Читать книгу: «Под крылом чёрного ворона», страница 4

…И снова истерика обоих, сопровождаемая криками, стонами, громкими чмоканьями, затащила их в тот азарт, все сильнее и сильнее ввергая их в пучину своих оргий.

В какой раз у них была передышка, он не считал. И снова Михаил, поддавшись той непонятной мощной и непоколебимой силе, отдышавшись, начал губами перебирать ее соски на грудях, все глубже и глубже «пожирая» их …

– Все, хватит, а то так и останусь у тебя на всю жизнь, – удержала за подбородок Михаила Инга. – Ой, как иногда я тебя хочу съесть, подумать только! И что ты нашел в Зинке? Только не говори ничего. Только не говори ничего, а то я тебя убью! – И, резко вскочив с кровати, стала одеваться, не давая ему вставать с нее, с силой толкая его назад.

– Все. – И сделав воздушный поцелуй, выскочила из его квартиры.

«Что это было? Сказка или фантазия? Я так ее даже толком и не рассмотрел. Как фурия, влетела в квартиру, разодрала мою одежду и разорвала мое тело. Что это было?» – прикрыв глаза, думал Михаил.

Никак не хотелось сейчас ему себя ругать, что скатился до такого низкого поступка, поддавшись забытым чувствам, занимался любовью с женщиной-мечтой, с чужой женой, женой его старого друга. И как не хотелось сейчас ни о чем думать, ни стыдить себя, ни ругать. Хоть бы эта ночь осталась между ними. Зинка для него – это жена, мать его детей. А Инга – как мимолетное влеченье…

Фужер коньяка он выпил залпом и провалился в глубокий сон.

…Утром сработал внутренний будильник, но вставать не хотелось, полежать бы еще, подумать о том, что произошло с ним ночью.

«Вот ведьма, а! Ну почему ты решила так сделать, а, Инга? Неужели ты еще любишь меня или решила меня купить и сделать своим рабом? Ах ты, ведьма, ну на кой я тебе сдался, а? Ну, что ты от меня хочешь? Инга?»

Что есть силы зажмурил глаза, будто таким способом решил наказать себя за совершенный ночью проступок. И только сейчас вдруг ощутил, что лежит не в кровати, а полусидя в кресле. Почему так? А кровать вообще не разостлана, даже не помята. Удивительно. Неужели ночью просыпался и пытался сделать все, чтобы хоть как-то спрятать следы своей подлости от кого-то?

И на столе не было бутылки коньяка, и в холодильнике, и в мусорном ведре, и в трех кульках с мусором, лежащих в прихожей. И в кухне так и осталась чистота. Что это? Неужели все то, что произошло, было сном? А может, все собрал и выбросил в окно и навел в спальне порядок и… в зале? А вот в прихожей остался грязный след от женского каблучка…

В обед узнал по местным новостям, что мэр города поздравил Ингу Воробьеву с победой в конкурсе на «Лучшее торговое предприятие среднего бизнеса». Этой награды она была удостоена вчера, часов в семь-восемь вечера, в городе Ханты-Мансийске. В принципе, за три-четыре часа после этого она могла добраться в Югорск из столицы их округа – это всего лишь триста восемьдесят километров. Так было то или нет?

5

Черный «мерседес» Инги с номером 007 он выделил из колонны машин сразу. Он ехал спокойно и, когда поравнялся с Михаилом, показал поворот налево, пересекая двойную линию, развернулся и остановился рядом с Филипповым. Черное окно приоткрылось, и он увидел перед собой лицо улыбающейся Инги.

– Садись! – то ли сказала, то ли прошептала она.

В машине было свежо, сиденье тут же, пытаясь расположить в себе удобнее садившегося человека, отъехало немножко назад и отпустило вниз спинку.

– Только не говори всякой чуши, – то ли предупредила, то ли попросила она.

Машина плавно тронулась вперед, набирая скорость.

И тут же он почувствовал руку Инги у себя на бедре, тяжеловатую, от которой идет приятное, растекающееся тепло по телу.

– Сегодня я тебя съем и буду это делать у всех на глазах, – шептала Инга все громче и громче, распространяя от своей ладони горячие волны по его бедру, бьющиеся о низ живота и выше, выше.

