Читать книгу: «Истории страха и ужасов. Проверь себя на прочность», страница 2

– Твоя очередь, петушок, – выплюнула она в Сашу комок чёрной слизи. – Следы ведут не к могиле. Они ведут внутрь. – Её рука, больше похожая на высохший корень, указала на его грудь. – Там уже растёт коготь. Чувствуешь?

Саша почувствовал. Под рёбрами, там, где три дня назад появилась сыпь, что-то шевелилось. Он хотел закричать, но Матрёна сунула ему в рот палец – холодный, как лёд, и пахнущий формалином.

– Молчи. Они слышат твой страх.

Ночью вой начался ровно в 03:15. Не волчий – звук напоминал скрежет метала по кости, умноженный на сто. Саша, запертый в избе, прижался к окну, заклеенному скотчем из человеческой кожи (местный «оберег»). В лунном свете метались тени. Одна, огромная, с рваными плечами, волокла за собой тело. Белый пиджак. Брюки в полоску. Семён Ильич, учитель истории, который вчера смеялся над Сашей: «Твоя мать в психушке не просто так бьётся головой о стену. Она видела их лица!»

Утром Семёна нашли в колодце. Его кишки были выложены на краю воронкой, а во рту торчал дневник Саши. На последней странице, поверх детских каракулей о походе за грибами, кровью было выведено:

«Следующий. Ждём к ужину. P.S. Мама передаёт привет»

Рядом с телом валялась игрушка – волчонок из меха и проволоки. Внутри, при встряхивании, звенели зубы. Детские.

В избе Матрёны под половицей найден альбом с фото 1937 года: местные в масках из волчьих шкур танцуют вокруг горящей берёзы. На заднем плане – яма с костями, сложенными в слово «Прости». В пиджаке Семёна обнаружена карта леса с отметками. Крестики совпадают с местами, где пропадали дети. Последний – у реки, где лёд даже зимой покрыт узорами в виде спиралей ДНК. После убийства все часы в деревне остановились на 03:15. На стене амбара нарисован знак: три когтя, обвитые змеёй, а под ним подпись – «Смерть – это дверь. И она уже открыта».

– Зачем ты показала мне эти фото? – Саша сжимал в руках альбом Матрёны, где на последней странице была приклеена прядь седых волос с корнями.

Старуха, разводя костёр из книг в печи, усмехнулась: – Чтобы ты понял. Мы все – часть ритуала. Даже мой внук… – Она указала на чучело медведя в углу. Под мехом проглядывало человеческое лицо. – Его съели за то, что отказался сменить кожу.

Саша выбежал на улицу, где ветер нёс с реки запах горелого мяса. И услышал смех. Детский. Тот самый, что помнил из кошмаров после смерти отца.

– «Папа не ушёл, Саша. Он в нас», – прошептал ветер.

Когда он обернулся, в окне избы Матрёны мелькнула тень – огромная, с рваными ушами, прижавшая к стеклу лапу с отрубленным пальцем. На том самом, где должно быть кольцо.

Мельница стояла как гигантский труп, раздувшийся от газов разложения. Её лопасти, скованные льдом, торчали в небо, словно рёбра исполинского зверя. На нижних брёвнах – царапины. Не от ветра. От когтей. Саша знал: здесь в 78-м исчезла бригада геологов. Нашли только их сапоги, набитые берёзовой корой и… детскими молочными зубами.

Лиана ждала его у жернова. Не девушка – силуэт из дыма и теней, обёрнутый шкурой волка, с которого при жизни содрали кожу живьём. Шуба шевелилась, выпуская клубы пара. Её клык-кулон оказался человеческим ребром, заточенным в кинжал. Глаза – не обсидиан, а пустоты, в которых плавали крошечные черепа светлячков.

– Ты трогал мои следы, – её голос скрипел, как несмазанный шарнир в кукольном театре. – Знаешь, что бывает с любопытными?

Саша упёрся спиной в колесо. Лёд под ногами был исчерчен рунами: «Плоть – дверь. Боль – ключ». Топор в его руках покрылся инеем.

– Ты… одна из стаи? – он кивнул на мешок у её ног. Из дыры торчала рука Петьки, сжимавшая его школьный дневник.

