Читать книгу: «Под крылом чёрного ворона», страница 3

«…Кодские обитатели исстари вели почти не прекращающиеся стычки с соседями. На севере объектами их набегов были поселения и кочевья тундровой самояди (ненцев), на юге и западе они опустошали территории вогульских княжеств. Но и единоплеменникам своим из других остяцких княжеств Зауралья воинственные кодцы спуску не давали. Не убоялись они трепать и русские поселения, едва они стали появляться на Урале. Сосьвинские остяки жаловались в Сибирский приказ в 1637 году: «… от тех кодских остяков, от их воровства, не будет никаких русским людям и им, остякам, проезду…»

Это и понятно – военная добыча (пленные, награбленное имущество) издавна были существенной статьей доходов кодских князей, поскольку именно они забирали себе большую часть военных трофеев и с годами они только приохочивались к такому способу приобретательства богатства…», – и только теперь Михаил обратил внимание на нумерацию страниц в нижнем правом углу листов. Эта страница 7. А что, интересно, написано на 33‑й странице? Не ключ ли к разгадке?

«В 1646 году Березовские служилые люди отбили на «погроме воровской самояди» у самого устья Оби русский панцирь.

На одной медной мишени его был изображен двуглавый орел, а на другой – буквы, в которых узнали инициалы князя Петра Ивановича Шуйского. Кольчугу Шуйского привезли в Москву, в Оружейную палату. Почти триста лет пролежала она там. И в 1925 году С.В. Бахрушин высказал предположение, что это и есть «низовой» панцирь Ермака. Грозный подарил «князю Сибирскому» кольчугу воеводы Шуйского – участника многих славных походов своих, убитого в битве с поляками близ Орши в 1564 году. Псковский герой был сыном этого Шуйского.

Если верно предположение С.В. Бахрушина, то, значит, в Москве хранится единственный безмолвный свидетель смерти легендарного атамана, вместе с его телом опустившийся в холодные воды Иртыша…

В ходе ясашного похода на Обь ермаковцы нашли себе союзников, в лице кодских ханты. По территории Кода далеко превосходила волости, располагавшиеся на Нижнем Иртыше. Большое племя, обитавшее на Коде, распадалось на роды. Им соответствовали 12 городков, каждый имел свою тамгу. У трех городков была тамга с изображением птиц, у других – оленя, стрелы и пр.».

Михаил закрыл брошюру и положил ее на стол. В голове все перемешалось: ручей Большого Воя, в котором Витька Воробьев нашел трещину. Погоди, погоди, не в ручье он нашел трещину, а в сопке, той, видно, что и зовут Верблюжкой, там два земляных горба высотой метров под сорок – пятьдесят. Видно, в одном из них Витька и нашел ту древнюю кузницу. Погоди-ка, так она и не настолько древняя, ей четыреста лет, получается, не больше, если она русская, а кодцы, видно, на нее напали и уничтожили за то, что кузнец не хотел им платить дани.

Прикрыв глаза, Михаил облокотился на спинку кресла. Ни о чем ему больше сейчас не хотелось думать, но мысли не спрашивали разрешения и заставляли его продолжать анализировать то, о чем только что прочитал, чтобы найти ответ на другой вопрос. А какой? Хм, почему Виктор не продолжил запись своих размышлений о той кузнице в той тетради и зачем ему тогда эти секреты – цифры, разбросанные записи по тетрадям и самодельным брошюркам и книжкам? Да неужели, как в детстве, в разведчиков со шпионами продолжает играть?

Михаил заставил себя встать, подошел к стеллажам со сложенными тубусами и начал просматривать их нумерацию.

«А вот и тридцать третий. Может, в нем есть продолжение той подсказки, что в первой тетради были?»

Тубус был заполнен картами Советского района, истыканными красными и зелеными звездочками, курсивными полосками, кружками. В серединке карт нашел небольшой лист, на котором было нарисовано несколько десятков домиков, речка. Что это, поселение или крепость? Нет, ни заборов, ни рвов. Значит, простой поселок? На берегу реки мельница. Для чего? Пшеницу молоть, рожь или рис? А может, это и есть та самая кузница?

