Читать книгу: «Седьмая рота», страница 2

Основную часть января 1995 года, я с сержантом Эдуардом Киргизовым, львиную долю дня и как правило ночи занимался тем, что обеспечивал полк водой, а с водителем Евгением на бортовом Урале, тем что вывозил раненых и погибших на вертолётный полевой аэродром в Толстой —Юрт. Ежедневно ездил на водовозке ЗИЛ-131 и грузовиках Урал, через Терский хребет, то в Толстой Юрт, то в какую то Кумыкскую деревню, то в Червлёную. В общем как пишут на сайтах о вакансиях на трудоустройство – «характер работы разъездной, в дружном сплоченном коллективе. Питание, проживание и проезд к месту работы за счёт работодателя, командировочные оплачиваются», саркастически добавлю «тем работникам, что доживут до майора, оркестр от работодателя бесплатно при погребении»

Каждое утро при переезде горными дорогами через Терский хребет, мы наблюдали завораживающую и неописуемую словами картину- « Мы едем по самой макушке хребта, с восточной стороны гор чуть выглядывает утреннее солнце. В центре чаши образованной хребтами город Грозный, но его не видно он покрыт густым туманом словно накрыт белым одеялом. Под нами, туман ровной гладью от нашего хребта до противоположного. Мы на горной дороге едем выше тумана, а из центра этого тумана поднимается, густой и чёрный столб дыма диаметром в сотни метров – это горит Грозный. Горит всё: дома, бронетехника, люди и животные. Иногда, по ночам на самой дороге, туман был настолько плотным, что мы не видели капота собственного ЗИЛа! Тогда я опускал пассажирское стекло, высовывал голову и по тонкому боковому отсвету от фары освещающему обочину, край дороги или обрыв, руководил действиями водителя Эдика подавая команды «прямо»«правее», «левее»«тормози». Конечно в таких условиях скорость наша была 3—4 километра в час не больше. Это сейчас я могу легко и без последствий спутать, где право, а где лево, но тогда 23 года назад на горной дороге, видимо не разу не оговорился, а то бы сейчас не писал этих строк. Наверно, со стороны наш одинокий ЗИЛ водовоз едущий по самой макушке горы, тоже выглядел достаточно интересно.

Многие воинские части отправляли свои водовозки под прикрытием БМП, БТР или хотя бы МТЛБ. А у нас как то так повелось, что лейтенант Гареев и водитель Киргизов одни, сами справятся. Коллеги из других частей на «водопое» удивлялись, когда я им рассказывал, что каждый день, в пять утра, езжу по горным дорогам через Терский хребет без прикрытия. Видимо наш прямой шеф, зам по тылу полка п-п-к Волчков считал, что нам «татарским шайтанам» местные коллеги не страшны и засада на нас будет иметь печальные последствия для самой засады. Мой постоянный водитель Эдик, тоже татарин и тоже из Башкирии. Мы с Эдиком были молодые, почти ровесники и не верили в смерть, а перед выездом всегда говорили « Бисмилля рахмай рахим» и «Алла бирса!». Садились с ним в его ЗИЛ, вешали бронники на дверь и вперёд, сначала «лечебные грязи» по бампер, а потом в горы «на воздушные процедуры» подышать свежим утренним Кавказским воздухом. Сам чёрт нас не остановит т.к. вода это самый главный элемент пищи, подвести полк и воюющие подразделения мы не могли.

Как то раз, случился такой случай. Выехали мы в Толстой —Юрт за водой. Нас еле ползущих по грязи на ЗИЛе к перевалу, обогнал один шустрый УРАЛ, не нашего полка. Мы удивились его резвости. Примерно минут через десять впереди прогремел взрыв. Нас тогда это совершенно не удивляло, взрывы и разрывы были кругом с утра до вечера и потому мы «без задней мысли» продолжили движение. Уже на хребте смотрим, стоит тот «шустрый» УРАЛ. Остановились, насторожились, приготовились к неожиданностям. Аккуратно обошли и осмотрели УРАЛ. Оказалось, он подорвался на мине, переднего правого колеса не было, в кабине никого не было, но и крови тоже не было. Мы негромко покричали в надежде, что кто-то откликнется, хорошенько осмотрели прилегающую местность но никого не нашли и никто не отозвался. Постояли минут двадцать и поехали дальше. По дороге в Горячеисточненское, мы также никого не догнали. Видимо водитель и старший, с перепугу ломонулись в лес и бегают по лесу.