Лиана рассмеялась, и из её рта выпали три моляра. Они зашипели на снегу, превратившись в жуков-скарабеев.

– «Стая» – для шавок. Я – матрица. – Она сорвала шубу. Её тело было сшито из лоскутов кожи: мужской, женской, детской. Швы пульсировали, как живые. – Твой прадед понял это, когда резал мою первую плоть. Он оставил в дневнике запись… – Она провела когтем по груди, и лоскут с надписью «Прости, Лиза» отвалился, открыв ребро. – «Она не умирает. Она… перерождается».

Саша попятился, наступив на что-то мягкое. Мозг Семёна Ильича, замороженный в блоке льда. Учитель всё ещё смотрел на него через кристаллы.

– Петька плакал, когда я выедала ему печень, – Лиана достала из-под кожи нож с костяной ручкой. На клинке гравировка: «Для лучшего ученика» – подарок Семёну от выпускников. – Он звал маму. Но мы улучшили его. – Она бросила Саше фотографию: Петька, прикованный цепями к алтарю в церкви. Его рот зашит волчьими сухожилиями, а из глазниц растут грибы-биолюминесценты.

Ветер донёс запах горелой плоти. Саша рванул к лесу, но Лиана оказалась быстрее. Она шла сквозь деревья, как сквозь дым. Её колыбельная резала сознание:

«Спи, дитя, не дыши глубже, Папа станет на ужин, Мамой стану я к полнолунию, Вырастешь – поймёшь, не дюже…»

За спиной хрустнули рёбра. Саша оглянулся: мешок с останками Петьки полз за ним, оставляя кровавый след. Из дырки вылезла голова Семёна и завыла:

– Она в тебе уже! Беги, пока не отросло!

Подо льдом у мельницы найдены 12 черепов. В каждом – дырка в темени, заполненная мёдом и личинками овода. На ноже Лианы при ближайшем рассмотрении виден микрошрифт: «Собственность НКВД. Эксперимент №666». В дневнике прадеда Саши (найден позже) описаны ритуалы «перерождения»: смешение крови оборотня с костным мозгом жертвы. Последняя запись: «Они назвали её Лианой. Но я знаю её настоящее имя – Лилит. Она не даёт умирать…».

Саша, споткнувшись о корень, упал в сугроб. Лиана нависла над ним, капая слюной, которая прожигала снег.

– Зачем показывать мне это? – он вытирал лицо, с которого слезала кожа. Под ней – чёрная шерсть.

– Потому что ты – семя, – она провела когтем по его животу, выпуская пар из кишечника. – Твой отец пытался убежать. Мы сделали из него… удобрение. – Она бросила ему в лицо горсть земли. В ней шевелились розовые черви с человеческими лицами. – Твоя очередь стать почвой для новых миров.

Она исчезла, оставив на снегу карту леса. Все тропы вели к деревне. К его дому. К матери, которая в психушке повторяла одно слово:

«Личинка».

Баня деда Якова пахла не берёзовым веником, а застарелым страхом. Стены, обитые кожей с татуировками «невинных», шептали. На гвозде висели «инструменты»:

Ножны из спинной кожи священника, убитого в 1917-м (на спине выжжен псалом: «Не бойся ночи – бойся того, что в ней дышит»). Чаша, выточенная из черепа ребёнка, наполненная чёрной субстанцией. При ближайшем рассмотрении – это не кровь. Это личинки, сплетённые в клубок и поедающие друг друга. Карта деревни, где вместо домов – могилы с датами смерти. На полях карандашом: «Они растут вниз. Скоро доберутся до ядра».

Дед Яков, чьё тело больше напоминало высохший гриб, приковал Сашу цепью к печке-каменке. Его пальцы, сросшиеся в подобие клешней, щёлкнули по дневнику: – Твой прадед был умнее. Знал, что договор – не сделка. Это петля на шее поколений. – Он плюнул на пол. Слюна прожгла дыру, откуда полезли белые черви с лицами младенцев. – Полнолуние – не срок. Это дверь. И они уже толпятся за ней.

