Читать книгу: «Жизнь и чудеса выдры», страница 4

Фиби и Эл с восхищением наблюдали за происходящим.

– Это Роуэн, – указал Руперт, когда юркий коричневый зверек высунул голову из туннеля, а затем метнулся к ближайшей горке камней, чтобы прилечь на булыжник. – Самец евразийской речной выдры, подобран в наших краях.

Роуэн спрыгнул с камня и теперь семенил вдоль края пруда. К нему присоединилась вторая выдра, и они немного поиграли в догонялки, после чего убежали купаться в пруд.

– Того, кто сейчас к нему присоединился, зовут Кверкус, – продолжал Руперт. – Одно время Кэрол всех выдр называла именами деревьев, а Кверкус – это латинское название дуба.

Фиби многозначительно кивнула, и Эл догадался, что она уже знала об этом.

Кверкус все делал так же шустро, как и его приятель, даже несмотря на то, что слегка косолапил.

– Он всегда так бегает? – нахмурился Эл.

– Да. Старая травма, но она его совсем не беспокоит, – заверил Руперт.

Они перешли на другую дорожку, откуда через стекло можно было понаблюдать за выдрами, плавающими в огромных резервуарах. В толще бутылочно-зеленой воды, извиваясь, резвились две выдры. Их звали Твигги и Уиллоу. Руперт сказал, что они сестры. Их обеих несколько раз пытались свести с самцами, но выдры-мальчики их совершенно не интересовали.

Чуть дальше Холли и Хоторн (пара североамериканских речных выдр) играли в дупле лежавшей на земле коряги.

Эл счастливо наблюдал, с каким воодушевлением его дочь проживала этот опыт. Кристина то и дело что-то показывала и объясняла ей, искрясь от восторга, хотя, судя по всему, бывала здесь уже десятки раз.

Руперт оказался толковым рассказчиком. Он объяснил, что весь питомник был устроен так, чтобы как можно точнее воспроизводить естественную среду обитания выдр. Вода поступала прямо из Дарлы, а при уборке не использовались моющие средства – только чистая, натуральная вода.

В очередном вольере их познакомили с выводком маленьких рыжих выдр, которые суетливо сновали вокруг. Руперт сказал, что это семья восточных бескоготных выдр. Они родились далеко отсюда и в основном служили приманкой для туристов.

Одна выдра отделилась от стаи, подобрала камешек, подбросила его в воздух и ловко поймала.

– Ого, да она жонглирует! – воскликнул Эл.

Выдра будто специально хотела покрасоваться перед зрителями.

– У выдр хорошее чувство юмора, – пояснила Кристина. – Они любят смешить нас и в процессе веселятся сами.

Руперт продолжил свой рассказ:

– У нас есть своя система подъемных механизмов, которая позволяет открывать и закрывать дверцы вольеров в разных зонах. Это, конечно, не то же самое, что автоматизированные системы с дистанционным управлением, как в больших парках дикой природы. У нас все-таки скромная, бюджетная организация.

Он подмигнул Фиби. Эл знал, что она сочтет этот жест снисходительным, но все равно простит, потому что в нем не было желания обидеть.

От обилия информации у Эла начала пухнуть голова. Они пробыли в питомнике меньше часа, когда он заметил, что Фиби притихла. Он взглянул на часы, будто спохватившись о назначенной ранее встрече, и сказал, что им пора уходить.

Когда они направились к выходу, Кристина повернулась к Фиби:

– Предлагаю встретиться, когда ты в следующий раз придешь навестить Коко! Мы могли бы вместе порисовать выдр. Ты говорила, что любишь рисовать, и было бы так славно делать это вместе!

Эла в эту культурную программу явно не включили, но он и не возражал.

Фиби уставилась себе под ноги.

– Хм… Спасибо за приглашение, но это все-таки не для меня.

Кристина с любопытством посмотрела на Фиби, но не стала развивать тему.

