Читать книгу: «Злейшие пороки», страница 5

Антон отпускает ее. Как это ни ужасно, Калле недостает его прикосновений, даже причиняющих боль. Она хочет еще, жаждет продлить момент контакта, убедиться, что Антон настоящий и, несмотря на то что она разорвала его в клочья, он сумел вновь слепить себя так, как не смог бы никто.

Дверь в центр наблюдения содрогается, пресекая все, что Антон мог бы сказать в ответ. У Каллы остается всего секунда, чтобы взять себя в руки и придать лицу бесстрастное выражение, прежде чем в комнату входит Галипэй Вэйсаньна и рывком закрывает за собой дверь.

– Август, я прождал тебя возле твоих покоев весь вечер, – резко выпаливает он. – Твое присутствие необходимо в королевском лазарете.

Антон не глядит на своего телохранителя, зато Калла внимательно изучает его. Измятый воротник загнулся. Взгляд серебристых глаз кажется диким, каким не должен быть у послушной тени Августа Шэньчжи, посвятившей ему всю жизнь.

– Не сейчас, – отзывается Антон.

– Что случилось в лазарете? – спрашивает Калла.

Антон, метнув в нее негодующий взгляд, начинает:

– Какое из слов «не сейчас» тебе не?..

– Отта Авиа, – перебивает Галипэй.

В тот же миг Антон потрясенно вскидывает голову и круто оборачивается.

– Что ты сказал?!

– Я сказал, что это из-за Отты, – повторяет Галипэй. – Она здесь.

Глава 6

Во Дворце Единства часы бьют полночь. На одном этаже за другим электрические лампы вспыхивают, уловив движение по спящим коридорам, разгоняют мутно-лиловый туман для Антона, который широким шагом движется по северному крылу и слышит, как стук сердца отдается у него в ушах.

«Это из-за Отты. Она здесь».

Едва получив доступ к королевской сокровищнице, Антон позаботился о том, чтобы счета за лечение Отты были оплачены, а также чтобы в больнице никому в голову не пришло выставить ее вон, освободив койку, даже в том случае, если они не сумеют с ним связаться. Сам он ее не навещал: был немного занят, но ему и в голову не приходило, что она очнется. Болезнь яису неизлечима. Мнение врачей на этот счет неизменно. Ее состояние не улучшалось, но и не менялось к худшему. Пожизненная кома не была утешением, но ее хватало, чтобы у Антона изо дня в день было за что цепляться. По крайней мере, Отта у него еще есть. По крайней мере, она еще не совсем покинула его.

– Август, минутку.

Галипэй окликает его. Только что в помещении центра наблюдения Антон быстро опомнился и рванулся в коридор, чтобы поспешить в лазарет и все увидеть своими глазами. Калла или выбрала другой путь, или решила заняться своими делами, потому что по пятам Антона следует только дворцовая стража. И Галипэй. Галипэй, которому постоянно требуется поговорить с ним, несмотря на все старания Антона отсидеться у себя в покоях и целыми вечерами никого не принимать. Вообще-то, Галипэю следовало передать сообщение через караульного стражника, вместо того чтобы отстаивать собственную значимость, болтаться в коридорах ради личной беседы и задерживать его, потому что Антону приходилось покидать свои покои другим путем, лишь бы избежать встречи. Вспомнить только, как быстро вести о прибытии Каллы во дворец достигли его ушей, едва дежурные стражники начали вполголоса обмениваться сплетнями.

– С этим наверняка можно подождать, – отзывается Антон.

Когда Галипэй наконец догоняет его, во всей его фигуре чувствуется напряжение, плечи сутулятся. Антон понимает причины его беспокойства, видит, что он в явном замешательстве. Однако Галипэй Вэйсаньна до сих пор не заподозрил, что в его подопечного вселились. Антону нужно, чтобы так было и дальше.

– Нельзя. – Галипэй понижает голос так, что его слышит только Антон. – Прошу прощения, Август. Хотя Каса уже нет. Даже если она кому-нибудь расскажет…

Антону следовало быть осторожнее и скрыть реакцию. К сожалению, он не успевает одернуть себя, бросает на Галипэя растерянный взгляд, и тот осекается на полуслове. По единственному движению Галипэй непременно понял: что-то не так. Еще не успев заметить оттенок глаз Антона, не уловив никаких странностей его поведения в теле Августа, Галипэй обратил внимание на всего одну неувязку и сразу умолк.