Саша вырвался, сломав старику ключицу. Кости хрустели, как скорлупа орехов. В избе, за иконой с выколотыми глазами, он нашёл альбом. Фото 1942: немцы в мундирах висели на берёзах вниз головой. Их животы были вспороны, а из кишок выложена фраза: «Спасибо за подношение». Рядом – оборотни в гибридной форме: наполовину волчьи морды, наполовину лица красноармейцев. Среди них дед Яков, молодой, с когтями, проросшими из глазниц. На обороте записка: «Семья Шаманов. Не стрелять. Обеспечивают контроль над сектором Δ».

Лиана ждала его у мельницы, сидя на камне, который оказался спрессованными костями. Перед ней лежало сердце Петьки, проращённое сосновыми иглами. Оно пульсировало, выплёвывая сгустки зелёной слизи.

– Пей, – она протянула чашу, внутри которой копошилось что-то с зубами. – Это не превратит тебя в зверя. Это напомнит, кем ты был до рождения.

Саша отшатнулся, но Лиана впилась когтем ему в горло. Из царапины пополз дым.

– Мамаша твоя в Архангельске не просто сумасшедшая. Она инкубатор, – её голос расслоился на десяток шёпотов. – Мы вшили в её матку яйцо в 93-м. Скоро вылупится братец. Хочешь посмотреть? – Она швырнула на снег полиэтиленовый пакет. Внутри плавало существо с лицом Саши и телом паука.

В чаше деда Якова найдены зубы с выгравированными цифрами – датами массовых исчезновений в деревне. Последний: 12.12.2023 (завтра). Фото в альбоме шевелятся. Немцы на снимке поворачивают головы, когда на них не смотрят. Сердце Петьки при попытке уничтожить его выкрикнуло на языке, который лингвисты позже идентифицируют как протославянский диалект IX века.

– Почему я? – Саша, сдирая с руки кожу, из-под которой проглядывала чёрная шерсть, прижался к мельнице.

Лиана, разрывая себе грудь, достала оттуда фото матери Саши. Женщина в смирительной рубашке держала новорождённого. Вместо пуповины – щупальце.

– Ты – не жертва. Ты – приглашение, – она прошипела, брызгая слюной, которая оставляла ожоги в виде рун. – Твой отец не сбежал. Его взяли на корм. А теперь очередь… – Она лизнула фото, оставив дыру в лице матери. – …семьи.

Внезапно сердце Петьки взорвалось, залив всё вокруг кислотой. Лиана исчезла, оставив на снегу следы, ведущие к дому Саши. На пороге он нашёл свою детскую распашонку. В пятне от молока угадывался силуэт – волчица с человечьим скелетом внутри.

Из леса донёсся рёв, похожий на скрежет тысячи ножей по кости. В нём угадывались слова:

«СМЕРТЬ – ЭТО ЛИЧИНКА. ЖИЗНЬ – КУКОЛКА. МЫ – ТЕ, КТО ВЫЛЕЗАЕТ ИЗ НЕЁ».

Превращение не было болью. Оно было разборкой тела на молекулы. Саша слышал, как ломаются кости, но это напоминало щелчки детского конструктора. Хуже было другое – воспоминания.

Каждый коготь, прораставший из пальцев, приносил видения:

Отец, прикованный цепями к алтарю в церкви. Лиана, сдирающая с него кожу полосками, как с апельсина. Дед Яков в 1943-м, подписывающий бумаги НКВД: «Объекты Шаманов подлежат утилизации после завершения экспериментов по регенерации тканей». Самого себя в возрасте пяти лет, роющего яму во дворе. То, что он закопал тогда, теперь шевелилось под снегом у мельницы…

Лиана снимала всё на камеру «Зенит» с объективом, обрамлённым детскими зубами. Плёнка шипела, плавясь от близости Сашиной трансформации.

– «Боль – не учитель, – прошипела она, засовывая ему в глотку клубок шерсти, пропитанный гноем. – Боль – это песня. И ты теперь хор».

Шерсть оказалась языком Петьки. Он зашевелился в пищеводе Саши, выкрикивая заклинание на языке, от которого трескались стёкла в домах.

Утром деревню разбудили крики. Не от ужаса – от восторга. На площади висел дед Яков. Его кишки свисали гирляндами, а в каждой петле, как в колыбели, лежал младенец из чёрного льда. На груди старика горела надпись: «Спасибо за ужин. P.S. Кости вернём к рассвету».