«Да уж. – Михаил вернулся к столу и осмотрелся. – Что-то на нем он еще видел. Что? Под журналом ничего нет. А что читаю? О-о, журнал «Уральский следопыт»?»

Михаил полистал и остановился на заголовке «Я знаю, где находится Золотая баба.

«Кто же это знает? О-о-о, автор Виктор Воробьев, директор Югорского музея. Погоди-ка, погоди-ка, так это же сам Витька!» – Михаил присел и начал читать интервью:

«Золотая баба в переводе с языка народов коми звучит как Зарни ань, коми-пермяцких народов – Зарни инь, у хантыйцев – Сорни най, Калтась, Юмала, Гуаньинь. Это легендарный идол, предмет поклонения населения Северо-Восточной Европы и Северо-Западной Сибири. Большинство ученых считают, что Золотая баба – это мансийская богиня Сорни-Эква, имя которой переводится на русский язык как «золотая женщина». В сердцах древних славян она находит отклик как Золотая Богородица.

Первое упоминание о золотом идоле Севера содержится в скандинавских сагах. В 1023 году викинги, которых вел знаменитый Торер-Собака, совершили поход в Биармию. На реке Двине им удалось узнать местонахождение святилища Юмалы и тайно проникнуть в него. Пораженные викинги увидели большую деревянную статую с чашей на коленях и ожерельем на шее. На голове идола была золотая корона, украшенная двенадцатью разными изображениями. Чаша же была наполнена серебряными монетами, перемешанными с землей.

О поклонении древних коми Золотой бабе упоминается в русских летописях в связи с сообщением о смерти Стефана Пермского (1396). В Новгородской летописи 1538 года говорится о миссионерской деятельности Стефана Пермского. Стефан ходил по Пермской земле, разрушал древние святилища и ставил на их месте христианские храмы. В летописи сказано, что сеял Стефан в Пермской земле веру Христову среди народов, которые прежде поклонялись зверям, деревьям, воде, огню и Золотой бабе.

Более подробные известия о Золотой бабе появляются в книгах западноевропейских путешественников и писателей XVI века о Русском государстве. Сведения эти достаточно противоречивы. В «Сочинении о двух Сарматиях» (1517 год) Меховский помещает идола за Вяткой «при проникновении в Скифию». У последующих авторов Герберштейна – в 1549 году, у Гваньини – в 1578 году, у Флетчера – в 1591 году Золотая баба находится уже вблизи устья Оби.

Рассказ Сигизмунда Герберштейна о Золотой бабе долго ставил ученых в тупик. Он писал: «Идол Золотой бабы есть статуя, представляющая старуху, которая держит сына в утробе, и что там уже виден другой ребенок, который, говорят, ее внук».

Получается, что внутри неродившегося ребенка есть еще одно дитя. Столь маловероятная ситуация разъяснилась после находки в Приуралье бронзовой фигурки богини угров Золотой бабы. Из тела богини проступает изображение человека, а из его чрева выглядывает еще одно лицо. Перед нами мифологический образ.

Корр.: То есть, это мифологический образ, выдуманный?

В. Воробьев: Вы вопрос ставите неправильно. Скажите, как можно сказать об Иисусе – он выдуманный или настоящий?

Корр.: Он настоящий, о нем много рассказывается в исторической и церковной литературе. Он Бог!

В. Воробьев: – И вы в это верите?! Прекрасно!

Знаменитого уральского идола пытались разыскать еще новгородцы, которые во время своих походов на Югру грабили языческие святилища. Интересовались Золотой бабой и казаки Ермака. Они впервые узнали о золотом идоле от чуваша, перебежавшего в их стан при осаде одного из татарских городищ. Чуваш попал в Сибирь как татарский пленник, немного говорил по-русски, и из его слов Ермак узнал о том, что в осажденном им урочище остяки молятся идолу – «богу золотому литому, в чаше сидит, а поставлен на стол и кругом горит жир и курится сера, аки в ковше». Однако казаки, взяв приступом городок, не смогли найти драгоценного идола.

