Читать книгу: «Целитель», страница 4

Рождение Яна

Ночью у меня начались схватки. Поэтому утром я отвела сынишку к соседям, которые должны были позвать мужа и передать ребёнка на время моего отсутствия ему. После этого я сама поехала в больницу и родила второго сына, которого назвала Яном. Через неделю, ещё ослабленную с ребёнком на руках, меня выписали из больницы. Я приехала домой и обнаружила сюрприз: пока я была в роддоме, свекровь поменяла замок в своей квартире.

Ещё совсем слабая, не оправившись после родов, я стояла под дверью с новорождённым на руках и не понимала, что делать дальше. Как попасть в квартиру? Как накормить и перепеленать сына? Ноги и руки дрожали, состояние было предобморочным, сама я была просто не в силах бороться за свою жизнь в чужом для меня городе. Мне не к кому было пойти, чтобы получить поддержку, внимание и заботу. В таком состоянии меня увидели соседи и отправили к участковому.

Опорный пункт находился во дворе недалеко от дома. В этот день дежурил майор, который, с сочувствием выслушав меня, не мог выразить словами своё негодование. Он не понимал, как могла так подло поступить женщина, будучи матерью, бабушкой, и чем она руководствовалась, совершив такой поступок?

Правильно мудрые люди говорят: «Всё, что вы делаете в земной жизни, будет отмечено на небесах и в жизни загробной». Проявив заботу и понимание, майор поехал на работу к свекрови, высказал ей всё, что о ней думал.

После такого поступка свекрови я готова была взять детей и уехать к своей матери. Но сделать это было невозможно, потому что старший сын находился у отца, и забрать его было не так просто. Кроме этого, меня крепко держала любовь к мужу и надежды на то, что мы снова будем счастливы.

Майор забрал ключи, так он дал мне возможность остаться в квартире, чтобы я могла позаботиться о новорождённом ребёнке. Когда мы вместе открыли дверь, то, что мы увидели, повергло в шок! Свекровь сделала перегородку из ДСП от пола до потолка, поделив таким образом крошечную однокомнатную квартиру на две зоны. Мне досталась половина с маленьким окном в виде форточки. Ширина закутка, где поместилась одна лишь кровать, была сто восемьдесят сантиметров. Было стыдно даже рассказать о таком, не говоря уже о том, чтобы пригласить кого—то в гости.

Но и после этого я нашла в себе силы жить дальше, верить в хорошее будущее. Я стремилась быть рядом с любимыми детишками, чтобы видеть, как они подрастают, слышать их первые слова, наблюдать первые шаги. Забота о детях невероятно мотивирует, заставляет жить дальше, невзирая на любые невзгоды.

Порой самые близкие нам люди, которые желают «добра», нарушают Божии заповеди и вместо добра причиняют боль, страдание, заставляют проливать слёзы, разлучая нас с теми, с кем нужно прожить определённый отрезок жизни. И какой он будет, этот период жизни, – знает один Бог, Творец или Создатель, как хотите назовите, но смысл остаётся один. Люди встречаются друг с другом не просто так, а для того, чтобы получить какие—то жизненные уроки. Для одних встреча оборачивается любовью, для других – испытанием. Кому—то нужно пройти путь вместе, чтобы исполнить какие—то предназначения, а у других – свои задачи и свой путь.

Может быть и такое, что человек в предыдущих жизнях что—то не доработал, и это теперь предстоит исправить в нынешнем воплощении. Бывает, что мы где—то кому—то не помогаем, кого—то обижаем словом или делом. А в жизни возвращается всё: добро, которое исходит от людей, вознаграждается вдвойне, а зло увеличивается и возвращается бумерангом с удвоенной силой или бьёт по ближним, и чаще всего – это наши дети. Мы сами несём ответственность за свои поступки.

Проанализировать ситуацию тоже могут не все. И часто человек, страдающий и болеющий, не сопоставляет фактов, не видит свою вину, старается найти крайнего в своих бедах. Свою жизнь мы усложняем себе сами, именно поэтому церковь учит нас, грешных, просить прощения и уметь прощать, не таить на душе обиды, видеть свои ошибки и грехи. Церковь побуждает нас к исповеди, чтобы мы могли очиститься от грехов – это и есть наш шанс исправить собственные ошибки.

