Читать книгу: ««Трагедия в секторе МПАК». Журналистское расследование Игоря Бердова», страница 2

Нам на корабле сделали прививки и забрали экспресс-анализы. На корабле больных обнаружено не было. Это могло только радовать.

Люди, которые любят обращаться к мистицизму, скажут, что нас отговаривали невиданные силы от поездки. Я не в какие силы не верил, как и не поклонялся темному или солнечному космосу. Религия была в нашей жизни важной частью, но вот все остальное для меня было лишь словами. Если включить логику, то никакой мистики тут не было. Рабочие моменты. Ничего большего. Давайте вспомним сколько за последние три года станции закрывались на карантин? Это уже стало чем-то банальным и обыденным после последней волны эпидемии, выкосившей целый сектор. Человеческие ресурсы были слишком ценными, чтобы ими могли так легко жертвовать. Всегда нужно помнить, что людей мало, а космос безграничен. Поэтому такие ограничения были вполне нормальными. Сюда же вписывалась болезнь нашего гида.

В итоге вылет задержался на сутки. Это было не слишком критично, но неприятно. Тем более что туристы после многочасовых очередей проходили на корабль в раздраженном состоянии. Раздражение, маленькое пространство и неудобства – трудности начались слишком быстро. Я думал, что мы с ними столкнемся лишь ко входу в сектор МПАК, а не с первых дней. Лика говорила, что так только интереснее. Я пока интереса не испытывал. Будь моя воля, то я бы вышел на первой остановке и оставил этот туризм в страшном сне. Но меня удерживала работа.

Были надежды, что мне удастся погрузиться в работу. Но снимать в первые дни не получалось. В коридоре и комнате отдыха была толкучка, о которой я предупреждал. Висов с дочерью пропали на корабле и к нам не выходили, а мне по плану нужно было взять у них интервью. Первые дни прошли в лежании на койке и просмотре материалов про сектор МПАК, которые набрала моя команда. Такие вещи всегда оставлялись на время перелета, когда делать толком нечего. Прочитанное о системе меня совсем не обрадовало. И стало понятно, почему эту информацию они оставили на потом, а не выдали сразу.

Глава 3

Первое, что меня напрягло, так это наличие неучтенных космических станций в секторе. Эти станции строились одинокими странниками или черными копателями. Значит их в секторе было прилично. Второе, в системе были зафиксированы частые выбросы жесткой радиации, которые никем не измерялись и за которыми никто не следил. Третье, добыча полезных элементов таблицы Менделеева проходило без контроля. Корабли никого не ставили в известность. Получалось, что мы могли высадиться на планету и тут же мог прилететь корабль и начать рядом с нами добычу. При этом никто не мог им это помешать. В секторе не действовали никакие законы. И это была настоящая дикость. Та дикость, к которой мы стремились и к которой я как-то не был готов. Но уже было поздно что-то решать по этому поводу. Нужно было лететь вперед.

Я написал о своих сомнениях Лике, на что вызвал у нее лишь смех. Она считала, что ничего в незаконных копателях и одиноких странниках не было. Что я их наделял злыми намерениями, но чаще всего странники были безобидными искателями приключений. Но как же тогда быть с тем, что они не смогли жить в обществе и предпочли опасный космос нашему спокойному существованию? Или как раз была причина в существовании? Они хотели жить и чувствовать жизнь. Как будто эту жизнь нельзя было почувствовать дома.

Люди успокоились лишь через неделю. Мы вошли в какое-то подобие ритма. И я смог начать работать.

Для начала я скинул план интервью с Висовым Юли. Планировалось, что она будет задавать вопросы, а я снимать. Но Юля отказалась. Она попросила потом записать ее голос и видео, чтобы вставить на монтаже, а интервью должен был провести я. Можно было поругаться с ней и заставить работать, но потом решил, что мне проще было все сделать самостоятельно. Именно поэтому за кадром во время фильма звучал именно мой голос, а не Юли.

