Читать книгу: «Псы войны», страница 3

Для британского подданного и гражданина представлялось явно незаконным иметь счет в иностранном банке, не уведомив об этом Министерство финансов, а также получить в течение шестидесяти дней полмиллиона фунтов стерлингов и не заплатить с этой суммы подоходный налог. Но доктор Штейнхуфер являлся швейцарским подданным и держал свой рот на замке. Для того и существовали швейцарские банки.

Оторвавшись от созерцания серого февральского дня за окном, сэр Джеймс Мэнсон вернулся к своему столу, сел в обитое кожей кресло и снова взглянул на лежащий перед ним доклад, который прислали в большом запечатанном конверте с пометкой «лично». Внизу стояла подпись Гордона Чалмерса, возглавлявшего научно-исследовательский отдел компании «МэнКон», размещавшийся в пригороде Лондона. Доклад касался проверки проб, доставленных неким Малруни из места под названием Зангаро.

Доктор Чалмерс слов зря не тратил. Выводы по докладу были краткими и содержательными. Малруни обнаружил гору или холм высотой тысяча восемьсот ярдов над уровнем земли и примерно в тысячу ярдов в поперечнике у основания. Она находилась несколько в стороне от гряды похожих гор на внутренней территории республики Зангаро. Гора содержала широко рассеянные залежи полезных ископаемых, по-видимому, равномерно плотно распределенных по всей горной породе. Залежи имели вулканическое происхождение и были на миллионы лет старше, чем песчаник и известняк окружающих гор.

Малруни нашел многочисленные и повсеместные прожилки кварца и предсказал наличие олова. Он вернулся с образцами кварца, заключенными в окружающую горную породу, и чистыми образцами, взятыми со дна стекающих с горы ручьев. Кварцевые прожилки действительно содержали небольшое количество олова. Но оказалось, что подлинный интерес представляет собой сама горная порода. Многократные и разнообразные проверки показали, что пробы породы и гравия содержат незначительное количество низкосортного никеля. Главное же, что почти во всех пробах явно присутствовала платина.

Самое богатое известное в мире месторождение платины – Рюстенбургские рудники в Южной Африке. Там концентрация платины достигает 0,25 тройской унции¹⁹ на тонну породы. Средняя концентрация в пробах Малруни составляла 0,81. «С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш и т. д.…»

Сэр Джеймс Мэнсон, как и все разбирающиеся в горном деле, хорошо знал, что платина представляет собой один из наиболее драгоценных металлов и вдет по рыночной цене сто тридцать два доллара за тройскую унцию. Он был осведомлен, что при растущем мировом голоде на платину цена на этот металл в ближайшие три года должна подняться по крайней мере до ста пятидесяти долларов за унцию и, видимо, до двухсот долларов в течение следующих пяти лет. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что она снова достигнет пиковой цены, составлявшей в 1968 году триста долларов за тройскую унцию.

На отрывном листке бювара он произвел кое-какие подсчеты. Двести пятьдесят миллионов кубических ярдов породы при двух тоннах на кубический ярд составляло пятьсот миллионов тонн. Даже по пол-унции на тонну это было бы двести пятьдесят миллионов унций. Если обнаружение нового источника платины мирового значения сбило бы цену до девяноста долларов за унцию, и даже если бы труднодоступность места разработки способствовала дальнейшему падению цены до пятидесяти долларов за унцию с учетом всех произведенных затрат, то все же это означало…

Сэр Джеймс Мэнсон снова откинулся в кресле и присвистнул:

– Боже мой! Гора ценой десять миллиардов долларов…

Глава 2

Как и все металлы, платина имеет свою стоимость. В основном эта стоимость определяется двумя факторами: незаменимостью металла в определенных технологических процессах и его распространенностью. Платина – металл очень редкий. Ежегодное мировое производство платины, не считая создания резервных запасов, которые держатся в секрете, лишь незначительно превышает полтора миллиона тройских унций.

