Продавец указал на другую инсталляцию: замкнутую квадратом лестницу, движущуюся всё время вверх. По ступенькам стекали мягкие кругляши с символами по кругу и двумя стрелками, закреплёнными в центре.

– А эта композиция говогит… Впгочем, вы лучше меня знаете, о чём она говогит.

Вот теперь всё на своих местах!

– Беру обе! – решительно сказала бурогубая и сиятельная. – И бочку пыли, пожалуйста. У вас есть доставка?

– Отличный выбог! Доставку могу огганизовать после заката, – пообещал продавец.

– А мне, пожалуйста, зеркальце-коверкальце. И наборчик статусов. Тоже с доставкой, – вклинился чернокудрый пухлячок.

Гора отобранных им скрижалей была ненамного ниже кучи отвергнутых статусов.

Торговец одобрил и этот выбор. Обещал привезти всё после заката. Покупатели оставили адреса, расплатились. Ушли, довольные модными приобретениями. Картавый продавец погладил мочку уха, хитро улыбнулся и поспешил к новым посетителям.

«Надо будет потом заценить этот “Лучший из миров”, здесь явно есть какой-то профит. – На мгновение волосы предприимчивого бога блеснули рыжиной. – И грифонов не забыть покормить, а то не справятся с доставкой».

А уж когда разойдётся весь этот хлам, можно будет и пальмочек сообразить, и особнячок приятного цвета возле родного Хаоса Изначального. Небось, ещё и на талантишко какой-нибудь средства останутся. А не останутся – невелика беда. В этом наивном мире всегда найдутся те, на ком можно заработать.

Забудьте всё, чему вас учили

Все слова, использованные в этом повествовании, неточны, субъективны и передают действительность лишь приблизительно и лишь для немногих. Как и любые слова.

Но сказать-то надо.

Гингивера дробила габбро, плевала кислотой, вспенивала лаву, источала ароматы псины и ванили, но всё равно ничего не успевала. В уютной гингилоге хоть и царил порядочный кавардак, но работы был ещё непочатый край. Раньше Гингивера двумя нижними левыми справлялась с таким объёмом необходимых разрушений и прочих повседневных дел, но совсем недавно у неё появился вылупленец, и привычный мир стал удручающе, жутко, неотвратимо структурироваться.

Вот даже сейчас это тщедушное с виду существо слишком беззаботно курлыкало. Гингивера отрастила себе пару дополнительных глаз на длинных телескопических стебельках, потянулась к отпрыску. И точно: Грюк достраивал из любовно расшвырянного щебня огромную ступенчатую пирамиду! Почти все камушки с пола подобрал. Кинулась к непослушному дитяте и одним махом верхней семихвостой конечности снесла безобразную конструкцию. Вылупленец побурел и свернулся шариком. Всплеснув жабрами, Гингивера вылущила несколько новых псевдорук, схватила бешено молчащее чадо и зафиксировала в абсолютно неподвижном состоянии. Держать его так, дожидаясь нормального, непрерывного детского вопля, пришлось достаточно долго. Спинные псевдоруки Гингиверы в это время сноровисто разбрасывали щебень красивыми кучками.

В самый разгар уборки явилась Вирорайя со своими чадами. Гингивера попыталась для приличия расчепушить прилизанные с утра вибриссы, но махнула псевдорукой. Подруга и не такой её видала.

– Как жизнь, Верунь? – радостно гаркнула гостья.

Воспитанные детишки, не дожидаясь указаний, с гиканьем помчались громить островки порядка, возведённые вылупленцем. Гингивера умилённо наблюдала, как Райкины отпрыски бегают по стенам, потолку и полу, роняют стоявшее и разносят лежавшее, бросают лёгкое и опрокидывают тяжёлое. «Неужели и мой таким когда-то будет?» – подумала она, нежно тыча малыша между пластинами панциря. Увидев гостей, Грюк полусъёжился и завёл противные куксливые завывания, настолько размеренные и мелодически организованные, что у счастливой мамаши заныли все суставы членистых ног.

– Потихоньку, – булькнула Гингивера, тысячей уловок пытаясь привести мелкого в адекватное состояние.

