Читать книгу: «Спаси сердце короля», страница 5

Глава 6

Пустота в душе бывает разной, и у всех по-разному ощущается. Что касается Гая… то его пустота стала молчаливой… холодной… но при этом тягостной и ноющей. Почти такой же… какой была в день смерти матери.

После этого события он был предоставлен самому себе… брошенный и никому не нужный. Нет… конечно… нужный. Нужный отцу как наследник… но никогда не нужный как сын… как родной ребёнок.

Так что после того, как его предали… он должен был просто встать и идти дальше по уже давно проложенному пути. Ведь именно этому он учился все последние годы – стиснув зубы… терпеть любую боль… которую снова и снова причиняет ему эта семья.

Небо Лондона окрасилось в присущие ему мрачные оттенки и хмуро наблюдало за происходящим внизу. Тучи сгущались… на землю полился холодный дождь.

Английский особняк Харкнессов расположился в Хайгейте… на севере Лондона… элитные машины стояли… выстроившись в ряд на парковке возле высоких ворот и забора… ограждающего огромную территорию частных владений Харкнессов в Англии…состоящую сплошь из зелени. Подъездная дорожка к особняку тянулась на несколько сотен метров и была оформлена великолепным дизайнерским ландшафтом и окружена многочисленными фонарями украшена скульптурами фонтанами и фигурным кустарником. Особняк, который Харкнессы любя и горделиво называли Королевством, повторял формы настоящего средневекового замка и был намного больше поместья Харкнессов в Клаид-Хилле.

До того, как Харкнессы решили покорять чужие земли, далёкие предки Вистана использовали своё награбленное богатство и полученную кровью и грязью власть для выкупа земли и постройки целого дворца на территории Хайгейта, находящегося к северу от центра Лондона и изначально являвшегося землями монастыря, принадлежавшего Аббатству Святого Петра в Вестминстере.

Теперь этот особняк, окружённый полями, лесами и парками, возведённый далеко от людных мест и чужих глаз, стоял на живописном холме с видом на британскую столицу и плотный лесистый массив Хемпстед Хит.

Вистан любил прилетать сюда на своём частном самолёте, любил пытать людей на территории дома предков – дома намного старше и древнее поместья Харкнессов в Штатах, в пригороде Сиэтла. Вистан считал особняк священным местом – местом, с которого всё началось и в котором всё будет продолжаться ещё долгие столетия, пока правят Харкнессы. Именно по этой причине его труп привезли именно сюда, чтобы похоронить на кладбище района Хайгейт, рядом с духами его предков-убийц, ничуть не менее жестоких, чем был он, если не более. – Гай сидел в одной из многочисленных спален, возле роскошной кровати, на которой лежало тело покойного отца, подготовленное для последнего прощания. Кровь с лица мужчины смыли, вынули всаженную сыном пулю, а руки сложили вместе чуть ниже груди. На одном из пальцев всё ещё блестел перстень. Вистана одели в его любимый серебристый костюм. Дианна сидела рядом на стуле, взяв отца за холодную руку, пока ладонь её мужа, Митчелла Белова, аккуратно поглаживала её плечо. Ей оставалось только воспылать ещё большей ненавистью ко всему роду О'Райли, ведь именно Каталина была виновницей этой трагедии. Вокруг столпились остальные члены семьи – братья и сёстры Вистана Харкнесса, их супруги и дети. Все опустили взоры.

Гай не шевелился, в полной мере осознавая, кем теперь будет являться в этом кровавом царстве. Осознавая, что вот-вот он станет полноценным Королём. Против воли. По воле возлюбленной, бросившей его всего несколько дней назад прямо во дворе поместья Харкнессов. Гай старался не думать о ней в эти минуты. Не думать, что с ней сейчас, что она делает, с кем находится…

В безопасности ли она?

Через слегка приоткрытую тяжёлую дверь слышались голоса из коридора: это суетились работники похоронного бюро.