Самая обаятельная

В доме Фезерстоунов только и было разговоров, что про Коко. Эл никогда не видел свою дочь такой увлеченной. Она была так очарована Коко и так много говорила о ней, что ее имя всплывало даже в разговорах, не имевших к выдре никакого отношения. Фиби могла посмотреть на себя в зеркало и воскликнуть: «Ужас, какая я неряха! Давно пора взять пример с Коко». Когда Эл предупреждал, что включит горячую воду, чтобы набрать ванну, Фиби отвечала, что Коко еще не научилась плавать – не самое очевидное продолжение разговора, хотя пропущенные звенья этой логической цепочки и можно было восстановить. Когда они смотрели «Шерлока», Фиби могла отметить, что взгляды Шерлока на жизнь и в подметки не годятся взглядам Коко. («Есть ли вообще у выдры взгляды на жизнь?» – спросил себя тогда Эл.) А когда Эл извинился за то, что до сих пор не починил чертов светильник в прихожей, Фиби сказала, что это не имеет значения, ведь Коко и так достаточно освещала их жизнь.

Фиби съездила в питомник, где выслушала от Кэрол лекцию по уходу за выдрами. Эл слонялся неподалеку, пока его дочь грела молоко, кормила Коко, купала ее и сушила полотенцем. Поскольку Коко была еще маленькой и нуждалась в заботе, Фиби разрешили в виде исключения взять выдру на руки, пока она кормила ее из бутылочки. Даже Элу позволили подержать ее, что растрогало его до глубины души, хоть он и пытался не подавать вида. Но кто бы остался равнодушным? Коко была невыносимо очаровательной и влюбляла в себя с первого взгляда. Мех и длинный заостренный хвост не помешали Элу вспомнить о том, как он впервые брал на руки каждого из своих новорожденных детей. Инстинкту заботиться обо всем очаровательном и уязвимом было трудно противостоять. Он заметил, что даже у Кэрол, когда она смотрела на Коко сверху вниз, лицо становилось мягче, а складки вокруг глаз разглаживались. Он начинал подозревать, что под маской суровости скрывалось по-настоящему трепетная натура.

Кэрол в очередной раз подчеркнула важность соблюдения баланса. Взаимодействия между Фиби и Коко должно быть ровно столько, чтобы последняя не чувствовала себя изолированной и одинокой, но при этом не успела к ней привязаться. С появлением второго щенка, Пэдди, любая ласка должна прекратиться. Фиби, казалось, не возражала против этого. Она поставила своей целью воспитать в Коко самостоятельность, чтобы та могла жить свою лучшую жизнь в дикой природе, когда придет время. Так и должен поступать хороший родитель, подумал Эл.

– По мере того, как детеныши будут расти, мы постепенно введем в их рацион больше твердой пищи, – рассказывала Кэрол. – У взрослых особей в диету входят разные виды рыбы, включая плотву, форель, угрей, а также специальная смесь свежего говяжьего фарша и хлебных крошек. Еще они будут получать мертвых суточных цыплят. Это полезный источник грубой пищи для них.

Эл содрогнулся, услышав это. Фиби – нет.

Однако на данном этапе Коко требовалось давать молоко каждые три часа, днем и ночью. У Эла сложилось впечатление, что Кэрол предпочла бы делать всю работу сама, без вмешательства Фиби.

– Как часто ты хочешь приходить? – уточнила она.

Фиби не умела водить машину, поэтому без его помощи ей было не обойтись. Она задумалась, обдумывая все обстоятельства.

Эл почесал подбородок.

– Боюсь, у меня не будет времени привозить тебя сюда каждый день, но можно устроить так, чтобы ты навещала и кормила Коко через день, – предложил он.

– Спасибо, папа, это было бы здорово! – Она повернулась к Кэрол. – Вы не возражаете? Если хотите, я могла бы приходить по вечерам, когда здесь никого нет, после закрытия.