Вторично казаки услышали о Золотой бабе, когда попали в Белогорье на Оби, где располагалось самое почитаемое остяками капище и где регулярно совершалось «жрение» и был «съезд великий». Здесь же находилась тогда главная святыня сибирских народов – «паче всех настоящий кумир зде бо», однако ермаковцам не довелось его увидеть – при их приближении жители спрятали «болвана», как и всю прочую сокровищницу – «многое собрание кумирное». Казаки расспрашивали остяков о Золотой бабе и выяснили, что здесь, на Белогорье, «у них молбище болшее богине древней – нага с сыном на стуле седящая». Сюда, в Белогорское святилище, принесли и положили к ногам Золотой бабы снятый с погибшего Ермака панцирь – подарок царя, по преданию, ставший причиной его гибели…

Корр.: Виктор Викторович, прошу вас не отвлекаться от темы.

В. Воробьев: Да, да, вы правы, извините.

Так вот, никто из русских путешественников воочию таинственного идола так и не увидел, поэтому неудивительно, что рассказы о Золотой бабе обрастали слухами и домыслами в зависимости от фантазии рассказчиков. В разных источниках она описывается неодинаково: размеры варьируются от 30 см до величины в человеческий рост, изображается одетой в свободные одежды или обнаженной, сидящей или стоящей, с младенцем на руках или без такового. Все исследователи, говоря о Золотой бабе, обращают внимание на перемещения ее святилища. Северные народы опасались, что идол попадет в руки христиан и маршрут Золотой бабы полностью совпадает с направлениями распространения русской колонизации.

Первоначально, во времена Стефана Пермского, это конец четырнадцатого века, Золотая баба находилась в святилищах к западу от Урала. После похода русских войск в Пермь Великую в 1472 году, когда пермские земли официально были присоединены к Москве, лесные волхвы вынуждены были прятать кумира то в пещере на реке Сосьве, то в дремучем лесу на берегах Ковды. Затем она очутилась уже за Каменным поясом, в обском лукоморье.

После прихода Ермака священный кумир тщательно скрывали в неведомых тайниках близ низовьев Оби. А дальнейший маршрут, по которому на протяжении столетий «перемещался» идол, по одной из версий, лежит от берега реки Кызым к Тазовской губе, а оттуда – на горное плато Путорана на Таймыре.

Этнограф Носиков, в 1883–1884 годах много плававший по рекам Конде и Северной Сосьве, пишет, что в селе Арентур на реке Конде он повстречался с дряхлым стариком-вогулом (манси), который рассказал ему об идоле: «Она не здесь, но мы ее знаем. Она через наши леса была перенесена верными людьми на Обь. Где она теперь, у остяков ли в Казыме, у самоедов ли в Тазе, я точно не знаю».

До сих пор в печати время от времени появляются «совершенно достоверные сведения» очевидцев, точно знающих, где хранится Золотая баба, а некоторые даже видели ее «своими глазами».

Корр.: На совете вы, Виктор Викторович, заявили, что видели Золотую бабу. Или соврали?

На мой вопрос вначале Виктор Викторович не хотел отвечать, а потом, смотрите, что этот ученный муж, кандидат исторических наук сказал.

В. Воробьев: Да, я ее видел несколько раз.

Корр.: Виктор Викторович, я жду вашего признания. Повторите то, что вы сказали на ученом совете.

В. Воробьев: Так как у вас журнал, уважающий фантастику, скажу так. Как хотите, считайте это правдой или нет. Мне в лесу, в одном из районов, при проведении раскопок встретился старый человек. Удивила его одежда, такую в наше время не носят. Она была сделана из мешковины, выгоревшая, изношенная. В руках он держал посох.

Когда я спросил у него, откуда он идет, он начал со мной разговаривать на каком-то старорусском диалекте. Я с большим трудом понял, что он идет к Золотой бабе и несет ей крест. Он христианин, он не верит, что Она есть и имеет огромную силу. А если Она есть, то хочет узнать, правду ли говорят пермяки, что ее Лик – это Лик Святой Богородицы. Не она ли это?

Корр.: И все?