Говоря о морально -психологической обстановке в роте, без ложной скромности замечу, что многие мои водители просили меня, командира роты и командование полка напрямую перевести их в мотострелки и отправить в передовые роты ведущие бои в Грозном. Даже пару своих бойцов пришлось снимать с БМП идущих в город на передовую. Поехали они «подвиги совершать» поймав «попутку» бросив свои автомобили. Что ж, поматерил я их по хорошему, но без перегибов и растолковал, что они совершенно не правы так как не подумали о том -" а кто же им «Героям освободителям» боеприпасы то привезёт на передовую на ихних грузовиках пока не прибудут новые водители из Самары?!.В общем ругаю их, а сам немного им завидую. Что им, они всего лишь солдаты, закипел адреналин закапал из ушей тостестерон, бросили автомобили и поехали «воевать». Как будто и ругать то не за что, ведь не в тыл же пацаны рвутся, а на передовую под пули. Если солдат и сержантов я как то отговаривал, объяснял, что брошенный ими автомобиль некому будет передислоцировать, некому будет возить ГСМ, боеприпасы и продукты. Но вот прапорщик нашей роты, Вадим Лозовский, в состоянии этого же «душевного порыва», всё таки сбежал в Грозный, уехав на «попутке» вместе со старшиной роты связи, бросив ротное хозяйство. Как водится в таких «непутёвых» случаях тут же был ранен в результате попадания выстрела из РПГ в ту «попутную» БМП и отправлен в госпиталь. Рота осталась без старшины. Какой великий подвиг прапорщик успел совершить пока ехал 30 минут в БМП к передовой? Это загадка.

Я тоже будучи молодым и дерзким, чувствовал дискомфорт от того, что не участвую непосредственно в боях, не совершаю ничего « стоящего», как мне тогда казалось. Я сам, в тайне от ротного, собрал вещ мешок патронов, гранат, запасных магазинов и планировал «сорваться» ближайшим «дележансом» в Грозный для исполнения своего воинского подвига. Думал, что я не меньше других офицеров имею право на «подвиг» и хочу стать именно боевым офицером. Своевременная встреча с полковником Станкевичем осадила «души моей порывы», он доходчиво пояснил, что так офицерам поступать нельзя, не имеет право офицер руководствоваться эмоциями. Офицеру надлежит испонять должностные обязанности в соответствии с должностью, а в нашей боевой ситуации ещё и в соответствии с боевым уставом. Кто за меня мою работу в РМО будет делать? Кто будет заниматься подвозом если все будут воевать? Чем тогда «все герои» будут воевать? В тот день до меня дошло, я понял, что успех полка как команды и слаженного механизма как раз и достигается тем, что каждый хорошо исполняет свои должностные обязанности на своём месте. Иначе это не армия, а стадо в котором все как «лебедь, рак и щука».

Бывали и крайне неприятные моменты. Как то вечером зашёл я в палатку к солдатам взвода подвоза имущества и обнаружил, что заместитель командира взвода, сержант Леонтеев очень сильно пьян. Такое иногда случалось т. к. водители, категория разъездная, постоянно выезжали за пределы Чечни, ездили и в Моздок и в Прохладное, имели возможность приобрести спиртное. Пока я разбирался с причинами, которые Леонтьев пояснял так – «меня не отправляют на передовую, а теперь в качестве наказания за пьянку может отправите!», подошёл командир этого взвода подвоза боеприпасов прапорщик Борис Бедарев. Как то так случилось, что наша ссора разгорелась сильнее и Леонтеев достал гранату и вырвал из неё чеку со словами – «Ща все тут останемся!». Замечу, что в палатке было ещё человек семь солдат.. Сначала мы его уговаривали отдать гранату. Он угрожал и отказывался это сделать. Тут уже проявил свой опыт бывшего разведчика Борис Бедарев. Он ловко схватил Леонтеева за кисть и как то хитро вырвал гранату так, что лапка от гранаты не отлетала и профессионально ударил Леонтеева в челюсть, что тот потерял сознание. Я вынул кольцо от гранаты из рук Леонтеева и мы с Борисом вставили его обратно в гранату. К утру отрезвев, Леотеев извинился и более не позволял себе подобного.