Кэрол не ответила. Она вытащила из холодильника огромный пластиковый контейнер и опрокинула его содержимое на такую же огромную разделочную доску. Оттуда вывалилась груда скользкой серой рыбы. Некоторые туши были уже разделаны, другие оставались целыми. Она протянула Фиби нож. Очевидно, это была проверка, хватит ли у нее духу выполнять такую работу. Эл с гордостью наблюдал за тем, как его дочь с твердой решимостью принялась разделывать рыбу. Он видел, как она стиснула зубы, как увлажнились ее глаза – Кэрол тоже видела, хотя и не догадывалась о причине. Нож опускался на доску снова и снова. Эл хотел вмешаться и предложить сделать все за нее, но знал, что Фиби никогда его не простит. Она продолжала орудовать ножом, обнажая слизистые розовые внутренности и отсекая мерзкие рыбьи головы. От запаха у него скрутило живот и к горлу подступила тошнота.

Пока Фиби занималась разделкой, Кэрол продолжила свой рассказ:

– Вскоре после того, как я открыла этот питомник, я узнала о рыбной ферме в восьми милях вниз по реке. Я обратилась к ним и поинтересовалась, не хотят ли они по возможности помогать нам, но особого успеха не добилась. На рыбоводных фермах не очень-то жалуют выдр, что вполне объяснимо, поскольку выдры истощают рыбные запасы реки. За последнее время Руперт лично приходил туда несколько раз, безуспешно пытаясь с ними договориться. Но нам повезло. Рыбная лавка в Порлоке проявляет неслыханную щедрость и регулярно поставляет нам рыбьи головы, хвосты и все прочие ненужные им части. Бесплатная еда для выдр – и бесплатные билеты в питомник для персонала лавки. – Она взглянула на работу Фиби. – Что ж, рыбу ты разделывать умеешь – не хуже, чем мы с Рупертом. Тогда, думаю, увидимся послезавтра.

* * *

Наконец-то Фиби нашла занятие себе по душе. Она слишком долго хандрила, и Элу было радостно видеть, как в ней вновь разгорается искра. Из-за этого ему и самому легче дышалось и крепче спалось. К Фиби на глазах возвращался вкус к жизни. Она даже придумала этому название: «эффект выдры». Кажется, Министерству здоровья стоило всерьез задуматься о том, чтобы прописывать общество выдр вместо лекарств.

Дома Фиби тоже не скучала. Она могла часами лежать в постели, изучая карту деревни на «Гугл Мэпс». Эл понятия не имел, что было у нее на уме. Но каждый день, когда он привозил домой посылки для сортировки, она внимательно их осматривала.

Поразительно, сколько барахла зачастую аккумулировали люди. Предметы первой необходимости, такие как инструменты, продукты и одежда, составляли лишь малую часть всех посылок. Многие из них содержали товары, сами по себе необязательные, но которые сегодня расценивались как жизненно важные благодаря рекламной индустрии: косметику, аксессуары для смартфонов, вещи, чья ценность определялась престижем дизайнерской этикетки. Они существовали для того, чтобы повышать самооценку, вызывать уважение окружающих, подчеркивать положение в обществе. Иные нельзя было назвать иначе, как блажью: пахучие соли для ванн, шоколадные трюфели, красивые безделушки. Была еще одна категория отправлений, существовавшая, казалось, в своем собственном измерении: книги, фильмы, картины и музыка – они заставляли людей чувствовать и фантазировать, помогали им вырваться из круга мелочного тривиального существования и вырасти над собой.

Природа, размышлял Эл, куда более рациональна в своих желаниях и потребностях. Выдры счастливо жили, даже не подозревая о существовании антивозрастных кремов, популярных романов и садовых ножниц.

Иногда Фиби просила взглянуть на фотографии доставленных им посылок. Озадаченный Эл позволял ей просматривать свою галерею. В конце концов, в его договоре не было пункта, запрещающего ему это делать.

Она заваливала его вопросами о местных жителях. Кто водит машину? Кто часто выходит из дома? У кого есть сарай? Как выглядят их сады и много ли деревьев растет вокруг?

Чтобы угодить Фиби развернутым ответом, он начал подмечать всевозможные мелкие детали, на которые раньше никогда бы не обратил внимания.