Михаил попытался что-то сказать ей в ответ, но в голове была пустота, во рту – сухость, язык окаменел, воздуха стало не хватать…

– Михаил Михайлович, вам плохо? Может, скорую помощь вызвать? – запричитала пожилая соседка.

Михаил закрыл рот и с удивлением смотрел на пожилую, седую, полноватую женщину, приблизившую к нему свое лицо.

Нет, это была не Инга, а соседка из квартиры напротив.

– Да нет, у меня все нормально, – попытался отстраниться от навязчивой женщины Михаил.

– А что ж это вы, дорогой, так тяжело дышите, с сердцем плохо?

– Да спасибо, все прошло, – соврал Михаил.

– А что ж это вы так? Нужно следить за собой. А то уперлись в машину, думала, заглядываете в нее. А это, оказалось, вам плохо. Сбежала вниз, а вы уже на скамейке сидите…

– И никого рядом не было? – перебил надоедливую соседку Михаил.

– Так вроде и никого. Женщина какая-то там стояла, глазела на мои окна. Да вон она! – вскрикнула баба Аня.

– Где? – Выдохнув и сдавив губы, Михаил осмотрелся по сторонам.

– Ой, да уже и ушла. Что, знакомая?

– Кто?

– Так та женщина…

– Да нет, – замотал головой Михаил.

– Наверное, с дружками засиделись? – продолжала расспрашивать баба Аня.

– Да, да, вы правы, – согласился с ней Михаил, пытаясь хоть на какое-то время освободиться от любопытной женщины. – Работы было много… – И, встав со скамейки, потихонечку засеменил на улицу.

А тяжесть так и не сходила с груди, расплылась, как мокрая тряпка, на кости ребра, давя своей массой на легкие и сердце.

И снова он увидел шестисотый черный «мерседес» Инги, стоящий на той стороне улицы, но уже не стал рассматривать сидящую в нем хозяйку, а наоборот, прикрыв глаза «про себя» перекрестился, еще раз, и еще. Перекрестивши свое тело со всех сторон, и снизу, и сверху, он тут же почувствовал душевное облегчение, вдохнул свежего воздуха, еще – раз, и открыл глаза только после того, как почувствовал свежесть внутри лобной части головы, снимающую тяжесть и разрывающую ее на мельчайшие части, растворяя в себе.

С той стороны не было «мерседеса», а только какая-то невысокая женщина, одетая в длинное черное платье, не спускала с него глаз.

«Ну и прекрасно, – подумал Михаил и, окрестив ее «про себя», – прошептал, да так, чтобы она видела движение его губ, – аминь!»

Как ее лицо после этого дернулось, словно кто-то неожиданно с силой толкнул ее в спину. И, опустив лицо вниз, она быстро пошла по переулку, теряясь среди людей, словно стремясь побыстрее убежать.

«Неужели это и есть та самая ведьма Феодора?»

Глава 3
Мын-Лунг

1

Володя так и не вышел из псарни, чтобы поздороваться с Михаилом, а продолжал медленно водить по холке Цэсы, словно что-то пытаясь найти у нее в шерсти. Собака в напряжении смотрела куда-то за сетку, скорее всего, и не смотрела, а ждала, когда ее хозяин Володя Чиж ей сделает больно. Да, да, именно этого она и ждала, догадался Михаил, так как сразу же после этой мысли лайка начала ерзать, попыталась встать на задние лапы, но Чиж цыкнув, ее тут же осадил.

– Миша, лезь сюда, помоги, – попросил он. И, дождавшись, когда Филиппов, согнувшись в три погибели, влезет в псарню, ткнул подбородком в сторону табуретки, на которой лежали скальпель, медицинские щипцы, йод, ватка. – Щипцы подай и отойди, а то еще куснет, – прошептал он и, оседлав собаку, заставил ее лечь. – Да месяц назад на мишку ходил, всех порвал кутят, оладь ему в душу, только сучку старую оставил. Боюсь уже, что крест на ней можно ставить.

– Что, ранил ее? – поинтересовался Михаил.

– Да, но не в этом дело, ей восемь лет, даст еще приплод или нет, не знаю. Кобеля соседа не подпустила к себе, когда течка была.

– А это не ее был кутенок?

– Да ее. Так он же кобель, неужели снова в Екатеринбург ехать за новой собакой, договариваться? Вот оладь ему в душу, а. Больше таких звероловов не попадалось. Все на птицу падки, а эта еще полугодовалым кутенком сразу на мишку пошла, еле спас.