Висова я нашел в медицинском кабинете, когда он разбирался с медицинскими картами. Выглядел он уставшим или болезненным. Это было плохо. Я еще подумал, что придется выставлять фильтры для камеры. Интервью по срокам у нас уже запаздывало. Наверное, поэтому Висов на него и согласился.

Общие вопросы по экспедиции мы уже записали. Теперь нужно было сделать обзор первых впечатлений и проблем, с которыми мы уже столкнулись. Мне было интересно: признает ли он эти проблемы или замолчит.

– Прошла неделя пути. С какими трудностями вы столкнулись? – спросил я.

– Особо сильных проблем нет. За эту неделю мы почти нагнали график. Думаю, что к первой контрольной точке мы придем вовремя, – ответил Висов.

– Я так понимаю, что корабль сейчас идет на повышенной скорости?

– Все в пределах допустимого. Да, это приводит к большому расходу топлива, но мы его пополним на первой контрольной. Там же и пополним запасы провизии.

– А что насчет кислорода?

– У нас есть небольшой запас как еды, так и кислородных баллонов. Так как корабль оснащен независимой системой жизнеобеспечения, то я не вижу смысла забивать трюм дополнительным грузом.

– Из-за экономии на топливе? – брякнул я. Висов потер подбородок.

– Нет. Не из-за экономии. У нас все хорошо с бюджетом. Даже скажу больше, у нас хороший профицит из-за закупки баллонов с кислородом на последней станции перед подлетом в сектор МПАК. Скорее я придерживаюсь теории, что космический туризм может быть доступен малым группам. Представьте, что вы с друзьями решили отправиться в условный сектор МПАК. Что для этого нужно? Небольшой корабль, который вас доставит до пункта назначения. На станциях по пути вы будете докупать топливо и снаряжение. Или брать большой корабль со всем необходимым? Ясно и без предварительных подсчетов последний вариант намного затратнее.

– Но это теория.

– А разве мы здесь не для того, чтобы теорию доказать? – спросил Висов. Частично это было правдой.

– Что насчет здоровья клиентов? Тут есть какие-то опасения?

– В одной из групп одному туристу стало плохо. Отек легких. Все нужные препараты даны. Он подключен к дополнительному кислороду. Несколько человек жалуются на головную боль, но все в допустимых нормах.

– Почему такое происходит?

– Как уже было замечено раньше, клиенты не имеют опыта нахождения в космосе. Организм реагирует по-разному. Я же здесь и нахожусь, чтобы эти неполадки организма исправить.

– Считается, что корабль – это довольно безопасная среда и здесь не должно быть таких серьезных проблем со здоровьем.

– Серьезного я тут ничего не вижу, – возразил Висов. – Безопасная среда в крупных космических кораблях, рассчитанных на долгие перелеты. Маленькие и средние корабли – это другой вариант. Здесь нет такой же климатической среды. Вы не чувствуете, но гравитация на корабле намного меньше, чем на планете. И кислородная смесь отличается от привычной как на планете, так и на станциях. Вспомните про трамвайчики, которые летают в рамках одной системы. Когда вы в них садитесь, то часто чувствуете дурноту. Вот как раз из-за тех же проблем, с которыми мы сталкиваемся на нашем корабле. Только полет на трамвайчике длится не больше десяти часов. А мы летим довольно долго, чтобы организм на все это отреагировал.

– Но почему нельзя сделать такую же атмосферу, как на крупном корабле?

– Корабль станет тяжелее. А значит удорожание топлива и потеря в скорости. Конечно, звучит страшно, что люди дышат другой смесью и испытывают другую гравитацию. Но разве на всех планетах у нас одинаковые условия? Все равно прилетая в другую среду мы проходим акклиматизацию. Так и на нашем корабле. Клиенты пройдут акклиматизацию, а дальше все пойдет как по маслу. К тому же, после первой контрольной точке, мы начнем снижать уровень гравитации. С этого начнутся тренировки.