Саша, пряча когти в карманы (кожа на руках уже срасталась с тканью), целовал матерей, потерявших детей. Их слёзы пахли бензином.

– Ты спасёшь нас? – плакала жена кузнеца, суя ему в руки иконку с ликом святого, у которого вместо лица была воронка.

– Он уже спас, – прозвучало из тени. Лиана, облизывая леденец из стеклянного глаза Петьки, кивнула на колодец. Оттуда доносился плеск.

В чёрной воде плавали зародыши. Каждый – с лицом Саши.

Кишки деда Якова оказались исписаны микротекстом. При увеличении – отчёт НКВД 1945 года: «Объект „Лиана“ демонстрирует свойства бессмертия. Рекомендуем использовать в качестве биологического оружия. Побочный эффект: у подопытных начинают расти корни». Младенцы из чёрного льда таяли к полудню. В лужах оставались серебряные зубы с гравировкой: «Собственность Шаманов». Глаз Петьки в леденце Лианы – на самом деле капсула. Внутри свёрнутая фотография 2003 года: Саша в детстве, играющий с волчонком. Подпись: «Первая жертва. Спасибо, что вырастил нам тело».

– Зачем показывать мне это? – Саша, чувствуя, как рёбра смыкаются в клетку для чего-то растущего внутри, схватил Лиану за горло. Его пальцы провалились в гнилую плоть.

Она рассмеялась, выдыхая рой мух с человеческими голосами: – Ты же сам попросил. В 1999-м, когда умирал от кори. Папочка молил тебя потерпеть, а ты кричал: «Хочу быть сильным! Хочу, чтобы всё боялись!» Мы просто… исполнили желание.

Ночью Саша проснулся от того, что его рвало землёй. В ней копошились черви, складывающиеся в слова:

«УТРО – ЛОЖЬ. ДЕНЬ – МАСКА. ТЫ – ТО, ЧТО ВЫПОЛЗАЕТ ИЗ ШКУРЫ».

У двери стояла мать. Вернее, то, что от неё осталось: существо с лицом, как у Саши, и телом, сплетённым из корней. Оно протянуло ему нож с надписью «Для семейного ужина» и исчезло, оставив запах горелых волос.

Саша понял: договор требует новой крови. И он знает, чьей.

Пурга запечатала деревню в ледяной саркофаг. Стая вышла из леса, но это были уже не волки – гибриды, чьи тела состояли из спрессованных веток, костей и колючей проволоки. Их глаза светились зелёным, как экраны радаров 40-х годов.

Лиана, восседая на церковной крыше, держала голову матери Саши за волосы. Не просто отрубленную – пророщенную в плесень, с грибницей вместо сосудов.

– Ты пожалел их, – её голос гудел, как трансформаторная будка. – А они даже не спросили, почему все дети в роду Шаманов рождаются с двойным рядом зубов.

Саша, чья шкура трещала по швам, выпуская щупальца с шипами, рванул к церкви. Стая пропустила его – они знали: битва уже была ритуалом.

Лиана прыгнула вниз, сломав крест, который оказался бензопилой из костей геологов-78. Запах горелого мяса заполнил площадь.

Они дрались не как звери. Они дрались как стихии:

Когти Саши высекали искры, воспламеняющие снег. Каждый выдох Лианы рождал рой ос-оборотней, вгрызающихся в плоть. Когда Саша вырвал ей горло, из раны вытек не кровь – чёрная нефть с голосами пропавших.

– Смерть – это… – Лиана, уже падая, сунула ему в пасть фотографию: он сам, младенец, с хвостом и пуповиной-гадюкой. – …только смена декораций.

Наутро спецназ нашёл ад в кристаллах инея:

Трупы жителей, сплавленные в единую массу. Температура – 70° C, но лёд под ними не таял. Видеокамеру с плёнкой, где полузверь-Саша пожирает сердце Лианы. На заднем плане – тень с рогами и крыльями, не попавшая в объектив. Надпись на стене: «СПАСИБО ЗА УРОК. ВАШ С.». Буквы шевелились, пытаясь сбежать с кирпича.