Были и другие неприятные случайности оставшиеся в моей замполитовской памяти, например: сижу я в своей палатке, составляю списки личного состава роты для ознакомления с мерами безопасности при обращении с оружием. Сочиняю все мыслимые и почти фантастические варианты получения каких либо травм и ранений, записываю их в один из десяти столбцов в с списке личного состава. В палатку забегает, точнее спускается ефрейтор Попов и сообщает мне, что у нас ЧП, ранен солдат Мельников. Спросил, что случилось и где раненый? Попов пояснил-«Мельников сидит в своём Урале, кричит, что ногу прострелил, зовёт медика». Я тут же побежал к машине Мельникова. А там и правда, ранение в ногу. Помог я ему слезть с машины и взяв его на руки и как девушку понёс на руках в санчасть. Как назло никого рядом не оказалось, грязюка по колено, скользко да и путь метров 200 не близок. Донёс я его успешно, слава аллаху были силы в молодости, по пути конечно же выяснил у потерпевшего обстоятельства происшествия. Оказывается Мельников, видимо, забыл придя с ночного караула разрядить автомат и поставить на предохранитель. По ночам на постах мы не запрещали досылать патрон в патронник. Каким то образом в ту секунду в цепи случайностей для Мельникова случилось короткое, но очень неприятное замыкание. Спускался он со ступеньки Урала, спешил в столовую на обед. Ложка торчащая из кармана зацепилась за спусковой крючёк и автомат висевший на плече стволом вниз совершил выстрел – короткую очередь из двух патронов. А там, на пути у пары пуль оказалась подножка Урала с которой Мельников ещё не успел убрать ногу. Вот и случилась неожиданная встреча пуль, стопы и подножки Урала. Успешно пройдя через стопу солдата и подножку Урала, две пули близняшки 5,45 нырнули в Чеченскую грязь и скрылись там навека. Как обязательныое последствие ЧП я провел разъяснительную беседу-занятие с личным составом роты и внес данный курьёзный случай с ложкой в меры безопасности при обращении с оружием.

В середине января меня отправили в дом печати в Грозный. Наши, какойто из наших батальонов, его только что отбили у Дудаевцев. Там я повстречал своего бывшего танкового ротного, вчерашнего прямого командира, капитана Николая Косача, он в те дни исполнял обязанности ЗНШ одного из МСБ на период боёв. Невдалеке от нас, в одном из помещений Дома печати, какой то весёлый старшина роты выдавал зарплату своим солдатам деньгами обнаруженными в доме печати. Это были еще советские деньги с Лениным, распечатанные на листе размера А-1, но лишь с одной стороны, с другой стороны лист был чист. Псевдо деньги он резал ножницами и шутливо выдавал своим солдатам как зарплату. Рядом с домом печати расположено мед. училище и мы конечно осуществили экскурсию по его учебным классам заставленным всякими пробирками с зародышами и мутантами. За мед. Училищем видимо когда-то стояла какая-то воинская часть, её мы тоже с любопытством обследовали.

Во второй половине января, мы т.е. наша рота, медики и другие подразделения перебрались уже в сам Грозный, в частности на территорию Консервного завода. Где то невдалеке от нашего нового места дислокации был « завод коньячный». Некоторые мои водители в связи с отсутствием воды или другой жидкости для мытья машин, мыли автомобили коньяком, вином и спиртом, пока там не выставили охрану от МВД.

