Читать книгу: «Страничные рассказы. Издание второе, дополненное», страница 4

Тайное тайн моих

Тайное тайн моих – о вас мысли тайные.

Из книги «Тысяча и одна ночь»

В рассказе речь пойдёт о влюблённости. Вот что говорят о ней известные всему миру личности:

Влюблённость – Болезнь любви в душе моей (поэт Пушкин).

Влюблённый – что больной. Не будем судить его строго, если иногда его речи безрассудны, как бред одержимого (философ Спиноза).

Болезнь, больной – скажем, не очень приятные определения. Но так ли это? Конечно, влюблённость – это особое и не лёгкое чувство. Нужно иметь достаточно мужества, чтобы переживать его. Но, сразу скажем, результат окупается с лихвой, человек выходит из этой «болезни» более здоровым и более мудрым.

Проследим за чувствами и мыслями влюблённого. Вот возможный его монолог:

Любовь – загадочная штука. Вдруг чувствуешь, что это она, потому что в душе появляется бальзам, в уме строй, в теле энергия. А когда представляешь приближение к её устам, становиться жутко, как от приближения смерча. И пусть говорят тебе, что она эгоистка, что она расчётлива и высокомерна. Ты не веришь этому, а чтобы прекратить разговор с человеком, который, видимо, никогда не был влюблён, отвечаешь:

– Ну и что! Ведь это – богиня, ей всё позволено, она может быть всякой, как сам Бог.

И молишься на неё и боготворишь. И так хочется упасть к её ногам, обнять колени и может быть прикоснуться к ним губами. Но это уж слишком, ибо это всё равно, что прикосновение к Богу, то есть к яркому огню, который ослепит и сожжёт! Конечно, твоя богиня может просто грубо пнуть невольного наглеца. Но он даже этот жест примет с благоговением и радостью, потому что это хоть какой-то контакт с любимой. Пинки и пощёчины его не оттолкнут и не облагоразумят.

Такое состояние может продолжаться несколько лет и переживаться, говорят, лишь один раз в жизни. Но я точно знаю, что это может повториться. Через большой перерыв, но так похоже! Считаешь, что она непостижимо прекрасна и обликом, и душой, и ты поклоняешься ей, не задумываясь глубоко над смыслом её слов и поступков, а наслаждаясь и пугаясь только воображаемыми картинами. Она не замечает твоих страданий? Она не ценит твою преданность? Не беда! Тебя не расхолаживает не только то, что она обходит тебя вниманием и вовсе не сострадает твоим мукам, но и прямое пренебрежение тобой. Всё скрашивает сладость грёз, в которых витает её образ, точнее её лицо. Спокойное, божественное, только от представления которого тебя охватывает необъяснимая и неописуемая радость, мир становится гармоничным, а жизнь осмысленной. И в этом видении с особой силой светят глаза, но и сияют губы! И тебя охватывает сладкая тревога, тревога, которая, однако, наполняет всего тебя энергией. Хочется жить, действовать, мысли охватывают весь мир, а на душе прояснение, просветление. И странно – кажется, что другие люди (и незнакомые тебе) живут и действуют под знаком памяти и думах, и чувствах о ней, то есть, потому что она – есть, потому что она с ними живёт на Земле! Понятным становится ощущение гармонии во всём, поскольку источник движения, жизни – один.

Обратим внимание на последние строки этого необычного монолога, на слова прояснение, просветление и далее за ними. Влюблённому представляется, что весь мир живёт и действует с памятью о некоей личности, запустившей наш мир жить по законам гармонии. Не кажется ли вам, что в этом есть божественный смысл, есть осознание того, что жизнь на земле запущена энергией некоторого жизнеутверждающего начала. Проще всего назвать его Богом. Вот вам и объяснение, почему влюблённые называют свой объект внимания богиней! Я думаю, что само состояние влюблённости даётся человеку по воле Бога. Бог, приводя нас в состояние просветления и прозрения, хочет вразумить нас и напомнить нам о Себе!

Вот такое просветление, наполняющее нас счастьем осознания тайн мира, имеет в виду влюблённый, когда говорит: «Потрясённый чувством любви, не говоришь – теперь не страшно жить, а говоришь – теперь не страшно умереть!» Потому что человек, можно сказать, уже познал всё, ему уже открылись тайны всего сущего, а мудрым ведь смерть не страшна. Самыми пронзительными словами о влюблённости могут быть такие: Я живу, чтобы коснуться тебя, взлететь в небеса и умереть…

P.S.