– А, это он арии исполняет, – уверенно заявила подруга. – У него остаточная память ещё не зарубцевалась. Дай сюда мальца.

Уже через минуту Грюк пищал, кричал и заливался, как и положено здоровому, активному малышу. Гингивера смогла, наконец, выдохнуть. Она всегда рада была визитам подруги, тем более что с появлением вылупленца жизнь стала до ужаса монотонной. А Райка, ко всему прочему, умела обращаться с молодняком, и её детишки всегда приносили с собой приятные ералаш и шум. Только вот очень уж Вирорайя увлекалась одной мистической теорией.

– Как здорово, что вы зашли! Я так вымоталась, уже молчать готова.

– Ну а зачем ещё нужны подруги? Давай, я послежу за Грючиком, а ты пока делами займёшься. Могу с готовкой ещё помочь, только скажи, что и где.

– Спасибо, ты не представляешь…

Гингивера принялась за работу, одновременно стрекоча о своём чаде. Райка понимающе потряхивала вибриссами, не забывая перенаправлять мелких, когда те совсем заигрывались.

– Спит всю ночь, паразит такой. Не знаю, что с ним делать. Может, кому знающему показать?

Подруга заверила, что это обычное явление, скоро пройдёт. Мимоходом подсунула мелюзге пару молоточков, и те упоенно принялись крошить глиняные черепки, оставшиеся с ужина. Грюк посмотрел на старших и тоже заинтересовался. Тем временем его мама привела себя в порядок: поцарапала чешуйки, обмазала грудь пеплом и грязью, растрепалась, как следует покаталась по полу. В таком виде и оплодотворителя встречать не стыдно.

– А недавно даю ему немного камешков, песка, битого стекла. Учила разбрасывать. Он чуть-чуть побросал, а потом сделал ямку и туда всё сгрёб. И сверху ещё присыпал! Ну ты представляешь? – Отдуваясь, молодая мамаша от души разлила по полу большущий чан заилевшей пахучей водицы. – Слизь у него уже как у взрослого, но морфировать пока не может. И знаешь, падать прямо-таки боится! Уж я его роняю-роняю… А то панцирь неправильно сформируется, как потом конечности отращивать?

– Да ладно, мои в таком возрасте тоже особо падать не хотели, и ничего. Лырра уже ложноножку выпучила на днях! – похвалилась Райка.

Детишкам наскучили глиняные крошки, они окунулись в яму с лавой и принялись рьяно плескаться, вереща всё громче. Оранжево-чёрные капли так и плюхались вокруг. Может, Грюк чему научится? Что ни говори, молодняк у Вирорайи воспитан просто идеально.

Гингивера занялась ежедневной перестановкой, сгоняя пыль в роскошные клоки и то и дело тараня мебелью стены. Трещины изящно ползли вверх. Завтра она с особым удовольствием будет их замазывать, а потом делать новые.

– Ест нормально, но ни разу даже не испачкался. Всё жду, когда он уже в ум войдёт, объясню ему, что маму надо всю забрызгать едой в знак того, что тебе понравилось, – продолжала хозяйка. – Начинает говорить на своем языке. Знаешь, такие странные и смешные звуки! Недавно выдал: «Аррр-кхи-теххх-тур».

– Хо, мои тоже чего только ни говорили! – поделилась Райка. – Помню, Квык как-то сказал: «Три-чшья-кофф-ка». Неделю, наверно, повторял. Это, безусловно, память о прошлой жизни.

Гингивера не дала подруге свернуть на любимую тему. Предложила ей немного дымящейся слизи вылупленца. У Грюка она была уже тёмная, густая, духовитая, а целебные свойства растерять ещё не успела. Райка с удовольствием выпила. Грюк глодал обеденную плиту, Лырра закапывала попискивающего брата в песок.

– Я всё пытаюсь следовать твоему совету, что вылупленцу не надо мешать, что надо дать ему самому развиваться, но это же просто щчвет-и-прокхлада… – пожаловалась Вера, замачивая гору одежды в нефти. От неё замечательные пятна и разводы. – Оставила его на пару минут, уж не помню, чем занялась. Смотрю, а Грюшка отполировал кусок пола от входа и до лавовой ямы. Так ровно, что смотреть больно. Ну ты представляешь? Шестнадцать псевдорук отрастила, и то еле справляюсь.