Сейчас, например, подъезжая к уже знакомому дому, он заметил облупившуюся белую краску на воротах – те, должно быть, вечно стояли открытыми, и их петли насквозь проржавели. Однако вывеска с надписью «Викарий» выглядела относительно новой. Шагая по дорожке с двумя свертками под мышкой, он прислушался к хрусту гравия под ногами. Позже он расскажет Фиби, что сад утопал в тени лавров, а под высоким забором примостился маленький провисший батут. Эл посмотрел на увитое плющом викторианское здание. Оно выглядело довольно просторным и казалось ему идеальным местом для проведения чаепитий. Преподобная Люси Доуз, с которой Фиби познакомилась на занятиях йогой, жила здесь со своим мужем, детьми и собакой. Дверь всегда открывала сама преподобная Люси в сопровождении чудесного черного лабрадора. Детей он ни разу не видел, хотя иногда слышал, как они играли наверху. Муж, казалось, в принципе избегал показываться на людях. («Могу его понять», – сказала на это Фиби.)

– Один для вас, другой для мистера Доуза, – сообщил Эл преподобной Люси, стоя в дверях.

Он все не мог отделаться от мысли, что она слишком молода и слишком женственна для викария. Свои кудрявые светлые волосы она убрала со лба двумя пластмассовыми заколками. У нее был неровный цвет лица, но это компенсировалось ее изящными, утонченными чертами. Ярко-голубые глаза намекали на чувственность ее натуры. Под простым темным платьем на ней была надета колоратка⁷. Она улыбнулась и первым делом спросила о Фиби.

– У нее все хорошо, спасибо, – кивнул он. (Сегодня утром, когда он спросил Фиби, как она, она ответила: «Медоточиво, спасибо. А ты, папа?» На что он ответил: «Весьма ветхозаветно, благодарю». Но он не собирался пересказывать это преподобной Люси.)

Эл наклонился, чтобы погладить лабрадора, и тот посмотрел на него снизу вверх и ткнулся мокрым носом в его ладонь. Ему померещилось или пес действительно выглядел довольно печальным?

Преподобная Люси забрала у него оба свертка и позволила сфотографировать их в момент передачи.

– О, это, должно быть, книга, которую я заказала, «Бог и преодоление бед». Я нахожусь в вечном поиске мудрости, которой смогу поделиться со своими прихожанами.

Элу понравилась ее честность.

Вторую посылку она положила на столик в прихожей.

– А что там – понятия не имею.

Посылка для ее мужа была отправлена компанией «Смелдерс». («Они производят крупные серьги и массивные ожерелья, похожие на цепи, – сообщила Фиби. – Очень кричащие».) Он надеялся, что в коробке от «Смелдерс» лежит приятный подарок для преподобной Люси. Она не производила впечатления женщины, которая любит вызывающие украшения, но, возможно, это был всего лишь образ для прихожан. Может быть, они с мужем устраивали друг другу романтические вечера, во время которых она сбрасывала строгий воротник, распускала пушистые локоны и вешала на себя блестящие украшения. Он надеялся.

– В любом случае, мне пора, – махнул рукой он. – Очень много доставок сегодня.

Следующая остановка на его маршруте находилась всего в пяти минутах езды, в самом центре деревни. На дороге пришлось притормозить, пропуская вперед стаю уток, которые пересекли проезжую часть, неуклюже зашлепали по травке и друг за дружкой плюхнулись в пруд.

Посылка для мистера С. Добсона была увесистой и твердой – строительный набор, предположила Фиби. Его дом занимал место в ровной шеренге из трех почти одинаковых зданий, построенных в неопределенные годы. Их блеклые галечные фасады невозмутимо взирали на воды Дарлы. Эл несколько раз постучал в дверь. Ответа не последовало, только из дома донесся лай. Придется оставлять посылку снаружи. Он стал искать подходящее для этого место, когда заметил мужчину, подрезавшего непослушную веточку на безупречно опрятной изгороди соседнего сада.