В один из солнечных февральских дней меня с парой водителей и автомобилей назначили в подчинение подполковнику Захряпину, командиру танкового батальона, приданного нашему полку. Задача стояла такая « собрать как можно больше тел или остатков тел погибших бойцов в центре города, вокруг зданий правительства, Президентского дворца». Одели мы защитные костюмы ОЗК (общевойсковой защитный комплект), перчатки и поехали на эту траурную миссию. Подполковник Захряпин пытался найти один танк Т-80 или останки экипажа этого танка. Тот танк в новогоднюю ночь у дворца Дудаева разорвало в клочья от детонации всего боекомплекта. Мы с трудом нашли передний наклонный броневой лист с заводским номером, но больше ничего и ни каких солдат или останков. Он говорил:

– « от всех танков и экипажей хоть, что то да осталось. Как правило, хоть один член экипажа жив. Этот же экипаж, возможно, просто испарился в миг детонации боекомплекта. Нет никого и ничего, совершенно ничего. Даже от танка самого вот видишь лишь один небольшой кусок»

Везде валялись человеческие останки обглоданные собаками, кошками и крысами среди них попадались и останки поменьше т.е. детские. Конечности торчали из под руин, из обгорелой боевой и гражданской техники. Я велел солдатам собирать всех, за исключением откровенно гражданских. А как там их поймешь, если у многих одежда обгорела, кости обуглились или обглоданы животными. Как понять, чью обгорелую и оторванную ногу на моих глазах, таскает по улице и обгладывает собака? Даже пол по останкам не всегда можно было определить.

Ко мне обратился мой водитель Женя -« товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант, отойдите в сторону!». Я удивился и подумал не стою ли я на мине, такой он был взволнованный? -« Вы на человеке стоите!» – продолжил он.

Я отошел, присмотрелся и понял, что чьё то тело так сильно раскатано в грязи и закатано в асфальт, что я и правда имел неосторожность на нём стоять, не посмотрев под ноги.

К нам подошла бабушка, местный житель. Мы спросили-« как вы здесь живёте?». Она ответила -«голодаем- вышиваем как можем». Я ей пояснил, что на консервном заводе, в нашей полковой санчасти, организован приём больных горожан. Скажите всем кого увидите, пусть приходят, мед. помощь окажут всем желающим и продуктами помогут. В автомобилях бойцы всегда возили по нескольку банок тушенки, хлебцы из сухпайков и т. п. еду. Женя отдал все продукты этой бабушке и она ушла.

Возвращаясь обратно на «базу» на консервный завод, мы почему то остановились около, я подумал кладбища. Там ходили невооруженные горожане, оттаскивали из куч тела, опознанных ими граждан. Экскаватором и бцльдозером захоранивали тех, кого никто не опознал и тех, кого в принципе уже опознать невозможно.

Перед выводом полка из Чечни «в связи с огромными потерями», в марте 1995 года, нас вывели на стоянку в тыл в станицу «Горячеисточненское». Там на какой то машинно-тракторной станции мы простояли около месяца, затем погрузились на платформы и в конце апреля уехали домой.