Содержание рассказа касается именно понятия влюблённости, в которой ответные чувства вовсе не обязательны, как показал и Петрарка. В любовных чувствах, относящихся к страсть-любви, это не так. Здесь невостребованность наших чувств ведёт к тому, что они терзают нас все больше и больше. Это не может продолжаться долго, и вскоре чувства угасают… или переключаются на другую личность.

Гармония

Недавно я испытал чудесное переживание, которое унесло меня от забот и тяжести повседневности в мир прекрасного, в тот мир, в миг перехода в который хочется сказать: Мгновение, остановись! Я слушал музыку, и вдруг одна пьеса показалась мне совершенной, гармоничной, искусной до такой степени, которой, казалось, не достигало ничто из созданий человеческого гения, как будто это было созданием небес. Мне казалось, что я не только присутствую при каком-то таинстве, не только наблюдаю его, но и проникаю в самую тайну, так что становится понятен и смысл происходящего, и все его причины и следствия. Вдруг я почувствовал огромное душевное облегчение от того, что мне посчастливилось соприкоснуться с высочайшей гармонией, облегчение, которое возникает в редкие минуты потрясений бесконечно прекрасным, когда суета жизни кажется ничтожной, недостойной человека, а от счастья непознанных ещё переживаний, которых, кажется, только и не доставало для полного познания жизни, и умереть не страшно. Возникает состояние душевного полёта, всепроникновения, и в то же время тебя охватывает чувство высокого спокойствия, в котором, говорят, постоянно пребывают только мудрецы.

То, что я пережил – трудно описать. Может, этот мой опус останется непонятым. Но с чем его можно сравнить? Мне кажется, подобные переживания иногда испытываешь после счастливых любовных свиданий.

Когда я бываю переполнен делами и заботами дня и становится дико от бессмысленности суеты, я слушаю эту музыку, чтобы прийти в себя (или уйти от себя?), успокоиться и немного «полетать». Иногда я слушаю её, оценивая с технической точки зрения, стараясь уловить каждый звук, чтобы оценить его уместность и поразиться, и насладиться его безошибочностью. И, раздумывая о ритмах своей будущей художественной прозы, стараюсь запомнить чудодейственные музыкальные ритмы и повороты, вызывающие глубокие переживания и уносящие душу в небеса, чтобы попытаться подобное вызвать словом.

Кактусы

Никогда в жизни я не занимался цветами, но с некоторых пор по пути с работы я стал замедлять свой шаг в проходе метро, где выставлены для продажи молодые кактусы. Я часто посматривал на них, а затем стал останавливаться у витрины, чтобы полюбоваться этими произведениями абстрактного искусства самой природы.

Каждый раз эти создания представлялись мне всё более загадочными. Простые, как символы, они, по-видимому, и были таковыми. Мне казалось, что через них сам Бог передаёт нам какую-то весть.

Один из цветков особенно привлекал моё внимание. Он был овальной формы и удивлял смешением в одном двух противоположностей – плавные, изящные линии бороздок, закручивающиеся спиралями наподобие пружины, и россыпь прямых жёстких игл. Непроизвольно возникающая мысль, что пружина, вдруг разжавшись, может запустить в тебя облачко остреньких стрел, тут же гасла от осознания завершённости этого чуда природы наряду с видом беспомощности трогательных зародышей жизни.

Через несколько дней я почувствовал, что предмет моего внимания отзывается на мои взгляды. Мне показалось, что он тоскует и хочет, чтобы я взял его с собой.

Я поместил его в своей не очень просторной комнате на табуретке вблизи окна, у книжных полок. Мне удобно было, отрывая взгляд от компьютера, отдыхать на нём глазами, а ему больше доставалось солнечного света там, чем перед монитором, куда советуют ставить эти необычные цветы, якобы оберегающие нас от излучения. Его спиральки уводили мой взгляд вверх, в сторону неба, о котором напоминали крестики игл, похожие на символическое изображение звёзд.

Проходит день, второй. На третий, доставая с полок книгу, я свалил свой цветок на пол…

Он разбился. От него отвалилась часть колючей кожи. На темени. Он плакал прозрачным соком…

Я был крайне огорчён и взволнован. Меня одолевала его боль и чувство моей вины. Я стал жить в предчувствии беды.

На следующий день на работе с утра было всё как обычно. Но в полдень случилась нечто удивительное.