Остаток нефти Вера плеснула на лаву, и детишки восторженно заулюлюкали.

– Все свои дела делает в одном и том же месте. Я ему столько раз показывала, что надо по всей гингилоге разбрасывать и разливать: так и стены крепче, и запах приятный. Никак не приучу, хоть тресни.

Подруги вместе отжали постиранное белье и принялись за готовку. Сегодня на ужин плямы по-руольски.

– Не волнуйся, у всех детей поначалу есть эта страсть к порядку. Нужно просто проявить терпение и не заставлять. И показывать, показывать почаще.

– Да я показываю, и терплю, но иногда меня просто не хватает. На днях знаешь, что учудил? Размазываю я, значит, свои дела по стенам, а он рядом малюет. Пригляделась – хвост ты мой! Похоже на живое существо, только симметричное. Одна голова, два глаза, между ними то ли рог, то ли не рог, пасть маленькая, на одну сторону чуть сдвинута, – Гингивера аж вся передёрнулась. – Само гладкое, бледное и косится так, будто насквозь видит. С какого боку ни подойдёшь, а оно всё на тебя косится. Я бы тебе показала, да твои ребята уже сажей закрасили, спасибо им. Я боялась, если честно, с горстью грязи к этому приблизиться, оно как живое было совсем.

– Хо, вот так малец! – будто бы похвалила подруга. – Квык, вон, тоже как-то раз отмочил, отвалитесь, мои отростки! Из первосортной ванариловой массы ужас слепил. Я спрятала, пока мой оплодотворитель не увидел. Соврала, что масса испортились, весь смрад выветрился. Так вот, Квык слепил типа твоего двуглазого на стене, только стоит скрюченное с чем-то круглым в псевдоруке. Будто сейчас запульнёт.

Вирорайя оторвалась на минуту от плямок по-руольски, которые лепила вдвое быстрее подруги, и заботливыми подзатыльниками направила уставших детей играть с острыми сталактитами. Это и хватальца развивает, да и на потолке посидеть иногда полезно.

– А ты мне не веришь, считаешь, что я глупости говорю, – пожурила Райка, отправляя первую пляму в бурлящую желчь. – Ведь все дети калякают и лепят почти одинаковых страшил. И никто их этому не учил. Все «исполняют арии», полируют, строят пирамиды и другие неестественные конструкции, гадят в одно и то же место, и к хаосу их приходится долго и болезненно приучать. Это память!

– Ой, ну Рая! – хозяйка раздражённо повела жабрами, принимаясь за новую партию плям. – Зачем изобретать несуществующий зеркальный мир, несуществующие перерождения! Это только всё усложняет. У детей инстинкты, отголоски дремучего животного прошлого. Ведь каждая мать делает треугольное гнездо, и она попросту не может по-другому. Для интереса, я пыталась, – по секрету сообщила Вера, – но это было выше моих сил. И меня тоже никто не учил. И яйцо я отложила идеально гладкое, идеально шарообразное. Просто наши предки выживали за счёт порядка, они-то и передали нам эту программу, которую теперь приходится ломать в раннем детстве. Когда-нибудь наши потомки унаследуют от нас программу хаоса, и возможно, она тоже станет атавизмом.

Гингивера выдохлась после длинной речи и множества выполненных задач. Прилегла, хлебнула слизи. Вирорайя доделала плямы, метнула их все в кипящее варево и подсела к подруге полюбоваться маленькими шалунами. Один сталагмит они расшатали и пытались обрушить его прямо на любимый отхожий уголок Грюка. Тот был опасно близок к припадку молчания, но уставшая мамаша решила пока понаблюдать ещё немного.