И если кто—то откладывает искупление грехов, не торопится признавать ошибки, то стоит помнить, что жизнь пролетает быстро: не успеешь оглянуться, а уже полвека прошло. И всё же, несмотря на её быстротечность, отведённое время можно использовать себе во благо, чтобы в будущей жизни было меньше трудностей и испытаний, чтобы сделать её более приятной и лёгкой. Ведь нам зачитывается не только плохое, но и хорошее. Достаточно делать как можно больше добра для близких, друзей, родных и просто знакомых, для всего окружающего – природы и животных. Принося благо даже в эти ипостаси, человек растёт духовно, поскольку со всем мирозданием связан одной нитью и без слова «ЛЮБОВЬ» просто не можем творить!

А если Сатана сбивает с пути, призывая причинить кому—нибудь боль, стоит хорошо подумать, – ведь потом придётся отрабатывать грехи страданиями и болезнями. Так я учу всех своих пациентов, кто прошёл нелёгкие испытания судьбы.

Первая встреча с потусторонним миром

Первые полгода своей жизни мой новорождённый сын спал со мной в одной кровати, рядом, – так и мне, и ему было спокойней. Он подрастал и набирался сил. В полгодика я переложила его в собственную кроватку.

Однажды ночью, когда полная луна освещала комнату, я проснулась от того, что почувствовала онемение во всём теле, меня будто приковало к постели, – невозможно было пошевелить ни ногой, ни рукой, ни даже головой. Приоткрыв глаза, я увидела в ногах силуэт человека, опершегося локтём о спинку кровати. Он будто был весь в чёрном костюме, невозможно было различить ни глаз, ни лица. Я чувствовала, как это нечто смотрит на меня, но что—то сказать ему или сделать было просто невозможно.

Страх охватил меня, я боялась не только за себя, но и за ребёнка, спящего в кроватке, рядом с которой стояла сущность. Я вспомнила слова своей мамы, она рассказывала о существовании таких вещей и что в подобном случае нужно читать молитву или выругаться. Как бы ни было странно, но я не могла вспомнить ни одного слова молитвы или другого христианского текста. Молитв в то время наизусть я не знала, да и в целом не особо задумывалась о том, что необходимо «про запас» иметь праведные знания, что нужно ходить в храм Божий, читать молитвы и почитать христианские праздники, не говоря уже об исповеди, соборовании и других таинствах, которые необходимо выполнять.

Сколько времени нечто было с нами в комнате, я не знаю, но мне наша встреча показалась целой вечностью. После нескольких бранных слов, которые мне удалось произнести про себя, чудовище исчезло. В скованное тело сразу же вернулась жизнь. Спать я уже не могла, поэтому неподвижно лежала в ожидании рассвета, а как только стало светать, я подошла к сыну, – он спал ангельским сном. Я взяла его на руки и положила рядом с собой, чтобы вместе с ним дождаться наступления рассвета.

В восемь утра я с малышом побежала к бабе Шуре, – только она могла знать и пояснить, что это было или кто это был. Что это был за ночной гость, от присутствия которого немеет всё тело, а сознание сковывает страх. «Бабушки, которые ходят в храм, наверняка ближе к иному миру», – подумала я. Баба Шура, выслушав рассказ, постаралась успокоить меня, напуганную до смерти, и сказала: «Сейчас я схожу в церковь поговорю с батюшкой, а после приду и всё расскажу тебе».

Я ждала её с нетерпением, и бабушка вернулась с не очень хорошими новостями. Она передала мне всё, что сказал ей священнослужитель: «Это нехороший знак. Нужно заказать молебен о здравии, поскольку это предвестник смерти…». Кто именно должен умереть и что это за смертельная опасность, – батюшка не пояснил. Что только я не передумала! В голову лезло всё подряд, и вдруг меня осенило – ведь старший сын у отца со свекровью, и не может ли с ним что—то случиться?

В тот момент я приняла решение о том, что теперь буду всегда находиться рядом со своими детьми, чтобы они были в безопасности. В этот день я пошла за сыном в садик сама. Уже темнело, когда мы с сыновьями вернулись домой. Не успев раздеться, мы услышали стук в дверь, а когда я открыла её, на пороге стоял муж. Я догадывалась, что ему не понравится мой поступок. Но сердце отчаянно забилось радостью и надеждой на возобновление отношений.