Отвлекаясь от темы, и с учётом теперешних моих знаний, моего личного участия, моего боевого и жизненного опыта отмечу, что у меня вызывает непонимание постоянные изречения» Псевдо патриотов России» о том, что вот такие гадкие, жестокие Чеченцы, воевали против нас, убивали наших парней и приводят примеры жестокости, типа Норд-Оста, Буденовска, Волгодонска, Бислана. Националисты говорят, что всех Чеченцев поголовн, заодно и лиц Кавказских национальностей, необходимо ненавидеть и уничтожать за убитых Российских солдат, мстить. Безусловно террористы подлежат уничтожению везде и всегда. Оправдания терроризму нет и не может быть. Но, я сам несколько лет был тем, кого могли убить в каждую секунду, отрезать голову и выпотрошить кишки. А кто нибудь, из этих «патриотов» подумал про ту страшнейшую жестокость которую совершило командование ВС РФ введя 31 декабря 1994 года войска в г. Грозный. Я имею ввиду жестокость в отношении мирного населения, проявленную не напрямую солдатами танкистами и пехотинцами вступившими в бой с Дудаевскими боевиками, а массовую гибель Грозненцев под авиа бомбами, снарядами, Градами и Ураганами? Ведь никто ни Грачёв ни Дудаев тогда не дали времени и возможности женщинам и детям покинуть город. Да и куда бы они его покинули зимой, если, к примеру, за городом нет родни и друзей? И я спрашиваю этих, сердобольных «патриотов России», Вам когда нибудь Российские СМИ доводили информацию о количестве случайно (под авиабомбами и снарядами) погибших в Грозном детей? Вам когда нибудь по телевизору показывали улицы Грозного (как Сталинград) на которых валяются и обгладываются собаками и кошками трупики детей и женщин, торчащие из руин ноги, руки мирных граждан. Вы представляете себе конечности своих жен и детей торчащими из под руин многоэтажек Пензы, Челябинска или Самары? Никогда вам такого не показывали и не покажут, а если и покажут то так прокомментируют, что получится, что погибшие « сами виноваты». По принципу « кто не спрятался, я не виноват!». А может показывали «экскурсию» по братскому кладбищу (недалеко от консервного завода) размером с пару футбольных полей на котором в зимой 1995 года людей, то что от них осталось сотнями закапывали бульдозеры и экскаваторы. Простой обыватель и половины правды не знает, совершенно себе не представляет глубину трагедии и мучения жителей Чечни в те месяцы. Но я то всё это видел и участвовал в этом. Поэтому рассказывая о мужестве и героизме наших солдат, вспоминая о потерях наших войск и скорбя о них, я, никогда не забуду скорбить и по мирным безвины убиенным горожанам Грозного и всей Чечни. Да, раз уж Дудаев, как главнокомандующий, приказал своей орде стрелять по армии России, то эта орда, вне всякого сомнения, подлежала уничтожению. Но ведь Дудаев с сотоварищами далеко не весь Чеченский народ. Любой человек, потерявший мирную мать, отца, сына, дочь, друга, невесту под нашими бомбами и снарядами вправе спросить – а их то за что? Они разве стреляли в Российских солдат? Они- то чем виноваты? Как их теперь вернуть, воскресить? Как вернуть отцу и матери смех погибшего от Российской бомбы ребёнка?

Чечня, мирное население Чечни, месть «получила авансом», первой, при том не за что. Мирные жители стали без вины виноватыми и заплатили своими жизнями за Дудаевский национализм и Басаевский терроризм. Тогда там было много Русских и других наций, но снаряды и бомбы в паспорт не заглядывают национальности не спрашивают. А потом уже пошли теракты на территории России. Хронология именно такая, а не наоборот. Разве были теракты в России до «Новогоднего штурма Грозного?», назовите где и в каком городе России, я таких не помню. Уверен, что было бы наиболее правильным, тогда в 1994 году зимой, ввести войска в равнинную часть Чечни, до Терского хребта и создать «буферную зону». При этом не атаковать, а отгородится финансово-экономической и военной непроницаемой стеной. Уверен, через некоторое время, сами здравомыслящие Чеченцы свергли бы Дудаевых, Масхадовых и Басаевых и добровольно остались бы в России. Терпения и мудрости Ельцину и Грачёву не хватило. А сколько такой вариант сохранил бы жизней и экономических ресурсов.

Та Чечня меня сильно изменила. Если, убывая в Чечню, я думал о скором увольнении с военной службы, плоховато относился к ней, то вернулся я совершенно другим офицером. Друзья по раздолбайству меня не узнавали. Стали в шутку называть «Коммунистом» и т. п. я полюбил службу. Моя работа, моя теперешняя должность заместителя командира отдельного подразделения по воспитательной работе стала мне нравится. Я понял, что в армии моё место. А может, просто стал офицером. Не зря же офицеры говорят, что лейтенант это ещё не офицер, а «курсант пятого курса», (для училищ с четырьмя годами обучения).