В. Воробьев: Я пошел за ним, сказав, что тоже хочу положить к ее ногам подарок. Мы нашли несколько серебряных и золотых крестов при раскопках. Это мансийская деревня, в которой жили и русичи. Рядом, на болоте, были небольшие залежи серебра и золота, из которого и были изготовлены эти кресты теми людьми. А также болванки зверей: волка, ворона, лягушки. Они изготовлены приблизительно в четырнадцатом – пятнадцатом веках.

Корр.: Так что вы хотели подарить Золотой бабе?

В. Воробьев: Один из крестов. Старец согласился, и я пошел за ним. Вы знаете, путь был недлинным, через час мы вышли на огромное болото, и старик стал как-то перевоплощаться на моих глазах то в дымку, то прозрачное существо. Это происходило неожиданно и длилось буквально по несколько секунд. То же самое и со мной происходило, но я этого не чувствовал. И даже такое впечатление складывалось, что мы временами с ним были невесомы. А потом лето резко превратилось в зиму, представляете? И я увидел огромную фигуру, стоявшую посередине болота или поля. Я ее не мог в точности рассмотреть, так как – забыл вам сказать – я не только из лета попал в зиму, но и изо дня в ночь. Это изваяние было выше двухэтажного дома.

Полная луна освещала ее, но туман, поднимавшийся со стороны ее лица, не давал рассмотреть ее лико. И когда я со старцем подошел ближе, то появилось новое видение. Вокруг этого изваяния горели небольшие костры, вокруг которых ходили шаманы. Один из них повернулся ко мне, его голова была похожа на голову ворона, но это был человек. Ростом он чуть ниже меня. Подошел ко мне, взял крест, рассмотрел его и покачал головой, мол, не тот. Я тогда подал ему второй крест, золотой, и он кивнул мне и заново вернул. А вместо рук у него было крыло, и он мне им показал куда-то в сторону…

Корр.: Вы сказали, то был человек, а не ворон.

В. Воробьев: Не перебивайте меня, пожалуйста. Я глянул туда, куда показал мне шаман, и поразился. Вокруг Золотой бабы стояли чаши, наполненные золотыми украшениями, фигурами животных, алмазами, рубинами. Я такого богатства еще никогда не видел. И когда я бросил туда оба креста, они заиграли такими красивыми красками, вы бы только это видели. Они обновились, они очистились от грязи, от темени, один стал ярко золотым, а другой – серебряным.

Корр.: Вы, Виктор Викторович, о чем-то ее попросили?

В. Воробьев: Да, я попросил у нее разрешения еще раз прийти к ней.

Корр.: А вы запомнили дорогу к ней?

В. Воробьев: Да, и я к ней приходил уже. Только пока еще не произошло того, что у нее просил. Но, вы знаете, вокруг тех мест нашел много интересных древних артефактов. Некоторые я привез на совет, позже они займут свои места в музее Академии, и вы их увидите.

Корр.: Виктор Викторович, а какие это артефакты?

В. Воробьев: Я вам их уже назвал. Это лягушки, медведи, волки, вороны. И когда их нахожу, то сразу же начинают происходить какие-то видения: ко мне приходит тот самый шаман-ворон, который сказал, что через пять лет она меня примет.

Все, извините, я, кажется, вам наговорил много лишнего. Люди подумают, что я выдумщик.

Корр.: А на самом деле как?

В. Воробьев: Я выдумщик. Сегодня же первое апреля.

P.S. Вот я и задался вопросом, дорогой читатель, не обманул ли нас, как и научный совет, наш гость Виктор Викторович Воробьев? Тем более перед нашим разговором, зная, что он не согласится нам рассказать о своих находках, я добавил ему в кофе коньяка, настоянного на золотом корне. И язык у человека развязался. И он мне несколько раз после этой встречи звонил с просьбой не публиковать этого интервью. Но разве, дорогой читатель, можно прятать сенсацию?»

Михаил закрыл журнал, еще раз глянул на его название. Да, вроде не юмористический «Крокодил» и к желтой прессе и близко не относится. Хотя и «Аргументы и факты» блещут прекрасной фантазией и юмором в своих первоапрельских номерах. Чего только ни пишут и про Ивана Грозного, и про Сталина… Ладно.

