элита давненько не слышала такого шквала многоярусной матерной брани в свой адрес от бывшего солдафона, а ныне – хозяина города с районом.

Закончив бранный монолог, мэр сердито сопя, налил из графина воды в стакан и, словно забыв про стоящих подчиненных, задумался: «А чего это я разорался, ведь терапевт запретил мне волноваться. Посдерженней бы надо. А как посдерженней? Устал я с этими баранами, вот и не сдержался. – Он с неприязнью бросил взгляд в конференц-зал. —Все, надо прекратить эту бесполезную бодягу, четыре часа на одном месте топчемся, а бюджет по-прежнему далек от принятия. Отупел народ, устал, да и я тоже не в лучшей форме. Завтра выходной, отдохнуть бы не мешало. А что, неплохая идея. Прикажу-ка я завтра с утра пораньше подогнать катер рыбоохрановский, захвачу с собой Вальку – буфетчицу и махну инспектировать наш заповедник. Говорят, его служащие скоро всех зверей на мясо пустят, без разбора истребляют. Вот шакалье! Штаты раздули, форму с погонами на себя натянули, а не хрена не делают, бездельники! Ну я им покажу, я им устрою… Устрою шашлычок, барбекю с водочкой организую, с Валюхой в кустики завалюсь. Эх, отдыхать, так по полной!»

Кто-то в зале громко кашлянул – должно быть, напоминая главе района, что его подчиненные столбом стоят. Мэр махнул рукой, мол, садитесь, и примиряюще добавил:

– Мужики, извиняюсь, не сдержался, день какой-то сегодня нервозный. Но и вы, подлецы хороши, дебаты, понимаешь ли, устроили. А зачем зазря глотку драть? Я прекрасно понимаю, что для нас сейчас главное-деньги! Лучше наличными. Где их взять, надо подумать. Край конечно выделит под северный завоз, но и нам необходимо в этом направлении поработать. Чтобы у губернатора не было повода обвинить нас в бездействии. А будут у нас деньги, разделить их мы всегда сможем. Правильно? Да и вообще, давайте жить мирно, а не как в той басне про лебедя, рака и щуку. Вы же знаете мое жизненное кредо: сам живи – и другим давай. Так что живите братцы… пока. Шутка! Впереди два выходных. На эти выходные я даю вам домашнее задание под названием «Где взять деньги в районный бюджет?» Где хотите ищите: в небесах, на земле, на море, на дачах, в лесу, трясите «торгашей», шерстите бабулек у магазинов! Деньги у населения имеются, надо только их умело изьять. Вот и думайте на выходных: как, где, сколько? Но мое задание должно быть выполнено точно и в срок! Срок – до среды. В среду письменно доложите, я проверю… А сейчас я предлагаю перенести вопрос о районном бюджете на следующую неделю, думаю, до конца лета мы его примем. Ну что, голосуем? Кто за? Единогласно! Все свободны!

Зал дружно колыхнулся в сторону выхода.

– Господа! Постойте! Минутку внимания! – Мэр постучал ручкой по графину. – Чуть не забыл… Садитесь! – Элита нехотя опустилась на стулья. – Друзья мои, соратники! До меня доходят слухи, что какая-то сволочь затевает целый заговор, будто бы некие людишки хотят лишить меня поста мэра путем выражения вотума недоверия, или как там еще?

– Объявить импичмент! – выкрикнул кто-то, кажись, юрист мэрии.

– Вот, вот, он самый, падла, импичмент! Это что же делается: я себя на работе не жалею, здоровье гроблю ради процветания города с районом, а кто-то сует мне палки в колеса! Кто это шебуршится, известно?

– Пенсионеры! Врачи! Учителя! Коммунисты! – послышались выкрики. Мэр желчно усмехнулся.

– Опять коммуняки к власти рвутся? Вот неугомонный народец! Ну да ладно, с ними я договорюсь, а вот что остальным надо? Ведь не замерзли же зимой, все слава богу выжили, а если они насчет зарплат и пенсий – то это не ко мне следует обращаться – к губернатору. Ну никак людишки не поймут, что сейчас всем трудно живется, реформы идут, приватизация, частная собственность возвращается – и слава богу! Или, может, они думают, что я им свою зарплату отдать должен? Или все вы, господа? А что, может, возьмем и отдадим?