В комнату вошла моя сотрудница из соседней комнаты. В руках у неё был картонный стаканчик, из которого выглядывал кактус!

– Это вам подарок, – произнесла она. – Подарок от… – и назвала имя нашей общей знакомой. – Она прислала два кактуса, вам и мне. Послала посылкой! Они были в пути семь дней!

Я был ошеломлён. Выходит, когда я намеревался приобрести кактус в проходе метро, когда только принимал это уникальное для себя решение! – одна добрая женщина уже знала о моих будущих переживаниях за цветок, напрасно доверившийся мне, и решила утешить меня, доверив свой, чтобы своей верой восстановить в моей душе спокойствие, нарушенное осознанием ущербности чувства ответственности и моего невнимания к окружающему!

В записке, сопровождавшей подарок, моя доброжелательница писала, что её кактус только раз в год на один день выбрасывает цветок – жемчужный граммофончик, и что это чудо природы любит, когда с ним общаются, он настоятельно требует к себе внимания. Эгоистичен, но для здоровья незаменим.

Он был похож на мой первый. Только иголки не вились по спирали, а венчали вертикальные рёбрышки, которые имели вид стрелок, указывающих на небо.

Сквозь радугу слёз

В пору, когда солнце стремительно идёт на убыль, приехал я в Кузбасс поздравить старшую сестру с днём рождения. Собрались немногочисленные родственники, и пришла соседка, пожилая женщина, подруга сестры.

Сначала были тосты и весёлые воспоминания, связанные большей частью с проделками наших детей и внуков. Затем пели песни. Запевала соседка. Её голос и пение оказались замечательными. Вскоре стала петь только она, а мы все превратились в слушателей. Особенно проникновенно была исполнена песня про горести девушки, выдаваемой замуж за нелюбимого. Слова и мелодия, простые и непритязательные, украшались отзвуками душевных переживаний певицы. Я насладился одной фразой, украшенной небесным символом – знаком божьего завета – «Смотрела сквозь радугу слёз».

Песни навели исполнительницу на воспоминания молодости.

Я сразу почувствовал, что её манера говорить и даже сам голос напоминает о ком-то. Я понял, о ком, когда отвёл от неё глаза – Солженицын!

Когда она разговаривала, это сказать было нельзя, но – когда рассказывала. Неторопливо и чётко выговаривая слова, она для убедительности, или подчёркивая эмоциональность момента, иногда повторяла только что сказанное. Говорила короткими фразами. Всё это производило впечатление важности и органичности рассказа, проникало в душу и вместе с простотой и точностью слова – завораживало.

Начала она со своего замужества. Девчонку из семьи, живущей в нищете, влюблённую в молодого и бедного учителя, выдали за состоятельного руководителя их села.

– Я попрощалась со своим любимым и больше его не видела. Никогда не видела! Мужу я сказала: не люблю тебя и не смогу полюбить никогда. А он меня сильно любил. Мне жалко было его, он сильно страдал. Да, он сильно страдал по мне. Я много раз просила его оставить меня. Говорила, уйди, пожалуйста, со мной тебе не будет счастья. Оставь, найди себе другую. Она тебя будет утешать, вытирать слёзы на твоих глазах. Но он любил только меня. Да, только меня. А я его терпеть не могла. Мы промучились всю жизнь. Теперь он больной, всё время сидит дома.

Углубляясь в воспоминания, она остановилась на 37 годе – времени, когда особенно быстро сиротело население России.

– Отца взяли за частушку:

 
Жизнь красна на трудодне,
Всем со всеми наравне.
Хлеба нам теперь не нужно,
Ведь живот присох к спине!
 

Ему выходило десять лет. Но судьи пожалели детей. Кто будет растить такую ораву? Нас было десятеро. Ему уменьшили срок до пяти лет.

Женщина продолжала говорить короткими фразами, делая паузы, подчёркивающие значительность смысла и дающие время пережить услышанное:

– На пятом году отец не выдержал разлуку с семьёй. Он явился домой. Не выдержал – и пришёл! Но, когда только готовили стол для встречи, милиционер был же у крыльца. Теперь отцу определили полный срок.

Она прервала свой рассказ, призывая компанию помянуть родителей именинницы, которые тоже осиротели насильственным путём.

Мы сидели ещё долго, огорчая себя воспоминаниями и приходя в себя с помощью песен, слушая или подпевая.