Михаил положил на стол журнал, посидел с минуту, пытаясь о чем-то вспомнить, а потом встал и пошел к выходной двери. У нее остановился, вспомнив, что интересовало его, и вернулся к столу, посмотрев на год выпуска журнала. Прибавил ему пять лет и невольно удивился, нынче как раз этот год.

«Хм. А не решил ли Витька разыграть меня? Это он любит».

3

Постояв у подъезда, Михаил прошел во двор и сел на свободную скамейку. Посмотрел на третий этаж, на кухонное окно, потом на балкон – вроде никто за ним не следил. Хотя зачем он гувернантке, которая убирается у Виктора Николаевича в квартире? Ей, похоже, больше интересен его телефон, с которым Клавдия Федоровна готова не расставаться часами. Она-то, в принципе, и разбудила Михаила, пытавшегося войти в транс, чтобы хоть как-то попытаться найти след старого товарища.

А его письмо вообще необычным было. Хотя это как сказать.

Михаил развернул лист – копию письма Виктора своему отцу, и еще раз – может, в десятый, перечитал: «Батя, извини, ушел в лес, не знаю на сколько, может, и надолго. Есть новая версия, и ее нужно попытаться исследовать.

Да, Мишке Филиппову передай привет. Долго с ним не виделся, соскучился. Если меня не будет больше месяца, то подключи его к моим поискам, и пусть этого никто не знает, кроме медвежатника. Он знает, кто это такой.

Спасибо, еще раз обнимаю тебя, отец, твой сын, Витя».

И все. Михаил посмотрел на рисунки, изображенные Виктором карандашом внизу письма. Мишка Витькиному таланту всегда завидовал. Тот с легкостью, как художник, набрасывал карандашом на листе бумаги кузнечика или муху. Да так точно, что казалось, будто он ее сфотографировал. И действительно, в семье, в друзьях Витьки не было художников, а когда брал в руки карандаш – глаз не отвести от его умения сделать несколько штрихов, которые принадлежат именно тому человеку, которого изображал.

Вот и сейчас письмо написал отцу очень короткое, а под ним нарисовал множество картинок, значит, что-то его подтолкнуло к этому. Что? А может, просто так, как в детстве, о чем-то думая, набрасывал на листе картинки, даже не задумываясь над ними, что в голову придет, то и писал? И вот здесь изображена оса, жалящая губу человека. Ой, как точно все отмечено: и испуг, и боль на лице парня! Летающая тарелка. А это точно она! Над озером рябь и штрихи ее света. Следующая картинка: медведь, напавший на лося. Четвертая – изба на курьих ножках. Пятая…

– Михаил, привет, дорогой!

Филиппов посмотрел сквозь слепящие солнечные лучи на человека, стоящего перед ним.

– Привет!

– Миша, как рад, что увидел тебя. Кого-то ждешь?

И только теперь Михаил узнал своего старого знакомого Федора. Фамилии его он не помнил, а скорее всего, и не знал. С Федором он познакомился на заводе строительных материалов, когда покупал доску для забора на дачном участке. Федор работал начальником цеха пиломатериалов. Человек приятной наружности, кстати, и его жена работала под руководством мужа на монтаже оконных блоков. Женщина симпатичная, как и сам Федор, люди интеллигентные.

– Миша, – присел с ним рядом Федор, – ты сейчас минут хоть на десять свободен?

– Да.

– Ну и прекрасно, пойдем ко мне, почаевничаем. Дочка из института приехала, жена торт сделала. Пойдем, пойдем. – И, ухватив Михаила за рукав, Федор потащил его к соседнему подъезду.

Жили они в двухкомнатной квартире, только это и помнил Михаил. Как-то бывал, когда покупал у них щенка спаниеля.

Дверь открыла юная леди. Обворожительной улыбкой встретив гостя, чмокнув в щеку отца и опустив глаза, отошла в сторону. Подталкиваемый в спину Федором, Михаил вошел в коридор, пытаясь погасить в себе желание рассмотреть эту юную красавицу в коротких черных шортиках, в такой же черной безрукавке-водолазке, с черными, вьющимися до плеч, волосами.