– Это ты доставил ее сюда? – спрашивает Антон, пытаясь загладить ошибку. «Ты был как-то связан с этим делом? – хочется спросить ему. – А Август?»

– Не я, – коротко отвечает Галипэй.

Антон одергивает свободные рукава. Вся эта ткань, собираясь в складки на локтях, сковывает движения. Его практически душат эти шелка и золото, эти многослойные одеяния.

Два стражника распахивают двери лазарета. За ними больничная палата вдвое просторнее любой дворцовой спальни, и Антон даже не сразу понимает, куда смотреть. Он входит. Лампы теплого оттенка на стенах освещают комнату, распространяя свет небольшими кругами, словно свечи. В углу кучей навалены почерневшие полотенца. Кровь. Антон чувствует ее даже сквозь хлорку, которой несет от мраморного пола.

Под простыней она почти незаметна. На самой дальней кровати у окна с задернутыми красными шторами виднеется силуэт Отты Авиа, только черные волосы выделяются на белой ткани. Знакомое зрелище: неподвижная Отта, опутанная проводами и трубками, связанная ими с остатком жизни, которая в ней еще теплится.

Только здесь на ней нет никаких проводов и трубок.

Здесь, когда он подходит ближе и останавливается у ее кровати, она вдруг открывает глаза.

– Отта… – говорит он, приходя в восторг. И сам не замечает, как падает на колени, отмечая лишь слабый отголосок боли.

Отта нерешительно садится. Их взгляды встречаются, и в неярком свете он замечает, что радужки у нее не как прежде, а желтые. Ему вспоминается Калла, находящаяся где-то во дворце. Отта моргает, и ее глаза снова становятся черными, какими были всегда. Возможно, мелькает у Антона туманная мысль, это вселенец. Гораздо проще поверить, что кто-то совершил преступление и доставил во дворец фальшивку. Что кто-то манипулировал энергией ци, чтобы вторгнуться в тело умирающей Отты. Это намного правдоподобнее, чем внезапное пробуждение и выздоровление Отты Авиа.

Потом Отта прерывисто вздыхает, ее глаза мгновенно наполняются слезами, и Антону уже не нужен яркий свет, чтобы рассеять все его сомнения. Даже спустя семь лет, только что очнувшись после комы, она по-прежнему способна мгновенно вызывать у себя слезы по желанию. Перед глазами у него все искажается и мутится, он пытается примирить то, что видит сейчас, с воспоминаниями, которые вызывает в памяти снова и снова: о тех временах, когда они влипали в неприятности, застигнутые в чужих дворцовых покоях, когда их заставали там, где им не полагалось быть, и благодаря Отте, а точнее, ее рыданиям и истерикам эти проступки всегда сходили им с рук.

– Ну-ну, с тобой все хорошо, – уговаривает он. – Ты в безопасности, Отта.

Он подносит ладонь к ее щеке. И опасается, что стоит ему чуть надавить, как она исчезнет, словно рисунок на песке, но Отта плотная на ощупь. Ее всхлипы утихают, от вспышки замешательства морщинка между бровями становится глубже.

– Я слышал, что ты пришла в себя в морге, – говорит Галипэй из-за плеча Антона. – Наверное, перепугалась.

Отта всхлипывает.

– Было так ужасно, – шепчет она. – Я видела одну только темноту. И чувствовала огонь.

– Огонь? – повторяет Антон. – Это ты о чем?

– Не знаю. – Она дергается, потом отталкивает руку Антона. – Не проси объяснить, я не знаю!

В лазарете холодно. Антон не понимает, почему заметил это лишь сейчас. Холод покалывает кожу, распространяясь вверх и вниз по рукам. Антон бросает взгляд через плечо, безмолвно приказывая Галипэю больше ничего не говорить. И не думая раскаиваться, Галипэй складывает руки на груди.