Спустя долгие часы семья оказалась на кладбище. Дождь становился лишь сильнее, падая большими каплями на мраморные и бетонные поверхности крестов, кенотафов и надгробий. В небо взлетали чёрные вороны, каркали. В воздухе раскрывались чёрные зонты и произносились шёпотом тихие краткие речи. Как и положено, присутствовал священник, руководивший лондонской англиканской церковью, принадлежавшей Харкнессам, которая являлась центром собрания криминальных лиц для исповеди или облегчения души. Это был уже постаревший мужчина с седыми волосами и бородой, одетый в рясу из чёрной ткани и с крестом на шее.

– Великий Боже, – начал он, держа в руке небольшую Библию в кожаном переплёте, – мы обращаемся к Тебе в этот час, когда одна из Твоих душ покинула этот мир и готовится пройти к Тебе в вечное Царство. Мы знаем, что Ты – Бог милосердия и сострадания, и молимся, чтобы Ты пришёл к этому человеку со своей нежностью и любовью. Освободи его от всех уз, отведи его душу от злых сил и внеси её в светлое царствие Твоей славы. Пусть твоя милость и мир наполняют его душу, пусть он почувствует Твою руку, ведущую его сквозь тьму смерти к свету Твоего лица. Да будет Твоя воля, Господи, как на земле, так и на небе. Пусть душа этого человека найдёт покой у Тебя, и да утешит нас вера во встречу в будущем царстве, где нет боли, страданий и смерти. – Подняв правую руку, священник продолжил, рисуя в воздухе крест: – Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

«Аминь», – пронеслись по воздуху мужские, женские и даже детские голоса.

Одна из сестёр Вистана, Виктория Харкнесс, облачённая в чёрное прямое платье с вуалью, скрывавшей её зелёные глаза, подошла и бросила тёмно-красную розу на лаковую поверхность опускающегося гроба. Гай содрогнулся, увидев этот цветок. Он живо напомнил о прозвище, данном им обладательнице самых красивых карих глаз, которые он когда-либо видел.

Моя роза.

Символ его желания поставить конец всей этой вражде и принять всем сердцем дочь семьи О’Райли.

Когда гроб с телом покойного оказался глубоко в яме, сверху посыпалась земля. А спустя какое-то время церемония прощания была завершена.

Гай поднял взгляд и встретился с голубыми глазами своего кузена, Каспиана, глядевшего на него с противоположной стороны. Тот стоял, сложив руки перед собой, рядом со своими отцом и матерью. Гаю показалось, что на губах кузена дрогнула ухмылка. Каспиан не скрывал, что желал смерти Вистана. Или смерти Гая. Любой бы из них сгодился, ему было всё равно. Возникала какая-то странная иллюзия, словно это приблизило бы его к трону, чему не суждено было бы случиться в любом случае. Предположим, Вистан и Гай погибли вместе. Трон в таком случае перешёл бы к Итану Харкнессу – второму по старшинству брату Вистана, а не его сыну. Хотя Гай подозревал, что при подобных обстоятельствах рука Каспиана не дрогнула бы тут же прикончить отца, чтобы забрать власть себе.

– Мне очень жаль, – раздался почти писклявый женский голос за спиной Гая.

Он обернулся и увидел Мию – свою младшую кузину, родную сестру Каспиана. Она с сожалением взглянула на лицо парня, брови её изогнулись в грустном выражении. Мия была низкого роста, и ей пришлось задрать голову, чтобы взглянуть на высокого кузена. На девушке сидело скромное чёрное платье до колен с кружевным украшением на шее.

– Если хочешь выговориться, – продолжила она, похлопав большими невинными глазами, – мы с ребятами всегда ждём тебя в комнате для игр.

Пожалуй, Мия была второй кузиной, которую искренне любил Гай. Она не походила на всех остальных. Мия была весёлой, улыбчивой и доброй. Порой Гаю казалось, что она стали заложницей в своей семье подобно ему. Может, поэтому он ощущал какую-то связь с ней. Гай положил ладонь на её плечо в знак благодарности. Наивная Мия Харкнесс не знала, что смерть Вистана стала для него подарком, а не поводом для печали.