На этом наш разговор был закончен. Я сделал несколько кадров для перебивки медицинского кабинета и хотел вернуться в каюту, но остановился в коридоре, где никого не было. То самое время, когда можно было снять космический коридор. Я включил камеру. Из медицинского кабинета коридор шел в кабину пилотов и в кают-компанию. Обычный коридор, который ничем не отличался от стандартных коридоров. Только вот в углу, между дверью и кабиной пилотов я увидел серый комок, размером с три кулака. Комок сидел в тени, поэтому разглядеть его было сложно. Я включил свет у камеры. Комок повернулся в мою сторону. Красные глаза мелькнули в свете фонаря. Все это длилось считанные секунды. Комок нырнул за переборку, как будто его и не было.

Мне пришлось пересмотреть кадры, чтобы понять – зверь мне не привиделся. И это было большой проблемой.

Когда-то людей мучили крысы. Они перегрызали провода и делали в бетоне дыры, уничтожая людские запасы и перенося заразу. Сейчас же нас мучили жекролики. Этот вид был выведен для уничтожения свалок. Они сжирали железо на мусорных полигонах, принося крепкую шкуру, которую использовали для бронежилетов. Жекролики не подлежали к домашнему разведению и запрещались к вывозу из мусорных зон, но один из кроликов сбежал на станции из космического корабля, который перевозил их на новую базу для разведения. Кролики были гермафродитами. Им не нужно была пара для размножения. Вскоре они расплодились и стали настоящим бедствием.

Бороться с кроликами было сложно. Корабль становился на карантин. Экипаж эвакуировался. На станцию кораблям с жекроликами въезд был запрещен. И один кролик, если один, был у нас на корабле.

Я вернулся в медицинский кабинет к Висову. Там был Сицин, который явно пришел из технического отсека. Я даже не стал извиняться за прерванный разговор. Понятно, что они мне вначале не поверили. жекроликов видели последний раз в нашем секторе лет десять назад. Но когда я показал видео с кроликом, то все сомнения отпали. Теперь пришлось думать, как этого кролика изловить. Я настоял на своей помощи и с записью всего процесса. Если бы наш полет прервался из-за кроликов, то я показал бы доказательства начальству. При условии, что все закончится благополучно, то кадры никуда не попадут.

По схеме мы должны были подать сигнал бедствия и эвакуироваться. Но тогда бы экспедиция закончилась. А этого допускать никто не хотел.

Сицин взял в помощники еще одного гида. Мы втроем должны были обследовать технический отсек.

Да, еще недавно я даже представить себе в страшном сне не мог, что полезу в технические отсеки. Но тут у меня появился личный интерес. Про кроликов я слышал, но никогда с ними не сталкивался. Хотя у меня брат был на станции, которая когда-то подверглась нападению жекроликами. Тут уже сыграло личное любопытство. Он их видел, а я нет. Хотелось увидеть.

Теоретически можно было в технический отсек пройти в той же одежде, в которой мы ходили по кораблю. Достаточно было только надеть маску с кислородным баллонам. В технических отсеках кислород не поставлялся. Температура была в районе восьми градусов. Но в технический отсек было принято надевать специальный прорезированный костюм наподобие водолазного. В этом костюме было нестрашно получить ожог паром или зацепить искрящий провод. На голову надевали шлем с хорошим таким фонарем. Опять же технические отсеки не подсвечивались лампами в целях экономии.

Я взял несколько камер. Одна камера крепилась на макушку и должна была делать обзор на триста шестьдесят градусов. Две камеры крепились на лоб. Одна снимала ночным виденьем, другая обычной. Еще две камеры были на груди. Столько камер было необходимо на случай, если техника даст сбой. Я же хотел снять всю нашу охоту.

Видео с камер поступали на очки. Я мог переключаться между ними как с помощью голоса, так и с помощью кнопок пульта, прикрепленного на руку.