– Нам придется заняться расследованием, – все равно говорит он. – Выход из комы, вызванной яису, – это же самое настоящее медицинское чудо. Северо-восточная больница захочет провести обследование и выяснить, в чем дело.

– Что? – Глаза Отты снова наполняются слезами. – Вы снова отправите меня туда?

– Никуда мы тебя не отправим, – уверяет Антон. Почти инстинктивно он пытается взять ее за руку, и она напрягается, отдергивает ее. На миг он теряется. Потом Галипэй говорит: «Август, у нас на подходе компания», и Антон вспоминает: он же Август Шэньчжи, недавно коронованный монарх Талиня. И перед ним не его первая любовь. А его сводная сестра, и ему следует вести себя соответственно.

Краем глаза он улавливает какое-то движение. Безмолвно, как призрак, в лазарет входит Калла Толэйми и несет в руках сумку.

Какого хрена.

– Да уж, вот это неожиданность, – сухо замечает она и взмахивает рукой.

Сумка падает на постель Отты рядом с ним. Приближение Каллы он не услышал – в отличие от Галипэя. Опять он утратил бдительность. Неудивительно, что в тот раз на арене он проиграл.

– Там одежда для тебя, – поясняет Калла. – Наверняка она понравится тебе больше этой жуткой больничной рубашки.

Отта медленно тянется к сумке. Переворачивает ее вверх дном, и оттуда вываливаются два больших вороха зеленого шелка. Лиф с пышными рукавами и еще несколько полотнищ ткани, составляющих юбки.

– Очень любезно с твоей стороны. – Отту выдает не тон, а нахмуренные брови. Слезинки, повисшие каплями росы у нее на нижних ресницах, переливаются, отражая поднесенный Оттой к лицу шелк. Антон узнает это платье. Оно и впрямь принадлежит Отте, его хранили у нее в покоях все эти годы.

– Право, не стоило утруждаться, ваше высочество, – говорит Антон. Не столько для себя, сколько для Отты. Калла явилась в лазарет через несколько минут после него. Если за это время она успела отправить кого-то из слуг в бывшие покои Отты и заполучить платье, значит, в этих раззолоченных залах Калла Толэйми – важнейшая персона, ради которой бросают любые дела. Интересно, слышала ли она, что о ней болтают. И подослала ли сюда своих шпионов, пока сама уезжала в Жиньцунь, чтобы ей докладывали, о чем перешептываются во дворце любопытные, желающие знать, куда девалась «Убийца короля». Больше Каса уже не сможет покарать их за это. Дворец Единства вправе громко заявить о своей любви к той, что уничтожила прежнего короля, даже если Совет жаждет от нее избавиться.

Отта смотрит на Каллу в упор.

– Я тебя знаю.

– Надеюсь на это, – отзывается Калла. – Мы встречались несколько раз. – Она подходит и присаживается на корточки возле Отты, слева от Антона. Что-то в этой сцене кажется ему надругательством над самой природой. Его чуть не выворачивает, почти так же, как вывернуло после перескока с арены. Такой, как Калла, вообще не место рядом с девушкой вроде Отты. Они же съедят друг друга живьем.

– Теперь я всего лишь королевский советник, так что о поклонах не беспокойся.

– Калла, спасибо, что принесла одежду, – вмешивается Антон, прежде чем Отта решает парировать завуалированную угрозу. – Но если тебе предстоит заняться делами дворца, советую хоть немного поспать. Утром Совет будет ждать отчета о поездке в Жиньцунь.

– А я повторяю, что мне надо поговорить с тобой, поскольку случившееся в Жиньцуне вполне может быть связано с тем, что сейчас находится перед нами, – откликается Калла. – Тебе следует иметь в виду, что в тело Отты Авиа могла вторгнуться враждебная сила.

– Этого не было. – Его не удивляет, что у Каллы мгновенно появились те же подозрения, что и у него: вселенец, которому до сих пор сходила с рук кража чужой личности, естественно, склонен подозревать в том же преступлении всех и каждого. Лишь после быстрой контратаки до него доходит смысл остальных слов Каллы, и он возвращается к ним. – «Случившееся в Жиньцуне»? Что ты имеешь в виду?