– Лариса, узнаешь дядю Мишу?

И, пожалуй, если бы Федор сейчас не назвал своей дочери Михаила дядей, то он бы продолжал стесняться, как юный мальчишка перед богиней красоты. А если «дядя», то все точки расставлены над «i». Михаил поднял глаза и улыбнулся Ларисе, которая смущенно тут же спрятала от него свои глаза и убежала в комнату.

– Ой, какие гости к нам пришли, – выглянула из другой комнаты радостно улыбающаяся жена Федора.

– Галина, это я его притащил к нам. Представляешь?

Вместо чая угостили гостя коньяком с лимоном, который снял у него напряжение и расположил к легкой, приятной беседе. Говорили обо всем: о ценах на бензин, о рыбалке, о городских проблемах. А потом о детях. Ларисе уже двадцать два года, учится на пятом курсе института, а вот с парнями не везет девчонке, и все из-за косоглазия.

– Из-за чего? Из-за косоглазия? – Михаил попросил родителей, чтобы те позвали Ларису зачем-нибудь на кухню.

Когда Лариса забежала, Михаил встал и, широко улыбнувшись, попросил красавицу посмотреть на него. А девчонка, словно и ждала этого, поддалась, сделала к нему шаг и посмотрела гостю в глаза.

– Пойдем в твою комнату, попробую помочь, – сказал Михаил и подал Ларисе свою руку. А она этого ждала, крепко сжала своими миниатюрными холодными пальчиками его ладонь, с силой повела Филиппова за собой.

В светлой комнате, кроме дивана, невысокого белого комода и письменного стола с компьютером, мебели больше не было. На это сразу обратил внимание Михаил, как и на тонкий аромат духов, напоминающий запах земляники. Но при этом отметил и другое: Лариса – девушка непростая, с характером. Затворив за собой дверь, она резко развернулась к гостю, подошла к нему вплотную, взяв его за руки, поедая его губы своими большими карими глазами, прошептала:

– Я так устала, помогите!

– Не торопись, Лара, – внимательно всматриваясь в глаза девушки, прошептал Михаил. – Это у тебя с рождения или от испуга?

– А-а? – девушка, несколько смутившись, стала делать вид, что что-то ищет в комнате.

– Хорошо, давай попробуем?

Лицо у Лары раскраснелось:

– А получится?

– Конечно, – прошептал Михаил и, взяв руки девушки, легонько помял их в своих ладонях и опустил их. – Расслабься, послушай меня. – И, поднеся открытые ладони к лицу девушки, спросил: – Чувствуешь тепло?

– Да, – прошептала Лариса, начиная быстро дышать и всматриваться в лицо своего доктора.

– А теперь слушай их тепло и отдыхай, – провел руками вокруг головы девушки и начал опускать до колен и назад, вверх. Потом зашел к ней сзади и повторил свои манипуляции: от затылка опустил руки ниже бедер и по бокам сделал то же самое.

– Ой, правда, от вас такое приятное тепло идет, – шепчет девушка.

– Расслабься, только не закрывай глаза и смотри, не моргая, на мою переносицу.

Поднеся руки к затылку, Михаил нашел там тонкую струйку тепла, представил, откуда оно идет, и «увидел» несколько «ниточек». Осмотрев их, догадался, что это всего лишь одна нить, раздвоенная на своем кончике и ее нужно срастить. Взяв «клей», он легонечко макнул в него кончик своего указательного пальца и смазал им волоски, прижал их друг к другу.

– Ой! – воскликнула Лариса и закрыла свои глаза ладонью.

– Успокойся, дорогая, все будет хорошо, – прошептал Михаил. – Убери руку с лица и закрой глаза. – И, выждав несколько секунд, продолжил: – Открой глаза и смотри мне в переносицу.

Девушка, подчиняясь своему доктору, внимательно смотрела на Михаила.