– Нужно надеть перчатки, которые эта тварь не прокусит, – сказал Шаров.

– С каменной и стеклянной крошкой, – ответил Сицин, выдавая нам перчатки. – Жекролики их не едят.

– И как мы собираемся этого кролика ловить? За уши? – спросил я.

– Нам сейчас нужно его обнаружить. Если удастся его поймать, то посадим его в стеклянный куб, – ответил Сицин. – Куб я беру с собой. Но опять же, мы пока ищем дислокацию кроля. Его гнездо. Часто жекролики гнездятся среди проводов и труб.

– Разделяться не будем? – спросил я.

– Нет. Идем вместе, – ответил Сицин.

Костюм плотно облегал тело. Камеры работали. Перчатки были вполне удобными. Ботинки у нас на корабле были со специальными крюками на подошве. Эти крюки цеплялись за решетчатые полы корабля и служили дополнительной защитой при отключении гравитации. Вначале в таких ботинках ходить неудобно. Потом привыкаешь не только быстро ходить, но и бегать.

В технический отсек шел шлюз, открывающийся по коду, который набрал Сицин. И вот мы вошли в ту часть корабля, которую обычно называли «одеялом» капсулы. Оно отделяло капсулу от космического пространства и защищало нас от космической радиации. Пространство было большим. Технические отсеки доходили до трех-пяти стандартных этажей. Многочисленные лестницы проходили паутиной среди труб и проводов. Пластиковые капсулы деталей и кристаллических соединений свисали над головой, придавая этому месту сравнение со страшным техническим лесом.

Стоило нам ступить на лестницу, как я почувствовал легкость. Гравитации почти не было. Меня держали ботинки.

– Висов предлагал нам тренироваться в этих местах, – сказал я.

– Утяжелители можно надевать на руки, на ноги и утяжеленный жилет, – ответил Сицин.

– Получается, что это нормальная практика?

– Вполне, – ответил Сицин.

Шаров пошел вперед. Я же продолжал следить за происходящим через камеры. Дополнительно задал поиск жекролика, чтобы техника его точно зафиксировала, если я сам провороню.

Технический отсек жил своей жизнью. Что-то шипело, что-то пыхтело, что-то стучало. Я увернулся от пара, который неожиданно вылетел из трубы. Все же, места здесь были небезопасные.

Мы вначале ходили гуськом друг за другом, но пользы от этого не было. В итоге было принято решение разделиться. Я пошел в верхнюю часть корабля, так как там было самая безопасная часть технического отсека. Все же я был клиентом, а не сотрудником корабля. Кроля там найти было мало шансов, но проверить ту часть технического отсека было нужно.

Единственный минус был в том, что мы с собой не взяли никакую связь. Заблудиться в техническом отсеке было сложно. Все лестницы вели в сторону шлюзовых выходов. Если для входа в технический отсек был нужен пароль, то для выхода его не нужно было набирать. Для этого существовала большая кнопка, которую нужно было всего лишь нажать, чтобы выйти из этого места.

Пока я шел, то думал про мрачность этого места. Иногда мне попадались роботы, которых приходилось пропускать. Некоторые из них были человекоподобными. Я остановил одного из роботов. Хотел подключиться к его глазам, но у местных роботов отсутствовали глаза. Кроля бы они при всем желании не увидели.

Все же место было неприятное. Мне было сложно представить, как люди тут могли раньше работать. Хотя работали не люди, а клоны. Такие, как Сицин. Ходить целыми днями по темным коридорам среди проводов… Это было неприятно.

Клонов всегда использовали для черновых работ. Правильно это было или нет? Тут двоякая мораль. Отправлять человека на тяжелую работу или возобновляемый биоматериал? Ведь кто по сути были клоны? Нельзя же сказать, что это были люди. Человек – это тот, кто рождается женщиной. А клон создавался искусственно. Как робот. Биологический робот. Создают же роботов из металла, а тут создавали роботов из биологического материал. Но в отличие от железяк клоны обучались и делали выводы. Роботы же были запрограммированный на какой-то определенный алгоритм действий.