Калла поднимается, шурша кожаной одеждой.

– Мы обнаружили мертвым целый легион. Присланных из дворца солдат в их казармах. Ни оружия, ни ран. Как будто у них из тела просто выдернули ци.

Известие открывается с неудачной стороны, словно оказывается, что у свалившейся к их ногам птицы лапы растут из головы. Визит делегации, в которую входила Калла, предполагался как чистейшая формальность. Сама мысль о нападении на Жиньцунь, пока она находилась там, настолько нелепа, что Антон лишь моргает – как и Галипэй, перестав беспокойно переминаться на месте.

– В Жиньцунь прорвались враги? – спрашивает Антон, прекрасно понимая, что этого не может быть, иначе Калла уже объявила бы, в чем дело. И тем не менее, если Сыца решит перейти через приграничные земли и вторгнуться в Талинь, первой на ее пути окажется Жиньцунь.

– Пока неясно. Жиньцунь ведет расследование.

Антон не знает точно, что это означает. По-видимому, не знает и Калла, поскольку сообщила о случившемся так туманно.

– Похоже, неприятности преследуют вас повсюду, принцесса Калла?

Ее взгляд пронзает его. Ему самому неприятно признавать, но прилив удовольствия устремляется вниз по горлу при виде ее возмущения. От того, как ему нравится вот так провоцировать ее. Да, пожалуй, следовало бы избавиться от нее навсегда, под каким-нибудь предлогом натравить на нее дворцовую стражу, но… найденное им наказание гораздо лучше. Тысяча ударов плетью за ее роковой удар ножом в сердце. Пусть тоже прочувствует эту боль.

– Знаешь, я ведь должна извиниться перед тобой, Отта, – вдруг говорит Калла.

У Антона екает в животе. Вот он, недостаток длительных наказаний: Калла обожает платить той же монетой.

– За что? – Отта дергает какую-то нитку на своем платье. Она не видит, как желтые глаза Каллы, блеснув, останавливают взгляд на Антоне, тщательно прицеливаясь, прежде чем метнуть оружие.

– А тебя разве не удивляет, как твой брат очутился на троне? До того как ты впала в кому, этим дворцом правил король Каса. Вряд ли ты считаешь, что корона на голове Августа появилась благодаря естественному ходу событий.

«Остановись, – взглядом подает знак Антон. – Сейчас же».

– А может, так и было, – отзывается Отта.

– Увы и ах. – Калла улыбается. – Наверное, очнувшись, ты просила позвать Антона Макуса.

Вот теперь Отта резко выпрямляется, ее волосы длиной до плеч соскальзывают назад. Если раньше ее поза была расслабленной и уютной в гнезде из простыней, то сейчас она внимательно ловит каждое слово Каллы.

– А при чем тут Антон? – Пауза. – И… где он?

– Прекрасный вопрос. Уверена, будь он здесь, он сам поспешил бы к тебе.

Антон слышит, как насекомые шуршат в углу. В лампах бьется электрический пульс. Инстинкты призывают его вскочить, прийти в движение, прежде чем его схватят и закуют в кандалы.

– Где он? – повторяет Отта, голос которой звучит резче.

Калла медлит с ответом. Она отводит взгляд от Антона, устремляет его вдаль с таким видом, будто уже раскаивается. Ей хочется спровоцировать его, заставить выдать себя и обвинить ее во лжи. Но он не станет. Ведь и ему хочется увидеть реакцию Отты. Любопытство клокочет у него под кожей, а вместе с кровью по венам струится потребность быть нужным.

«Ты же якобы любила меня больше всех, – думает он. – Как будешь скорбеть по мне?»

– Он мертв, – говорит Калла. – Принял участие в королевских играх, чтобы расплатиться с твоими долгами, и я убила его в финальном поединке.

Он не ожидал, что она скажет об этом напрямую. И теперь с трудом сдерживается, чтобы не фыркнуть и не потребовать ее объяснить заодно, при каких именно обстоятельствах он потерпел поражение. Когда Отта поднимает взгляд, он внутренне сжимается в ожидании либо горестного вопля, либо краткого заявления, что она все равно никогда его не любила, – одно из двух он услышит точно, – но выражение ее лица не меняется, а прищуренные глаза превращаются в две узкие щелочки, белки полностью скрываются из вида.