Основное ее количество – более девяноста пяти процентов – поступает из трех источников: Южная Африка, Канада и Россия. Входя в эту группу, Россия, как обычно, не склонна к согласованным действиям. Производители платины предпочитали бы сохранять уровень мировых цен достаточно стабильным, чтобы иметь возможность планировать долгосрочные капиталовложения в передовое горнорудное оборудование и разработку новых месторождений в уверенности, что при неожиданном появлении на рынке больших количеств платины из резервных запасов цены резко не упадут. Русские же, имеющие совершенно непредсказуемые запасы и способные выбросить на рынок громадные количества платины в любой момент, когда они этого захотят, стараются по мере возможности сохранять постоянное напряжение.

Из одного миллиона пятисот тысяч тройских унций платины, поступающей на мировой рынок, Россия ежегодно реализует на нем около трехсот пятидесяти тысяч тройских унций. Это позволяет ей сохранять за собой 23–24 процента рынка – вполне достаточно, чтобы обеспечить значительную степень влияния. Свои поставки Россия осуществляет через организацию «Союзпромэкспорт». Канада предоставляет на рынок около двухсот тысяч унций в год. Вся продукция поступает из никелевых рудников компании «Интернешнл Никель» и почти целиком скупается американской корпорацией «Энгельхардт Индастриз». Потребуйся США большее количество платины, Канада вряд ли оказалась бы способна обеспечить эти запросы.

Третьим источником является доминирующая на рынке Южная Африка, производящая около девятисот пятидесяти тысяч унций в год. Кроме недавно открытых Импальских рудников, быстро приобретших важное значение, гигантом добычи платины являются Рюстенбургские рудники, дающие добрую половину всего мирового производства. Управляет и единолично распоряжается этими рудниками компания «Йоханнесбург Консолидейтед». Обогащение и поставки рюстенбургской платины взяла на себя лондонская фирма «Джонсон-Матфей».

Хотя Джеймс Мэнсон вплотную платиной и не занимался, но когда доклад Чалмерса лег на его стол, общее состояние дел он представлял себе так же хорошо, как нейрохирург представляет себе работу сердца. Даже в этот момент он знал, почему глава американской корпорации «Энгельхардт Индастриз» – Чарли Энгельхардт, широко известный тем, что обладал баснословно дорогой скаковой лошадью по кличке Ниджинский, – вел переговоры о покупке южноафриканской платины. Он знал, что к середине семидесятых годов Америке потребуется платины гораздо больше, чем может предоставить ей Канада.

А причина, по которой потребление этого металла в Америке к середине – концу семидесятых годов должно было увеличиться, и даже троекратно, заключалась в том, что платина требовалась для выхлопных систем автомобильных двигателей.

К концу шестидесятых годов проблема смога в Америке превратилась в национальное бедствие. Слова «загрязнение воздуха», «экология», «окружающая среда», не произносимые еще десять лет назад, стали слетать с уст каждого политика, желающего продемонстрировать озабоченность решением насущных проблем. Постоянно росло давление на законодательные органы с требованием установить контроль над загрязнением окружающей среды, и, благодаря мистеру Ральфу Надеру²⁰, целью номер один стали автомобильные двигатели. Мэнсон был убежден, что в начале семидесятых годов неизбежно произойдут перемены, и к 1975–1976 году в соответствии с законодательством каждый американский автомобильный двигатель будет оборудоваться устройством для очистки выхлопных газов от вредных примесей. Кроме того, он подозревал, что рано или поздно это коснется и таких гигантских городов как Токио, Мадрид и Рим.

Выхлопная система автомобильного двигателя включает в себя три составные части, две из которых предназначены для химической очистки – окисления, а третья осуществляет очистку при помощи иного процесса, называемого восстановлением. Процесс восстановления требует специального катализатора, а окисление достигается либо за счет сгорания выхлопных газов при очень высоких температурах с избытком воздуха, либо за счет их сгорания при низких температурах, что и происходит в выхлопной системе автомобиля. Низкотемпературное сгорание также требует катализатора – того же, что применяется при реакции восстановления. Единственным подходящим известным катализатором является платина.