– Сразу видно, что ты неверующая. Ведь я не на голых предположениях основываюсь. И у меня есть довольно много подруг-единомышленниц. Мы сохраняем детские каракули, лепные фигурки, запоминаем слова. Мы сравниваем всё это и делаем выводы, хотя ты знаешь, для нас такая работа противоестественна и ужасно сложна. Зато сами выводы просты. – Вирорайя сделала паузу, задумчиво перекатывая напиток между желудками. – Всё имеет противоположность, как сталактиты и сталагмиты. Следовательно, есть мир, полностью противоположный нашему. Все вылупленцы склонны к одинаково странному поведению, которое не объяснить тем, что в треугольном гнезде лежало круглое звукоизолированное яйцо, а далёкие предки любили порядок. Откуда берутся эти повторяющиеся мотивы рисунков? Сложные «арии», когда малец недоволен? Порывы к созиданию и страсть к неестественным фигурам? Ответ напрашивается сам собой. – Гостья триумфально растопырила жабры и вибриссы. – Детёныш просто слишком многое помнит о мире, из которого прибыл к нам. Потом мы вбиваем в него правила нашего мира, сотни «нельзя» и тысячи «можно», и память стирается, уходит в глубину. Но иногда она прорывается и у взрослых. Вот ты при мне сказала «щчвет-и-прокхлада». Что это значит?

– Ничего, просто ругательство, – отмахнулась Гингивера.

– Ругательство. А откуда оно взялось?

– Не знаю. Один ляпнул, все подхватили.

– Наи-ивная, – снисходительно протянула гостья. – Каждое слово несёт какой-нибудь смысл. В нашем мире «щчвет-и-прокхлада» это ругательство, а в предыдущем мире оно, наверно, означает что-нибудь приятное.

– Не убедила. Но предположим, ты права. И что дальше?

– Дальше смерть в этом мире и новое вылупление в том. С осколками воспоминаний о здешнем существовании. Там тебя всю жизнь приучают к порядку, потом умираешь, попадаешь сюда, и тебя снова приходится переучивать. И так до бесконечности.

От такой картины мира у Веры заклёкало что-то внутри. Но долго раздумывать над всякой жутью не было времени: как и следовало ожидать, сталактит рухнул, Райкины детишки покатились счастливыми комочками, а Грюк неуклюже плюхнулся и завёл одну из своих «арий». В разгар веселья явился оплодотворитель. Шум, суета, толкотня. Устроились есть. О жизни после смерти больше не заговаривали, чинно верещали, оплевали хозяйку желчью по-руольски, так что Гингивера прямо рокотала от удовольствия.

Только вот Грюша был тихий, весь ужин выкладывал из плямок символы. Вирорайя тайком зарисовала их на чешуе и, счастливая, унесла с собой ещё одно доказательство своей теории. Вот оно, это сокровенное знание, эта неразгаданная тайна, эта крупица недостижимой истины, равно сочащейся темнотой и для уверовавших, и для бродящих в посветках:

USD 57.38

EUR 60.74

Звёздное интервью

Молодой упитанный бог вертел в руках дурацкий кадуцей, не зная, куда его пристроить, и втиходумку костерил руководство. Громко думать о начальстве в негативном ключе было опасно: так можно и свежеприобретённой должности лишиться.

«Ну это ж надо! Назвать программу “Новый вестник”! Креатор на креаторе, а нормальное название придумать не могут! Меня ж теперь всю жизнь с прежним вестником сравнивать будут! Это если кто-то вообще потрудится меня запомнить…»

К тому же, глубокий смысл неудобного, тяжёлого, изобилующего острыми выпуклостями кадуцея был для нового бога-вестника просто непостижим. Может, им полагается тюкать разошедшихся оппонентов? Так у нас же не ток-шоу, а культурное интервью…

От волнения обаятельный пухлячок обильно потел под сшитой на заказ лазурной тогой. Пальцы мелко дрожали и явно собирались в разгар беседы уронить фигурную дубинку ровнёхонько на ногу гостю.

«И какого фавна мне выдали эту дрянь?!» – с ноткой истерики подумал вестник.

– Это диктофон, балда, – устало пояснил согбенный бог-осветитель, крепя в высоких когтистых подставках шаровые молнии в двести свеч. – Думай потише, а то виски ломит. Эх, молодёжь…

Старик покачал безволосой головой. Собрал лишние молнии в кулак, шепнул «да будет тьма» и ушёл, пошаркивая разношенными сандалиями. Курчавый бог остался наедине с самим собой, растерянный и пристыжённый. Вот же они, кнопочки записи, остановки и перемотки вперёд и назад, спрятаны в глазах переплётшихся змей. Удобно, наверно. Профессионально сработанная аппаратура. И гость не будет смущаться: кадуцей как кадуцей.

