Ладонью солнце не закрыть. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), архимандрит Авель (Македонов), митрополит Симон (Новиков)

В медвежьем углу

Рязанские топонимисты склоняются к тому, что название села Некрасовка происходит от фамилии землевладельца Некрасова. «Словарь русских фамилий» В.А. Никонова дает следующее объяснение этой фамилии: «Отчество от древнерусского нецерковного мужского личного имени Некрас – “некрасивый”». В народе словом «некраса» называли некрасивого, невзрачного человека. Потому есть и вторая версия происхождения названия села, а именно «некраса» – некрасивое место, медвежий угол. Эта версия несостоятельна уже потому, что природа, окружающая село, очень красива. «У нас здесь Саровские леса», – говорил отец Иоанн (Крестьянкин) приезжающим к нему в медвежий угол духовным чадам. И это была правда. Недалеко от этих мест находится граница с Мордовией, где через Темниковский район пролегает путь на Саров. Некрасов-ка до 1923 года даже входила в состав Темниковского уезда Нижегородской области.

Никольская церковь в селе Некрасов-ка после революции 1917 года закрывалась лишь на очень короткий срок (во время войны), однако к 1964 году, то есть ко времени служения в нем отца Иоанна (Крестьянкина), она обветшала и была на грани закрытия. Старожилы считают, что батюшку в их село привел сам святитель Николай для возрождения храма его имени. Сельчане до сих пор вспоминают случай, происшедший с одной женщиной во время приезда отца Иоанна в Некрасовку. В это время она работала на своем огороде. И вдруг ее что-то как будто подтолкнуло все бросить и идти к Никольскому храму. И эта женщина, повинуясь неслышному зову, бросила свой огород и прямо в рабочей одежде пошла к церкви. А там уже собралось много народу. Ее спрашивают:

– Откуда ты узнала, что к нам батюшка приехал?

Ничего не смогла ответить та женщина и лишь радостно улыбалась…

Существует предание, что даже районное начальство пожелало лично познакомиться с приехавшим в Некрасовку новым священником, и при встрече ему было сказано, что Никольский храм должен существовать и дальше. Сказали, что необходимо возродить его в благолепии.

Однако на деле возрождать храм приходилось тайком от начальства. По воспоминаниям Клавдии Енгалычевой, материалы для ремонта – доски, кирпич, железо, олифу, краски – привозили ночью на лошади. Потом снаружи храм закрывали на замок, а внутри проводили ремонтные работы.

Но работы работами, а главным в возрождении храма в Некрасовке были горячие молитвы отца Иоанна ко Господу и взывание о помощи к святителю Николаю, во имя которого и был освящен этот храм. И помощь чудесным образом приходила. Старожилам Некрасовки известен примечательный случай. Однажды зимой батюшка послал свою прихожанку в Рязань за краской. Она съездила в город, купила краску и приехала обратно. Сошла с поезда на полустанке, а от него до Некрасовки еще десять километров надо добираться. Транспорта никакого не было, а дело шло к ночи. Как быть? Зима, холодно, путь неблизкий, идти страшно. И она стала молиться Господу о помощи. Вдруг видит: едет лошадка с санями, а на санях какой-то дедушка. Подвез он ее до начала села и уехал. Пришла эта женщина к дому отца Иоанна, постучалась. Он открыл дверь и сразу спросил:

– Ты дедушку-то видела?

– Да, он меня подвез.

Женщина не сомневалась, что это был Николай Чудотворец, но отцу Иоанну она ничего не сказала. А когда кто-либо говорил ему о благодатной помощи по его молитвам, то он отвечал:

– По вере вашей дано вам.

Вот так, с помощью Господа и святителя Николая, самоотверженным трудом настоятеля отца Иоанна, его прихожан и приезжающих к батюшке духовных чад возрождался храм в Некрасовке. А приезжали к нему не только духовные чада. Хотя отец Иоанн и не одобрял того, что к нему стекались молиться с других приходов, но бывали и такие случаи. Однажды в Некрасовку приехала девяностолетняя старушка с прихода Космодамиановского храма села Летово, где служил батюшка. А дорога из Летово до Некрасовки была долгой и нелегкой. Отец Иоанн очень удивился и спросил:

– Как же ты к нам сумела добраться?