Но главное – в ту же ночь в архангельской психушке исчезла пациентка №13. На её койке остались:

Волчья шкура с татуировкой внутри: «Договор продлён. Окончание срока – 12.12.2123». Дневник с последней записью: «Они не понимают. Мы не охотники. Мы – споры. Вырастем везде, где есть страх и плоть».

А в Вяткином Лесу, под землёй, проросли клыки. Мили вглубь. Мили вширь. Они пульсировали, впитывая кровь из массовых захоронений XX века.

Снег растаял к утру. На проталинах расцвели цветы-черепа. Их лепестки шептали:

«САША НАШЁЛ НАС. СКОРО ВЫ ТОЖЕ УСЛЫШИТЕ».

Эпилог: Через месяц в заброшенном цеху под Вяткой нашли видео. На плёнке – Лиана, целая, кормящая волчат. Они ели не мясо. Они ели кадры из памяти Саши.

За кадром голос: – Цикл не разорвать. Мы – не болезнь. Мы – иммунитет.

Экран погас. Но в тишине ещё долго слышалось хрустение костей… растущих вверх.

«Зомби в бескрайних просторах"

В один из холодных зимних вечеров1937 года, в отдалённом селе на юге России, слышались необычные звуки. Местные жители, обременённые ежедневной рутиной, не обращали на это внимания, полагая, что это всего лишь ветер, завывающий в деревьях. Но ветер вскоре принял на себя иную форму.

С выпавшим снегом и пришедшим морозом, село покрыло что-то зловещее. В один из вечеров погасли фонари, и в темноте стали слышны шорохи, словно что-то ползло к двери. Сначала это показалось обычными глухими звуками дикой природы, но ничто не предвещало, что грядёт ужас.

Татьяна, молодая учительница, шла домой после уроков, когда она увидела, как один из её соседей, старик Аркадий, вышел из своей избы с недобрым блеском в глазах. Он подошел к ней, медленно, неестественно виляя, и вдруг с криком накинулся на неё, пытаясь укусить.

Она отпрыгнула в сторону, и вспышка адреналина заставила её бежать. Татьяна знала, что с этим человеком что-то не так, но в селе не было выхода – ни связи, ни электричества.

Вот как всё началось: несколько жителей вдруг стали вести себя странно, теряли человеческие чувства, словно их захватила какая-то другая сущность. Они больше не понимали, кто они, и что делают. Их глаза были пустыми, а движения – механическими. Это были зомби. Они наводнили окрестности, выходя из мрака.

Скоро, изолированное село оказалось в ловушке. Все, кто не поддался этой чуме, укрылись в местной школе. Здесь собрались самые смелые: Татьяна, её сослуживец Андрей, местный охотник Иван и ещё несколько выживших. Они понимают, что, если не будут действовать, вскоре могут стать частью этой зомби-армии.

«Нам нужно найти способ покинуть село», – сказала Татьяна, начиная планировать.

«Но куда мы пойдем? За деревней только лес, он полон опасностей», – ответила Анна, одна из местных жителей.

«Мы можем загнать их в угол», – предложил Иван. «Затем мы покинем село через старую лесную дорогу».

Они решили, что должны объединить усилия и сразиться с этим ужасом. Набрали острые предметы, приготовили бензин, после чего разорвали несколько одеял, чтобы создать огненные барьеры.

Ночь опустилась над селом, и вскоре зомби начали стекаться к школе, как стая голодных волков. Когда передняя дверь дрожала от их ударов, выжившие собрались в круг, готовые к бою.

Как только дверь распахнулась, огонь заполнил комнату, словно сполохи света в самый тёмный час. Зомби завели свой нечеловеческий вой, но они не могли пересечь линию огня. Используя этот шанс, выжившие бросились к выходу.

Покидая стены школы, они забежали в лес, надеясь, что зомби не смогут их преследовать в темноте. Но лес тоже не был безопасен. Вскоре они столкнулись с другими жителями, которые также бежали от зомби, и стало понятно – охота была не на жизнь, а на смерть. Ветви деревьев хрустели под ногами, а звуки пробирались сквозь ночь, как эхо их собственных сердец.