Незадачливый бог не успел в своих мысленных причитаниях дойти до «правильно мама говорила, надо было в повара идти», потому что в маленькую уютную студию ввалилась восходящая звезда искусства. Неловкий, низенький, тощий. Видя явную робость молодого креатора, новый вестник приосанился, приободрился и стиснул жезл-диктофон. Чтобы не выскользнул.

– Здравствуйте, о могучий и лучезарный! Добро пожаловать к нам в студию! Проходите, присаживайтесь. Освежиться?

– Здравствуйте, – пробормотал гость и чуть не опрокинул подставку с молнией.

– Очень рад, очень рад! – пропел вестник, поддерживая гостя под локоть. Самооценка повышалась с каждой секундой, проведённой в обществе этого неуклюжего рохли. «Уже люблю его!»

– Я, признаться, впервые даю интервью…

– Ничего страшного! – блеснул крупными ровными зубами курчавый. – Вам полезна практика, впереди их будет много, уж поверьте мне! Сегодня у нас просто разговор по душам. Потом я скомпоную самое интересное и представлю публике в лучшем виде. Ваша задача – рассказать о себе, только и всего. Нектара?

Юное дарование кивнуло и без намёка на изящество, обычно присущее богам, плюхнулось на облачную лежанку. «Только мебель, созданная из лучших облаков, может считаться по-настоящему мягкой», – мимоходом подумал вестник. Бог-маркетолог в офисе, смежном со студией, поймал его мысль, расправил и аккуратно положил в баночку для слоганов. Авось пригодится.

Креатор принял из рук пухлого собеседника резной кубок.

– Если позволите, начну с затасканных вопросов. Но вы ведь у нас, так сказать, «тёмный пегасик», публика о вас знает только то, что вы победили в конкурсе. Поэтому затасканные вопросы придутся весьма кстати.

Нескладёха кивнул и вдруг закашлялся, поперхнувшись нектаром.

– Я, кхе-кхе-кхе, с вами тоже до этого дня не был, кхе, знаком. На интервью меня приглашал прежний вестник, кхе, ещё до официального открытия галереи, – рассеянно заметил творец.

Профессиональная улыбка ведущего на мгновение померкла, но потом загорелась с новой силой, по яркости соперничая с шаровыми молниями. Молодой талант невольно сощурился.

– Ну что ж, новые знакомства – это всегда прекрасно! Итак, расскажите, как начинался ваш путь к креаторству.

Вестник незаметно нажал на блестящий зелёный глаз одной из змей, обнявших жезл.

– Можно сказать, что я пошёл по стопам отца.

Пухлый бог картинно выгнул бровь, наливая нектара и себе.

– Я полагал, ваш отец – бог-организатор. Это ведь он выступил с идеей конкурса «Лучший из миров»?

– Именно так. И хочу сразу сказать, что он только организовал конкурс и не имел никакого отношения к судейству, – поспешно вставил юный творец. – Но в молодости у отца было много хобби. И амбиций тоже. Он сам в определённый период мечтал стать креатором. Не получилось. Тогда отец переборол себя и сменил специализацию. В обществе такое своевольное перекраивание судьбы считалось почти невозможным и чуть ли не преступным.

Восходящая звезда водила пальцем по облачной лежанке. Вестник чуть сморщил нос: «Придётся ещё эти загогулины потом затирать».

– Работы у начинающего организатора всегда невпроворот, – продолжал гость. – Когда я был маленьким, у отца на меня времени не хватало. Я лазил в сарай, где папа хранил всё, что осталось от увлечения креаторством.

Создатель «Лучшего из миров» поёрзал, будто уселся на горох. Потом наконец нашёл равновесие в душе и на лежанке.