– Не-е-ет!!! – единодушно проревел зал. Мэр одобрительно качнул головой.

– И правильно. Ни деньги, ни власть мы никому не отдадим, зря что ли в девяносто первом под танки бросались? Мы тут головы себе ломаем, где деньги на топливо, на продукты для района найти, а «эти» импичмент готовят, подписи собирают, ну не с-сукины дети, а? Нет, братцы, надо действовать по-армейски решительно, быстро, на опережение! У кого есть какие предложения, прошу высказываться.

Элита сосредоточенно засопела, импичмент – дело для района новое, необычное, опасное. Вон в Москве тоже хотели импичмент объявить, а что вышло? Расстрел! Бойня! Кровопускание! Но то Москва, там танки на помощь пришли, а в нашем районе такой техники нет. Правда, на военно-морской базе имеются мощные морские орудия, но они поди давно заржавели, если, конечно, их еще не приватизировали и не продали в какую-нибудь бедную Кампучию.

– Что молчите, орелики? Ум за разум зашел, все на меня надеетесь… помощнички! Что бы вы без меня делали? – Мэр встал и по-военному одернув пиджак, сказал: – Ладно господа, так и быть, приму удар на себя. Слушай мою команду! Да сидите вы, сидите! Приказываю сорвать этот гребанный импичмент! Где у них место сбора? В «Авангарде»? В кинотеатре? Значит, так… Бунтовщиков возле театра зажать и в зал не пускать! Ни одного! Что, что? Как это сделать? Да легко… приходите сами, приводите своих друзей-знакомых, родственников подключите, надежных подчиненных. Всем прокурорским, судейским, свободным от дежурства милиционерам переодеться в гражданское – и вперед, на защиту демократии. Бюджетников в приказном порядке. А сколько в городе амбалов-охранников! Их как таран поставить в первые ряды, а то ряхи наели – на автомобиле не объедешь. А протестный люд – народец немолодой, хилый, легко раскидаете его в стороны и займете кинотеатр, где и проголосуете против импичмента подавляющим большинством. И, чтобы это народоизлияние зафиксировать документально, чтоб все законно было! Законно… мать вашу! А пенсионеры и прочие несознательные элементы пусть у кинотеатра митингуют. Поорут, погорлопанят, да и разойдутся. Редактор, – нашел он в зале редактора местной газеты «Морская звезда», – натрави на недовольных свою газетенку, мол, в тяжелое для страны время находятся провокаторы, которые пытаются подорвать основы нашей молодой демократии. Заклейми из позором… Иван Филимонович, голубчик, – начальник милиции резво вскочил, – Ты уж будь добр, возьми это мероприятие под свой контроль, пусть твои подчиненные… э-э, но чтобы я больше про импичмент не слышал.

– Понял! Разгоним! Врежем! Не услышите! – понятливо, не моргнув глазом, бодро отрапортовал начальник.

– Молодец! Побольше бы таких орлов! – похвалил силовика мэр, а про себя подумал: «Ох, и жучара наш полковник. Преступления скрывает, как бурундук орешки за щекой, зато раскрываемость выше всех в крае, девяносто восемь и восемь! Дуболом, но хорош, хорош, рвение как у быка-производителя, такой не задумываясь любому ребра переломает».

И, благосклонно кивнув главному милиционеру, мэр потянулся враз захрустевшим телом: все, хватит, пора по домам.

В дверях появилась секретарь Вера Ивановна с бумажкой в руке.

– Верунчик! – по-свойски обратился к ней глава города с районом. – Что это за бумаженция в вашей прелестной ручке?

Словно напоказ выкатив полные груди, секретарша протянула ему бумагу. Ого! Телеграмма из краевого центра! Срочная!

Мэр вскочил и зашевелил губами… «Понял… ни хрена не понял… что за бред сумасшедшего?» Закончив читать, кивнул секретарше, мол, можешь идти. Повернулся к залу.

– Прошу прощения господа, придется повременить… С центра получена срочная телеграмма. Сейчас я вам ее прочту. – И мэр, как малограмотный, принялся бубнить: «Настоятельно просим встретить… Джон Макнамара… штат Колорадо… всемирно известный писатель, знаменитый профессор-натуралист… встретить! обеспечить! доложить!» И знаете, кто подписал? Сам вице-губернатор!