Сэр Джеймс Мэнсон сделал для себя два вывода. Хотя уже ведется и в течение семидесятых годов будет продолжаться работа над выхлопной системой автомобиля, в основе которой лежит катализатор, не являющийся редким металлом, вряд ли до 1980 года смогут быть получены какие-либо реальные результаты. Таким образом, выхлопная система с платиновым катализатором останется единственным решением проблемы еще в течение десятилетия, а каждое подобное устройство потребует одну десятую унции чистой платины.

Во-вторых, когда Соединенные Штаты примут закон, – а он рассчитывал, что это произойдет к 1975 году, – требующий, чтобы начиная с этого момента все автомобили проходили строжайшую проверку на присутствие в выхлопных газах вредных примесей, стране ежегодно потребуется дополнительно полтора миллиона унций платины. Вряд ли американцы представляли себе, где ее взять, поскольку это было равносильно увеличению добычи драгоценного металла вдвое.

Джеймс Мэнсон знал, где взять платину – у него. И при абсолютной незаменимости этого металла в каждой выхлопной системе, устанавливаемой в течение десяти лет, а также в условиях, когда мировой спрос значительно опережает предложение, куш мог бы быть солидным, весьма солидным.

Оставалась лишь одна проблема: абсолютная уверенность в том, что он и только он будет контролировать права на разработку Хрустальной горы. Как этого добиться – вот вопрос?!

Конечно, можно было бы посетить республику, где находится пресловутая гора, получить аудиенцию у президента, ознакомить его с результатами исследований и предложить сделку, в результате которой «МэнКон» обеспечит себе права на разработку, правительство оговорит свое участие в прибылях, что пополнит государственную казну, а президент получит солидный и регулярный доход, поступающий на счет в швейцарском банке. Но это был бы обычный путь.

Однако, кроме того обстоятельства, что любая другая горнодобывающая компания, узнав о содержимом Хрустальной горы, станет также добиваться прав на разработку, конкурируя с Мэнсоном, имелись три силы, более других заинтересованные в том, чтобы либо самим контролировать это месторождение, либо закрыть его навсегда. Эти силы – Южная Африка, Канада и, конечно, Россия. Появление на мировом рынке обширных поставок из нового источника поставило бы Советы в затруднительное положение, лишив их власти, влияния и возможности зарабатывать большие деньги в сфере торговли платиной.

Мэнсон смутно припоминал что-то, связанное с республикой Зангаро, но ему пришлось признать, что по сути он ничего о ней не знает. Прежде всего необходимо было получить информацию. Он подался к столу и нажал клавишу интеркома.

– Мисс Кук, зайдите, пожалуйста.

Он называл ее мисс Кук на протяжении всех семи лет, что она была его личным секретарем. Но и десять предыдущих лет, когда она, работая рядовым секретарем, восходила из машинописного бюро на десятый этаж, вряд ли кто-нибудь вспоминал, что у нее есть имя. Естественно, оно было. Ее звали Марджори, хотя уже давно никому не приходило в голову так ее называть.

Давным-давно, до войны, и она была юной девушкой. Вот тогда к ней обращались Марджори, мужчины пытались за ней ухаживать и иногда даже ущипнуть за соблазнительные места. Но это было так давно. Пять лет войны; скорая помощь, пробирающаяся сквозь лежащие в дымящихся руинах улицы; старание забыть гвардейца, навсегда оставшегося под Дюнкерком²¹; и двадцать лет ухода за капризной, вечно хнычущей матерью – прикованным к постели тираном, использующим слезы в качестве оружия, не оставили следа от молодости и былой привлекательности мисс Марджори Кук. В возрасте сорока пяти лет, строго одетая, деловитая и энергичная, работу в «МэнКон» она считала смыслом своей жизни, а ее ребенком и любовником был терьер, делящий с ней чистенькую квартирку в лондонском пригороде Чигвелле.