Благодаря доставке на прошлой неделе Эл знал, что его зовут мистер Дж. Бовис.

– Доброе утро! – окликнул он мужчину. – Извините за беспокойство, но не могли бы вы передать это мистеру Добсону?

Дж. Бовис, дородный мужчина с пунцовым лицом, выглядел недовольным.

– Просто оставьте на пороге. Он разберется.

– Так и сделаю.

Эл прислонил сверток к входной двери, сделал рутинную фотографию и отступил, когда изнутри донесся очередной взрыв лая.

– Чертова псина, никогда не затыкается, – проворчал мистер Бовис.

– Красивые гортензии, – заметил Эл, разглядывая цветы из-за живой изгороди.

Мистер Бовис просиял.

– Спасибо! И впрямь хороши, а? Моя гордость и отрада! Они и пруд с рыбками. – Он махнул секатором в сторону большого декоративного пруда с лилиями, охраняемого каменной цаплей. Рядом с прудом высилась чопорная восьмиугольная беседка.

– Я и сам немного увлекаюсь садоводством, – признался Эл. – Но больше люблю выращивать овощи. Фасоль мне удается на славу.

Лужайка мистера Бовиса представляла собой безупречно ухоженный участок параллельно выкошенных полос поразительно искусственного оттенка зеленого. Такой стиль садоводства разительно отличался от предпочтений Эла. И все же было приятно находить что-то общее с новыми знакомыми.

Работа была почти закончена. Оставалось заехать лишь по одному адресу.

Он остановился возле дома в низине, который, как и его собственный, выходил черным ходом к реке, только с другого ее берега. Миниатюрный коттедж напоминал детский рисунок: крутые мезонины, квадратные окна и входная дверь, смело выкрашенная в кобальтовый синий цвет. В саду росла молодая яблоня. С ее ветвей свисали китайские колокольчики, которые мелодично позвякивали, покачиваясь на ветру.

Он постучал в дверь.

Кристина так же удивилась, увидев его, как и он ее. Он, конечно, прочел имя на пакете, но ему и в голову не пришло, что мисс К. Пенроуз может оказаться его новой знакомой.

Ее волосы были влажными и пахли лимоном. На плечах у нее висело полотенце, а сама она куталась в лютиково-желтый саронг⁸, который доходил почти до пола.

Ошеломленный ее мокрым видом и внезапной близостью, он забормотал:

– Здравствуй, э-э-э… Здравствуйте, Кристина. Я принес вам посылку.

Она вздохнула, печально глядя на сверток.

– Мой заказ кошачьего корма. Спасибо. Не то чтобы он мне теперь пригодился.

– Хотите вернуть заказ? – уточнил он. В его обязанности входило не только доставлять посылки, но и возвращать их.

Она заколебалась.

– Послушайте, Эл, я только что вымыла голову, и мои волосы будут выглядеть как пакля, если я не нанесу на них средство и не воспользуюсь феном. Но прошу вас, зайдите на минутку.

– Ну, я…

Он легко мог бы уйти, сказав, что его ждет работа, но на сегодня у него не было больше доставок. И какой бы странной она ни казалась, что-то в Кристине возбуждало его любопытство. Пока он колебался между желанием остаться и желанием поскорее уйти, она затолкала его внутрь.

– Выпьем по чашечке чая. Я, во всяком случае, выпью, да и вы выглядите так, будто вам не помешает. Я поставлю чайник, а вы займитесь заваркой.

Снаружи дом выглядел простецки, но внутри все оказалось по-другому. Он заглянул в гостиную и увидел, что все поверхности за редким исключением она задрапировала экзотическими покрывалами. На стенах висели гобелены и войлочные поделки вперемешку с рисунками, скорее всего, ее собственного авторства. Некоторые из них представляли собой реалистичные наброски диких животных, в то время как другие были размытыми и абстрактными.