Однако супруг пришёл не налаживать семейную жизнь, а разбираться – зачем я забрала ребёнка из сада. Он был пьян и очень озлоблен. Я попыталась объяснить ему свой поступок, но он ничего не хотел слышать. Его агрессия возрастала с каждой минутой. Сначала он швырял вещи по комнате, затем стал замахиваться и угрожать, что зарежет. И, наконец, он достал из кармана кнопочный нож и приставил его к моему горлу. Даже плач маленьких детей не остановил его. Он зажал меня в углу коридора и стал закрывать входную дверь на шпингалет. Не понимаю, откуда у меня взялось столько силы, но я оттолкнула от себя довольно крупного мужчину так, что он отлетел на три метра в сторону кухни.

Я мигом открыла защёлку и вылетела на лестничную площадку, буквально пролетев 12 ступенек. Было такое ощущение, что меня кто—то вытолкнул из квартиры. Бежать было некуда и не к кому, поэтому мне вновь пришлось обратиться к участковому. Хорошо, что в это время милиционер был на рабочем месте.

Выслушав меня, он отправился со мной в квартиру, где остались двое сыновей с пьяным отцом. Как только постучал участковый, Владимир сразу открыл дверь. Первое, что мы увидели, когда зашли в дом, – это аккуратно сложенные вещи. Ничто не напоминало о произошедшем. Дети уже не плакали, а младшего он и вовсе кормил кашей из бутылочки. «Примерный муж!», – так мог подумать милиционер и счесть мой рассказ послеродовым синдромом. Но мой защитник всё—таки понял, в чём дело, и забрал Володю в отделение для выяснения обстоятельств.

Оставшись с двумя детьми, я задумалась, как и на что мне теперь содержать двоих детей, ведь я в декретном отпуске. Средств к существованию не было. Те деньги, которые мне удалось заработать в море, я потратила на румынскую мебель для новой квартиры, обещанную мужу. Несмотря на то что вещь была в большом дефиците, и лишила меня всех средств, она долго ненужной стояла на веранде у родственников, а уже позже свекровь с сыном куда—то перевезли её, и я больше никогда не видела свою покупку.

В безденежье мы ели то, что получали на молочной детской кухне: творог, молоко, кефир, хлеб. Я решила обратиться к своей маме, которая жила в Подмосковье, объяснила ей ситуацию и наше положение. Мама сразу же отреагировала, приехав в город Орджоникидзе. Она пыталась поговорить с жестокой и непокорной свекровью, но та настаивала на своём: «Вместе им не быть». И точка!

Вот так решается судьба детей и внуков! Вот так и получаются неполные семьи, в которых страдают дети, воспитанные одной лишь мамой. От мамы малыш получает нежную любовь, материнскую заботу, уважение к отцу, мама способна различить задатки и способности своего ребёнка. А отец выполняет свою функцию в воспитании и даёт малышу то, что заложено природой в мужчине: строгость, уважение и почитание родителей, в большей степени именно к своей матери, бабушкам, дедушкам и предкам. Именно отец закладывает в ребёнке мужской характер и формирует его личность, и это всё не может дать мама. Если есть перекос, если нет гармонии и воспитания со стороны обоих родителей, – это всегда оставляет негативный отпечаток в сознании ребёнка, который проявится уже во взрослом человеке.

Я отправила старшего сына со своей мамой в Подмосковье, чтобы быть спокойной и знать, что малыш всегда будет рядом с близким человеком – бабушкой, которая будет любить, заботиться о нём, и даст своему трёхлетнему внуку всё самое лучшее.

Мы остались вдвоём с восьмимесячным Яном и стали ходить по всем инстанциям, чтобы добиться выделения хоть какого—нибудь жилья. Оставаться в квартире свекрови я больше не хотела, поскольку боялась за свою жизнь и жизни своих детей. Свекровь уступила мне жилплощадь только для того, чтобы выглядеть в глазах соседей доброй и заботливой, но не от чистой любви к своим потомкам. И что ещё можно было ожидать от этой женщины – одному Богу известно.