Зал заинтригованно молчал. Мэр, задумчиво почесав нос мизинцем левой руки, поднял телеграмму на свет, будто проверяя: не фальшивая ли? Вроде нет.

– Нда! Как она не ко времени… Какой-то Макнамара? Зачем он нам? Ну, Верунчик, подкинула проблему, – сам не зная зачем, попрекнул он секретаршу. – А вы что молчите? Есть в Америке такой штат?

– А кто его знает. Аляска точно есть, бывшая нашенская.

– Есть, есть! Он так и называется – Колорадо, столицу вот не помню.

– Это не в честь ли того жука колорадского названа?

– Вроде того. Там развели, затем по всему свету эту гадость запустили. Одним словом – вредители!

– Какого лешего ему у нас надо? Нам и без него неплохо живется.

– Господа, а не кажется ли вам, что все это подозрительно как-то, как бы чего не вышло.

– Точно! Знаем мы этих писателей! Такое может нацарапать сволочь, что завтра вся Европа над нами смеяться будет.

– Да бросьте вы ерунду пороть! Причем здесь Европа?

– Ну Америка, какая разница. Все они в одном корыте замешаны.

– Макнамара? Это не родственник ли министра обороны, что с небоскреба сиганул с криком «Русские идут!»?

– Вполне возможно. А может просто однофамилец того чудака-вояки. У них там все с прибамбасами…

– Тиха-а! – запретил выкрики с места мэр. – Хватит кричать без толку, надо головой думать. Головой! Вот и соображайте… К нам приезжает американец, вроде – птица невысокого полета, подумаешь – профессор, эка невидаль – писатель. Их сейчас по всей нашей необъятной стране видимо-невидимо шарахается, нас, слава богу, сие тараканье нашествие пока миновало – и вот, первая ласточка… трак ей в задницу! Мне губернатор предлагал, мол, начинайте завязывать связи с иностранцами, они в ваш район инвестиции вложат – заживете, как шейхи саудовские, вместе будете лес валить, рыбу ловить, золото-платину добывать. Короче – обогатимся! Ох, и хитер бобер наш губернатор, но и я не лыком шит. Знаем мы их инвестиции, запусти в наш район эту саранчу— вмиг по миру без штанов пустят. Шакалье то еще! Думаю, мы с вами и без иностранцев обогатимся, слава богу, матушкой-природой не обижены. Мы им не какая-нибудь дикая Эфиопия, объегорить себя мы не позволим. Так что, давайте думать вместе.

Он упал на стул, тупо уставившись на графин. Зал выжидающе молчал. Пришлось мэру опять брать бразды правления в свои руки.

– Какие будут предложения? – спросил по привычке, зная, что подчиненные во всем полагаются на него. – Понятно, предложений как всегда нет. Нд-а! Смотрю, с вами дельной каши не сваришь… нет, не сваришь. Ну да ладно… Я вот что вам скажу: лично для меня этот американец – не загадка. Ну, профессор, ну писатель – кого сейчас этим удивишь, все мы в душе, если не профессора, то писатели. Так ведь? Меня другое гложет: почему телеграмму подписал сам вице-губернатор? Этот просто так не подпишет, тут есть какой-то скрытый смысл. Вот и гадай теперь: ну почему, почему подписал сам Краюшкин?! Сам Василь Васильич?! И ведь четко обозначил: встретить! обеспечить! доложить! Звучит как приказ. Ну, встретить – понятно, а чем обеспечить, о чем доложить? Так что, думай – не думай, а встречать этого «колорадского жука» нам придется. А иначе с нас Краюшкин семь шкур спустит и раны солью посыпет, уж я-то знаю. Мы с ним когда-то вместе в Высшей партшколе учились, зверь еще тот, и, откровенно говоря, настоящий муда… мудрец, я хотел сказать. Хоть и учились вместе, а не пожалеет. Так что, давайте свои предложения по встрече… даже не знаю, кого – то ли дорогого гостя, то ли по нашу душу подосланного губернатором ревизора. Ну, что сразу пуганулись, это я так, разные версии прорабатываю. Да не молчите же вы… трак вам на башку!

– Шеф! О чем базар, встретим по-нашенски, по русски!