После долгого блуждания они наткнулись на старую охотничью избушку, которая могла стать временным укрытием. Внутри, среди старых ружей и сломанных стульев, они смогли заколотить двери и немного передохнуть. Но сон не пришёл – все понимали, что за дверями скрывается нечто ужасное.

– Если мы хотим выжить, мы должны что-то сделать, – сказал Андрей, беря на себя инициативу. – У нас есть ружья, немного патронов. Если мы сможем пробиться к земле, где живут другие, может быть, там есть ещё выжившие.

Татьяна кивнула. «Давайте попробуем. Мы не можем оставаться здесь вечно».

На следующее утро, когда рассвет с лёгкостью пробивался сквозь деревья, выжившие решили действовать. С их охотничьим инстинктом и осторожностью они выбрались из избушки и начали движение к ближайшей дороге в надежде найти спасение.

Лес был полон опасностей, к тому же и они не знали, что ждёт их впереди. Но, несмотря на страх, они чувствовали, что должны держаться вместе, чтобы выжить.

Когда они пересекали лес, звуки зомби стали реже, но тревога не покидала. Вскоре они вышли к заброшенному селу – дворам, где когда-то жили счастливые семьи, но теперь лишь холодные, темные стены напоминали о прошлом.

В этом городе находились немного патронов и остатки еды. После изучения местности, они поняли, что это может быть их шанс – создать безопасное укрытие. Стараясь избавиться от страха, они смогли воспользоваться остатками ресурсов для организации небольшого лагеря.

Несмотря на эмоциональные травмы, жизнь в лагерной обстановке потихоньку начинала налаживаться. Были распределены роли: кто-то охотился, кто-то собирал продукты, другие сторожили ночные часы. И всё же, несмотря на трудности, люди находили утешение в простых радостях – разговоры, песни, воспоминания о счастливых временах.

Но в один из таких вечеров, когда они собирались у костра, раздался шум. Зомби снова появились, но на этот раз – из самой тьмы. Оказалось, что они находились в ловушке, в окружении уходящих из леса мертвецов.

Что ж, решили они, надо предпринять последний шаг. И когда зомби окружили их, истерика катастрофы сплелась с отчаянием. Они знали, что не могут сдаваться.

В тот момент, когда зомби появились в их каменном лагере, Татьяна, Андрей и остальные встали друг за другом, готовясь к бою. Этот бой был не просто сражением за выживание – это было проявление их человеческой сути против сражающейся нечести.

Громкие крики заполнили воздух, и, несмотря на численное превосходство, единство и решимость их духа оказались сильнее. Поднимая свои ружья, они начали действовать. Каждый выстрел был знаком человеческой воли, стремлением выжить.

И когда утро вновь осветило горизонты, Татьяна и её друзья поняли, что смогли защитить своё укрытие. Их дух не сломился, а зомби вновь отступили.

Идти дальше или остаться было выбором нового начала их коллектива. Они знали, что, выживая в этих сложных условиях, они получили возможность заново определить человеческие отношения в мире, где прежние нормы больше не действовали.

Их общая миссия превратилась в новую жизнь. Каждый из них начал осознавать, что даже среди ужаса зомби-апокалипсиса можно найти дружбу, любовь и бесконечную надежду. Так началась новая глава их существования – поиски других выживших и восстановление утраченного мира, где, возможно, снова сможет зазвучать жизнь.

Лепреконы

В далекой стране, покрытой тенями высоких гор и темными лесами, жили злобные карлики, известные как Лепреконы. Их рост не превышал метра, но это не мешало им быть опасными и хитрыми врагами. Они славились своим мастерством в создании ловушек и магии, которая была основана на древних и темных знаниях. Для них единственным источником радости были пакости, которые они устраивали путешественникам и соседним деревням.

Легенда гласила, что Лепреконы возникли из проклятия, наложенного на них древним колдуном за их жадность и злобу. Каждый год они собирали у себя в логове все больше трофеев из других народов, создавая всё более грандиозные и жуткие устройства, которые использовали для защиты своего дома. В своём подземном царстве они хранили несметные богатства, однако сами карлики всегда оставались недовольными и жаждали большего.