Итак, никто не называл ее Марджори. Молодые служащие звали ее сморщенным яблоком, а вертихвостки-секретарши – «эта старая ведьма». Другие, включая ее работодателя сэра Джеймса Мэнсона, о котором она знала гораздо больше, чем казалось, обращались к ней «мисс Кук». Она вошла через дверь в обшитой буковыми панелями стене. Закрытая, дверь казалась часть стены.

– Мисс Кук, я вспомнил, что в течение последних нескольких месяцев мы проводили небольшую разведку… Один человек был послан в республику Зангаро…

– Да, сэр Джеймс. Это так.

– О, вы знаете.

Естественно, она знала. Мисс Кук никогда не забывала ничего, что проходило через ее руки.

– Да, сэр Джеймс.

– Хорошо. Тогда выясните, пожалуйста, кто обеспечил нам разрешение местного руководства на проведение геологоразведочных работ.

– Это должно быть зарегистрировано, сэр Джеймс. Я посмотрю.

Она вернулась через десять минут, проверив сначала свои записи в еженедельнике, который вела с перекрестной индексацией по двум позициям: имена и тематика, а затем проконсультировавшись с отделом кадров.

– Это был мистер Брайнт, сэр Джеймс, – она сверилась с карточкой, которую держала в руке. – Ричард Брайнт из отдела зарубежных контактов.

– Я полагаю, он представил отчет? – спросил сэр Джеймс.

– Он должен был это сделать согласно обычной процедуре.

– Пришлите, пожалуйста, мне его отчет, мисс Кук.

Она снова вышла, а глава компании «МэнКон», сидя за столом, устремил свой взгляд на окна, за которыми уже опускались вечерние сумерки. На средних этажах включился свет – на нижних он горел весь день. Здесь, наверху, в этот зимний день света еще хватало, но читать уже было темновато. Когда вернулась мисс Кук, положила ему на стол требуемые бумаги и вновь исчезла за стеной, сэр Джеймс Мэнсон включил настольную лампу.

Отчет, представленный Ричардом Брайнтом, был датирован шестью месяцами ранее и написан в принятом компанией сжатом и выразительном стиле. В нем сообщалось, что в соответствии с инструкциями, полученными от начальника отдела зарубежных контактов, он вылетел в Кларенс, столицу Зангаро, и там, потратив неделю, договорился, наконец, о встрече с министром природных ресурсов. В течение шести дней состоялось три беседы. Была достигнута договоренность о том, что один представитель компании «МэнКон» может прибыть в республику для проведения минералогической разведки в районе Хрустальных гор. Компания умышленно не обозначила четко зону изысканий, так что геологическая партия могла в определенной степени действовать по своему усмотрению. После дальнейшей торговли, в течение которой министру стало ясно, что ему придется расстаться с мыслью получить с компании ту сумму, на которую он рассчитывал, и что какие-либо явные признаки наличия полезных минералов отсутствуют, плата была оговорена. В любом случае половина перечисленных по контракту компанией «МэнКон» денег попала на личный счет министра.

Это было все. Единственное, что хоть как-то характеризовало страну – упоминание о коррумпированном министре. Что ж, подумал сэр Джеймс Мэнсон, в наше время Брайнт с таким же успехом мог побывать и в Вашингтоне. Только ставки были бы другими.

Он снова подался к интеркому.

– Будьте добры, мисс Кук, попросите зайти ко мне мистера Брайнта из отдела зарубежных контактов.

Мэнсон щелкнул еще одной клавишей.

– Мартин, зайди, пожалуйста, на минутку.

Чтобы подняться из своего кабинета на десятый этаж, Мартину Торпу потребовалось две минуты. Он вовсе не был похож на финансового вундеркинда и протеже одного из наиболее безжалостных и предприимчивых дельцов в традиционно безжалостном и требующем особой предприимчивости бизнесе. Своей внешностью он скорее походил на капитана легкоатлетической сборной из хорошей частной школы – обаятельный, жизнерадостный, аккуратно подстриженный, с черными вьющимися волосами и темно-синими глазами. Секретарши называли его «лапочка», а бизнесмены, видевшие, как у них из-под носа уплывали акции, которые они уже считали своими, или вдруг обнаруживающие, что их компании попадают под контроль держателей акций, действующих в интересах Мартина Торпа, относились к нему отнюдь не так ласково.