В пору осени, к тому же у людей с крестьянской душой, естественен разговор об урожае. У сестры и соседки были участки земли при домах. Меня поразила соседка: она накопала несколько сот ведер картофеля и заготовила солений около трёхсот банок!

– У нас бывает много гостей, – оправдывалась она после моего удивлённого возгласа. – Кто помогает? Сын вспахал землю. А копать помогала твоя сестра.

Уже поздно вечером, когда гости разошлись, соседка пришла вновь. Она принесла ведро картофеля и просила меня взять его с собой.

– У меня картошка необыкновенная, сортовая, очень вкусная, – она называла сорта и с воодушевлением перечисляла их достоинства. – Вот эта белая круглая особенно хороша: она вся одинакового размера, одинаковой формы и – очень много в кусту. Вытащишь куст, отряхнёшь – она так красиво смотрится на земле! Одно удовольствие копать такую картошку!

Я уезжал ночью, удлинённой приближением к зиме. Я взял с собой необыкновенный картофель.

Часть клубней я оставил до весны, чтобы посадить на даче. На ней тенисто, и картофель пойдёт в куст. Куст покроется звёздочками кротких цветков. Их соцветия, как символ плодородия, хорошо бы дарить женщинам, как принято было когда-то, я слышал, в Испании. Любуясь ими, я буду вспоминать замечательную русскую крестьянку, руки которой пропитаны чудесным ароматом картофельного поля.

Чёрная магия

По осени я в очередной раз приехал в Кузбасс на день рождения своей старшей сестры и услышал там одну странную историю. Вот что рассказала одна из её подруг.

Дело было в достопамятные девяностые годы. Её дочь, поселившаяся с мужем в квартире, доставшейся от её деда, уже с первых дней боялась туда заходить, даже если там кто-то уже был из родственников, и тем более не могла спокойно оставаться дома одна. Страх был безотчётный. Она чувствовала, будто какая-то злая сила подстерегает её, прячась в сумраке по углам комнаты или под кроватью. Или ей казалось, вот-вот кто-то дотронется до её спины рукой. Дом был на двух хозяев, в другой его половине всегда кто-то был, и соседи были добрые. Но это не помогало. С самого утра, как только муж уходил на работу, дочь покидала дом, скрываясь от страха у подружек или в доме матери.

Обо всём этом было рассказано в церкви батюшке, и тот посоветовал освятить квартиру – удалить наитие нечистого духа, призывая Господне благословение.

– Когда обходили со свечками квартиру, у старого шифоньера оплавленный воск стал падать на пол чёрными каплями, – уверяла женщина, призывая в свидетели свою дочь и зятя, которые присутствовали при том деянии.

Освящение не помогло, и квартиру продали. Купили родственники соседей. Когда новые жильцы приводили в порядок шифоньер, они убрали застилавшие нижнюю полку газеты. Под газетами лежал конверт для письма, не подписанный, но запечатанный. Там оказалась прядь тонких седых волос.

– Говорят, так наводят порчу. Волосы берут у живой или умершей злой женщины. Но кто это мог сделать? – недоумевала подруга сестры.

Она решила рассказать о конверте одной своей близкой родственнице, а та спросила:

– И что ты думаешь, кто это сделал?

– Это могла сделать соседка через дорогу. Опустившаяся женщина. Часто выпивает. Она заходила иногда к нам при отце.

– Нет, это не она.

– А кто же?

Женщина так закончила свой рассказ:

– Я говорю: «А кто же?», а она сделала вот так… – и рассказчица показала ужимку, каковой ответила ей родственница. Это было лёгкое движение головой вверх, сопровождающееся поджимом губ и разовым напряжением век, – мол, думайте, что хотите, а я знаю, да не скажу.

Подозрение пало на неё и не без оснований – было известно, она хотела, чтобы злополучная квартира досталась ей.

Четвёртый маршрут

Конец октября. В бессолнечный, но ещё тёплый день я возвращался из последней поездки на дачу. Электричка стала уже на конечной остановке у Главного вокзала. Я подходил для выхода к тамбуру, когда с крайнего места поднялась девушка, держа в одной руке сумку в другой трость. Было хорошо видно, что у неё большие проблемы с ногами, начиная со ступней, которые казались пассивными, непослушными. Однако она решительно начала делать попытку стать на первую сходную ступеньку, уже упершись в неё тростью.