– На шамолете, батюшка, на шамолете, – ответила старушка.

А что это тогда значило – летать на самолете, вернее, на маленьком «кукурузнике» вместительностью восемь человек? Автор этой книги сам когда-то летал на таком из Рязани в деревню Малахово Клепиковского района. Никогда не забуду, как он часто попадал в воздушные ямы, когда казалось, что самолет проваливается в бездну, и к горлу подкатывал тошнотворный ком. Даже молодых пассажиров это приводило в страх; некоторых сильно укачивало, а иных просто откровенно рвало. А здесь девяностолетняя старушка из Летово… Но такая уж была к отцу Иоанну любовь его прежних прихожан, что они не страшились никакой дороги, лишь бы побеседовать с ним, помолиться на службах, которые он служил торжественно и благолепно. И батюшка не бранил своих бывших прихожан. Впоследствии он говорил: «Постригли меня в день Сампсона Странноприимца, вот я и странноприимец всю жизнь».

В Некрасовку к батюшке, как всегда, приезжало много молодежи. Некоторые просили батюшку благословить их на какие-либо важные шаги в жизни. Например, клирик Московской Патриархии протоиерей Дамиан Круглик приезжал в Некрасов-ку к батюшке, будучи еще студентом Ленинградской (ныне Санкт-Петербургской) духовной академии, со своей невестой и попросил благословения на венчание с ней. Однако отец Иоанн попросил повременить с этим. Он посоветовал проверить временем чувство взаимной любви, и если оно не ослабеет и укоренится, то уже тогда вступать в брак.

Это была первая встреча отца Дамиана с батюшкой. Он впервые, по его словам, увидел «священника идеального, такого, каким должен быть каждый из нас». Отец Дамиан вспоминал, что видел отца Иоанна идеальным и за богослужением, и в домашней обстановке, и в отношениях с прихожанами. Батюшка оживил его своей молитвой, и он благодарил Бога за то, что имел возможность поучиться у отца Иоанна практической христианской жизни, богословскому проповедничеству и духовному горению.

Студент Дамиан Круглик приурочил свой приезд в Некрасовку к празднику Успения Пресвятой Богородицы. Проводимая батюшкой Иоанном служба очень впечатлила его. Богослужение на Успение было торжественным. Батюшка служил проникновенно, вдохновенно пел хор, и многие прихожане молились со слезами умиления на глазах.

Очень интересные воспоминания об Успенской службе в Никольском храме села Некрасовка оставила Алевтина Мизгирева:

«От Рязани до Ермиши летели на самолете, а до Некрасовки еще восемь километров добирались на лошадке. Мы везли корзину цветов к празднику. В храме вокруг плащаницы поставили белые гладиолусы по паре, и двенадцать лампад звездочками замерцали среди зелени. Богомольцев собралось множество: местные и из дальних деревень. Удивили дети. Их было так много, и все они с цветами и свечами! Отец Иоанн поставил их вокруг плащаницы.

Еще до начала службы в храме чувствовалась атмосфера праздника. Сама служба прошла на одном дыхании, люди не хотели расходиться. Слышу разговоры:

– Такой службы не помним, на небесах были!

Храм опустел, были погашены все лампады, кроме двенадцати вокруг плащаницы. И дал мне Бог увидеть продолжение молитвенного предстояния отца Иоанна. Нас, четверых приезжих девушек, он оставил в маленькой комнатке при храме. За полночь мне захотелось пойти к плащанице, но я тут же тихонько вернулась. Перед плащаницей в слабом свете лампад на коленях стоял и молился отец Иоанн. На рассвете он позвал и нас помолиться вместе. Из храма мы вышли, когда занималась заря».