Подняв ладони, Михаил, сложив большие пальцы с указательными, «обнял» ими тонкие «трубки» молочного света. Это они, скорее всего, веточки зрения девушки? «Заморозив» их, он стал внимательно рассматривать их кончики – глаза. Они были такими интересными, словно бутоны еще не раскрывшейся розы. Нет, нет, они больше напоминали шляпки молодых подберезовиков или маслят. А с одной стороны каждого из них был открыт зрачок, да, да, глазной зрачок, и смотрели они чуть-чуть в разные стороны. И, отпустив их, прошептал:

– Ты становишься легкой, как перышко. Ветерок легонечко подхватил тебя, приподнял и уложил на диван.

Девушка, словно так и происходило с ней, отшатнулась от Михаила, сделала несколько шажков к дивану, села на него и легла на спину.

– Расслабься. Голова лежит на затылке, а глаза внимательно смотрят на мою переносицу и подчиняются только мне.

Михаил снова обхватил пальцами рук только ему видные те прозрачные трубочки со зрачками и начал двигать ими. Одна не поддавалась его пальцам, скорее всего, она стоит на своем месте, а вот вторая гуляет. Сдвинул ее чуть-чуть вправо, потом – влево, еще левее, и она во что-то утопилась и перестала поддаваться… Отошел назад и посмотрел на них: по росту теперь они были одинаковыми и зрачки ровно смотрели на него. Точно? Точно. Точно! Удалось!

Михаил, отпустив руки, не моргая, смотрел на зрачки девушки. Повел в сторону рукой и прошептал:

– Смотри на мой большой палец. – И продолжал наблюдать, как зрачки ровно уходят по глазнице влево, потом вправо, немножко вниз и вверх. Теперь они смотрят в одну точку вместе, помогая друг другу. – Закрой глаза, поспи…

Михаил встал перед девушкой на колени и, не дотрагиваясь до ее светящейся ауры, стал водить ладонями вокруг ее лица, шепча молитву-просьбу Всецарице, чтобы помогла девушке. Лариса слышала его молитву и, наверное, даже понимала его слова, это было хорошо видно по ее меняющейся мимике на лице.

И снова увидел Михаил ее глаза, через плотно закрытые веки, темно-коричневые угольки, смотрящие в одну сторону. Перекрестившись, Филиппов встал на ноги и сделал несколько шагов назад, уступая место родителям девушки, которые, как оказалось, уже некоторое время стояли за ним и наблюдали за происходящим.

– Пусть поспит, глазам нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу, – прошептал он.

– А долго? – спросила Галина.

– Минут пять.

И вот, наконец, ожиданию пришел конец. Михаил с родителями Ларисы внимательно прислушивались к тихим шагам девушки, вышедшей из своей комнаты и остановившейся около большого зеркала в прихожей. И потом быстрые ее шажки в кухню, где сидели родители с гостем.

Прикрыв руками от яркого света глаза, Лариса раздвинула пальцы, убрала ладони с лица и посмотрела на мать.

– Ой, – вздрогнула от неожиданности та. – Лара, у тебя все восстановилось! Больше нет косоглазия!

…Еле-еле отбился Михаил от попыток Федора с Галиной всунуть ему в знак благодарности какие-то деньги, часы и еще что-то.

– Это не мне нужно говорить спасибо, – в сотый раз повторял он, – а Деве Марии, услышавшей ваши мольбы. А Ларка, – улыбнувшись девушке Михаил подмигнул, – забудет о своей проблеме и встретится с прекрасным парнем, который станет ее мужем.

– Правда? – Девушка, как малышка, бросилась к Михаилу и, обняв его, повисла на шее.

– Правда, правда. – Глубоко вздохнув, Михаил потихонечку отстранил от себя юное создание. И, еще раз пожав руку Федору, вышел из их квартиры.

4

Июньские ночи белые. Все можно рассмотреть, что происходит в полночь на улице: молодежь кучкой собралась на скамейке и слушает парня, играющего на гитаре. «Забытые» родителями маленькие дети играют в догонялки. Михаил, зашторив окна, вернулся на диван и, прикрыв глаза, стал потихонечку вводить себя в транс. Много вопросов накопилось за эти дни, которые больше и больше начинали ему мешать работать, заниматься своими повседневными делами, готовиться в конце концов к отпуску.