– Обычно боги появляются на свет, уже зная свою специализацию. Но отец, создавая меня, не задумывал конкретной профессии. Поэтому я сам искал свой путь. Когда папа увидел, что я мастерю простенькие мирки, то сначала пришёл в ярость. Видимо, вспомнил своё фиаско, – рассказывал креатор. – В юности он сотворил сувенирный мир-матрёшку: на внешнем слое – божки, на внутреннем – человечки. Какой-то ловкач купил у него идею за бесценок. Сам неплохо нажился, а отец остался ни с чем.

– Да, помню-помню, был у меня такой мирок, – заметил журналист, услужливо подливая гостю нектара. – Несомненно, это интересная история, которую стоит услышать во всех подробностях. Я, пожалуй, приглашу как-нибудь в студию вашего родителя. Но вернёмся к вашему собственному творческому пути.

Юному дарованию всё меньше и меньше нравилось давать интервью.

– Сначала отец пытался устроить меня в разные секции, чтобы я забыл прежнее увлечение. Пятиборье, риторика, логические игры, даже стихосложение – я прогуливал и прятался в заветном сарае. Творил. Потом отец переменил мнение. Его любимое присловье: «если не можешь предотвратить бунт – возглавь его». Нанял мне репетитора, известного в то время креатора. Я возненавидел занятия и все миры скопом.

Растяпа взял кубок, начал вертеть в руках. Вестник опасливо следил за его движениями.

– Потом, видя, что все усилия напрасны, отец махнул на меня рукой. Тогда-то я и вздохнул спокойно. Уроки репетитора, как ни странно, вспомнились и пригодились. Я начал создавать первые серьёзные работы.

– Думаю, вашим поклонникам будет интересно, откуда взялась идея «Лучшего из миров».

– Как и все удачные идеи, – смущённо улыбнулся мастер, – явилась без спросу, хлопнула по плечу и говорит: «А давай во чего!» И понеслось…

Упитанный бог вежливо хихикнул.

– Возможно, вы в курсе, что один из конкурсантов выполнил два мира-отражения, связанные между собой бесконечным циклом смертей и возрождений обитателей. Так вот, один из этих двух миров очень напоминает вашу работу на определённом этапе её исторического развития. Прокомментируйте, пожалуйста.

Уже открыв рот для ответа, гость студии всё-таки опрокинул кубок и забрызгал остатками нектара лазурную тогу собеседника. Последовала неловкая пауза, полная извинений и расшаркиваний. Чернокудрый пухлячок истово скалился и старался не воображать, как уронит тяжёлый кадуцей на ногу раззяве. Если этот недотёпа услышит гневную мысль, вообще откажется интервью давать.

Наконец, можно было вернуться к разговору.

– Я не верю, что был плагиат. Я никому не показываю свою работу до завершения. И о задумках своих не распространяюсь. Нашлось сходство? Идеи витают в воздухе, любой может брать и пользоваться. Но даже если и есть в произведении другого конкурсанта доля повторения, это не так важно, потому что у него свои акценты, у меня свои, – рассуждал креатор. – Наши работы могут быть в чём-то сходны, но в главном они отличаются, и каждая прекрасна абсолютно по-своему. В конце концов, вы же не будете упрекать поэта, что он восхищается розой, как сотни поэтов до него, да ещё и смеет использовать слова, которые мы все произносим каждый день?

– Верно, верно, – поддакнул вестник. – Рад, что у вас философский взгляд на этот вопрос. А скажите, как вы узнали о конкурсе?

Неказистый бог замялся, покраснел.

– Вообще-то, не то чтобы узнал. Ко мне в мастерскую пришёл отец. Увидел готовую работу. И почему-то решил, что я должен выставить её на конкурс. Когда я возразил, что не очень-то хочу, да и конкурсов никто не проводит, он промолчал и вышел. И очень скоро выяснилось, что приём работ идёт вовсю, и моя тоже участвует.

«Вот папенькин сынок!» Непрошеная мысль выпорхнула в направлении гостя. Вестник сначала попытался вернуть её, потом решил быстренько отвлечь собеседника.

– А вот вопрос, который, несомненно, заинтересует ваших поклонниц! Что вы цените в молодых богинях?