– Да что там говорить, конечно встретим! До потери сознания напоим! Таких девок подсунем – он и про свою Америку забудет.

– Джон – это же как Иван! Тезка! Ох, и гульнем же мы с ним!

– Ну все, хорош горлопанить! – Мэр решительно прервал анархию зала. – Хватит… Лучше давайте подумаем, с какой целью он послан к нам? Особых секретов у нас не осталось, военных поразогнали, одни «погранцы» остались. Лично мне не дает покоя словечко «натуралист». Так и гложет и гложет Какое-то оно… как бы это выразиться? О! Двояко, зыбко, расплывчато и непонятно. Думаю, и не могу сообразить, с чем оно связано: то ли с натуральным хозяйством, то ли с экономикой или с промышленностью? Помню, в партшколе проходил что-то похожее у Маркса… а может, у Гегеля или Плеханова? Ч-черт, разве всех этих умников упомнишь! Объективный, субъективный, натуральный – все перемешалось в голове, со временем забылось. Не могу вспомнить, хоть убей не могу. Я знаю, чем отличается танк от самоходки, а вот в экономике я: пас-с! – просипел он, беспомощно разводя руками.

– Господин мэр! Юрий Петрович! Не переживайте так, все очень просто: натуралист в чистом виде – это человек, изучающий флору-фауну, – услужливо подсказал чей-то голос. – Всего лишь.

– Флору, фауну? Всего лишь? Может быть, может быть… Однако, подозрительно все это, у них там что, своей флоры-фауны нет?

– Господа, не к добру все это, – предположил заведующий земельным отделом. – Мой Родик сегодня на прогулке все утро ко мне жался и скулил, и скулил.

– Заткнись! Гадалка хренова! Своди своего кобелину на случку и не строй тут из себя Кашпировского! – наливаясь гневом, психанул глава города с районом. – Какой-то идиотизм получается. Чем они там в крае думают, присылают черт знает кого! Прислали бы ревизора с четкими полномочиями – и все было бы для нас ясно и понятно: конверт с деньгами, накрытая поляна, баня с девками-и дело в ажуре. Так ведь? А тут сейчас сиди и гадай! Хотя бы какую-никакую инструкцию выслали, разъяснили что к чему, куда, зачем…

Зал ждал. Районная элита будто забыла о непринятом бюджете, о предстоящей зиме, об отсутствии топлива, продовольствия – всех взволновало редкое для этих мест событие: приезд американца из штата Колорадо. Это надо же, из самой Америки мужик приезжает! Непонятно одно – зачем?

«Вот тебе и „Валюха в кустиках“! Съездил, называется в заповедник, отдохнул… трак всем в голову! – чертыхнулся мэр, но тут же взяв себя в руки, принялся размышлять: – А почему, с какой стати я обязан лично встречать американца? Если здраво рассудить, то встречать его должен… должен директор краеведческого музея или директор общеобразовательной школы, а то и вовсе учитель ботаники или зоологии, если этому еще сейчас учат. Но не я, нет, не я! У меня другой масштаб, совсем другой…»

– Кончай базар! – Мэр решительно заткнул словесный фонтан подчиненных. – Предлагаю создать комиссию по встрече. Кто за? Единогласно. В нее войдут… Может, кто желает добровольно? Нет таковых? Еще раз спрашиваю: желающие есть? Понятно… Тогда изберем председателя и еще одного члена комиссии – этого будет достаточно. Я думаю, сначала изберем члена комиссии, а уж потом – председателя, потому как он… головой будет отвечать за встречу, – в голосе мэра – неприкрытая угроза. – Итак, членом комиссии предлагаю назначить… Иван Филимонович, – обратился он к начальнику милиции, – ты уж, брат извини, однако тебе придется войти в состав комиссии, сам знаешь, народ у нас непредсказуемый, как пожарный огнетушитель, да и твои орелики без твоего присмотра могут таких дров наломать – в Страсбурге аукнется, где по правам человека, а нам это, сам знаешь, ни к чему… Согласны? Вот и отлично. Ну, а председателем назначается… – Глава города с районом зашарил глазами по притихшему залу. – Назначается Петр Петрович, всеми уважаемый Петенька! Наш главный коммунальщик района! Прошу любить и жаловать, а также беспрекословно подчиняться и оказывать содействие председателю комиссии, главному ответственному за встречу.