Призрак писателя

Начинающий писатель (Натан Цукерман) приезжает в дом к признанному мэтру в поисках его наставлений и одобрений. И там становится свидетелем сложных отношений мэтра, его жены и его студентки. На глазах Цукермана разыгрывается финальная драма этого долгого и сложно устроенного треугольника, в итоге которой мэтр оказывается выдохшимся и обессиленным, не владеющим ни жизнью, ни пером. И, наоборот, именно в эту ночь начинающий писатель обретает силу и собственный голос. Как и "Портрет художника в юности" Джойса, "Призрак писателя" – еще одна (искусная и тонкая) вариация на тему рождения и становления художника. Но гораздо более лаконичная и осязаемая, чем история Джойса.

Филип Рот относится к тем писателям, у которых я решила прочитать абсолютно все, написанное ими.

Ранний Рот очень отличается от Рота среднего периода, а тот Рот от Рота нынешнего. Замечательно, что мне нравится абсолютно любой Рот, и каждый его роман вызывает свой особый, но неизменный восторг.

Итак, добралась я наконец до этой полуавтобиографической серии про Цукермана, и в этой первой книге в серии из 8 романов, все еще в самом начале. Натан Цукерман - юный начинающий писатель, подрабатывающий студент-филолог, успевший уже опубликовать свой первый рассказ и познавший блеск и нищету славы. Родные, близкие, земляки не поняли и не приняли откровенной правдивости его первого литературного опыта, он расстроен, но вспоминает, что и наших с ним любимых писателей преследовала та же участь:

Hadn't Joyce, hadn't Flaubert, hadn't Thomas Wolfe, the romantic genius of my high-school reading list, all been condemned for disloyalty by those who saw themselves as slandered in their works?

Я бы еще напомнила Цукерману моего любимого Томаса Манна, но, кажется, его он любил меньше Джойса, Флобера и Вулфа.

А тут еще евреи. Его родители, многочисленные родственники и друзья семьи. Он так замечательно написал про них, с юмором, достойным самого Шолом Алейхема, а они обиделись и не поняли. Обидно.

Но надо успокоиться.

Calm down, Nathan. One at a time we are about to calm down.

И вот на Натана сваливается совершенно невероятная, по его мнению, удача. Его приглашает в гости в свой загородный дом его кумир, еврейский писатель с русской фамилией, эмигрировавший из Европы во время войны (или незадолго до, извиняюсь, эту подробность я не помню), и достигший невероятной известности. Цукерман боготворит Ленова, и мечтает повторить его судьбу. Он едет к нему со своим саквояжем, в котором достаточно чистых листов бумаги на написание первого долгожданного романа на случай, если вдруг в дороге его посетит Муза -

easily enough paper to write the whole of my first novel if it should happen to come to me while riding back and forth on the bus

И когда его кумир в откровенном разговоре раскрывает ему технологию своего творческого процесса, Цукерман не удивлен, он ожидал нечто подобное.

Meanwhile, he was saying to me, "I turn sentences around. That's my life. I write a sentence and then I turn it around. Then I look at it and turn it around again. Then I come back in and write another sentence. Then I have tea and turn the new sentence around. Then I read the two sentences over and turn them both around. Then I lie down on my sofa and think. Then I get up and throw them out and start from the beginning."

Собственно, здесь действие романа и начинается, все, что до этого момента, было некоторым вступлением и введением с описанием действующий лиц и ситуации. И поскольку пересказывать сюжеты я не люблю, то здесь и остановлюсь, с вашего позволения, интригу (а там и это есть) раскрывать не буду.

Скажу только, что они так беседовали о жизни и литературе, что хотелось только одного - оказаться там и принять участие в беседе.

А еще Цукерман открыл там для себя рассказ Генри Джеймса, о котором я уже писала сегодня, и понял, почему три фразы из этого рассказа висят над письменным столом писателя:

After what Lonoff had been telling me all evening, I could understand why he might want these three sentences hanging over his head while beneath them he sat turning his own sentences around. "We work in the dark - we do what we have. Our doubt is our passion and our passion is our task. The rest is the madness of art." Sentiments ascribed to a story I did not know by Henry James called "The Middle Years."

P.S.

1. Прототипом Ленова считается Бернард Маламуд, один из наиболее известных американских еврейских писателей 20 века, сын иммигрантов из России.

2. В романе активно фигурирует "Дневник Анны Франк".

3. Среди многочисленных премий, которые получил Филип Рот, есть Пулитцеровская и Букеровская.

4. Мой любимый литературный критик Харольд Блум, автор знаменитого "Западного канона Харольда Блума" (список и книга), назвал четырех великих из ныне живущих американских писателей. Это Филип Рот, Томас Пинчон, Дон Делилло и Кормак Маккарти.