Кристина загнала его на кухню и бегло прошлась по ней, указывая на кухонные шкафы:

– Заварка. Кружки. Жестянка с домашним печеньем из абрикосов и миндаля. Угощайтесь. Я вернусь через минуту. – Выйдя из кухни, она на секунду просунула голову обратно и указала на холодильник. – Молоко. Возможно, просрочено, так что на ваш страх и риск. Мне не нужно, спасибо.

Эл заметил на полу кошачью лежанку. Дно ее было покрыто белыми, черными и рыжими шерстинками. Рядом стояли две чистые кошачьи миски.

Он заварил чай и устроился за кухонным столом, покрытом разноцветной скатертью. Занавески на окнах напоминали индийские сари, а кружки, расписанные вручную спиралями, цветами и бабочками, были из местной гончарной мастерской. Кристина явно неровно дышала к прикладному искусству. Она была освежающе любопытной, решил он, чудаковатой и лишь немного пугающей.

Молоко действительно оказалось просроченным и плавало в кружке мелкими белыми крупинками. К счастью, на вкусе это не отразилось. Печенье с абрикосом и миндалем тоже было вкусным – в цельнозерновом, низкокалорийном и безлактозном смысле этого слова. Эл грыз печенье и поглядывал в окно на лужайку за домом, плетеные ивовые арки и непритязательную скамейку у берега Дарлы. Отсюда он мог слышать шум реки.

Его взгляд то и дело возвращался к фотографии в рамке, стоявшей на подоконнике. Улыбающаяся молодая семья: мужчина, женщина и ребенок. У мужчины были такие же, как у Кристины, темные волосы и густые брови. Брат?

К тому времени, когда отдаленный шум фена смолк, он как раз дожевал печенье.

– Уф, – выдохнула Кристина, появляясь снова. – Извините, что заставила вас ждать. Это не волосы, а сущее наказание.

Он подумал было сделать комплимент ее волосам, таким темным, пышным и блестящим, но решил промолчать, чтобы не прозвучать пошло. Хотя он действительно так думал.

– Что, никаких новостей? – осторожно поинтересовался он, указывая на пустую лежанку и кошачьи миски.

– Нет, никаких. Бедняжка Мява! Сегодня утром я не смогла заставить себя пропылесосить диван, потому что на нем были клочки ее шерсти, и… Я уже не верю, что когда-нибудь увижу ее снова. – Голос Кристины дрогнул, а лицо исказила гримаса. – И не смейте говорить, что это всего лишь кошка!

– Мне бы и в голову не пришло сказать что-то подобное, – запротестовал Эл.

– Хорошо. Извините. Я не хотела грубить. Просто многие люди этого не понимают.

В мгновение ока она сникла и обессиленно опустилась на стул. Эл не мог угнаться за тем, как быстро у нее менялось настроение.

Он вспомнил ее перекошенное лицо в день, когда он врезался в ее машину, и понял, что тогда она изо всех пыталась сдержать слезы. За маской гнева пряталось ее горе. Возможно, имело смысл сменить тему.

– Здесь прямо как в галерее искусств, – обвел он рукой пространство дома.

– Я предпочитаю искусство искусственности, – фыркнула она, по-видимому, приняв его слова за критику, на что он не рассчитывал.

Он пододвинул к ней чашку с чаем и еще раз попытался наладить контакт, указывая на фотографию:

– Я тут разглядывал этот снимок. Это ваша семья?

– Да, мой сын Алекс со своей женой и моим внуком. – Эл прокашлялся, пытаясь скрыть свое изумление. – Они живут в Швейцарии, поэтому я редко с ними вижусь. – Она сделала несколько глотков чая и опустила глаза.

Элу было интересно узнать подробности, но он не чувствовал себя вправе спрашивать.

– Вам, наверное, интересно, что случилось с моим бывшим? – слабо улыбнулась Кристина.

Эл издал неопределенный гортанный звук, который мог означать как «да», так и «нет». Она снова поставила кружку на стол.