А протоиерей Дамиан Круглик заключил свои воспоминания об Успенской службе в селе Некрасовка так: «После всего увиденного и услышанного я уже знал, что богослужение может быть еще и идеальным; его идеальность создается той глубокой искренностью, о которой батюшка часто повторял: “От внешнего ко внутреннему и от внутреннего ко внешнему”. Сейчас, после тридцативосьмилетнего священнического служения, я могу охарактеризовать свое тогдашнее состояние словами митрополита Антония Сурожского: “Достаточно увидеть на лице человека сияние вечной жизни, чтобы все могло измениться”».

Сияние вечной жизни на лице отца Иоанна впоследствии видели многие. У нас же есть еще одно свидетельство об этом, которое как раз относится ко времени служения батюшки в Некрасовке. Оно принадлежит Савве (Савелию) Васильевичу Ямщикову, который называл отца Иоанна сияющим батюшкой. Савелий Ямщиков (1938–2009) – знаменитый реставратор, историк искусства, публицист, член Российской академии естественных наук. Однако ко времени своего приезда в Некрасовку в 1964 году он еще не имел высоких титулов и наград. Хотя уже тогда он был консультантом знаменитого режиссера Андрея Тарковского на съемках фильма «Андрей Рублев» и в то же время участвовал в экспедиции по Рязанской области.

В обязанности Ямщикова входила опись и постановка на учет уникальных икон, находящихся в действующих храмах. Настоятели часто были или полностью равнодушны к этому делу, или относились к нему с подозрением. Некоторые даже, несмотря на наличие всех документов с разрешением на опись икон, сообщали о членах экспедиции в милицию…

Совершенно не таким оказался батюшка Иоанн (Крестьянкин). Вспоминая о нем, Савелий Ямщиков писал:

«Однажды мы приехали в деревню Нерасовка… Вдруг нам открылась какая-то идиллическая картина. Красивая деревня, посередине пруд, а рядом стоит свежеокрашенная деревянная церковь XIX века. Мы увидели служку около церкви и сказали ему, что хотели бы видеть настоятеля. Вышла некая женщина и ответствовала:

– Я уже доложила. Сейчас батюшка переоденется и выйдет.

Ждать пришлось довольно-таки долго. Грешным делом у нас закралось подозрение: не хочет ли батюшка от нас скрыться, как бывало, увы, в некоторых приходах.

Но в какой-то момент нам навстречу из врат храма удивительно легкой походкой – как будто не шел он, а парил в воздухе – с доброжелательной улыбкой вышел сияющий радостный батюшка. Глаза его искрились любовью, как будто к нему приехали не чужие незнакомые люди, а его близкие родственники.

Когда я начал рассказывать о наших научных задачах, он ответил, что очень рад нас видеть, и привел благородный пример Новгородского митрополита Арсения (Стадницкого), собиравшего иконы и помогавшего устраивать Новгородский историко-церковный археологический музей. Осведомленность и просвещенность сельского батюшки тогда меня поразили.

Он пригласил нас в церковь. Там был основной иконостас, а на нефункциональных стенах висели, шпалерно развешанные, десятков семь икон. Эти иконы были собраны из закрытых молельных домов, из разрушенных церквей. Отец Иоанн очень порадовался, что мы поставим их на учет, что они не пропадут в случае чего.

Мы провели в Некрасовке три удивительных, незабываемых дня. Для тогда еще совсем молодых людей встреча с отцом Иоанном была грандиозной находкой и важным уроком. Он поразил нас своим тактом, элегантностью, доброжелательностью. И все это несмотря на тяжелые испытания, через которые ему довелось пройти по жизни».

И ведь действительно удивления достойно то, что отец Иоанн после тюремных издевательств и пыток, после лагерного голода и непосильного физического труда всегда был светел и радостен, исполняя апостольский завет: Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите (1 Фес. 5, 16–18)! Конечно же, апостол говорит о духовной радости. Радуйтесь всегда в Господе (Флп. 4, 4), – учит он нас. Такая радость – это внешнее проявление любви, действие благодати Святого Духа в сердце человека. И в Православии она носит не пассивный, а деятельный характер. Действие благодати Божией в сердце отца Иоанна (Крестьянкина) распространялось на всех, кому довелось с ним общаться. О том, как же приобретается радость о Господе, отец Иоанн говорил так: «Полюбите – и вы будете радоваться с другими и за других. Полюбите ближнего – и вы полюбите Христа. Полюбите обидчика и врага – и двери радости распахнутся для вас, и воскресший Христос сретит вашу воскресшую в любви душу».