Цэска, вывернув голову, начала поскуливать, но Сергеичу это, видно, было только на руку, и, опустив щипцы в ее шерсть, резко рванул ими назад. Собака, взвизгнув, успокоилась и положила свою морду на лапы.

– Вот смотри. – Чиж протянул щипцы Михаилу, а сам, взяв с табуретки вату с йодом, начал смазывать собаке рану.

В щипцах была зажата какая-то то ли кость, то ли сук от дерева, но потрогать пальцами это Михаил не решился, уж больно неприятные чувства она вызывала.

– Это обломок когтя.

– Медведя?

– Ты чего, – с удивлением посмотрел на Михаила Чиж, – рыси. – Если б мишка, оладь ему в душу, ее полоснул, то точно бы не спас Цэску. У него ж когти, оладь ему в душу, как ножи столовые.

– Ой, какие гости у нас! – Радостный вскрик жены Чижа, Веры Павловны, был настолько неожиданным для Михаила, что тот, испугавшись, вскочив с корточек, сильно ударился затылком о крышу клетки, покрытую сеткой-рабицей.

– Верка, да что ты, оладь в твою душу, – зашипел Чиж.

Но Вовка, став на корточки и вылезая из клетки, широко улыбаясь, сказал.

– Бывает же такое, напугался так, что чуть сетку-рабицу головой не продырявил. – И протянул руку Вере Павловне.

Вера обняла гостя и, подхватив его под локоть, повела к столу, стоявшему у дома.

– Как хорошо, что ты пришел, посмотри Лешку, – сказала Вера Павловна и позвала внука, пятилетнего мальчишку, копавшегося в огородной грядке. – Леша, иди сюда, дядя Миша пришел.

Пацаненок, увидев Филиппова, с радостными восклицаниями побежал к ним на встречу и, обняв Михаила, повис на его груди.

– Вот какой богатырь ты стал! – Михаил подбросил мальчугана вверх.

– Дядя Миша, дядя Миша, а там жук вот с таким рогом! – кричал Лешка. – Пошли, покажу. Только не бо-ойся его, он мой друг. Да, бабушка?

И они все вместе пошли искать в листве щавеля рогатого жука.

– Мишенька, ну как он, а? – подергивая за локоть гостя, наступала с радостными распросами Вера Павловна. – Ты посмотри, с тех пор совсем не заикается. Какой ты, Мишенька, молодец!

– Только не перехвали меня, – улыбаясь, обнял за плечи женщину Михаил. – Этого побаиваюсь, а то сглазят.

– Да кто такой дурак будет, чтобы попытаться тебя сглазить?

– Ну, это как сказать…

Вера Павловна, когда работала медсестрой в больнице, не раз приглашала со своим врачом Иваном Петровичем Михаила к себе на помощь, только больные этого не знали, так как он стоял за ширмой и лечил. Не всегда, правда, удавалось Михаилу добиться положительного результата – снять боль. Но это он считал так потому, что не является полноценным экстрасенсом, как Джуна, или Вольф Мессинг. Нет у него такого таланта. А когда один из больных в этот момент потерял сознание и Иван Петрович, имеющий огромный опыт работы, ничего не мог сделать, давление продолжало падать, Михаил отстранил врача от мужчины, лежавшего в кресле, и сказал, чтобы тот просыпался. И тот, это был молодой человек лет тридцати, тут же открыл глаза и, увидев перед собой Михаила, смутился: «Я больше курить не буду, честное слово» и, кивнув доктору, вышел из кабинета.

Терапевту Ивану Петровичу тут же стало плохо. Бросив несколько таблеток валидола в рот, он присел на стул и закрыл глаза, слушая Михаила, выполняя глубокие вдохи. С тех пор, как ни уговаривали его Иван Петрович и Вера Чиж продолжить работать с ними, Михаил отказался. А вот с семьей Чижей продолжал поддерживать теплые дружеские отношения и, более того, считал Володю своим наставником по охотничьему делу.