Я так и остался в РМО нашего полка в должности зама по воспитательной работе. Начал собирать документы на получение квартиры для получения её в последнем сдающемся в городке доме. Как сейчас помню мудрейшие слова, сказанные мне на совещании в ноябре 1994 года до Чечни, в период моего желания уволиться, полковником Ярославцевым – «Лейтенант, ты собери документы и получи квартиру. Если потом, решишь уволиться, то сдашь её и уедешь домой!». Я тогда его не послушал и по возвращении из Чечни «покусал локти!», ведь теперь я решил, что останусь служить в ВС РФ в своём, теперь уже истинно родном полку и мне вдруг захотелось иметь здесь жильё. Сейчас и сам не понимаю, что мне мешало исполнить свой план и имея отметку « об участии» уволится на гражданку?

Получив квартиру, привезя семью в неё, я через годик стал как то скучать по боевой обстановке и уставать от мирной армейской жизни. Надоели построения, хоровые пения всем полком, строевые смотры, бумаготворчество, ежедневные двухчасовые совещания до 22.00 и другая сопутствующая бессмыслица резко опрокидывавшая принцип Суворова – «Учить солдат тому, что нужно на войне!». И потому при случайном обращении ко мне того же майора Михайлова – «Ильшат, разнарядка в Чечню пришла, не хочешь поехать? Там теперь спокойно.» Я, ни секунды не задумываясь, согласился, потому, что «подъустал» от скуки и мирной военной рутины больше напоминающей бег на месте. Шёл апрель 1996 года и территория республики уже была под полным, как писали газеты, контролем федеральных сил и эта командировка не обещала каких либо кровавых событий. А что нам замам. по воспитательной, молодым, подающим надежды, старшим лейтенантам? Воспитывай, да воспитывай прапорщиков и солдат и сержантов. Рассказывай бойцам истории про подвиги дедов в ВОВ, про подвиги солдат и офицеров 81 МСП в «первую Чеченскую», борись с «дедовщиной» и «землячеством». Но я опять не угадал!

Чечня 2

506 МСП

7 рота

Собрали нас, офицеров и прапорщиков со всего округа в штабе ПУрВО в Самаре и проинструктировав отправили поездом до Моздока. От Моздока до расположения полка в Чечне нас доставили вертолётом и я оказался в полевом лагере 506 МСП близ села Элистанжи Веденского района Чечни. В штабе полка меня назначили заместителем командира по воспитательной работе в 7 МСР третьего МСБ.

Прибыв в расположение роты, т.е. её командный штабной блиндаж, я познакомился с командиром роты капитанов Котовым Сергеем и с его бывшим, убывающим домой, замом. по ВР. Он, мой коллега-предшественник, оставил мне свою «разгрузку» сделанную из танкового плав жилета и стальной бронированной пластиной от какого то бронежилета в спинной его части. Спереди, как принято считать, грудь и живот мне должны были защитить 8 магазинов АКС -74 вертикально вставляемые в карманы в два ряда. Она сослужила мне добрую и долгую службу.

Офицерский коллектив был хороший, работоспособный исполнительный и дружелюбный. Три взводных, лейтенанты с гражданских ВУЗов «пиджаки» Сергей ком 1 МСВ, Андрей позывной Акула – ком 2 МСВ и Володя Лунегов, ком 3 МСВ. Все без исключения солдаты были срочники за исключением одного солдата контрактника. Серега Котов, несмотря на полевые условия, всегда чист, выбрит, всегда в начищенных кирзовых, именно в обычных солдатских кирзовых сапогах и в камуфляже десантного покроя. Того же в плане чистоты и опрятности требовал и от подчинённых.