Прошло семь лет, мир продолжал вертеться и без Отты Авиа. Но и спустя семь лет эти черные радужки, если смотреть в них слишком долго, по-прежнему пугают Антона, будто ничто не изменилось.

– Почему ты говоришь об этом вот так? – спрашивает Отта.

Не удержавшись, Антон моргает. И смутно ощущает, что разговор Каллы и Отты продолжается в обход его самого – нелепо, ведь они же говорят о нем. Он поднимается, Калла пристально следит за ним. Ее локоть поднимается ближе к поясу, на котором раньше она носила меч.

– Что, прости?

Обращается она к Отте, но смотрит на него.

– Я про твой тон. Кем был Антон для тебя?

– С вашего позволения, – вмешивается Галипэй. Всеми забытый, он до сих пор молча стоял у стены. – Что бы ни случилось в Жиньцуне, об этом надо немедленно доложить Совету, чтобы предупредить соседние провинции. Обсуждая этот вопрос здесь, мы зря тратим время.

– Да, справедливо, – сразу соглашается Антон. – Калла, ты не подготовишь отчет?

Калла избавлена от необходимости отвечать на вопрос Отты. Она тянется к своим длинным волосам, высвобождает из-под воротника застрявшие пряди, раздраженно отбрасывает их за спину.

– Отчитаться перед Советом может и Венера Хайлижа. Я отчиталась перед королем. Мой долг исполнен.

Она круто поворачивается на месте. Стуча ботинками, выходит за дверь, направляется прочь по коридору и вскоре отдаляется настолько, что уже не слышит, что происходит в лазарете. Перехватив взгляд Антона, Галипэй многозначительно кивает в направлении двери, напоминая, что и им пора уходить.

– Август, – подает голос Галипэй, когда Антон не двигается с места, и Антон приходит в себя. Он вспоминает, где он – и кто он такой. – Уже очень поздно.

– Так и есть. – Антон поворачивается к Отте. – Попробуй поспать. Поговорить мы успеем и потом.

– Да, – тихо отзывается Отта. – Я признательна за это.

Прядь черных волос падает ей на лицо, завиваясь возле уголка губ. Могло бы показаться, что она улыбается, если бы не пламя в ее глазах. У него снова проносится мысль: «Твои глаза. Они чуть ли не такого же оттенка желтого цвета, как у Каллы». Но потом мигает свет, тени исчезают, а Отта остается Оттой.

Ему страшно, что он заполняет пустоту, оставленную Каллой. Эта мысль так пугает, что Антон с трудом подавляет желание протянуть руку и снова коснуться Отты, убедиться, что она настоящая, а не иллюзия, которую он ненароком вызвал, чтобы посчитаться с Каллой за предательство.

– Тебе ничего не нужно? – спрашивает Антон, приказывая себе стоять неподвижно. От придирчивого взгляда Галипэя у него покалывает щеку.

«Неужели тебе больше нечего сказать? – мысленно умоляет он. – Спроси обо мне. Хоть что-нибудь».

– Нет, – отвечает Отта. – Но хорошо бы завтра меня отпустили отсюда. Хочу вернуться в мои прежние комнаты.

– Мы это устроим. – Антон отступает от кровати. Но отойти далеко не успевает: Отта протягивает руку, касается ребра его ладони, и он вздрагивает.

Отта смотрит на него и моргает почти по-детски.

– Я признательна за это, – повторяет она. – Я помню, что мы не всегда ладили, Август. Но я все равно благодарна тебе за то, что ты обо мне позаботишься.

– Конечно. – Антон отводит руку. – Постарайся отдохнуть.

Шагая прочь от лазарета, он молчит. Галипэй мудро следует его примеру, отстав на три шага и сопровождая его всю дорогу до королевских покоев. В тишине гулко разносятся шаги Галипэя, каждый стук подошвы звучит как сердечный ритм. Антон старается не слушать его, однако этот ритм настолько же мощный, как и тот, что у него внутри: Август пытается пробудиться к жизни сразу же, стоит Антону расслабиться.