Рассуждать можно на эту тему до бесконечности, но факт оставался фактом: клонов признали в правах наравне с людьми. А раз так, то они не должны были работать в таких жутких условиях. Точка.

Бродя по лестницам и переходам, я вновь и вновь задавался вопросом: можно ли было доверять Сицину наши жизни? Если подумать, то здоровый человек тут бы сошел с ума. А Сицин работал и в таких условиях и за пределами корабля. Как на него все это повлияло? Доказали же, что психика у клонов и людей одинаковая. Если бы я работал в таком месте, то на моей психике это бы отразилось.

Я эти сомнения очень хорошо помню. Они никак не вязались с моим отношением к самим клонам. Я всегда считал себя толерантным в этом вопросе, но оказалось, что когда на кону стояла моя жизнь, то начинали появляться сомнения.

Мы бродили по техническому отсеку часов шесть. Следов кроля не было видно. Мне уже самому начало казаться, что я его не видел. Что мне все это показалось. Если бы не запись, то я бы себя так в этом и убедил.

Кроля поймал Шаров. Кроль прятался под проводами системы звукового оповещения. Так была обнаружена первая поломка, которая заключалась в отказе автоматической системы сос-системы. Было понятно, что скоро мы найдем еще поломки, а возможно и сородичей кроля, которые разбрелись по всему кораблю. И это была проблема. По сути нужно было дать задачу провести ревизию корабля на поломки. Работа предстояла большая и кропотливая.

– Чего будем делать с кролем? – спросил Шаров, когда мы посадили его в стеклянный ящик. Как ни странно, но кроль был спокойный и флегматичный. Я думал, что он будет вырываться. Вместо этого кроль спокойно жевал железную жвачку и даже не думал сопротивляться.

– В переработку его отправим, – сказал Сицин.

Переработкой здесь называли мусорную камеру, которая сжигала мусор и выкидывала в космос пыль. Иногда ее называли мусорной камерой. На некоторых кораблях камеру просто называли мусоркой.

– Сообщать будем? – спросил Шаров.

– Это Висов будет решать.

– Надо по камерам посмотреть, как кроль попал на корабль, – предложил я.

– Камеры отключены, – ответил Сицин. – С ними были неполадки еще на станции. Видимо жекролик тут давно живет.

– Как его только система на станции не засекла? Она же должна реагировать на такие вещи.

– Должна, но в этот раз не среагировала.

Мы вышли в коридор. Сицин с Шаровым пошли выкидывать кроля в космос, а я пошел монтировать запись. Тот день выдался суматошным и нервным. Зато было хорошее разнообразие серых будней полета.

По договоренности, я не стал распространяться о проблемах. Об этом даже Лика не знала. Этот случай не вошел в документальный фильм, потому что у нас и без того было много для рассказа зрителям. А кроль – это была одна из проблем. Из кучи проблем, которые нас преследовали весь полет.

Глава 4

Юля хотела во время дозаправки выйти на станцию. Ее начал утомлять полет. Но Сицын сказал, что заправка будет проходить без выхода на станцию. И если нам уж так скучно сидеть в каюте, то будет организована тренировка в грузовом отсеке. Эта новость всем понравилась. Да, мы уже начали уставать друг от друга. Новизна общения прошла. Мы уже довольно много знали друг о друге. Составили о представление друг о друге. И теперь появилась скука, которая мешала.

Я мог бы развлечься тем, что взял бы интервью о всех членов нашей группы, но пока особо никто не горел желанием излить душу. Да и не было место для интервью. Слишком мало места для разговоров. Все это я оставил на потом, когда предвидеться более удобный случай. Но для некоторых этот случай не наступил и мне пришлось восстанавливать по памяти. И все равно, в финал фильма эти мысли не вошли… Но об этом позже.