В дверь позвонили. То, что к нему пришла Инга, жена Виктора, Михаила не удивило. Она была несколько пьяна и весела. Войдя в комнату, она поставила на стол большую бутылку чуть надпитого «Мартини» и уселась на колени к Михаилу. Он попытался было ее мягонько отстранить от себя, но женщина не поддавалась. А, наоборот, его сопротивление ее даже раззадоривало, и Инга, сильнее обняв его, прижала губы Михаила к своим, начала их, целуя, кусать, не давая ему вздохнуть.

И все же ему удалось оторвать Ингу от себя. Но она уже не сопротивлялась, а положив свою голову ему на плечо, прошептала, что она так виновата перед самой собой, что поддалась непонятно откуда взявшемуся у нее чувству, и даже не чувству, а желанию стать богатой, все иметь, и, изменив Михаилу, бросилась на директорского сыночка Витьку Воробьева. Сколько она потеряла тогда, выйдя замуж за нелюбимого человека.

Михаил, слушая ее, не верил словам Инги. Он на всю жизнь запомнил ее радостное лицо на свадьбе. Он на всю жизнь запомнил, когда зимой со своей женой Зиной шел по безлюдному шоссе, она несколько раз проехала мимо них, медленно на своем белом «мерседесе», делая вид, что их не видела. Он на всю жизнь запомнил, как она, хозяйка магазина модной одежды, с омерзением посмотрела на него, сказав продавщице, чтобы дала ему какую-нибудь завалявшуюся вещь, мол, его жене и так ничего не идет… А вот теперь она сорвалась и, подальше закинув свою гордость, прибежала к Михаилу и упала ему на грудь, прося помощи. Михаил не верил ей, но он при этом не в силах был отказать ее рукам, расстегивающим его рубашку и ползущим по его груди, животу, ниже и ниже. Он был не в силах отказать проснувшимся своим чувствам, своей мечте ласкать Ингу, целовать ее шею, губы, груди…

Резкий, неожиданный звонок в дверь привел Михаила в себя. Он встал с дивана и, позевывая, пошел к двери. За нею стояла Инга в темно-красном коротком платье, с длинным разрезом впереди. Из огромной черной сумочки, висевшей на ее плече, выглядывало горлышко бутылки со спиртным. Это оказалось не «Мартини», а коньяк «Наполеон», один из самых дорогих коньячных напитков в их городе.

Михаил хотел было отказаться от рюмки, наполненной Ингой и придвинутой к нему, но что-то внутренне удержало его от этого поступка, и он, сделав небольшой глоток, через секунду, не раздумывая, осушил ее. Жидкость, скатываясь по глотке, сильно обжигала ее. Вторая рюмка пошла легче, а после третьей Инга без разговоров, сильно притянув к себе за шею Михаила, стала его целовать взасос. И он, как кролик, поддался этому красивому до невыносимости удаву и покорно подчинился ей, целуя в ответ ее шею, плечи, стягивая с ее груди бюстгальтер.

Но Инга, дав ему немножко свободы, вдруг резко отдернула его от себя и села к нему на колени, сильно обняв своими бедрами его бедра и сдавливая их, наползла своей грудью на его губы, заставляя его ласкать их. И Михаил, попав под ее тиски, все сильнее и сильнее сдавливал губами ее соски, груди, слюнявя их, что-то непонятное шепча и задыхаясь, все больше открывая рот, чтобы вздохнуть нехватающего ему воздуха.

Но и этот момент был недолгим. Инга соскочила с него, раздвинула ноги Михаила и, став на колени, сама начала, целуя, кусать его грудь, кожу живота, опуская свое лицо ниже и ниже, и, схватив губами его пупок, потянула его в себя. Михаил от непонятного предчувствия попытался защитить свой пупок, но ее сильные руки сковали его, и он в истерике начал что-то мычать, кричать, извиваясь от боли в ее оковах…

Инга положила голову на его грудь, снова начала руками сжимать кожу на его животе, делая круги шире вокруг его пупка, и шире… Михаил потянулся и замер в ожидании новой «экзекуции» гостьи. Но она спрятала свои коготки и начала поглаживать его кожу подушечками пальцев, все шире и шире…