И все это благодаря Витьке Воробьеву. Это он его перед призывом в армию познакомил с Чижом, работавшим у его отца на автопредприятии инженером по охране труда. Съездили с Владимиром на утиную охоту, потом на рыбалку за хариусом, и Мишка втянулся в мужские дела. А после армии, как было свободное время, заглядывал к Чижам, а потом и с Зиной, своей женой…

Чай с запахом мяты, разлитый в большие стеклянные кружки, быстро остывал, но от этого его терпкие вкусовые качества нисколько не ухудшались.

– Ладно, Миша, давай ужинать пойдем, – встал Чиж и, взяв Филиппова за локоть, повел его за собой в дом. – Ты извини, браток. – И, поближе придвинувшись к нему, лисьими глазками мазнул по лицу Михаила и, прищурившись, прошептал: – В жизни такого со мной еще не было. – И, приложив палец к губам, кивнул подбородком в сторону окна. – Тут такое происходит, прямо даже не знаю, как это и назвать. Колдовство или еще как.

– В смысле, как это понять?

– Да как иду по дорожке или к собаке, или в туалет, мутить начинает, и такое впечатление, что кто-то из-за забора за мной следит такими черными-черными глазами.

– А когда это началось? – спросил Михаил.

– Та дня два как.

– Понятно. – Подняв руку, Михаил провел открытой ладонью, направленной в сторону забора, и замер. И, постояв так с минуту, сказал Чижу: – Дай-ка коробку спичек.

Минут десять Михаил ходил под высоченным забором и вкладывал спички между досок и обкладывал это место крестом, что-то про себя шепча. Вера с Владимиром бегали от окна к окну, наблюдая за Филипповым.

– И что? – встретил у двери Михаила Владимир.

– Да все вроде. Попробуй пройтись.

Чиж с удивлением посмотрел на своего старого друга и вышел во двор. Прошелся от колодца к псарне, назад, потом – до калитки, назад. Улыбнулся Михаилу и показал большой палец.

– Ты слушай, я ведь думал, что у меня «галики» пошли на старости, оладь ему в душу. Все, мол, пора собираться на тот свет.

– Ты еще совсем молод, – улыбнулся Михаил, – шестьдесят пять для тебя – это далеко не итог, ведь родители твои еще до сих пор живы.

– Точно! – пожал руку Владимир.

– Так вот это колдунья была, и меня со вчерашнего дня достает. Больше не будет. Если еще раз попытается, то все получит назад. Я поставил «зеркало».

– И что с ней произойдет?

– Не знаю, что в такой момент с ними происходит, да и стараюсь не интересоваться этим. Ну, может, ослепнет на какое-то время, может…

– Да ты что! Ну, оладь ему в душу.

– Да это я так, Вова, в шутку, – улыбнулся Михаил, похлопав старшего товарища по плечу. – Я по делу к тебе. Помощь нужна, Витька Воробьев потерялся.

– Хм, – мотнул своей большой лысиной на затылке старый лис. – А кто это тебе сказал? – обжег Михаила своими колючими глазками-угольками Чиж.

– Отец Виктора. И письмо его дал прочесть. А в нем тот просил отца извиниться передо мной, и если он будет долго задерживаться, то ко мне обратиться.

– Как к экстрасенсу? – упершись в спинку стула, продолжал обжигать своими глазами Михаила Чиж.

– Да я не обладаю таким качеством, чтобы искать руками потерявшихся людей. Володя, ты лес знаешь как никто, да и Витьку, где он может в нем быть.

– А где это письмо? – спросил Чиж.

– Вот, – и Филиппов подал ему свернутый лист, – оно отксерено.

– Ну что ж, – быстро прочитав его, растянул губы в улыбке Владимир. – Здесь вот какая история получается. У Витьки, думал, совсем крыша поехала. А прошлым сентябрем встретил его в тайге, он весь грязный был, словно в глине искупался. Переночевал он у меня в избе, такое рассказал, что до сих пор не могу в это поверить, хотя он доказал это.

– Про что?

– Ты знаешь, дружище, если решил Витьку найти, то сам все, что он мне рассказал, и увидишь, оладь ему в душу.

– Володя, мне в отпуск через две недели. Справимся?

– А это уж сам решай.

– Да уж… – Михаил стал отбивать барабанную дробь пальцами по столу.

– Вера! Оладь ему в душу! – окрикнул жену Чиж. – Мы голодные.

2

После легкого ужина Владимир предложил Михаилу спуститься в подвал.