«Хотите быть радостными и счастливым – живите в Боге, а на нет и счастья нет», – учил батюшка своих прихожан. В селе Некрасовка духовные отношения отца Иоанна с прихожанами зарождались в соборной молитве, а продолжались в общих трудах, в заботах о храме и в искренних доверительных беседах. Приезжавшая из Рязани в Некрасовку Надежда Мизгирева навсегда запомнила, как иногда по вечерам они беседовали с батюшкой, сидя на больших бревнах около его домика. Порой засиживались до ночи, и батюшка устраивал ей экскурсии по звездному небу. Ведь он хорошо знал астрономию и мог увлекательно и в то же время назидательно рассказывать о небесных светилах – о «звездном паникадиле», горящем пред Господом Богом. «Крылышки наши иногда повисают, – говорил отец Иоанн в одном из своих поучений, – и нет сил взмыть в небо. Это ничего, это наука из наук, которую мы проходим, лишь бы желание видеть небо над головой – небо чистое, звездное, небо Божие – не исчезло».

В то же время отец Иоанн учил смиряться перед тем, что при всем желании человек порой не может ничего изменить к лучшему не только в жизни близкого человека, но и в своей жизни. По этому поводу он советовал читать молитву, ставшую ныне народным достоянием. Эта молитва бытует даже среди невоцерковленных людей. Вот она: «Господи! Дай нам силы изменить в нашей жизни то, что мы должны изменить. Дай нам мужество перенести то, чего мы не можем изменить, и дай нам мудрость, чтобы отличить первое от второго».

О том, как важно просить Божией помощи в различных жизненных ситуациях, отец Иоанн часто напоминал в своих проповедях в Никольском храме и в проводимых им общих исповедях. Протоиерей Дамиан Круглик считает, что именно в селе Некрасовка зарождалась замечательная книга архимандрита Иоанна (Крестьянкина) «Опыт построения исповеди». Составлялись исповеди отцом Иоанном или по десяти заповедям Божиим, или по заповедям блаженств, как они сейчас изложены с комментариями в его труде «Опыт построения исповеди». При этом он соединял общую исповедь с частной. После общей исповеди каждый подходил к аналою и говорил что-то свое, личное, его особенно беспокоившее, и на все получал ответ батюшки.

Про общую исповедь отец Иоанн говорил: «Общая исповедь – это не для всех. Это напоминание общих грехов. Если по причине многолюдства и прочих обстоятельств нет возможности индивидуальной исповеди в храме, то дома, пред лицом Господа, надо продумать свою жизнь и именно свои частные нарушения воли Божией. Проверить себя: как я веду себя с ближними дома, с сотрудниками на работе, на улице, в храме, в магазине, в поезде, в автобусе. Какие мысли меня занимают, какие интересы влекут, какого содержания мои разговоры с окружающими и соответствует ли все мое поведение тому, чего требует от меня Господь как от христианина. Приучишь себя к такой проверке, такому самоанализу, тогда откроется тебе такая бездна грехов в твоей душе, что тебе и в голову не придет осуждать тех, кто кается долго и причащается часто. Не до того будет».

Старожилы села Некрасовка до сих пор помнят, как отец Иоанн проводил исповеди в Никольском храме. Порой говорил ласково, увещевал, а порой говорил строго. Особенно он восставал против таких грехов, как аборт и пьянство. Аборт отец Иоанн называл «непосредственное убийство».