«Даже не пытайся», – думает Антон. Они приближаются к его покоям. Не попрощавшись с Галипэем, он скрывается внутри и захлопывает за собой дверь.

Глава 7

Калла не перестает думать об Отте Авиа.

Эти мысли не дают ей уснуть всю ночь. Она вертится и ворочается на непривычно прохладных дворцовых простынях и недовольно вздыхает каждые несколько минут, когда ее раздражение достигает предела. Отта была невыносима даже тогда, когда лежала в коме. Именно из-за нее Антон не желал отказываться от участия в играх. Из-за нее Антон с Каллой в итоге сошлись в финальном поединке на арене, а Калла была вынуждена нанести смертельный удар, из-за нее Калла и Антон очутились в нынешнем нелепом положении. И если Отта была способна на все это, лежа без сознания, Калла не желает даже думать о том, что под силу Отте Авиа теперь, когда она очнулась.

Из-за двери до нее доносятся обрывки разговоров, возбужденный шепот. К досаде Каллы, ее комнаты расположены вблизи самой оживленной части Дворца Единства, потому что дворцовых советников размещают поближе к залам заседаний, а те зачастую прилегают к гостиным, где целыми сутками сменяет друг друга знать. Сегодня они болтают до самого утра, потрясенные тем, что болезнь яису, оказывается, можно вылечить.

Нельзя, хочет выпалить Калла, запихивая в рюкзачок свою последнюю пару кожаных штанов. Никто не в состоянии в один прекрасный день просто взять и очнуться, если у него внутри все безвозвратно разрушено. Произошло нечто, выходящее за пределы их понимания.

– Мао-Мао! – зовет Калла. – Мао-Мао, иди сюда, дружище.

Ее кот трусцой выбегает из ванной. Перед отъездом в Жиньцунь она заехала к себе на прежнюю квартиру, звала и щелкала языком до тех пор, пока Мао-Мао не вылез из дыры в стене, где обычно прятался. Почти все в квартире было разбито и сломано, от посуды остались одни осколки, матрас разорвали пополам и выпотрошили, раскидав набивку по всей спальне. Забирать оттуда было нечего – кроме кота и единственного растения в горшке.

Они и составили все имущество Каллы. Совет принял ее отнюдь не с распростертыми объятиями, как Отту. С его одобрения кое-кто из приближенных короля уже счел уместным заказать портрет его только что очнувшейся сестры. Слуги, мимо которых Калла проходила недавно, перешептывались, что портрет повесят в северном крыле, где раньше жили Авиа, и маленькое изящное личико Отты станет украшением главного фойе в ознаменование ее чудесного выздоровления.

Калла наклоняется и протягивает руки.

– Пойдешь со мной? Ты не обязан.

Мао-Мао издает протестующие звуки, тычется в ткань ее рукава. За краткое время, пока Калла была в отъезде, он нагулял жирок – его кормили на каждом углу, слуги наперебой совали ему лакомства. Кто-то повязал ему на шею гигантский розовый бант с бубенчиком, который звенит при каждом движении Мао-Мао. Теперь он щеголь. Королевский кот.

Он дважды встряхивает пушистой головой. Уловив намек, Калла снимает с него бант вместе с бубенчиком.

– Ладно, я тебя здесь не оставлю. Но тебе придется снова лезть в сумку.

– Мяур-р.

– Понимаю. Но жить на рисовом поле со мной лучше, чем в этой змеиной яме одному.

Если она уйдет как можно быстрее, ее отсутствие могут не заметить до тех пор, пока она не выйдет из зоны наблюдений Сань-Эра. Ранним утром, пока дворец еще спал, она совершила набег на королевскую сокровищницу и прихватила из нее вещи, за каждую из которых на черном рынке в провинциях дадут стоимость целого дома. В ее рюкзаке побрякивают ценности на сумму, пожалуй, вдвое больше той, которая причитается победителю королевских игр.