Филиппов хорошо знал это место – подвал, состоящий из трех небольших комнат, в нем всегда он чувствовал себя как-то неуютно – сырость, низкий потолок давит на сознание, будто в карцере находишься. В первой комнате – бутыли с соками брусничными, клюквенными, малиновыми, смородиновыми, грибы маринованные, икра овощная и грибная… Всего и не перечислишь.

В комнате напротив хранилище картофеля, моркови, капусты, свеклы, консервов мясных и рыбных, грибных. В ту комнату Михаил не любил заходить, и не из-за холода, а из-за чувства скованности в ней, будто в преисподнюю попадал. Кругом сыро, воздух липкий, лицо растягивает, словно в паутину оно попадает. Может, сейчас и не так, Чиж, как обещал, вентиляцию в подвале сделал. Из чего, интересно? Подвал находится под жилым домом, в его середине, насквозь же не потащишь из этого подвала трубы. Осмотрелся по сторонам: нет труб, значит, все там так и осталось. Тем более под той подвальной комнатой холодильник у Чижа есть, подвал метров на шесть ниже. Там ледовая камера круглый год, натуральная, и хранит он в ней и мясо, и рыбу. И куда ему столько?

Хотя это как сказать. Они нескупые, всегда готовы помочь знакомым, если у кого-то из них проблема с финансами, так принесут продуктов: картошки, лука, рыбы, мяса, консервов. Так и семье Михаила они помогли в позапрошлом году. Зарплата у Мишки упала, гонорары – тоже, так Вовка тут же, как волшебник, всего привез ему на своем старом четыреста двенадцатом «москвиче». Раза три приезжал, пока не заполнил всю квартиру Михаила и картошкой, и консервами мясными, грибными, морковью…

И когда он все это заготавливать с женой успевал? Правда, некоторые бутыли у него хранились уже много лет, но не пропадали, температурный режим все сохранял.

– Пойдем, пойдем, – наставительно подтолкнул к открытому подвалу Михаила Чиж. – По лестнице из двадцати ступенек он, несмотря на свой шестидесятипятилетний возраст, спустился, как белка с дерева, легко и быстро. А вот Михаил чуть не споткнулся о третью ступеньку, да повезло – было за что уцепиться обеими руками и удержаться – за дверцу подвала.

В овощную комнату не зашли, через хранилище соков Чиж потащил гостя в следующее помещение, где занимался обработкой шкур. У левой стены стоят три деревянные бочки, плотно закрытые крышками. Ткнув рукой в первую, Чиж сказал:

– Витькина жена заказала десять шкур медвежьих, рысьих, росомах для своих ресторанов, оладь ей в душу. Здесь две медвежьи шкуры лежат, позже займусь ими, пусть солятся, уж больно жирные, оладь им в душу. А там, – он показал рукой в угол комнаты, – шкура росомахи и рыси, той самой, что Цэску поцарапала, оладь ей в душу.

– Браконьеришь?

– А как жить в этом мире, нищенствовать на пенсии, что ли, оладь им в душу? – резанул в ответ Чиж. – Сам-то писака, а живешь впроголодь. Что, не так?

– Да, Володя, не обижайся, – вздохнул Михаил, – это я так, к слову.

– Ладно, нашел к чему липнуть. На медведя у меня лицензия была, второго с Саней добыл, что плотником в СМУ-2 работает. Подарил он ее мне, оладь им в душу. Со своим выводком наступил на медведицу, та всех щенков, кроме Цэски, задрала и идет на меня, оладь ей в душу. Я ее из карабина – первым патроном, вижу, в сердце попал, потом – вторым. Вот, оладь ей в душу, как железная, прет и прет на меня. Так уже не думая, остальные все пули в ее грудь вложил, в двух метрах от меня упала! Все, думал, последняя охота, а сам и шелохнуться не могу, прирос к земле. А когда упала, сам рядом с ней.

Санька думал, что задрала она меня, кричит, визжит, оладь ему в душу. А я поднимаюсь и не слышу его, представляешь? Смотрю, он на коленях, оладь ему в душу, передо мной стоит, глаза навыкате, безумные. И только тут стало до меня доходить, что я жив. Щупаю свое лицо, все нормально, смотрю одежду – тоже, а как понюхал – все понял, представляешь, вот как испугался. Стыдуха была. – Чиж присел на чан и искоса посмотрел на Михаила. – Так вот, зачем я тебя сюда привел. – И смотрит с таким вниманием на гостя, будто хочет от него получить подсказку.