Несмотря на свою внешность, Торп никогда не заканчивал привилегированную школу, не был спортсменом и уж тем более капитаном команды. Он даже не знал, как ведется счет в крикете, но зато в течение целого дня мог держать в памяти почасовые изменения курса акций всех дочерних компаний «МэнКон». В свои двадцать девять лет он вынашивал весьма честолюбивые планы и имел твердое намерение воплотить их в жизнь. Компания «МэнКон» и сэр Джеймс Мэнсон, как он полагал, могли предоставить ему для этого средства. В свою очередь, его лояльность обусловливалась исключительно высокой зарплатой, связями в Сити, которые он заводил благодаря работе на «МэнКон», и уверенностью в выборе очень удачной позиции для стрельбы по своей цели.

К его приходу сэр Джеймс сунул доклад о проведенных в Зангаро изысканиях в ящик стола, оставив лишь отчет Брайнта.

Он дружески улыбнулся своему протеже.

– Мартин, есть работа, которую надо сделать, соблюдая определенную осторожность. Сделать ее надо быстро, так что, возможно, тебе придется посидеть до полуночи.

Не в манере сэра Джеймса было спрашивать, свободен ли этот вечер у Торпа, а тот прекрасно понимал, к чему обязывает высокий оклад.

– Все в порядке, сэр Джеймс. Никаких особых планов на этот вечер у меня нет.

– Хорошо. Послушай, я просматривал кое-какие старые доклады, и один из них меня заинтересовал. Шесть месяцев назад наш человек из отдела зарубежных контактов был командирован в некую республику Зангаро. Я не знаю почему, но хотел бы это выяснить. Этот человек договорился с местными властями о проведении небольшой разведки возможных залежей минералов в неосвоенном районе, находящемся за грядой, называемой Хрустальными горами. Вот что я хочу теперь знать: упоминалось ли что-либо и когда-либо в связи с этой командировкой на совете директоров.

– На совете директоров?

– Именно. Упоминалось ли когда-либо на совете директоров или среди директоров, что мы собираемся проводить подобную разведку? Мне это важно. Возможно, что в повестке дня заседаний совета такой вопрос не стоял. Просмотри все протоколы, и если найдешь упоминание в пункте «разное», то проверь все документы заседаний совета за последние двенадцать месяцев. Далее, выясни, кто санкционировал командировку Брайнта шесть месяцев назад и на каком основании, а также кто и почему послал туда инженера для проведения изысканий. Фамилия инженера Малруни. Я хочу иметь о нем сведения. Эту информацию ты сможешь получить из его досье в отделе кадров. Понятно?

Торп был озадачен. Поручение не совсем соответствовало его обязанностям.

– Да, сэр Джеймс, но мисс Кук сделала бы все это в два раза быстрее. Можно было бы поручить кому-нибудь еще…

– Конечно, конечно. Но я хочу, чтобы сделал это именно ты. Если ты возьмешь досье из отдела кадров или документы из канцелярии совета директоров, подумают, что дело связано с финансами. Не будет никаких лишних разговоров.

Мартин Торп начал понимать.

– Вы имеете в виду… Там что-то обнаружили, сэр Джеймс?

Мэнсон посмотрел на уже темное небо и разлившееся внизу море огней, где брокеры и спекулянты, клерки и торговцы, банкиры и чиновники, страховые агенты и курьеры, покупатели и продавцы, юристы и те, кто несомненно нарушал закон, трудились в этот зимний вечер, ожидая конца рабочего дня.

– Не имеет значения, – грубовато оборвал сэр Джеймс. – Делай, что сказано.

Выходя из кабинета и спускаясь к себе, Мартин Торп посмеивался.

– Хитрый ублюдок, – подумал он на лестнице.

Сэр Джеймс Мэнсон обернулся, когда по интеркому раздался сигнал вызова.