Подготовка к побегу заняла у Каллы целое утро, ей нельзя тратить ни единой лишней секунды. Ей вообще не стоило возвращаться во дворец, но она должна была узнать насчет Лэйды, посмотреть, можно ли что-нибудь исправить. Не доезжая до стены, ей стоило бы при первом удобном случае свернуть с Аппиевой дороги и скрыться в провинции так, чтобы больше ее никто не увидел. Если бы она сбежала ночью во время поездки, дворцовая стража узнала бы об этом лишь утром, разбирая временный придорожный лагерь. А сама Калла к тому времени была бы уже где-то в Паше или Лэйса.

Она бросает взгляд на часы, висящие на пурпурной стене.

– Мяур!

– Да подожди же ты, какой нетерпеливый…

Она расстегивает наплечную сумку и ждет, когда Мао-Мао, повозившись, устраивается внутри. Дворец Единства они покинут через час, когда явятся декораторы для подготовки к сегодняшнему гала-торжеству. По ее просьбе Матиюй отключит камеры по всему ее пути до заднего выхода. Коридоры будут полны народа, и в этом хаосе она с легкостью улизнет.

Здесь уже ничто ее не держит. Король Каса мертв, не осталось никого из виновных в сожжении ее деревни. Служить советником лжекоролю – на это Калла не подписывалась. Если королевство впадет в анархию, то это проблема человека, сидящего на троне, а Антон Макуса больше не ее долбаная забота, особенно теперь, когда очнулась его первая любовь. Пусть живут счастливо, хоть и недолго – до тех пор, пока Август не вернет себе собственное тело и не убьет их обоих.

– Ваше высочество?

В дверь стучат.

– Я занята! – рявкает в ответ Калла, и ее голос разносится по всей комнате. Длинные оконные ниши многократно усиливают каждый звук.

– Ваше высочество, – слышится из-за двери тот же голос, – мне было велено не принимать отказа.

Калла оглядывается, убеждаясь, что ничего не забыла и не обронила.

– Очень жаль. Значит, придете попозже.

Мысли, двигаясь по замкнутому кругу, приводят ее снова и снова к одному и тому же выводу: нет никаких шансов, что Отту удастся долго обманывать. Отта Авиа хорошо знает Августа, а Антона – еще лучше. Ей достаточно единственного взгляда при хорошем дневном свете, чтобы сообразить, что в теле Августа находится Антон, а значит, полная катастрофа, которую она вызовет, лишь вопрос времени. Как только Антона разоблачат, Сань-Эр пойдет прежним путем. Антона уберут, Август вернется, и, если Калла останется в столице, в случившемся обвинят ее. Исправлять ошибки и возвращать себе то, чем она пожертвовала, уже слишком поздно. Антона Макуса она лишилась на арене. И отдала королевству всю себя, когда король Каса пал под ее мечом. Пора уходить, пока еще можно.

– Ваше высочество! – Стук становится настойчивее. – Вашего присутствия просит член Совета Хайлижа. Заседание Совета созвано по делу Жиньцуня, для допроса будет приведена Лэйда Милю.

Калла прикусывает щеку изнутри. Запрокидывает голову, мечет гневные взгляды в потолок, обводит глазами цветочный рисунок.

Твою мать. Твою ж мать.

В три длинных шага Калла проходит через комнату, сбрасывая с плеч и рюкзак, и сумку с Мао-Мао. От неожиданности кот истошно мяукает, и Калла шепотом извиняется перед ним, прежде чем рывком распахнуть дверь.

Женщина, ждущая на пороге, кажется ей знакомой. Есть что-то такое в ее белых волосах и немигающих глазах, тусклый пурпур которых выглядит темнее в коридоре, где нет естественного освещения. Оттенком глаз она напоминает Калле Эно, его остекленевший взгляд после того, как он был убит во время игр у нее на виду, и Калла отгоняет мысли о нем сразу же, едва они являются к ней. И кроме того, пока пожилая служанка отступает, жестом предлагая ей проследовать в коридор и отворачиваясь, у Каллы возникает уверенность, что должна быть еще одна причина, по которой…

– Идемте, ваше высочество.

Пожилая женщина идет вперед. И тут всплывает воспоминание. Это она в числе прочих готовила Каллу к коронации перед тем, как она выступила вперед и возложила корону на голову возлюбленного, которого считала погибшим от ее руки. Тот день прошел для нее как в тумане, она была близка к безумию, но запомнила два произнесенных шепотом слова, одновременно и обвиняющих, и возвеличивающих ее: «Убийца короля».