– А, вспомнил. – И, присев у бочки, засунул руку за нее и вытащил деревянную коробку. В ней длинные черные тонкие досочки с неровными уголками. – Витька говорит, это клейма.

Михаил взял несколько «палочек» и, тут же почувствовав кожей пальцев их сыроватый холодок, согласился, что они сделаны из металла, тяжеловатые и чем-то напоминают по своей форме старые типографские литеры, из которых раньше набирались тексты в газетах, книгах, да и кегль (размер шрифта) немаленький, не менее 48 пунктов – заголовочные.

– А в чем дело-то? – смутившись, посмотрел на Чижа Михаил. – Да это, скорее всего, типографская литера, из таких в Афганистане, когда на боевых были, редакция выпускала листовки.

– Вот. А Витька, оладь ему в душу, говорит, что им минимум лет как пятьсот, а может, и более.

– Выдумки все это, – внимательнее осматривая литеру, шепнул Михаил. – Знак очень плохо просматривается. Ну а если ему столько лет, как он считает, так, скорее всего, это была печать какая-нибудь, ну, чтобы клеймо на коже оленьей ставить, к примеру. Ну, чтобы не спутать, чья выделка шкуры – Иванова или Петрова. Может, так, а может, для клейма на посуде, на мече и так далее.

– А вот смотри, сколько у меня их, – приблизил к лицу Михаила коробку, – и все одинаковые, оладь им в душу.

– Да уж, совсем разладился ты, «оладь», «оладь», – единственное, что нашел сказать по этому поводу Михаил. – И что дальше?

– Ну, это так, еще с детства к языку привязалось, – нахмурился Чиж. – А вот еще смотри, – и Владимир протянул Михаилу сверток.

Он был холщовым, и, нащупав в нем что-то твердое и тяжелое, Филиппов аккуратненько развернул его – и не мог оторвать глаз от той необычной красоты, открывшейся перед ним – икона Божией Матери, с красными и зеленоватыми отливами на очень темном металле.

– Это Всецарица Великая, так Витька сказал! – громко прошептал Владимир и тут же махнул рукой, сжимая губы, видно, чтобы «не выронить» из них свою любимую поговорку.

– Так что же ты этим хотел мне сказать, Володя?

– Это он нашел в раскопках.

– В раскопках? Ну, может, какого-нибудь купца кто-то ограбил или купил у него, да сохранилось там, где он жил, или умер, перевозя это богатство? Здесь же, говорят, веков шесть назад уж больно воинственные народы жили, кордами назывались. Ханты, манси, может, татары… – начал перечислять Михаил.

– Так и Витька в прошлом году думал, – начал спорить Чиж. – А в феврале пришел и говорит, что древний город нашел, ведь икона-то, говорит, золотая, приблизительно пятого-шестого века после Рождения Христа.

– Вова, – положил руку на сердце Михаил, – я-то в этом, честно говоря, ничего не понимаю. Виктор в этом деле ученный. Лет пятнадцать назад во все уши слушал его, огромные статьи писал про раскопки, о древних стойбищах хантыйских, их посуде, оружии. Что говорить, бедно жили люди, золота, серебра не находили. Украшения разные были, но только из зубов оленьих, медвежьих, костей, и все.

Чиж, сморкнувшись, задумался.

– Да, да, согласен, – стукнул рукой Чиж по колену. – Вот ведь как бывает. Ладно. Это, что тебе показал, меня сейчас не волнует, не мое это – Витькино. Придет, заберет, я к таким вещам, как и ты, знаю, равнодушен. О другом тебя хотел спросить. Не пойму в последнее время, что со мной происходит, неужели уже за мной пришел Мын-Лунг?

– Не понял? – с удивлением посмотрел на Чижа Михаил.

– Так это дух медвежий, так прорицательница мне сказала позавчерась.

– Какая?

– А, на почту за пенсией ходил, так она мне в подземном переходе встретилась, вроде молодая, а присмотрелся – старуха. Все машет руками и говорит, что пришел за тобой дух медвежий, уж много ты его сыновей забрал ради наживы. Представляешь, Миша, ради наживы! И, говорит, разгневался Мын-Лунг, послал за тобой своих духов, и говорит, что она их пока у себя в гостях держит. Во как.