Во всех инстанциях города Орджоникидзе на мою просьбу звучал отказ. Тогда я поехала в Москву в Государственную Думу и попала на приём к депутату. Это была женщина средних лет, очень приятная и доброжелательная. Она выслушала мою историю и по—матерински пожалела меня, пообещав сделать всё, что в её силах.

По возвращении в Орджоникидзе меня попросили прийти в управление по жилищным вопросам и предложили несколько вариантов из ветхого фонда. Хоть предложенным вариантом, по сути, был 60—летний барак, я с радостью согласилась и переехала в коммунальную двухкомнатную квартиру. В ней мне выделили комнату в десять квадратных метров, смежную с ещё одной – соседской. В доме на 8 квартир было всего два этажа и два подъезда.

Я была безумно рада переезду, поскольку главным на тот момент было спокойствие моё и моего ребёнка. В одной комнате жили мы с сыном, а в другой была одинокая женщина в преклонном возрасте. В свои семьдесят пять лет баба Даша была энергичной, обслуживала себя сама и помощи не ждала ни от сына, ни от внуков. Её мужа убили на фронте, из родных остался один сын, который жил далеко и приезжал очень редко. Я с уважением относилась к своей соседке, почитая её преклонный возраст, а она полюбила меня за спокойный, терпеливый и покорный характер. Баба Даша относилась ко мне как к собственной дочери…

Военный госпиталь

Несмотря на декретный отпуск, я устроилась в военный госпиталь фельдшером. Денег на жизнь совсем не хватало, а алименты, которые платил муж, были настолько малы, что позволяли нам только лишь не умереть с голоду. Когда выпадало дежурство в ночную смену, я брала с собой маленького сына, ему на тот момент едва исполнилось восемь месяцев. Я укладывала его спать в комнате для персонала. Всё это видели, но закрывали глаза, – на работе ко мне относились с пониманием и всячески поддерживали, помогали.

В лазарете военную службу нёс сержант, который следил за порядком среди пациентов санчасти и был всегда на подхвате у врачей и среднего медицинского персонала. В свободное от службы время он часто играл и гулял с моим сыном. Он уделял внимание малышу всегда, когда врачи уезжали домой и оставались только дежурные. Я же занималась своей работой, делала процедуры и помогала больным.

Все понимали меня, уважали за то, что я знала свою работу и относилась с полной ответственностью к ней, к пациентам была внимательна и чутка, солдатов понимала и сочувствовала им. У меня двое сыновей, поэтому чувства матерей, чьи дети ушли на службу, я разделяла в полной мере. Я представляла, как страшно может быть женщине за жизнь и здоровье сына, который находится далеко и с которым невозможно поговорить по телефону, услышать здоровый радостный голос.

Кроме этого, каждая мать, чей сын несёт воинскую службу, наверняка не раз слышала о жестокой дедовщине. Как тут не переживать за своего ребёнка, пусть даже он уже мужчина. Так я ощущала свою материнскую роль в их судьбах, поэтому забота о ребятах была для меня очень важна.

Помню один случай, который произошёл на ночном дежурстве. Я делала обход, выполняла назначения врачей: кому уколы, кому перевязки, таблетки и разные процедуры. Пришла очередь ставить градусники. Вновь поступивший солдатик всё время спал, я измерила ему температуру, она была около тридцати девяти. При такой температуре кожные покровы должны быть розовые, потому что организму жарко, но парень был бледный, как полотно.

Время было позднее, в палате все готовились ко сну, и свет уже выключили. Я могла бы дать таблетку жаропонижающего или сделать укол парню, чтобы сбить температуру, но внутренняя тревога за его самочувствие не покидала меня. Я осмотрела юношу и поняла, что нужно срочно делать рентген лёгких.

Позвонив в госпиталь дежурному врачу, я описала всю ситуацию и добилась того, чтобы солдата обследовали безотлагательно. Хоть врач—рентгенолог был уже давно дома и ночью он не работал, мы всё же вызвали его в госпиталь, где он сделал больному рентген лёгких.

Подтвердилось вирусное воспаление лёгких, и если бы не моя чуткость и настойчивость, солдат мог бы просто не дожить до утра. Всё обошлось, и юноша стал быстро поправляться. После выписки из госпиталя, в полном здравии, он пришёл поблагодарить меня за внимательное отношение и своевременную помощь. Для меня это была большая награда, ведь человек осознал, какая опасность ему грозила, и пришёл отблагодарить именно меня. Его слова тронули меня и приятно отозвались в душе.