Тренировка должна была проходить в скафандрах пятнадцатого типа. Это были облегченные скафандры, которые имели всего лишь три прослойки защитного материала. Позади крепился рюкзак с кислородными баллонами. Костюмы были рассчитаны как на выход в космос, так и на длительное нахождение на корабле при отключение системы жизнеобеспечения. Скафандры находились у нас в каютах, поэтому надевали мы их у себя. При этом надевать скафандры нужно было поверх специального впитывающего белья, которое поддерживало бы чистоту тела, а состав, которым было пропитано белье, разлагал бы выделения. Дорогая вещь, но вполне нужная.

Во время тренировки мы должны были провести в скафандрах восемь часов и не только почувствовать тело в невесомости, но и отработать выход в космос. День обещал быть насыщенным.

Скафандр был облегченным, но все равно громоздким. Когда я его надел, то почувствовал себя закутанным в толстое одеяло. Это было неудобно и непривычно. И тут я понял, что если бы чего-то случилось на корабле, то мы не смогли действовать грамотно и слажено. Мы не умели управлять телом в этих костюмах. Задевали им стены. Ваня так вовсе споткнулся и упал. Мы его подняли вдвоем с Тимуром и пошли догонять нашу команду.

В грузовом отсеке уже была одна группа, которая тренировалась. Позже к нам присоединились оставшиеся группы и это было ужасно.

Транспортный отсек представлял собой огромное помещение, которое было заполнено лишь на одну пятую. Это было удивительно для такого полета. Хотя опять же, Висов хотел закупаться всем необходимым на станциях, поэтому тут объяснений искать было ненужно.

Невесомость. Я первый раз в жизни оказался в настоящей невесомости, без ботинок-кошек, без утяжелителей и без страховки. Только полет и только свободное падение. Когда открылся шлюз, то меня выкинуло в грузовой отсек. Что меня поражало на этом корабле, так это отсутствие шлюзовой камеры. Ее функция исполняли коридоры.

Потом я узнал, что Висов избавился от шлюзовых камер, чтобы увеличить площадь корабля и запихнуть в него побольше туристов. Как ни странно, но такое допускалось.

Когда я искал кроля, то думал, что нахожусь в невесомости. Ничего подобного. Там еще оказывается работала система жизнеобеспечения. А вот в грузовом отсеке она отсутствовала. Стоило шлюзу открыться, так меня вытянуло из коридора в отсек. Я перестал чувствовать себя. Перестал чувствовать корабль. Осталось лишь пространство, которое напугало тем, что я не мог понять, где оно заканчивается. Я не видел стен, потолка и пола. Меня крутило. Я на кого-то натыкался. Меня отталкивало. Я тут же начинал вновь крутиться, не зная, когда мне получиться остановиться.

– Стоп! Поймала! – Лика схватила меня за руку, отключая кнопку на моей перчатке. Меня перестало кидать из стороны в сторону. Я смотрел на нее и не понимал, что произошло. – В перчатке кнопка для управления тепловым ранцем. Ты когда перешагнул шлюз, то на автомате ее зажал. Вот тебя и начало из стороны в сторону кидать.

– Никто не говорил про тепловые ранцы на тренировки.

– На них крепятся баллоны. Смотри, кнопки расположены на подушечках перчаток. Включаются они, когда нажимаешь на запястье. Вот на эту кнопку. Понял?

– Понятно. Только бы это хотелось узнать до того, как я тут окажусь.

– Эти скафандры немного отличаются от тех, в которых мы с тобой тренировались. Но все примерно одинаково.

Одинаково? У нас не было тепловых ранцев. Мы тренировались в более тонких костюмах двадцатого типа. Единственное к чему меня подготовили тренировки, так это к головокружению. Голова пришла в норму через пару минут. Мы с Ликой отлетели в сторону, потому что в нас чуть не врезался еще один человек, который учился пользоваться ранцем.