«Кайтесь, матери, совершившие это злодеяние! – говорил отец Иоанн. – Кто дал вам право распоряжаться жизнью? Этот будет жить, а эти не будут жить! А может быть, вы умертвили будущего гения, может быть, умертвили того, кто молитвами своими спасал бы мир, умертвили настоящих людей с большим сердцем и умом! Умертвили великого старца, человека, вокруг которого спасались бы тысячи людей, умертвили какого-нибудь общественного деятеля, жизнь которого принесла бы великие благодеяния обществу. Мы утонули в крови убитых младенцев, и кровь эта вопиет к Небу! Не думайте, что это безнаказанно проходит. Это слишком страшный грех…»

А о грехе пьянства батюшка говорил, что это страшный идол, к ногам которого упало много человеческих душ и у подножия которого погибло много талантов и способностей. Идол, из-за которого пролиты и льются потоки горчайших слез матерей, отцов, жен и детей.

«Не будем говорить здесь о тех неисчислимых бедах, кои проистекают от пьянства, – писал впоследствии отец Иоанн. – Может быть, многие из стоящих здесь и не упиваются вином или водкой, но не случалось ли вам в гостях на празднике или вообще где-либо выпить вина более меры? Кайтесь Господу! Господи, прости нас, грешных!

И еще страшнее – не спаивали ли вы кого? Не приносили ли кому тайком от родственников или от начальства вина или водки? Не давали ли вы денег в долг, тайком от семьи пьяницы? Вы скажете, что сейчас все услуги покупаются за “маленькую” или за “поллитру”. Но у вас, христиан, знающих, какое зло приносят в семью эти “поллитровки” и “маленькие”, неужели никогда совесть не подсказывала, что мы даем вместо платы за услуги яд своему ближнему? Господи, прости нас, грешных!

Мы почти поголовно виноваты в спаивании ближнего! Мы поставили ему “поллитру”, а человек выпьет и, потеряв рассудок, будет хулить Бога, изобьет жену, искалечит побоями детей, убьет человека – и мы разделим его грех как соучастники преступления!»

Имея глубокое богословское образование, отец Иоанн разговаривал со своими чадами на понятном им языке, о самых сложных вещах рассуждал просто и ясно, был в курсе крестьянских деревенских проблем и мог разрешить самые запутанные житейские проблемы.

И потому во время служения на Рязанской земле к нему приезжало множество людей из Москвы, Ленинграда и из других городов. Но больше всего внимания он уделял своим прихожанам, которые постоянно обращались к нему со своими житейскими печалями и горестями. И никто от него «тощ и неутешен отыде». Все получали необходимые советы, наставления, а главное – молитвенную помощь и духовную поддержку. Поэтому, где бы ни служил отец Иоанн, к нему тянулось множество людей, хотя, как мы уже говорили, добраться до Некрасовки было непросто. Попасть туда можно было только маленьким самолетом, который называли кукурузником. Четкости в расписании его полетов не было. Однажды к отцу Иоанну на этом самолете прилетел отец Виктор Шиповальников с семьей. Они прибыли на маленькую площадку – «аэродром», по сторонам на много километров расстилались леса и болота. «Нас поразила красота Мещерского края, – вспоминала матушка Мария, – поразило, в каком красивейшем захолустье служил отец Иоанн. А как радушно он нас принимал! Водил гулять в лес, показывал особенно красивые места. В памяти навсегда осталось воспоминание мира и тишины от этой поездки».

Со временем в Некрасовке – в медвежьем углу, куда сослал отца Иоанна уполномоченный, – приходская жизнь пришла в движение настолько, что власти не могли не обратить на это внимание. И вновь уполномоченный вынужден был перевести батюшку на другой приход. А владыка на своей резолюции о переводе, как всегда, написал: «На благо Церкви, для пользы дела». Так оно и было. Где бы ни служил отец Иоанн, везде оживала церковная жизнь, везде он «для пользы дела» восстанавливал разрушающиеся храмы. А вокруг оживающих храмов оживали и души людей, возрождалась приходская жизнь. Интересно отметить, что ни один из храмов, в которых служил на Рязанской земле отец Иоанн (Крестьянкин), не был закрыт даже на краткое время.