Тогда и я отчётливо осознала, что если бы не моё чувство ответственности и особая внимательность к пациентам, то вряд ли я себя когда—то простила за смерть человека. Я бы винила себя и по сей день, и даже если в глазах общества была бы оправдана (медика трудно обвинить в смерти пациента), то в душе корила бы себя постоянно. Таких случаев было много на дежурстве, но именно этот мне очень запомнился.

А вот ещё один случай, который стоит перед глазами: в той же санчасти был камбуз – столовая для пациентов. Солдаты сами готовили завтрак и ужин, а обед приходил варить повар. Он же рассказывал дежурному по кухне, что нужно приготовить на ужин. Как—то один солдат купил пакет сахарного песка, чтобы вечером пить чай, но никого не предупредил и оставил его в столовой на кухне. Дежурный по столовой не знал, что это был чей—то сахар, и высыпал весь пакет в обеденный компот.

Вечером после ужина приходит солдат в столовую и спрашивает у дежурного, где тот пакет сахара, что он купил. Дежурный ему объясняет, мол, не знал, что у сахара есть хозяин, и высыпал его в компот. Солдат, недолго думая, схватил топорик для разделывания мяса, висевший на стене, и кинулся с ним на дежурного. Тот тоже не растерялся и схватил нож. Обороняясь и отмахиваясь, дежурный задел область шеи солдата, и из раны хлынула кровь. Слава богу он не попал в сонную артерию.

Я прибежала на шум и увидела струю крови на шее парня. Не растерявшись, я оказала первую помощь, прижав рану повязкой. И сразу же вызвала хирурга, чтобы он наложил швы пострадавшему. Так была спасена ещё одна жизнь, и хорошо, что всё обошлось. А ведь из—за килограмма сахара кто—то из них мог погибнуть! Все мальчишки были молодые и горячие, явно не задумывались о последствиях! Порой мне было невероятно трудно работать из—за их  строптивых характеров, унимать их и настраивать на мирный лад. А ведь практически все они были такими, все они жили бок о бок друг с другом, и никто не собирался мириться с крутым нравом соседа.

На путь массажиста

В лазарете работал врач—терапевт, майор Андрей Викторович, он служил в Афганистане. Там он получил ранение – контузию. Жизнь его после Афганистана не сложилась, но он не отчаивался, всегда был жизнерадостным и добрым. Разменявший уже пятый десяток мужчина помогал всем: сотрудникам, сослуживцам, солдатам. Помогал он и нам с маленьким сыном. Как отец, как наставник он понимал меня и сочувствовал, ведь у очень молодой одинокой девушки было уже двое детей и совершенно не было поддержки.

Андрей Викторович часто давал мне дельные отцовские советы. Так он однажды вызвал меня в свой кабинет и предложил выучиться на массажиста, чтобы потом работать на этой должности при врачебно—физкультурном диспансере. Меня заинтересовало это направление, – радости не было предела. Но чтобы попасть на обучение, нужно было сдать экзамен по анатомии и физиологии.

Отбор учеников был очень строгим, ведь массажисты обслуживали спортсменов, поэтому кроме специальных навыков и обширных знаний они должны были обладать ещё и особыми руками. Рука не должна быть худой, а пальцы не должны быть длинными с поднятыми вверх фалангами, кисть должна быть сильной, а большой палец должен отводиться в сторону на девяносто градусов. У массажиста не должно быть плоскостопия, а его позвоночник должен быть без патологий. Я подошла по всем параметрам, и меня приняли на курс обучения.

Теорию преподавала Нана Муратовна, опытный педагог с большим стажем и высокими требованиями. За это студенты были безмерно ей благодарны, а её выпускники – высоко востребованы.

Практику вела Галина, молодая, но высококвалифицированная массажистка, закончившая школу массажистов для слепых в Кисловодске. Галина была незрячей с рождения, но она всё чувствовала лучше, чем видящие люди. Как правило, слепые живут в собственном мире, и осязают наш мир по—особенному. Галина была очень хорошим, грамотным и чутким наставником, кроме этого, она была огромной души человеком.