– Переключаемся на третью частоту, – раздался в шлеме голос Сицина.

Еще бы научил, как это делать. Опять, где рация, мне показала Лика. И объяснила, как ее переключать.

Тут могут начаться разговоры, что я мог бы все это просмотреть и изучить самостоятельно. Только наш полет не предполагал самостоятельной подготовки. Нам заранее не говорили про скафандры и средства связи. За все время полета до этой тренировки мы лишь раз надели скафандры и то по собственной инициативе. Даже если бы я знал марку скафандра и все мелочи полета, то не смог бы ничего про них прочитать. Напоминаю, что связи не было и подключиться к связи на станциях было нельзя. Мы платили деньги за полет и обучение, которого по факту не было.

Да, сейчас я знаю, что Сицину было не до нас. Он ловил расплодившихся кроликов и латал дыры в системе корабля. Это сейчас я знаю, что Висов решил пролететь первую контрольную точку, чтобы не сообщать о проблемах на корабле. И я сейчас понимаю, что нас подвергали необоснованной опасности. Но тогда я этого не знал. При этом мне спокойнее от этого не становилось.

Сицин собирал нас в углу. Он подлетал к каждому, цеплял карабином за пояс и тащил в угол, чтобы прицепить уже к другим. Вскоре мы все образовали цепочку, которые держались друг за друга и были связаны карабинами. После этого Сицин уже стал объяснять азы. Он нам показал, как надо восстанавливать равновесие с помощью ранца, как объясняться с помощью жестов, если не работает связь. Тренировка была насыщенной. Мы учились на ящиках, которые были закреплены у стены тросами и крюками. Нужно было в перчатках передвинуть ящики и закрепить их. Потом отлететь к стене и вернуться обратно. При этом нам надо было еще уворачиваться от клиентов других групп.

Я не могу сказать, что тут возникали проблемы и были сложности. Да, работать было неудобно, но терпимо. Лика дурачилась. Ей нравилось летать в невесомости. Нравилось чувство свободы, а вот меня это больше напрягало, чем радовало. Мне хотелось сбежать. Вернуться в каюту, а еще лучше выйти из корабля. При этом все было вполне хорошо и безопасно.

Но вот к нам присоединилась последняя группа туристов, которые влетели из коридора. Они вылетели на такой дикой скорости, что увернуться от них было невозможно. Нас раскидало в разные стороны. Я несколько раз крутанулся в пространстве, но с помощью рюкзака вернул равновесие. Выключился свет.

– Включаем фонари на шлемах, – прозвучал спокойный голос Сицина. – Кнопка на плече. Неважно каком.

Кто-то включил свет. Я увидел, как один из космонавтов нажал на кнопку для открытия грузовых ворот. И эти ворота вели в открытый космос.

Понятно, что он перепутал кнопки. Поддавшись паники, решил выйти из этого непонятного места. Явно в голове вспыхнула инструкция по открытию шлюзов. Если из жилых отсеков можно было войти в технические помещения по коду, то из технических помещений выход был по большой кнопке. Грузовые ворота открывались немного иначе. Тут была защита от случайного открытия. Для открытия грузовых ворот нужно было получить разрешение с капитанского мостика. И тут нужно было вспомнить про жекроликов.

Жекролик был не один. Только Сицин их поймал пять штук. Забегая вперед скажу, что у нас на корабле было семь штук. Из-за них не поступил сигнал на капитанский мостик. Ворота открылись, а нас потянуло в космос.

Я к тому времени уже включил фонарь. Первое, что мне попалось на глаза, так это мимо плывущие клиенты. Ворота открыты. За воротами звезды и пустота. Манящая пустота, которая к себе притягивала. Если честно, то я сам туда поплыл. Мне казалось, что космос к себе притягивал.

– Без паники. Мы сейчас закроем ворота, – раздался голос Сицина.

– Как же красиво, – услышал я голос Лики.