Однажды, решив, что больше не могут терпеть голод и недостаток еды, Лепреконы объявили, что отправятся в окрестные деревни, чтобы похитить всё, что смогут, и принести в свои логова. Они собрали свою армию, состоящую из хитроумных мышей, которые служили им верными помощниками в их коварных планах. Сначала они начали с маленьких деревень, отнимая еду, деньги и даже драгоценности, погружая мир в страх.

Но вскоре судьба распорядилась иначе. В одном из захваченных селений, храбрый молодец по имени Эдгар, решивший восстановить справедливость, собрал группу смелых людей. Среди них были воинствующие странники, старый маг и меткий стрелок. Эдгар обещал освободить деревню от лап жадных карликов.

С этими намерениями герои спустились в зловонные подземелья Лепреконов, полные злобных смехов и коварных ловушек. Проходы были запутаны, но Эдгар воспользовался картой, найденной у одного из пленников. Они пробирались через темные коридоры, избегая капканов и смертоносных стрел, выпущенных из старых механизмов.

Наконец, они достигли главного зала, где Лепреконы отмечали свои победы. Как только они вбежали в помещение, карлики испугались, но быстро собрались, готовясь к борьбе. Эдгар и его команда начали сражение с Лепреконами, и вскоре разгорелся ожесточенный конфликт. Карлики использовали хитрость и засаду, но смелые воины действовали со слаженностью и мудростью.

Старый маг вызывал заклинания света, чтобы ослепить карликов, а стрелок метко поражал их, пока Эдгар сражался с предводителем карликов, злобным и толстым Грекером. Бой был трудным, но решимость людей оказалась сильнее злобных замыслов карликов. В конце концов, Эдгар одержал верх над Грекером, и остальные Лепреконы в панике рассеялись.

С великим триумфом Эдгар и его друзья собрали награбленное, возвращая его жителям деревни. Они стали героями, а история о борьбе с Леприконами передавалась из уст в уста. Но даже после их поражения карлики всё еще оставались в сердцах людей, как символ неугасимой злобности, где доброта и отвага всегда должны были противостоять коварству и жадности.

С тех пор в окрестностях села вели борьбу с темными силами, и хотя Лепреконы оставили после себя лишь страх и ужас, дух единства и справедливости, который вдохнули в деревню Эдгар и его друзья, не покидал местных жителей, просветляя их сердца в урагане тьмы. Так продолжалась их жизнь – в поисках новой надежды и возможности восстановить утерянный мир, где зло не смогло бы снова поднять голову.

Ожившие мертвецы

В один мрачный вечер, когда луна зловеще светила сквозь облака, на заброшенном кладбище в центре таинственного леса началось странное. Как только часы пробили полночь, одна за другой начали подниматься из могил серые тени. Это были ожившие покойники, обретшие вторую жизнь в этот зловещий час.

Некоторое время они сидели молча, смотря на мир своими пустыми, лишенными жизни глазами. Но вскоре в воздухе повисло ощущение, словно их охватила жажда чего-то большего – вендетты, веселья или просто величия. Призраки, когда-то людьми, ожили, и каждый из них привнес в этот сбор что-то особенное.

Первым, кто нарушил молчание, был Грегор – старый колдун, похороненный на этом кладбище много лет назад. При отсутствии тела, его магия осталась в тени, и он, обретя свободу, предстоял перед другими, полон ненависти к тем, кто когда-то его предал. «Восстаньте, братья и сестры, – произнес он, его голос был как шёпот ветра среди деревьев. – Сегодня мы вернем себе то, что потеряли».

Его слова возбудили в покойниках дух единства, и они начали пробуждаться по одному – одинокая вдова, катящаяся по небу; отчаянный рыцарь, которого никто не вспомнил; веселая пиратка с золотым зубом, утаившая свои сокровища в песках времени. Каждый из них особенно понимал, каково это – быть забытым, и жаждал вернуть утраченные мечты.

Пробуждение вызвало смятение – могилы зашевелились, и с них стали падать мшистые камни и старые венки. Страховитые крики раздались в лесу, когда местные жители, возле которых находилось это кладбище, начали замечать странные события. Каждый раз, когда мертвецы собирались в свои ряды, где-то неподалеку послышался шум, как будто сами тени выползали из своих укрытий.