– Пришел мистер Брайнт, сэр Джеймс.

Мэнсон пересек комнату и, проходя мимо настенного выключателя, зажег большой свет. Дойдя до стола, он нажал кнопку ответа:

– Впустите его, мисс Кук.

Было три причины, по которым служащего среднего уровня могли вызывать в кабинет на десятом этаже. Во-первых, деловые обстоятельства, когда сэр Джеймс хотел лично дать указания или выслушать доклад. Во-вторых, головомойка, представляющаяся служащим адом кромешным. И, наконец, когда шефу хотелось сыграть роль заботливого дядюшки по отношению к нежно любимым подчиненным.

На пороге Майкл Брайнт – тридцатидвухлетний средний служащий, хорошо и компетентно выполняющий свою работу, и очень ею дороживший, – гадал, какая из причин привела его сюда.

С радушной улыбкой сэр Джеймс направился к нему из середины кабинета.

– А, Брайнт, входите, входите.

Когда Брайнт переступил порог кабинета, мисс Кук закрыла за ним дверь и вернулась за свой стол.

Сэр Джеймс Мэнсон указал своему служащему на одно из кресел, расставленных в дальнем конце кабинета. Брайнт, все еще озадаченный, занял указанное кресло, опустившись на мягкие бархатные подушки. Мэнсон подошел к стене и распахнул дверцы, открыв взору бар с богатым выбором напитков.

– Выпьете, Брайнт? Я полагаю, солнце уже давно зашло.

– Спасибо, сэр, э… виски, пожалуйста.

Брайнт посмотрел на часы. Было без четверти пять, и тропический максим, позволяющий употреблять спиртное после захода солнца, вряд ли годился для зимних лондонских вечеров. Он вспомнил вечеринку, на которой сэр Джеймс посмеивался над любителями шерри, а сам налегал на шотландское виски. Стоит обращать внимание на подобные мелочи, подумал Брайнт, когда его шеф наполнил два красивых старинных хрустальных бокала своим особым «Гленливетом». Естественно, о льде не могло быть и речи.

– Плеснуть содовой? – спросил сэр Джеймс от бара.

Брайнт вытянул шею и разглядел бутылку.

– Спасибо, чистое.

Мэнсон несколько раз одобрительно кивнул и принес бокалы. Пожелав друг другу здоровья, они пригубили виски. Брайнт напряженно ждал начала разговора. Безусловно заметивший его состояние Мэнсон произнес в грубоватой дядюшкиной манере:

– Да будет так волноваться. Только что я разбирал кучу старых докладов в своем столе и наткнулся на ваш. Должно быть, прочитал его в свое время и забыл отдать мисс Кук.

– Мой доклад? – удивился Брайнт.

– Э… да. Тот, который вы представили, вернувшись из этой страны, как ее там? Зангаро, не так ли?

– О, да, сэр. Зангаро. Это было шесть месяцев назад.

– Совершенно верно. Конечно, шесть месяцев. Перечитывая его, я обратил внимание, что не так-то весело вам там было с этим министром.

Брайнт начал расслабляться. Теплая комната, исключительно удобное кресло, виски… Он улыбнулся своим воспоминаниям.

– Я все же добился разрешения на проведение изысканий.

– Чертовски хорошая работа, – одобрил сэр Джеймс. Он улыбнулся, как будто и сам что-то вспомнил. – Знаете ли, и я в свое время занимался такими делами. Разные неприятные задания, чтобы добыть кусок хлеба с маслом. Хотя в Западной Африке бывать не доводилось. В те времена. Позже, конечно, бывал. После того, как началось все это…

Чтобы пояснить слова «все это…», он обвел рукой свой шикарный кабинет.

– Ну, а сейчас я слишком много времени трачу за этим столом, зарывшись в бумаги, – продолжал сэр Джеймс. – Я даже завидую вам, молодым парням, делающим, как в старые времена, настоящее дело. Расскажите-ка мне о своем путешествии в Зангаро.

