И впрямь: круги на воде, концентрические круги, возвращение на круги своя, хождение по кругу, спасательный круг, круги небесные… И ни одно значение не исчерпало своего смысла. Особенно начинаешь это понимать, когда раскрываешь новую поэтическую книгу Инессы Ганкиной.

Круги, пусть даже концентрические, но тем не менее есть невидимые прорывы у окружностей, которые позволяют читателям, умеющим находить из любого замкнутого пространства выход, перемещаться в квадратуру круга следующего, и не всегда в установленном порядке. Иногда бывает достаточно вообразить себя героем картин Марка Шагала.

Круг-город, круг-дом… Ломится в ухо дребезжанье посуды. Как хорошо, что медведь наступил на то самое ухо, – и уже слышна музыка города. Любая, какая угодно, не всегда стройная или журчащая – подчас обрывистая, шагающая по ступенькам, которые тоже шагают в свою очередь из-под ног.

Поэтическая ритмика автора очень непосредственна. Четкие чеканные строки с непременным рикошетом – редкость. Все течет, течет с разной скоростью, современность предлагает сегодня – одну, завтра – другую, вчера – еще некую, непронумерованную. Классическая строка, сосуществующая с временем и его проявлениями, приобретает форму не- или неоклассическую, привычный стих постепенно переходит в верлибр, мы ступаем по нему, делаем открытия, а потом он неожиданно возвращается, закольцовываясь на близости к классике.

Отданные на наш суд авторские «Круги» невозможно представить по отдельности. Они сосуществуют, нельзя сказать: это – город, это – страна, а вот любовь и т. д. Круги не могут друг без друга: город в городе, страна, континент, любовь, события в городе, стране, на континенте и одновременно за пределами. Это Мир автора. В каждом стихотворении – целый мир. Казалось бы: комнатный кактус, ничего банальнее и придумать нельзя. А ведь если окинуть его авторским взором, сколько можно увидеть, почувствовать, даже оказаться в неведомом доселе пространстве.

И отдельной строкой – Холокост. Навряд ли есть хоть одна семья, по которой не проехало страшное колесо истории. Ход времени неисчислим, круги идут, и сквозь них проступают лица, речь, глаза, кружится пепел – преклоняешь колени и кладешь камень, ибо есть место, куда его можно положить. Или «Какие сны…». Мы-то помним, что эти слова срывались с уст шекспировского Гамлета. А у Инессы Ганкиной это преломление Холокоста в дне сегодняшнем, его осмысление со всеми вытекающими.

Новые Моисеи
не узнают
горящего куста.

…А праведник Ной (возможно, не впервые), гладя своих котят, строит вечный ковчег, который поплывет к кругам небесным. Он возьмет всех.

Читайте книгу, ступайте по кругам. Пусть у каждого будет свой, как и задумал автор.

Галина Андрейченко,
поэт, редактор книги

ГОРОД, ПРЕЖДЕ РОДНОЙ…

Графика Павла Жилянина

Город, прежде родной…

Город, прежде родной,
в постоянном движении —
исчезают кафе,
появляются граффити.
Память прочно хранила
твою топографию,
словно складки одеяла
до боли знакомые —
возле дома направо…
И запахи булочной,
пять ступеней, перила,
скамейка под тополем.
Это было и сплыло,
и врут фотографии.
Вечен круг возвращенья,
но только попробуйте
соскочить с колеи,
что зовется историей,
и укрыться туманом
в окне с занавескою…
Вмиг очистят карманы
и выставят бездарью
и пинками за дверь…
Славно профнепригодностью
называть обращение
к давней традиции,
где слова и дела
еще кое-что стоили.
Зеленеет листва,
и с румяными лицами
город прочно въезжает
толпою нестройною
в одиночку и парами —
«стерпится – слюбится».
С голубою каемкою
белое блюдечко —
обещание завтра,
как пятна на скатерти.
Над бездумной толпою
орущие граффити.
Исчезают кафе,
рассыхаются столики.
Вот мое поколение
стало историей.
Начинали в застой,
завершаем безвременьем.
Чуть вдохнули свободы,
да сперло дыхание.
После будут историки
в пестрой мозаике
путать все имена:
рэп, сонет и гекзаметр —
все сольется в одно
через тысячелетия.
Поколение Next —
поколение Третье,
поколенье надежд —
поколенье потерянных,
поколение выживших
или расстрелянных.
Все сметает с земли,
словно листья осенние,
Хронос в пыльном халате
уставшего дворника,
ни следа. Ерунда —
воскресенья и вторники —
дни, недели, года —
кружит стрелочка компаса.
Расширяется мир
и сгущается в комнате.
Сколько там атмосфер?
Нам укажет тонометр.
И накроет грозою
засохшее дерево.
Город сменит наряд
и парадную выкрасит,
и сдадутся дома
без единого выстрела.
Старый клен во дворе
и скамейка скрипучая.
То, что мнили судьбой,
оказалось лишь случаем.
Ты махни мне рукою,
мы всё же попутчики —
точки глупой прямой
на касательной к времени.