Конечно же, прихожане села Некрасов-ка были до слез опечалены переводом батюшки, некоторые даже рыдали при прощании. А владыка Николай (Чуфаровский) переводы отца Иоанна объяснял так: «В одном месте отогрел души людей, пусть в другом отогревает». И вновь «на благо Церкви, для пользы дела» отец Иоанн был переведен. На этот раз в Никольский храм города Касимова.

Ладонью солнце не закрыть

Весной 1966 года с чемоданом-саквояжем, вмещавшим незамысловатый скарб, иерей Иоанн (Крестьянкин) прибыл на служение в Никольскую церковь города Касимова. Эта церковь когда-то была соборным храмом Никольского мужского монастыря, известного еще с XVII века. По историческим данным, место, на котором стоит современная церковь, освящено именем святителя Николая уже более семисот лет. В XIX столетии на Никольском приходе жил местный подвижник благочестия Петр Отшельник, который скончался в 1847 году и за праведную жизнь был погребен в ограде храма перед главным алтарем. Над его могилой была поставлена часовня, сохранившаяся до сих пор.

Петр Отшельник восемь лет был послушником в Саровской пустыни, где в это же время начинал свои подвиги преподобный Серафим. А потом, возможно по благословлению преподобного Серафима Саровского, поселился в Касимове, где прожил двадцать лет в пещере оврага Бабенка, тридцать четыре года в землянке в саду у одного мещанина близ Татарской горы и, наконец, девять лет в келье в Никольском овраге. Он любил Никольскую церковь и поселился около нее, чтобы привлечь к этому беднейшему храму города новых богомольцев. О Никольской церкви Петр Отшельник сказал так: «Бог милостив и этот храм прославит и украсит и священников упрочит».

Это предсказание сбылось во времена гонений на Церковь в XX веке. В 1933 году в Никольском храме случилась кража церковного имущества. Воры сдвинули святой престол в главном алтаре с места, и, согласно церковным канонам, его пришлось устанавливать и освящать снова. Из священников, освящавших храм в 1933 году, трое прославлены ныне в лике святых как священномученики. Это были священники Правдолюбовы – протоиерей Анатолий (расстрелян в 1937 году), протоиерей Михаил (расстрелян в 1937 году) и иерей Николай (расстрелян 13 августа 1941 года).

Ко времени перевода отца Иоанна в Касимов в Никольском храме служил прямой родственник священномучеников Правдолюбовых отец Владимир. Он вспоминал, что доброе отношение отца Иоанна к людям и его искренняя вера являлись живой проповедью, которая была красноречивее всяких слов. Прихожане между собой называли батюшку «провидущий».

Служа в Касимове, батюшка многих привлек к Церкви, в частности Анатолия Культинова (ныне архимандрит Афанасий). Анатолий тогда был прихожанином Никольского храма, работал при нем истопником и учился клиросному послушанию. Однажды он сказал отцу Иоанну (Крестьянкину):

– Жалею, что женился, надо было мне в монахи идти.

Отец Иоанн засмеялся и говорит:

– Никто не хочет своего подвига нести. Мирские люди в монастырь рвутся, а монахи жениться рвутся!

Но на диаконское служение все же его благословил. Планировалось, что, став дьяконом, Анатолий постепенно будет осваивать священническую службу, а потом заочно поступит в семинарию.

Но даже рукоположиться во диакона тогда было большой проблемой. Управляющий Рязанской епархией епископ Борис (Скворцов) пытался добиться этого, но не смог и сказал Анатолию, чтобы он сам шел к уполномоченному. Протоиерей Владимир Правдолюбов рассказывал об этом так:

«Пришел Анатолий к уполномоченному, рассказал, кто он такой. Уполномоченный с ним очень мило поговорил, потом открыл средний ящик письменного стола и ушел. Анатолий недоумевает: зачем это нужно? Через некоторое время тот пришел, поглядел в стол, закрыл ящик, стал его ругать и выгнал. Совершенно ясно стало, что уполномоченный требует денежного поступления, чтобы Анатолий стал диаконом. И мы стали с ним думать: что делать, как быть?

И дошел до нас слух, что тумская староста, матушка Варвара, имеет такой доступ к уполномоченному. Она говорила:

– Они у меня все в кармане сидят!