Рота занимала позиции в юго-восточной части района обороны полка, в лесисто холмистой местности с пологим оврагом между взводами и отделениями. По утрам были слышны кукарекания петухов и мычания коров в Элистанжи. До самого села, напрямую через лес, было не больше километра. Вся территория вокруг, ротного опорного пункта была густо заминирована саперами и нашими пехотинцами так, что более 10 метров в лес от окопов отходить было крайне опасно для здоровья. Окопы на всех позициях были оборудованы хорошо, укреплены плетенкой из лозы. Офицеры и солдаты жили в блиндажах. В общем, место расположения роты было обжитое, позиции пристреленные, с боевиками очередное длительное «перемирие». Поговаривали, что сам Басаев периодически заезжает в штаб полка для каких то встреч и бесед с командованием. Проживал он тогда открыто в своём дворце в родном ему Ведено, что находилось от нас километрах в 10—15. Местные боевики в те дни имели почти официальный статус ополчения и местной милиции. Вооружались, получали боеприпасы и аммуницию с тех же складов и пунктов обеспечения что и федеральные войска. Нашим блокпостам было запрещено досматривать на дорогах автомобили перевозящие «ополченцев» вот такая вот Ельцинско -Березовская интерпритация на наведение конституционного порядка в Чечне.

Не скрою, что в первое время я с трудом понимал, как Сергей справляется с управлением таким сложным и как мне показалось, разнообразно вооруженным, подразделением как мотострелковая рота. Как управлять танковой или автомобильной ротой я представлял по личному опыту. А вот пехота, это же просто разношерстный кошмар, как мне поначалу казалось. Если в танковом подразделении танки, члены экипажей, пушки и пулемёты в общем то составляли небольшое количество наименований, то тут разброс вооружения, калибров, моделей и специфики в разы больше. Да ещё и разновидность боеприпасов к ним. Например, патроны 7, 62 мм от пулемета ПКМ и ПКТ, внешне и по размеру точно такие же, как у снайперской винтовки СВД, но не снайперские и надо брать патроны с другой маркировкой. А офицеры подразделений обязаны в совершенстве знать и владеть всем комплексом вооружения подразделения! Как курсанты мотострелковых военных училищ за четыре года такой комплекс вооружения осваивают, это парадокс Российской армии. Так водить БМП и стрелять из её пушки я толком и не научился. После рычагов танка, штурвал и переключение передач как в Американских автомобилях, на руле, было непривычным. Ужаснуло и состояние оружия солдат. У СВДэшек, что было видно невооруженным глазом, прицелы смотрели совсем не туда, куда смотрели стволы. Автоматы, пулемёты и гранатомёты хоть и чищеные внутри, но внешне облезлые и ржавые, от постоянного нахождения под снегом и дождём. Внешний вид оружия вызывал беспокойство в его работоспособности. Несколько пушек БМП вовсе не функциональны, не крутятся, заклинило приводы или просто не стреляют ввиду неисправностей. Ночные прицелы, приборы ЛПР, РПО «шмели», рации командиров отделений «слухачи», как всем этим пользоваться и уследить за этим огромным комплексом вооружений и технических средств? Примерно месяц я «врубался» в разномастицу вооружений, в которой пехотные офицеры чётко ориентировались как «рыба в воде».

Самое запоминающееся из того « стояния» в полевом лагере полка, это огневые тренировки совместно с минометчиками. Это были шоу, больше боялись не за результат и оценки, а чтобы у минометчиков мина не улетела вертикально вверх естественно с возвратом в исходную точку отправления. Корректировка ими огня, это «особая часть» боевого устава артиллерии, ноу хау офицеров «пиджаков». «Первый, первый, я третий, чутарик назад!», «Первый первый, я второй – Дэцл левее!». Оно и логично, в те девяностые годы посокращали военные артиллерийские училища, да и в целом престиж армии был низок, вот и не хватало в боевых частях профессиональных офицеров. К тому же многие профессионалы, командиры взводов, лейтенанты, погибли уже в начале войны. В нашей роте из профессионалов был ротный Серега, я, прапорщик старшина и техник роты тоже прапор. Все три командира взвода были с гражданки, «пиджаки». В минометных взводах и батареях картина по кадрам была точно такая же, вот эти «кадры» и использовали свою особую систему корректировки огня минометов. Как то, Сергей спросил у командира минометной батареи «Колюня, как то вы по новому и с фантазией корректируете огонь батареи? Интересные у вас еденицы измерения. А сколько чутариков в одном Дэцеле?» Долго смеялись не дожидаясь ответа. А потом он сказал —« Я их единицы измерения Дэцелы и Чутарики уже по тону голоса определяю, так сказать, на уровне прямого чтения мысли, зато боевики никогда не поймут нашу кодировку!». Это он правильно подметил. Но всё же по результатам попаданий, эти Дэцелы и Чутарики уже хорошо понимали друг друга используя свои «пиджаковые» единицы измерения и даже сила Кореолеса им никак не мешала попадать в цель.