– Жизнь сложилась не так, как я ожидала. Когда я была совсем юна и глупа, я по уши втрескалась в мальчика, который играл Макдуфа⁹ в школьном спектакле. Макдуф ответил мне взаимностью, но, увы, потерял ко мне интерес, как только я забеременела. Я как могла воспитывала Алекса в одиночку. Позже, когда мне было уже за двадцать, я выходила замуж еще два раза, но опять не за тех. Так что вы сейчас чаевничаете с дважды разведенной женщиной, – добавила она с невеселым смешком. В это было трудно поверить. – Вы, я полагаю, женаты? – задала она ему встречный вопрос.

– Был женат. Она умерла. – Эл почувствовал, как в груди что-то кольнуло – это случалось каждый раз, когда он думал о Рут. Он непроизвольно сгорбился, словно сворачиваясь в защитный кокон вокруг своего сердца.

– О-о-о. Примите мои соболезнования.

Так все говорили. Что еще они могли сказать?

Кристина проникновенно посмотрела ему в глаза. У него возникло ощущение, что она осторожно обходит его горе со всех сторон, рассматривая его под разными углами, стараясь не потревожить его, но в то же время ища способы утолить боль.

– Это случилось давно, – сказал он, чтобы успокоить ее. Не стоило тратить на него свои душевные силы.

Он вспомнил все обрушившиеся на него открытки с соболезнованиями: из больницы, где работала Рут, из школы Эла и от друзей, которые приходили в гости. Они были отправлены с добрыми намерениями, но он прятал их, думая, что те станут непрекращающимся напоминанием для детей. Друзья и соболезнующие давно уже жили своей жизнью, но он так и не оправился от смерти Рут. Даже сейчас, восемь лет спустя, мысль о ней все еще выбивала почву у него из-под ног.

– Какой она была? Ваша жена?

Обычно люди не спрашивали об этом. Ему было приятно, что Кристина отважилась. Но как в нескольких словах описать целую жизнь?

– Рут… посредственно играла на укулеле. Работала в больнице. Была любящей матерью. Брала вечерние уроки чечетки и знала названия бабочек. Ей был к лицу синий цвет. Она умела ладить с людьми, составляла списки дел и всегда держала в стакане остро заточенные карандаши. Она могла решить любую проблему. Готовила вкуснейший яблочный чатни. Она любила нетбол, плавание, уолдорфский салат и шахматы. Она была… прекрасным человеком.

Кристина кивнула, ее глаза блестели.

У Эла перехватило горло. Ему снова нужно было сменить тему.

– Спасибо, что встретились с нами на днях в питомнике, – поблагодарил он. – Фиби там очень понравилось.

Кристина неосознанно потянула себя за мочку уха.

– Да ну, пустяки.

– Это не пустяки. Ей очень понравилось, и для нее много значило ваше присутствие.

– Жаль, что мне так и не удалось уговорить ее порисовать выдр вместе со мной. Мне нравится проводить с ней время, и я думаю, она тоже получила бы удовольствие.

Эл поводил пальцем по крошкам в своей тарелке. Он не хотел, чтобы Кристина считала Фиби бездельницей. Он хотел, чтобы она знала, что его дочь непременно брала бы от жизни все, если бы у нее была хоть малейшая возможность.

Кристина разглядывала его с новым интересом.

– Эл Фезерстоун, у вас какой-то беспокойный вид.

– Ну… – Эл переплетал пальцы, пытаясь решить, стоит ли ему что-то говорить или нет.

Она сразу заметила его сомнения, а также его потребность в том, чтобы разрядить обстановку. Ее лицо расплылось в улыбке.

– Да в чем же дело? Я настаиваю, чтобы ты сейчас же мне все рассказал, а не то я, – она огляделась в поисках вдохновения, – ударю тебя сковородкой по голове! И поверь мне, это не какой-то тефлоновый мусор. Это настоящий чугун, и тебе будет очень больно. – Он поднял руки в знак капитуляции. Если Кристина действительно хочет стать подругой для его дочери, она должна понять, что происходит на самом деле. – Есть ли что-то, что я должна знать о Фиби? – спросила она.

Эл встретился с ней взглядом.

– Да. Есть.