Гость начал мямлить что-то невразумительное, запинаясь и краснея. «Фух, пронесло, – подумал журналист как можно тише. – Ну что ты бормочешь, будто манной небесной рот набил? Или отец тебя так застращал, что ты девушек боишься? А может, это они тебя сторонятся? Так ты ж креатор, создай себе нимфу и практикуйся на здоровье». Сам-то вестник от недостатка внимания противоположного пола не страдал. Брал обаянием и шуточками. Даже жаль немного стало этого некрасивого, неуклюжего хиляка.

Они ещё много говорили. Об искусстве вообще и креаторстве в частности, о «Лучшем из миров» и о том, «что хотел сказать автор», о конкурсах и возможностях для молодых талантов, о секретах мастерства и о том, где искать идеи и вдохновение. О личном и общественном, бытовом и возвышенном, ученическом и профессиональном, грустном и смешном.

– И последнее на сегодня, – проговорил слегка охрипший вестник. – Каковы ваши планы? Выставки, частные заказы? Автограф-сессии, мастер-классы? Новые шедевры или продолжительный отдых?

– Пока что конкретных планов нет, – признался создатель «Лучшего из миров». – Вроде бы, намечается новый конкурс, «Смертность не порок». Отец хочет, чтобы я представил работу вне конкурса. А помимо этого – не знаю. Буду творить тихонько для себя, как и прежде. Так получаются самые удачные произведения.

Они мило попрощались. «Можно сказать, он мне даже понравился, – подумал вестник, отключая верный кадуцей. – Этакий растерянный подросток не от мира сего. – Толстячок задумчиво погладил морду змеи. – Главное, материал хороший. С этим я ещё заявлю о себе».

Помял в руках край безнадёжно испорченной тоги. Допил нектар.

«Надо придумать себе псевдоним. Ну-ка… Карри Линг! Каково? Свежо, хлёстко, экзотично! Зачем быть безымянным новым вестником, если можно быть Карри Лингом?»

Мурлыча под нос фривольную песенку, свежепоименованный Карри Линг принялся редактировать звёздное интервью. Замотанный бог-дизайнер в смежном офисе поймал его мысль, вздохнул и стал набрасывать варианты логотипа для авторской программы.

Экскурсия

Румяная фигуристая богиня с кудрями отменной густоты прогуливалась по площади перед облачной галереей. На шее у неё висели тоненькие скрижали, но на них не был выбит остроумный статус, показывающий глубину мысли и широту натуры. На скрижалях было написано: «Экскурсии в “Лучший из миров”». Молодая красавица заметно скучала. Пинала мелкие камушки, то и дело гладила мочку уха. В русых волосах нет-нет, а проскакивал ярко-рыжий высверк.

К экскурсоводу приблизилась дородная богиня-мать, обвешанная капризной мелюзгой.

– У вас есть экскурсии для детей? – устало спросила она, надеясь сбагрить хотя бы старших, хотя бы ненадолго. Девчонка с крылышками за спиной безостановочно что-то канючила и дёргала за мамину тунику.

– Прошу прощения, – вежливо ответила фигуристая богиня, отстраняясь от мальчишки, который воинственно размахивал миниатюрным пегасом, – наша программа достаточно продолжительная, на маленьких туристов не рассчитана.

Богиня-мать тяжко вздохнула и увела свой выводок. Мини-пегас всем своим существом молил о помощи, но экскурсовод его проигнорировала. Чужие проблемы её мало интересовали.

Следующим подошёл начинающий бог пикапа, прилизанный и смазливый.

– Скажи, о дивная и сиятельная, – промурлыкал он почти на ушко, – можно ли организовать индивидуальную экскурсию?

Он облапал ладную девушку взглядом. А та, ничуть не смутившись, взглядом же влепила наглецу мощную пощёчину. Бог пикапа пошатнулся, но устоял. И пыл умерил. Глаза его теперь светились деликатностью, учтивостью и неутолимой жаждой культурного обогащения.

– Ну или не индивидуальную….

– У нас группы до шести богов, – холодно проинформировала его сиятельная. – Стоимость – тридцать четыре облачные единицы. Продолжительность – пять часов. В брошюре можете ознакомиться с программой. В стоимость включён обед. Если желаете, можете записаться. Сейчас уже отправляемся.