Опорный пункт

на поляне ПТУР

Прошёл уже 22 год и не всё сейчас вспомнишь, многие нюансы и интересные моменты забыты.

В начале лета получили мы приказ на занятие позиций и оборудование ротного опорного пункта на красивейшей полянке в горах, километрах в трёх, южнее и выше района обороны полка, так же недалеко от Элистанжи. Оттуда хорошо просматривались позиции артдивизиона полка и была хорошая полевая дорога уходящая в Элистанжи. Это стало необходимым в связи с тем, что с этой «волшебной» поляны, боевики производили стрельбу из ПТУР по нашим позициям. И на тот день пару САУ арт дивизиона полка, были уничтожены именно выстрелами ПТУР с той полянки.

В дальней и верхней части поляны, мы обнаружили, пару полуразрушенных авиабомбами блиндажей боевиков. Оборудованных достаточно хорошо, с крышей из брёвен в три наката. Но упавшие рядом с ними авиабомбы завалили, обрушили их наполовину и сделали непригодными к использованию. В первые дни пешие передвижения по поляне, а теперь уже ротному опорному пункту, усложнялась тем, что на ней лежало много проводов от стреляных ПТУР, которые будучи тонкими и незаметными путались на ноги. Если ночью пойдёшь, то падая и путаясь в лежащей как казалось повсюду проводах, весь изматеришься, перебудишь всех мирно и крепко спящих часовых, перепугаешь всех местных птиц в итоге, придя к часовому, не застанешь его мирно спящим на бруствере своего окопа. Больше всего опасались не открытого нападения боевиков, у меня некоторые солдаты уже по 8 месяцев в Чечне провоевали и были хорошо обстрелянными воинами, а того, что «враги» ночью тихо подкрадутся к спящим часовым и вырежут их, а блиндажи с личным составом просто забросают гранатами. Днём конечно же тоже выставляли караульных наблюдателей, но раза в два меньше чем ночью. Саперная рота полка, уже в первый же день нашего здесь нахождения, обложила нас минными полями по периметру. Я составил схему минных полей, совместно с саперами и под роспись довёл всем солдатам, где, у какого дерева, кочки или пенька установлены ОЗМки и МОНки. ОЗМ самая страшная из мин. Стоит на растяжке. При натягивании проволоки и вылезании чеки мина выпрыгивает из под земли на метр и взрывается в воздухе. Внутри шесть килограмм тротила и рубленых шайб, болтов и проволоки. Просто смертельная смерть эта мина.

Невдалеке от наших позиций, в сторону Элистанжи, в лесу в одно и то-же время вечером, горели огни автомобильных фар. По звуку мотора то был ГАЗ-66. Ротный Серега объяснил, это уже посты наблюдения боевиков и у них там, по ихнему ваххабитскому графику, происходит смена вахабитского караула. Нам, для усиления огневой мощи, был придан автоматический 82 мм миномёт «Василёк» установленный на МТЛБ. Я и лейтенант миномётчик Володя, просили у ротного и комбата разрешение на « пострелять по светлячкам», но они не разрешали т.к. было перемирие и даже боевики назывались не боевиками а народной, блин местной милицией.