– Дай-ка мне твою сумку, – сказал я, присоединив её сумку к своей в левой руке. Взяв её под руку другой рукой, я помог ей переместиться на одну ступеньку вниз. Видя, что девушка взялась рукой с тростью за поручень, я забрал у неё и трость, чтобы она ей не мешала. Мы уже переместились на вторую ступеньку, когда я увидел, что один мужчина задержался, сойдя на платформу, и наблюдает за нами, как бы готовый подстраховать. Я подал подержать ему наши сумки, а сам, сойдя на землю, подхватил девушку подмышки и опустил вниз. Последнее мне удалось выполнить, только проявив большую собранность, поскольку девушка оказалась намного тяжелее, чем можно было ожидать. Она сама это заметила, проговорив, приземлившись:

– Я вас чуть не завалила.

Мы направились к лестнице переходного моста, и я сказал мужчине, проявившему готовность помогать нам, что я могу взять сумки, чтобы его не задерживать.

– Да, хорошо. А то мне уже нужно спешить, – промолвил он, ускоряя свой шаг.

Конечно, для неё были очень длинными эти четыре секции лестницы, ведущие на мост. Но она упорно и, стараясь быть шустрой, без передышки преодолела весь подъём. Сначала она помогала себе тростью, но вскоре решила, что легче будет подниматься, ухватываясь рукой за перила лестницы. При этом часть её веса я брал на себя, крепко держа её под руку. Конечно, мы продвигались не так быстро, и со стороны, по-видимому, казалось, что нам обоим нелегко, потому что обгоняющие нас мужчины не раз предлагали понести наши сумки.

Пока мы поднимались, я узнал, что она едет с Тогучина.

– Ты живёшь в Тогучине?

– Да, там мой дом, я живу с мамой и папой.

Когда мы вышли на мост и повернули в сторону вокзала, девушка спросила:

– Вам тоже в эту сторону?

– Да, – ответил я, – мой дом в этой стороне, здесь неподалёку. До него легко дойти пешком. Но я только зимой здесь живу, а так всё лето на даче.

– У вас там огород?

– Да. И я особенно люблю присматривать за помидорами, особенно в пору их созревания. А совсем недавно я случайно купил семена помидор, которые, оказывается, можно выращивать на дому! Вот везу с дачи немного земли, чтобы их посадить.

– У нас дома растут такие помидоры. Плоды вот такие, мелкие. Сейчас они как раз поспевают, раскраснелись.

– Да? Как интересно! А я думал, это – редкость. Никогда о таком не слышал.

Девушка уже отдохнула от подъёма и шла более свободно. Она теперь предпочла, чтобы я не держал её под руку, и мы шли, держась за руки.

– Тебе, наверное, нужно на остановку транспорта?

– Да.

– Автобус? Троллейбус?

– Четвёртая маршрутка.

– Четвёртая, четвёртая… Я езжу на ней в библиотеку, это в центре города, отсюда всего несколько остановок. А тебе далеко добираться?

– Остановка «Советская Сибирь».

– Да, да, знаю. Это возле редакции газеты «Советская Сибирь». Я бывал там когда-то. Это довольно далеко, на другом берегу реки. Ты, наверное, приезжаешь сюда учиться.

– Да, я здесь учусь.

– И живёшь в общежитии.

– Да, всё верно. Вы догадливы.

– Только вот не могу догадаться, где ты учишься.

– Вообще-то, глядя на меня, легко и догадаться… Я учусь в училище социальной реабилитации.

– Да, мог бы догадаться, потому что, теперь припоминаю, это училище находится рядом с редакцией газеты «Советская Сибирь». На новый год, конечно, съездишь домой.

– Нет. Только в феврале. В феврале уеду домой.

– Как уеду? Заканчиваешь учиться?

– Подумаю ещё.

Мы были уже на посадочной платформе маршруток. А вот и четвёртый номер. Я помог девушке подняться в машину. Когда она уселась, я, отделяя её сумку от своей, чтобы передать ей, произнёс:

– Как бы не перепутать! Вот эта – тебе, а эта – моя.

Она приняла сумку и, не попрощавшись и не поблагодарив, стала как-то беспокойно озираться. Тут двери закрылись, и машина тронулась.

Уже позже я подумал, что в тот момент она могла вдруг ощутить тяжесть одиночества, переживания которого только обостряются в окружении чужих людей. Да, она вела себя как естественный человек. Оказавшись вдруг в толпе сосредоточенных на себе горожан, она, возможно, почувствовала, что именно с этого момента снова начинается её жизнь вдали от родных, вдали от родины…