– Лучше бы прямо сегодня, принцесса Калла. – Женщина останавливается и оглядывается через плечо. – Член Совета настоятельно просила поторопиться.

Если Калла слишком надолго отклонится от намеченного пути, она упустит возможность побега. В отсутствие такого прикрытия, как приход декораторов, служба наблюдения заметит, как она покидает дворец, и стража почти наверняка преградит ей путь.

– Иди гуляй, – шепчет она Мао-Мао. Кот не слушает и укладывается вздремнуть прямо в сумке. Фыркнув, Калла закрывает дверь и следует за служанкой.

– Как тебя зовут? – спрашивает она. – Перед коронацией мне было не до вопросов.

– Джосли. Не желаете внести изменения в свой гардероб, ваше высочество?

Калла медлит с ответом, задумавшись, какое у Джосли полное имя. Мгновение спустя она спохватывается, вспоминает про вопрос и оглядывает себя. Переодеться она собиралась где-нибудь в Сань-Эре. Во время пребывания во дворце она рассудила, что не повредит поинтересоваться содержимым комодов в ее комнатах, и обнаружила там платья с пышными рукавами и отложными воротниками, кучу ткани с завязками вокруг талии. Некоторые из этих вещей она приспособила для себя.

– А тебе не нравится, как я его переделала? – спрашивает Калла, расправляя складки на груди.

– При всем уважении, выглядит это так, будто вы воспользовались теркой для сыра.

– Так и есть.

Вообще-то, это был нож, зато надежный.

Джосли не меняется в лице.

– Может, впредь стоило бы действовать иначе. Сюда, пожалуйста.

Декораторы уже явились во дворец. Пока Калла была в отъезде, остальные королевские советники занимались подготовкой к гала-торжеству и тратами выделенного на него бюджета. Благодаря новым правилам обеспечения безопасности, введенным указом Каллы, они получили возможность нанимать мастеров за пределами дворца и находить гораздо больше декораторов за полцены. Калла смотрит, как целая толпа – со стремянками, валиками для краски и аккуратно сложенными скатертями – вливается во дворец через южное крыло. Она вытягивает шею, пытаясь определить, что это за большие красные ведра, которые вносят в один из залов, но Джосли многозначительно кашляет, привлекая внимание подопечной, и открывает узкую дверь под боковой лестницей. Еще одна лестница ведет вниз, в коридор настолько темный, что Калла видит лишь несколько дюймов выложенного кирпичом пола и смутные тени. Пока они спускаются, она раскидывает руки в стороны и держится за стены, чтобы сохранить равновесие.

В конце темного коридора Джосли поднимается на три ступеньки и толкает дверь, выходящую в очередной коридор. И вдруг останавливается. Калла подбирается, готовясь сорваться с места.

– Я тут затеял перехват, ваше высочество, – произносит мужской голос. – Надеюсь, вы не против.

Она закатывает глаза, ее настороженность рассеивается, стоит ей подняться на три ступеньки и выйти в коридор. Галипэй ждет, скрестив руки на груди; плечи у него настолько широки, что при желании он мог бы намертво закупорить вентиляционный канал.

– Перехват меня? – уточняет Калла. – Я польщена. Придется нам позаботиться, чтобы об этом не услышал Август. Ты же знаешь, какой он ревнивый.

Галипэй хмыкает, но между бровями на миг возникает озабоченная морщинка. Значит, его прислал не король.

– Идем со мной. Благодарю, Джосли.

Служанка кивает. Помахав ей на прощание, Калла идет вслед за Галипэем, нарочно отставая на несколько шагов. Пройдя под зеленой аркой и мимо гигантской статуи кролика, они попадают из одного атриума в другой. Калла старательно запоминает количество поворотов, сделанных ими в бесконечных коридорах. Если Галипэй ведет ее куда-то с намерением избавиться, она пересчитает ему ребра.

– Мы все еще направляемся на заседание Совета, – сообщает Галипэй, не оглядываясь и будто подслушав ее мысли, – так что нападения можешь не ждать.