Такого испуга на лице Чижа Михаил никогда не видел. Оно пожелтело, осунулось, дрожит, глаза вкатились – совсем старик, не узнать.

– И все?

– Все. И я его видел прямо там.

– Кого, Мын-Лунга или духа его, такой страшилище! Огромный медведь, из пасти его кровь капает, шерсть его вся изъедена молью, сыплется. А глаза красные, пасть – страшная, зубы черные, и говорит он мне, если я жить еще хочу, то должен сказать ему, где Витька. А я не знаю, где Витька золото прячет. И зачем оно ему? Когда он услышал это, как глянет на меня, сердце мое каменным стало, и говорит, смотри, не скажешь – заберу с собой. И опять эта колдунья передо мной стоит. Так и не пойму, Миша, вправду это все было или нет. Пришел в себя на скамейке, в парке сижу у строительного треста, бабки меня обхаживают, что-то нюхать дают. Да, Верка прибежала, помогла. Неужели это вправду за мной Мын-Лунг пришел?

Я сегодня утром встал, собаку пошел кормить, а под забором гадюка такая серая, чуть не укусила, да под дом залезла. Неужели это все?

– Да что-то не похоже, что за тобой, Володя, Мын-Лунг собирается прийти, чтобы наказать тебя за медведя.

– Правда?! – схватил дрожащими руками Михаила Чиж. – Это правда? Так что же мне тогда пришло в голову?

– А то, скорее всего, что ты устал. Есть у тебя какая-то мысль тяжелая, и не знаешь, как поступить с ней.

– Есть, есть такое, – зашептал Чиж. – Витька-то, чувствую, совсем другим человеком стал. Два раза спасал его в прошлом году в лесу. Такое творил, словно кто-то его с того света водит. И медведя не боится, и змей, лезет в какие-то земные трещины и говорит, что там богатства несметные. А там мороз, такой холодный, что сразу кости в лед превращает. Вот и просит меня, чтобы я сейчас оттуда медведей вывел, видно, людей туда хочет привести и раскопать те богатства.

– А той ведьме об этом сказал? – спросил шепотом Михаил

– Забыл.

– А Мын-Лунгу?

– Да ты что! – Цвет лица у Володи начал меняться, человек стал приходить в себя. – Там такой страх был, чуть не умер от ужаса. Представляешь? Даже та медведица, которую в прошлом году добыл, упала совсем рядом – это детская игрушка была по сравнению с этим духом.

– И что, бросишь теперь охоту?

– Так ты же говоришь, что ведьма пытается меня свести с ума? А для меня конец охоты – это конец жизни. Тем более Витьке кое-что обещал.

– Выгнать медведей, – напомнил Михаил.

– Что? – не понял Чиж.

– Ну, ты говорил, что нужно с какого-то места медведей выгнать.

– Ты че, – с удивлением смотрит на Михаила Владимир. – А, да-да. И Сережка Ямишкин просил, а он там рядом с Витькиными богатствами живет.

– Еще жив?

– Ха, когда у него ногу отняли, он вместо нее ствол от лиственницы поставил и бегает, как жеребец, не угнаться.

– А сколько ж ему лет-то?

– Ха, так он вроде чуть старше тебя. Еще бы, на таймене живет, щуку за рыбу не считает.

– Так это так положено у хантов, им мать – природа.

– Ты точно говоришь, что все то, что со мной произошло, колдовство всего лишь? Вот поэтому и хотел тебя, дорогой, увидеть. И Бог есть, он услышал мои молитвы и привел тебя ко мне.

– Володя, значит, Виктор жив?

– Так совсем недавно ко мне заходил, денег много принес, просил, чтобы договор выполнил, ну, – Чиж опустил глаза, словно что-то вспомнить хочет, – про медведей который, а потом еще много дел будет, так что вторая пенсия, выходит, у меня появилась.

– А про меня ничего не говорил?

– Сказал, если приду, то показать тебе это. – Владимир мотнул головой в сторону иконы и литер. – Сказал, все равно ты в это не поверишь.

– А когда это было, Володя, недавно? Ну, в смысле, когда…

– Да понял, понял, в конце апреля или начале мая. Нет, апреля, – махнув рукой, поправил себя Чиж. – А ты говоришь, его батя заволновался? А ты знаешь, лучше родителей никто не чувствует, когда дети находятся в опасности.