Эта матушка Варвара рассказывала такой случай. Пришла она к нему, к уполномоченному, на пасхальное сорокодневие и говорит:

– Христос воскресе!

– Ты что, – отвечает, – бабка, с ума сошла? Сейчас милиционера вызову. Посадят!

Она ему показывает кукиш:

– Вот получишь!

– Ну, тогда, – говорит, – воистину воскрес.

Эта матушка Варвара и “пропихнула” отца Анатолия в диаконы. И еще нескольких».

Впоследствии диакон Анатолий рукоположился во священники, а потом, как и хотел, постригся в монашество с именем Афанасий. Ныне он является архимандритом, наместником кадомского Милостиво-Богородицкого женского монастыря.

«Помню, как к нам отец Иоанн (Крестьянкин) приехал, – вспоминает архимандрит Афанасий. – Вот что любопытно: когда он появился в нашем храме, я в смущении пошел к отцу Иакову:

– Батюшка, приехал священник, католик. Маленькая бородка. Крест дает целовать особо. Руки целовать не дает.

И только потом, когда я уже стал отцу Иоанну прислуживать, я понял, кто́ пришел. Я увидел и почувствовал, как он проповедует. Он брал книжку, вроде читал… Но, думаю, он брал ее просто для того, чтобы свою силу укрывать. Брал книгу и своей проповедью поднимал тебя туда, в небеса, и делал страшное. Он возносил твои разум и сердце… Под тобой пропасть – думаешь, сейчас упадешь с такой высоты, разобьешься! Так он мог человека поднять и возвысить.

И конечно, он все видел. Например, он мне рассказал, сколько раз его из церкви в церковь переводили, выгоняли… А потом я понял, что это все и про меня говорилось. Пришел к нам однажды какой-то монах, бесноватый, может. Собрал этот монах тех, кто был в церковной сторожке, и разделил кусочек хлеба:

– Вот это благодать, приобщайтесь к ней.

– Ах, прозорливый! – припали к нему все, кто там был, – прислужные, уборщицы.

Отец же Иоанн вечером приходит, говорит:

– Толюшка, ты зачем к нему подошел? Человек этот больной. Надо быть осторожнее.

А он ведь не был при этом, и ничего ему не рассказывали!

Потом мне было попущено такое испытание: у меня в ушах начало шуметь, видно, враг нападал, и помыслы пошли. Я отцу Иоанну сказал – он помазал меня святым маслом, и все прошло. А потом какие-то нападения на меня начались, другие помыслы: “Не спасешься! Погибнешь!” – и все такое прочее. Он подходит ко мне и говорит:

– Сам спасешься, и семья спасется!

Прямо на помыслы ответил! Вот такие моменты были».

Приезд в Касимов отца Иоанна стал особенным событием в жизни города и ближайших к нему сёл. Все пришло в движение. Верующие ощущали какой-то подъем и горение духа. Но и сомнения порой одолевали. Протоиерей Сергий Правдолюбов вспоминал:

«Мы стоим с отцом (протоиереем Анатолием. – И. Е.) и его братом, отцом Владимиром, ждем автобуса. Отцы прохаживаются, шурша прошлогодней листвой. Тема разговора – новый настоятель в Касимове. Как все у него необычно! Не в прелести ли он? А какие признаки прелести? Спокойно, не торопясь, вдумчиво рассуждают.

Позднее отец Анатолий всем сердцем принял отца Иоанна. Полюбил его. Избрал его в духовные руководители, признал в нем подлинного старца, хотя отец Иоанн никогда себя старцем не называл».

Последнее обстоятельство отец Сергий подметил очень верно. Известно, что, когда кто-то начинал говорить отцу Иоанну о его высокой духовности, он решительно прерывал собеседника:

– Какая такая духовность? Одну греховность вижу. С ней-то никак не разберемся… Я ведь как телеграфный столб: сигналы передаю, а сам остаюсь ни с чем.