Ворота начали закрывать, но один из космонавтов решил увеличить скорость и рвануть в сторону ворот. Он словно хотел успеть оказаться в том пространстве, которое так сильно притягивало.

Один из гидов кинулся ему наперерез и схватил его за шланг от кислородного баллона. Шланг – это было слабое место этих скафандров. Об этом я узнал лишь при анализе случившегося, когда потратил много времени на разговоры со специалистами и перерыв тонны технической информации. Мне хотелось найти ответ на каждый вопрос. Ответы находились, как и подтверждалась вина Висова в случившемся.

Наши скафандры были сняты с производства лет двадцать назад, как раз по причине плохого крепления шлангов к рюкзаку с баллонами. Гиды об этом явно не знали. И я даже скажу, что тут их вины не было. Скафандры выпускались в довольно небольшом количестве. Их поставляли на корабли, летевшими на планеты с атмосферой. Использовали их уже на планетах, если там была агрессивная среда. Даже в таких условиях скафандры были признаны непрактичными.

Когда гид дернул за шланг, то он отвалился. Да, это помогло отогнать клиента от выхода в космос, но при этом клиент ударился головой об потолок отсека, а затем его потащило к стене.

У меня слетела волна рации. Меня кинуло в общий канал. Я слышал, как люди просили включить гравитацию. Но это была бы ошибка. Теоретически в грузовой отсек можно было бы подключить гравитацию и тогда бы мы попадали на пол, получив травмы.

Лика меня дернула за лямку на скафандре. Переключила канал на нужный.

– Ты куда пропал? Идем к выходу.

Часть групп уже выходили в коридор. Там была отключена система жизнеобеспечения. Как я понял, это было нужно, чтобы мы не чувствовали сопротивления, когда выбирались из грузового отсека. Сицин велел нам прицепиться к стенам. Вскоре должны были дать гравитацию.

Я не чувствовал панику. Скорее недоумение. Я не понял, что произошло. Все еще был в шоке от произошедшего и увиденного. Если честно, то я не думал о том туристе, у которого отвалился шланг. Все мысли были о бесконечной пустоте за стенами корабля. Это было что-то такое волнительное и пугающее, давящее и вызывающее восхищение, что у меня было ощущение полного нокдауна.

Дали гравитацию. Тело стало непослушным и тяжелым. Я свалился на пол и понял, что не в состоянии подняться. У меня просто на это не было сил. Голова кружилась. Тогда я совершил ошибку: вначале отключил подачу кислорода и только потом начал снимать шлем. В итоге мне на это не хватило кислорода. Я начал заваливаться. Последнее, что я увидел, так это встревоженное лицо Лики.

Позже мы с ней сидели в каюте на моей койке и пили витаминный коктейль из не проливающихся упаковок. Я все еще чувствовал себя плохо. Мне казалось, что с меня сошло нереальное количество пота. Из-за этого я был реально рад, что надел впитывающее белье.

Сложно было поверить, что мы провели десять часов в отсеке. Для меня все прошло максимум за час. Я не ощущал времени, провалившись в незнакомые впечатления. Этот новый опыт переворачивал сознание. Было такое ощущение, что не я изменился, а изменился мир вокруг меня. Все стало более ярким и необычным.

Тимур вел запись для блога, рассказывая о первых впечатлениях. Юля сидела на своем месте, обхватив голову руками. Ваня ходил по каюте и только повторял, что такое невозможно. Мы явно все были под впечатлением. Этот опыт был таким сильным, что нас просто вынесло из привычной жизни, но при этом в новой жизни с этим опытом нам пока не было места.

– Ты как? – тихо спросила Лика.

– Потрясающе, – ответил я, понимая, что совсем не покривил душой.

– Ты запись вел?

– Вел.

– Я сама включила камеру. Потом надо будет подумать, что можно включить в репортаж, а что нет. Не думаю, что Висову понравиться, если мы расскажем, как у него открылись грузовые ворота.