– Вот и я об этом.

– И что делать? Миш, у меня дел по горло, нужно отрабатывать Витькин заказ. До середины июля уже почти ничего, а убрать оттуда двух медведиц с медвежатами нужно да одного старика косолапого. Тот дом Сережки Ямишкина по осени развалил, всю зиму они ютились здесь, в городе у детей, да в землянке – там. Половину стада оленей потеряли за зиму. Как ни помочь им?

– И ты всех будешь убивать?

– Та ты что, нашел во мне Ингиного прихвостня? Ты же знаешь, деньги для меня не главное, – вздохнул Чиж. – Выгнать зверя нужно оттуда, так сказать, а то Витька археологов приведет, а он их погубит.

– Думаешь?

– А что тут думать! – Чиж посмотрел на Михаила. – В позапрошлом году местные наши Барюки под поселком Агиришем на своих снегоходах целое стадо дикого оленя уничтожили, слышал небось. Ну как нет, ты же целую статью написал про это!

– А-а, да-да, правда, без фамилий.

– Вот. Стадо уничтожили полностью и оставили, повырезав себе языки да окорока. Зла природа на человека.

– Так то были Барюки? Барюки, Барюки…

– Да не ломай себе голову, – махнул рукой Чиж, – пришлые они, наркотой торговать начали, состояние быстро себе сделали. Слышал, в прошлом году тела в лесу нашли двух молодых парней и мужика твоего возраста. Слухи шли, что их медведь задрал. Еще там рядом с ними нашли три квадроцикла.

– Да, да…

– Вот то они и есть, – перекрестившись, прошептал Чиж. – Это за ними точно Мын-Лунг приходил. Говорят, уж больно сильно их порвал.

– Так что ж ты молчал, а? Рассказал бы мне про это, а то статью написал, в окружной газете ее сократили до минимума, мол, кому нужны выдумки. А тут вот какая история. А как догадался, Володя, что это их семейство кровожадную бойню устроило.

– А след остался.

– Какой? – насторожился Михаил.

– А такой. Ведь он у каждого человека есть, след.

– Да не тяни ты!

– Только из уважения к тебе, Миша, – приложив руку к сердцу, прошептал Чиж. – Отец их трубку курит, в конце которой для зубов выемка есть, чтобы удерживать ее, если руки заняты. И трубка-то необычная, осиновая, темно-коричневая, мореная, немножко припорошенная черными брызгами, как у ягуара. Нашел я ее там и там.

– А говоришь, что боишься Мын-Лунга.

– А кто же его, Мишенька, не боится. Я ведь с детства, когда еще с отцом начал охотиться, в это верю. Отец так говорил, а в мое совершеннолетие пошел за медведем, ханты жаловались, что их кладбище роет. А с охоты не вернулся.

– Извини, – положил руку на колено Чижу Михаил. – Вот и у моего Сережки скоро совершеннолетие, а Витьке обещал помочь, и Ямишкину – тоже.

– А в помощь кого возьмешь?

– Только тебя, ты природу любишь, от плохого человека остановишь. Пойдем, а?

– Да уж. – Михаил присел на бочку и задумался. – Две недели до отпуска осталось, успеем ли?

– Кто знает. Я уже завтра иду, или подождать тебя полдня? Готов?

Михаил покачал головой:

– Я пустой. А вдруг Витьки там нет? Что я отцу его скажу?

– А его там и нет. Я за ним позже приду, туда, где до… – остановился Владимир. – А, ладно, только молчок, договорились в одном месте встретиться. А она не слышит? – вдруг спохватился Чиж.

– В подвале навряд ли, – успокоил Чижа Филиппов.

– И сотовые телефоны там не работают, не смотри на меня с укоризной. И место то непростое, где его встречать буду с Ямишкиным.

– Та-ак, может, я и не пойду с тобой, – задумался Филиппов, – а так отцу его и передам, что жив он. Хотя и обманывать негоже. – Но, Вова, а если на два-три дня позже приду, смогу найти тебя?

– Говори точное время, а то там место такое, к которому без поводыря только по временным отрезкам нужно идти и в одном темпе, чтобы не ошибиться, по солнцу, тогда не потеряешься, встречу тебя.