– Да уж, все действительно было очень похоже на старые времена. Пробыв несколько часов в этой стране, я не удивился бы, встретив туземцев с кольцами в носу, – промолвил Брайнт.

– Не может быть. Боже мой! Ну и местечко же это Зангаро.

Сэр Джеймс откинулся на спинку кресла, оказавшись в тени, и Брайнт почувствовал облегчение, не встречая внимательного взгляда, скрывающегося за ободряющим тоном.

– Жуткое место, сэр Джеймс. Не страна, а кровавая бойня. За пять лет независимости она откатилась в средневековье.

Брайнт вспомнил, как его шеф в свое время отпустил одно замечание:

– Это классический пример концепции того, что в большинстве африканских республик образовались властные группировки, действия которых совершенно не оправдывают их право на руководство. Естественно, в результате страдает простой народ.

Сэр Джеймс, узнав свои собственные слова, улыбнулся и, подойдя к окну, посмотрел вниз на кишащие людьми улицы.

– Кто же там правит бал? – спросил он тихо.

– Президент, или, скорее, диктатор, – ответил Брайнт, допив виски. – Человек по имени Жан Кимба. Он победил на первых и единственных выборах пять лет назад, сразу же после провозглашения независимости, вопреки чаяниям колониальных властей. Чтобы прийти к власти, он не чуждался ни террора, ни шаманства. Вы же понимаете, народ там крайне отсталый. Большинство и понятия не имеет, что такое выборы. А теперь им и подавно не узнать этого.

– Крутой парень этот Кимба, – подытожил сэр Джеймс.

– Дело не в этом, сэр. Он просто сумасшедший. Параноик, страдающий манией величия. Он правит исключительно единолично, окруженный несколькими подхалимами. Тому, кто не согласится с ним или вызовет малейшее подозрение, прямая дорога за решетку, в камеры старых казарм колониальной полиции. Ходят слухи, что Кимба бывает там, принимая участие в пытках. Живым оттуда никто не выходил.

– Хм, что же это за мир, в котором мы живем? И все имеют такие же права в ООН, как Британия или Америка. Хорошо, но ведь он слушается чьих-то советов, руководя страной?

– Он слышит голоса свыше.

– Голоса? – переспросил сэр Джеймс.

– Да, сэр. Он объявил народу, что им руководят божественные голоса. Даже дипломаты стонут от его пророчеств.

– О, господи, когда же это кончится, – задумчиво протянул сэр Джеймс, все еще глядя вниз на улицу. – Иногда я думаю, что, обратив африканцев к Богу, мы совершили ошибку. Похоже, что половина их лидеров с Ним на дружеской ноге.

– Кроме того, Кимба внушает людям некий гипнотический страх. Считают, что он обладает каким-то могущественным амулетом, или колдовскими чарами, или магией, или чем-то там еще… Толпа трепещет перед ним в ужасе.

– А как насчет иностранных посольств? – полюбопытствовал сэр Джеймс, оставаясь у окна.

– Такое впечатление, что они брошены на произвол судьбы. По-моему, они опасаются крайностей этого маньяка не менее местных жителей. Кимба представляет собой нечто среднее между Папой Доком Дювалье в Гаити, шейхом Абид Каримом в Занзибаре и Секо Туре в Гвинее.

Сэр Джеймс неторопливо отошел от окна и вкрадчиво спросил:

– Почему Секо Туре?

Брайнт сел на своего конька, начав излагать тщательно собранные сведения о политической ситуации в Африке. Он был рад возможности продемонстрировать шефу свою эрудицию, накопленную усердными вечерними занятиями.

– Он сущий клад для коммунистов, сэр Джеймс. Его кумир – Лумумба. Позиции русских там чрезвычайно сильны. Даже их посольство… Это просто дворец. Чтобы заработать хоть какую-то валюту, правительство продает почти всю продукцию пришедших из-за скверного руководства в упадок плантаций так называемым русским траулерам. На самом деле это не что иное, как либо суда электронной разведки, либо корабли обеспечения подводных лодок, снабжающие их в океане свежими припасами. Естественно, деньги идут не на нужды народа, а на банковский счет Кимбы.