Каждое слово, каждое движение рук Галины для меня было настолько важным, что однажды я решила записать в тетрадь, зафиксировать всё, что она показывает. «Ирина, что ты там пишешь?», – спросила она. «Я не пишу», – ответила я педагогу. «Я же вижу, что пишешь!». «А сказали, что она не видит…» – подумала я про себя в тот момент.

Галина требовала работать руками, повторять движения за ней, она следила за нашей амплитудой (силой массажного элемента), так как поглаживания нужно делать нежно и с любовью, а разминание – захватывая мышцу в руки, ощущая её и понимая, что делаешь, а не просто щипая. «Тогда из тебя получится профессионал!», – говорила Галя.

С каждым днём Галина давала мне всё больше интересной информации, она рассказывала не только о приёмах массажа, но и посвящала меня в элементы мануальной терапии, рассказывала об акупунктурных точках, которые находятся на теле человека, объясняя, какие из них за что отвечают. Она делилась знаниями о меридианах, поясняя, что это такое, сколько их и какие они бывают.

Всё это очень увлекало меня, и Галина, видя во мне неподдельный интерес к массажу и колоссальное трудолюбие, охотно делилась информацией. Вскоре она стала затрагивать и другие темы, которые не входили в программу курса, например, энергетические потоки в человеческом теле. Все эти знания я с жадностью впитывала.

Я окончила курсы с отличием, и меня оставили работать при врачебно—физкультурном диспансере. Казалось, жизнь потихоньку стала налаживаться: интересная работа, ребёнок устроен в ясли. Квартирка хоть и коммунальная, но спокойно, – никто не портит жизнь. Лишь иногда в гости заходил муж, которого я всегда ждала и была рада видеть. Но ощущение, что он мечется меж двух огней, не покидало меня. Оставить свою мать он не мог, да и когда приходил ко мне в уютную маленькую комнату, какое—то время светился от счастья, а затем просто зверел и уходил. Так всё и повторялось от раза к разу.

Я понимала, что это воздействие злых сил, побороть которые не мог ни он, ни я. А слова знахарки не давали мне покоя: «Не будет у вас счастья, погубите вы его. Лучше уезжай, куда глаза глядят, чтобы он успокоился. Умрёт он через семь лет»… «Почему он должен умереть?» – задавалась я вопросом, ответ на который найти не могла.

В диспансер на массаж приходил один артист из «Союзгосцирка», Мурат. Он работал жокеем—наездником у Михаила Туганова – создателя конного аттракциона «Джигиты Северной Осетии», основателя славной цирковой династии. Мурат очень много рассказывал о цирке, о жизни цирковых артистов. Он говорил, что эти люди живут как одна большая семья, гастролируя и переезжая из одного города в другой, где работают по два—три месяца.

Жену Мурата звали Людмилой. Она была русской очень доброй и чуткой женщиной, учительницей математики в старших классах. Мурат же был осетином, и ему очень хотелось познакомить меня со своей женой, чтобы у меня был хороший наставник, друг и вообще добрый человек рядом.

Так Людмила тоже узнала о моей жизненной ситуации. Супруги поговорили на эту тему и решили помочь мне, – устроить на работу массажистом в цирк. Подумав, я приняла предложение, и оно меня очень воодушевило. Мурат позвонил Наталии Александровне, своей хорошей знакомой, рассказал мою историю и попросил её помочь – устроить в свой коллектив в цирк. Наталия Александровна обещала подумать и дать ответ.

Через пару недель Мурат пришёл с хорошей новостью. Его знакомая могла взять меня на работу, но должности массажиста на тот момент не было во всей большой системе «Союзгосцирка» Москвы. Наталия пообещала открыть такую единицу, и обещание своё выполнила – она была Заслуженной артисткой цирка и руководителем большого коллектива «Иллюзион» и имела значительный вес в своих кругах. По тем временам было не так—то просто открыть новую ставку, но Наталия Александровна добилась этого. Так, должность массажиста «Союзгосцирка» появилась в единичном экземпляре – и она стала моей.

Неравнодушная женщина передала мне через Мурата просьбу приехать в тот город, где шли гастроли её коллектива. Итак, рассчитавшись в военном госпитале, взяв сына, я уехала в цирк, где работал коллектив «Иллюзион».