11.07.17

Круги на воде…

Круги на воде,
селезень из Свислочи родом,
крылья свои топорщит гордо.
Рыжие сапоги, яркий клюв —
городской щеголь.
Баржа-кафешка
не претендует на большее,
чем укрыть от солнца,
переходящего в дождь.
Розы цвета кока-колы,
плоское средневековье
предлагает вписать голову,
спрятав шорты за латы.
Моя глупо счастливая голова,
останется на память городу,
где родился селезень…
Круги на воде,
беспечный бубен —
цыганский дождь.

Дни и ночи мая

По старым переулкам и дворам
сирень бесстрашно-дерзко расцветает,
в них юность пахнет выпускным и маем
и ландыши звенят из темноты.
А в кошельке опять бренчат копейки.
Не хочется, но чаще на скамейку
присаживаюсь, и мои следы
круглятся палкой, что в пустой прихожей
почетно возвышается в углу.
И с каждым днем, чем дальше, тем моложе
прошедшей жизни ворошу золу.
Кричат воспоминанья, и по коже
бегут мурашки… Солнечный прохожий,
ломай сирень! Счастливые соцветья
неси в ладони, пусть восходят дети
как солнца шар над старою Землей.
А лунный серп с седою головой,
приветствуя влюбленных и поэтов,
всю ночь бормочет молодой листвой,
и пахнет свежескошенной травой.
Так постепенно наступает лето.

17—18.05.18

Коляски припарковались…

Коляски припарковались,
владельцы изучают инфраструктуру
города, пахнущего кофе и пиццей.
Будущее Европы всех цветов радуги
играет в пятнашки, радостно
улыбаясь двумя зубами
беспечным папам и мамам.
Капли весело подпрыгивают
на плитках террасы…
Лето обещает многое
на вдохе и выдохе июня.
Зима – страшная сказка,
которую помнят бабушки
или очень мудрые люди…

Июнь 2013, Минск

По мотивам интерьера кофейни

Графика Вероники Сенкевич

1

Чашка кофе на середине моста,
завтра перейдем на другую сторону.
Хрупкость мгновений останется на листках
салфетки. Посетители, потерявшие голову,
будут вечно делать селфи,
изображая радость, которой не было.
Велосипед задумчиво
организует метель одуванчиков.
А невозмутимый жираф
смотрит на все свысока.

16—17.08.2018

2

Французская булочная в Минске,
на столиках уютно разлеглась Эйфелевка.
Православное Рождество крестится за поворотом,
елка универсально подмигивает огнями.
Одинокие девушки за столиками
бешено вколачивают эсэмэски в сеть,
листая чужие праздники.
И только официантки с улыбкой Будды
равно приветливы со всеми.
Я возьму тебя под руку…
Прощай, парижское одиночество.
Здравствуй, главная елка с хлопушками
из нашего детства…

07.01.2019

Ретроавтомобили в Минске

Автомобили с закрылками птицы,
сумасшедшее ретро в столице
включает генетическую память
«Лады» и «Кадиллаки». Под облаками
все флаги приходят в гости.
Автомобилям перемывают кости,
Препарируют брюшину и дыханье.
Ковбойские шляпы – георгиевские ленты,
как встреча на Эльбе.
«Ландыши» из ЗИСа, лайковые перчатки,
Время шаги печатает,
далекое становится близким.
В зеркале заднего вида,
по асфальту шурша,
движется чудаковатая с виду
автомобильного века душа.

12—13.09.2018

«Я ОТВЕЧАЮ ЗА КРОВЬ И ГЕНЕТИЧЕСКИЙ КОД…»

Графика Павла Жилянина

Я отвечаю за кровь и генетической код…

Я отвечаю за кровь и генетической код
(состав, проценты и доли).
Я отвечаю за распятие и за Исход,
за килограммы слов и за тонны боли.
Я отвечаю за Библию и за Коран,
возможно, еще немного за Агни-йогу.
Я отвечаю за Второй и за Первый Храм,
и за дорогу к Третьему,
лишь за дорогу…
Я отвечаю за «Одиссею»,
Хиросиму, Эйнштейна, Моисея.
Я отвечаю от рождения до могилы
за бессилье и направление силы.
Я отвечаю за дела и мысли,
за всё, что от меня зависит.
Но, вернувшись в начало,
за кровь и генетический код
я не отвечаю…

09.04.17