В Касимове, как и на других приходах, отец Иоанн много внимания уделял благоустройству храма. Сам работал на строительных лесах, организовывал почти круглосуточную уборку строительного мусора. Времени не оставалось даже для разговора за трапезой. Покушали – и снова в храм, на леса. Исповедовал только поздно вечером. Исповедь принимал сидя, поскольку к этому времени ноги уже не держали его.

При этом отец Иоанн ясно понимал, что, занимаясь ремонтом, «ремонтирует» и приходскую жизнь, ведь в благоустройстве храма ему помогали прихожане, которые сплачивались, занимаясь общим делом. Так оживлялась приходская жизнь в тех храмах, в которых батюшка служил.

Общий труд и молитвы делали свое дело и в Касимове. Никольский храм отец Иоанн обновил как снаружи, так и внутри. Обновилась и жизнь прихода.

«По молитве и благословению отца Иоанна и невозможное начинало осуществляться, – вспоминает протоиерей Владимир Правдолюбов. – Вот наглядный тому пример. В храме не на месте стояла чтимая икона Казанской Божией Матери. Но о том, чтобы ее передвинуть, нельзя было и помыслить. До приезда отца Иоанна настоятели пытались это сделать, но, кроме расстройства и нарушения мирных отношений, ничего не добились. Старые монахини воспринимали эти попытки как оскорбление святыни. Отец Иоанн, молча проходя мимо иконы, стал ее по сантиметру сдвигать. К концу его служения в Касимове икона стояла уже на новом месте, и на это никто, в том числе и монахини, не обратили внимания».

В Касимове отец Иоанн начал совершать таинство елеосвящения для всех желающих. Раньше такого никогда не было – считалось, что собороваться можно только в тяжелой болезни. Отец Иоанн был согласен с таким отношением к соборованию, но считал: время наступило такое, что считать себя совершенно здоровым вряд ли кто может и потому один раз в год собороваться можно всем. Вот как об этом говорит в своих воспоминаниях протоиерей Михаил Правдолюбов:

«Протоиерей Анатолий и протоиерей Владимир согласились с отцом Иоанном, но впервые такое соборование провели все-таки не в храме, а в доме моей бабушки Лидии Дмитриевны. Это произошло в феврале. Собрались вместе две семьи – отца Анатолия и отца Владимира. Были здесь и дети, и пожилые люди. Таинство совершали отец Иоанн, мой папа и дядя. Они всех по очереди помазывали елеем, священники помазывали друг друга. Через некоторое время таинство елеосвящения совершили в Никольском храме и затем стали совершать его ежегодно. Не знаю, как происходило это в других местах, но такая традиция постепенно установилась повсеместно».

Как уже писалось выше, к отцу Иоанну, где бы он ни служил, приезжали его духовные чада. Но в Касимове попасть к нему стало делом весьма затруднительным, поскольку за батюшкой стали явно следить соответствующие органы. При этом отец Иоанн беспокоился не за себя, а за своих духовных детей, которых за встречу с ним могли обвинить в чем угодно. Потому батюшка крайне ограничил встречи со своими чадами. Протоиерей Владимир Правдолюбов, вспоминая о напряженной обстановке, сложившейся тогда вокруг Никольского храма, отмечал, что в храм приходили специальные люди, чтобы «анализировать, чем можно ужать, притеснить священника или кого из прихожан».

Однажды секретарь уполномоченного Совета по делам религий шепнул на ушко отцу Владимиру о том, что в церкви находятся люди, которые слушают проповеди для того, чтобы найти в них что-либо антисоветское и обвинить священника.

– Будьте предельно внимательны к своим проповедям, – сказал секретарь, – и не затрагивайте запретных тем, чтобы не было к чему прицепиться.

Однако пылкая натура отца Иоанна (Крестянкина) не давала ему быть сдержанным в своих проповедях, которые произносил без страха и без оглядки на власть. Протоиерей Владимир Правдолюбов запомнил его грозные проповеди о безбожниках. В одной из них отец Иоанн, говоря об атеистах, сказал: «Ладонью солнце хотят закрыть, веру похоронить! Но она-то жива и будет жить, а тех, кто против нее, уже хоронят!»