Бог пикапа расплатился и прибился к другим ожидающим: пожилой чете, парочке мажористых студентов и необщительному желтокожему богу, вертящему в руках странное приспособление.

– Что это? – поинтересовался новый ценитель прекрасного.

– Цифровой фотоаппарат. Для маскировки. Гид раздаёт. За плату можно оставить себе после экскурсии.

Подобные штучки бог пикапа видел на нашумевшей финальной распродаже, но внимания не обратил. Он искал себе сенсорный телефон, но впустую: мобильники молодёжь в первый же день распродажи смела подчистую.

– И что эта коробочка делает?

Желтокожий молча выставил коробочку перед собой. Щёлкнул, блеснул огоньком, протянул устройство собеседнику. Тот с восхищением воззрился на своё собственное лицо, застывшее на небольшой глянцевой пластинке. В голове пронеслось сразу несколько идей, как применить эту хитрую придумку в деле охмурения дам. Надо будет приобрести, и тогда молодые богини повалят к нему табунами!

Экскурсовод подошла, естественно и соблазнительно качая бедрами. Выдала прилизанному реквизит и объявила отправление. Сняла скрижали с шеи, оставила при входе в галерею. Вместо них достала раскладную палочку, к концу которой был привязан яркий платок.

– Это, как и выданные вам устройства, своего рода амулет нормальности. Пока жители «Лучшего из миров» видят в ваших руках фотоаппараты, а у меня вот этот флажок, мы – обычная туристическая группа, и никого не удивит ни наш внешний вид, ни наша речь, ни наше поведение.

– А какая нам разница, что подумают тамошние жители?

Это очнулся один из студентиков, прервав на мгновение возню с сенсорным телефоном. Бог пикапа в который раз пожалел, что не успел ухватить себе такой. Как нарочно, оказался вне зоны мыслей нового вестника, первым прознавшего о распродаже. Внутренние монологи этого пухляка слышны почти по всему обитаемому миру, если немного напрячь внимание. Так что прохлопать такую возможность – это надо было ухитриться.

– Потому что мы попадём внутрь произведения искусства и, как восторженные ценители, должны всячески оберегать хрупкую систему взаимодействий, созданную автором. Пройдёмте.

Потрясая крупными формами и мелкими кудряшками, гид целеустремлённо прошествовала в галерею. Возле невзрачного на первый взгляд экспоната рассчиталась с приёмником за вход всей группы и проследила, как экскурсанты один за другим перетекли в «Лучший из миров». Потом отправилась сама.

– Итак, начнём по утреннему холодку.

Под ногами группы примялась росистая трава. Промозглый ветер силился доставить богам хоть небольшое неудобство.

– Данное произведение можно изучать до бесконечности, – начала гид звучным голосом. – Это в полной мере продуманный и тщательно детализированный мир. Следовательно, как бы нам ни хотелось объять необъятное, но мы не сможем увидеть всю широту замысла автора за одно посещение. Сегодня у нас лишь обзорная экскурсия. Для желающих продолжить знакомство с шедевром есть туры на любой вкус: «От микроба до кита», «Такие странные страны», «Смерть как искусство и искусство как квази-бессмертие», «Изобретения человечества, или как выжить, если ты не бог», «Убийство, насилие, спорт и другие развлечения людей» и так далее.

Студентики уже принялись шептаться и хихикать, пожилая пара с блаженными улыбками трогала цветочки и гладила камни, желтокожий молчун рассматривал шедевр исключительно через экранчик своего фотоаппарата, а бог пикапа мысленно включил музыку, зажёг свечи и любовался медленным танцем роскошной богини-экскурсовода.

– Начнём мы в эпоху взлёта человеческого общества, в одной из развивающихся стран, в небольшом типичном городке. Вам откроется множество отражений нашей действительности, множество искажённых аллюзий, философских концепций, воплощённых в конкретных явлениях. Перед вами предстанет огромное разнообразие смелых решений, фантастических придумок, гротескных персонажей и ситуаций. Всё это призвано показать, насколько совершенны мы, боги, и насколько прекрасен наш собственный мир. Мы так легкомысленно относимся к своим почти безграничным возможностям! Мы разучились ценить всё то, чем наделены с рождения.