Ночью же, когда их число возросло, они решили немного развлечься. В сознании каждого жило воспоминание о его последнем дне на земле, и они задумали перформанс, в котором предстояло повторить свои последние моменты жизни. Могильщики, одинаковые әскеры и смеющиеся женщины отошли от своей печали и были уверены, что теперь они смогут сыграть свои роли еще один раз.

Старый колдун стал главной фигурой их представления, и его волшебные трюки начали сверкать, как вечерние звезды. Он манипулировал листами разорванной плоти, формируя иллюзии, которые отсылают их во времена былого великолепия. Рыцарь, одетый в доспехи, хвастался победами и принялся приунывать со своей давнишней избранницей, которая также взглянула на него с легкой горечью.

Каждый покойник стремился запомниться, каждый дернулся еще раз увидеть, почувствовать, и тем более громко произнести свои последние слова. И чем дальше они погружались в свой мир, тем сильнее становился их смех, тем ярче светились их души. Кладбище, когда-то тихое и унылое, превратилось в парк ярких воспоминаний и смеха, и уже никто не мог бы предположить, что здесь находилось множество могил.

Но буйная феерия вскоре привела к неосторожным последствиям. На следующее утро укрывшиеся страхом местные жители решили выяснить, что происходит. Они собрались в старой деревне и, вооружившись факелами и вилами, отправились на кладбище, чтобы выяснить правду. Приближаясь к священной земле, они ощутили холодный ветер и странные звуки, доносящиеся из ночи.

Затихшие крики живых людей столкнулись с шутками мертвецов, и страх охватил их сердца. Переходя зашифрованные могилы, они увидели фигурки, танцующие под светом луны, и чудовищные силуэты, погружающиеся в яркие света. Не в силах сдержать ужас, жители в панике начали убегать, оставляя всё позади.

Страх перед неизвестным и зловеще-смешные события заполнили их воображение, соблазняя и ужасая одновременно. Ожившие покойники присоединились к этому веселью, и их смех слился с криками бегущих горожан. Таким образом, они не только нашли воспоминания о своих жизнях, но и создали нечто новое – Переплетение жизней и мертвых, развлечений и страхов.

Несмотря на страх, они также зажгли искру воображения, которая оставалась в сердцах людей, даже когда они убегали. Теперь всегда будет история о том, как мертвые встали, чтобы вспомнить свои жизни, и как они собирались вместе, создавая волшебные моменты, которые перекрывают даже самые зловещие воспоминания смерти.

Так продолжалась эта чуда по ночам, когда луна вновь поднималась, даря возможность всем испытывать магию, и осознавать, что даже в самом темном из ночей всегда есть место для забавы, смеха и даже надежды. Воистину, кладбище стало не только местом покоя, но и аркой для оживших душ, которые никогда не захотят забывать.

Крысы

В деревне Грейсвилль, затерянной среди холмов, где воздух пахнет свежескошенным сеном, а река отражает облака как зеркало, жизнь текла размеренно. Фермеры обсуждали урожай у старой мельницы, дети гоняли кур по пыльным улочкам, а старейшины шептались о странных снах, где земля стонала под тяжестью невидимого зла. Но никто не слушал стариков – пока однажды утром не нашли овцу с вырванным горлом.

– Волки? – спросил Джейкоб, молодой пастух, тыча ногой в окровавленную шерсть. Его отец, Бен, скептически хмыкнул: – Волки не оставляют следов кислотных ожогов. Смотри. – Он указал на обугленные края раны. – Это как будто её изнутри прожевали.

Вечером на собрании у мэра Томаса Эверетта голоса перекрывали друг друга. Миссис Кларк, владелица пекарни, сжимала в дрожащих руках распятие: – Вчера ночью в погребе что-то рылось… Звуки, будто гвозди по стеклу! – А моя собака сбежала! – перебил её фермер Гарри. – Вернулась через час, шерсть клочьями, глаза безумные.

Томас, потный и бледный, стучал кулаком по столу: – Успокойтесь! Завтра из города приедет ветеринар.

Но ветеринар не приехал. Вместо него на рассвете в деревню вполз туман, густой и сладковатый, как сироп. А с ним – первые крысы.