– Что-то не очень похоже на марксизм, – пошутил сэр Джеймс.

Брайнт широко улыбнулся.

– Деньги и взятки оказываются сильнее марксизма, – прокомментировал он. – Как обычно.

– Но русские там сильны, не так ли? Имеют большое влияние? Еще виски, Брайнт?

Пока Брайнт отвечал, глава «МэнКон» наполнил бокалы.

– Да, сэр Джеймс. Кимба фактически полностью некомпетентен во всем, что выходит за рамки его собственного жизненного опыта, который ограничивается не больше, чем парой визитов в соседние африканские страны. Так что порой он консультируется по вопросам внешней политики. Как-то вечером я разговорился в баре отеля с одним французским коммерсантом. Тот говорил, что русский посол или один из его заместителей бывают в президентском дворце чуть ли не каждый день.

Брайнт пробыл в кабинете Мэнсона еще минут десять, но сэр Джеймс уже узнал почти все, что ему требовалось. В пять двадцать он проводил Брайнта столь же любезно, как и принял. Затем Мэнсон пригласил мисс Кук.

– У нас в отделе изысканий работает инженер Джек Малруни, – начал он. – Только что возвратился из трехмесячной командировки в Африку. Там были жуткие условия, так что сейчас он, возможно, в отпуске. Постарайтесь разыскать его. Я хотел бы видеть его завтра в десять утра. Во-вторых, доктор Гордон Чалмерс, наш главный аналитик. Его можно найти либо в своей лаборатории в Уатфорде, либо уже дома. Я бы хотел видеть его здесь завтра в двенадцать. Отмените все дневные встречи и дайте мне возможность сходить с ним куда-нибудь пообедать. А лучше зарезервируйте мне столик у Уилтона на Барри-Стрит. Это все. Спасибо. Я ухожу. Распорядитесь, чтобы машина ждала меня через десять минут.

Когда секретарша вышла, он нажал одну из клавиш интеркома и тихо попросил:

– Саймон, будь добр, зайди на минутку.

Саймон Эндин был столь же двуличен, как и Мартин Торп, но несколько в ином духе. Под безупречной внешностью скрывалась сущность разбойника с большой дороги. В нем сочетались изысканность манер, безжалостность и определенная одаренность. Работа на сэра Джеймса Мэнсона была для него необходимостью, но и патрон столь же нуждался в его услугах.

Эндин относился к тому типу людей, которые во множестве встречаются в самых шикарных и престижных клубах Вест-Энда²², – изысканно изъясняющийся рафинированный мужчина, никогда не забывающий поклониться миллионеру и в то же время отпустить пошлый комплимент певичке. Лишь незаурядный ум позволил ему занять положение помощника главы игорного клуба высшего разряда.

В отличие от Торпа, он не вынашивал честолюбивых планов стать мультимиллионером. Эндин полагал, что и одного миллиона будет достаточно, рассчитывая достичь своей цели. Пока ему вполне хватало на шестикомнатную квартиру, «Корвет» и девочек. Он поднялся по внутренней лестнице и вошел через дверь в обшитой буковыми панелями стене, которой пользовалась мисс Кук.

– Сэр Джеймс?

– А, Саймон. Завтра я обедаю с парнем, которого зовут Гордон Чалмерс. Наш главный ученый. Он будет здесь в двенадцать. До этого времени мне нужны сведения о нем. Естественно, досье из отдела кадров и все остальное, что удастся раскопать. Личная жизнь, отношения в семье, слабости, и, конечно, деньги… Нуждается ли он в них помимо заработка. Не забудь о политических взглядах, если они у него есть. Большинство этих ученых ребят – левые, но, впрочем, не все. Постарайся сегодня успеть поговорить с Эррингтоном из отдела кадров, пока он не ушел. Досье возьми сейчас, оставишь его мне на утро. Доложишь не позже одиннадцати сорока пяти. Ясно? Любые мелочи могут оказаться важными.