– Спасибо, Мия, – кивнул он. – Может, я и приду.

– Здорово, – заулыбалась она так лучезарно, что ей пришлось заставить себя опомниться. Ведь всё же она находилась на похоронах. – И прими мои соболезнования ещё раз.

Гай кивнул снова, и она исчезла, побежав к родителям на своих невысоких каблучках. Каспиан исчез за ней, окинув Гая глумливым взглядом в последний раз.

Прошло больше часа, когда кладбище опустело, а Гай обошёл свежую могилу отца и взглянул на соседнее надгробие. Он не собирался посещать могилу отца когда-либо, но о матери никогда не забывал и не забудет. Заметив движение со стороны, Гай поднял руку, чтобы его телохранители не смели говорить.

– Подождите возле машины, – сухо бросил он. – Оставьте меня одного.

Его личная охрана повиновалась и покинула его.

Цветы, которые Гай принёс в последний раз, уже завяли и обратились в подобие праха, часть которого унёс ветер. Парень опустился на одно колено и положил ладонь на мраморную поверхность чёрного надгробия. Посещая могилу матери. Гай просто любил давать ей знать… что он всё ещё помнит её и что всё ещё скучает по ней. Парень опустил голову так… что его волосы выбились из идеальной причёски и закрыли глаза. Потом по каштановым прядям потекли капли дождя.

– Я допустил страшную оплошность… мама… – тихо произнёс он. Шум дождя приглушал его слова. – Я полюбил.

Эти слова вырвались наружу без его согласия. Словно душа хотела выговориться. Хоть он и считал… что выглядит сейчас как идиот со стороны. Как сумасшедший.

– И теперь я буду править этим адом… – горько произнёс Гай. – Я знаю, ты никогда этого не хотела… но знала… что рано или поздно это произойдёт. Как знал и я… Теперь мне придётся убивать больше… пытать больше… мучать и уничтожать людей больше… чем когда-либо. С одной стороны… я рад, что ты этого не увидишь. Ты обрела свой покой. Может быть… однажды и я обрету свой. – Он поцеловал кончики указательного и среднего пальцев и… приложив их к надгробию, тихо добавил в прохладный воздух: – Спи спокойно и дождись меня.

И ответом ему была тишина.

Гай вернулся домой ближе к вечеру… попрощавшись с матерью.

– Мистер Харкнесс… – донёсся до него отдалённый голос. В голове всё смешалось.

Он поднял взгляд. Перед ним стоял один из подручных отца. Тот… что всегда сопровождал его в поездках. В глазах мужчины читалось нечто вроде: «Теперь мы ваши слуги, какими будут ваши первые указания?».

А Гай всё больше и больше осознавал, какая власть сейчас перейдёт в его руки. Несколько крупных штатов, несколько городов в Англии, тысячи и тысячи людей, страх в сердцах и полное повиновение… Теперь всё это его и только его.

– Будут ли у вас какие-то распоряжения? – продолжил слуга.

– Да, – холодно донёс до него Гай. – Оставь меня в покое.

Мужчина смутился и даже начал заикаться.

– Но, сэр… а как же Коронация?

– Я вернусь через час.

Мужчина кивнул, а Гай двинулся к своему второму мотоциклу и сел на него. Руки дрожали, пальцы сжимали и разжимали руль. В голове – калейдоскоп из обрывков воспоминаний и её слов, как осколки разбитого стекла. Заведя двигатель, он почувствовал знакомый рык мотора – грубый, мощный. Мотоцикл рванул вперёд, сбрасывая напряжение в стремительном ускорении. Гай покинул частные владения Харкнессов, выехал на дорогу. Городской поток расплывался в нечёткое пятно, оставляя позади всё, что связывало Гая с тем ужасным днём. Ветер хлестал в лицо, стараясь прорваться сквозь тугую оболочку напряжения, но внутри всё равно кипело. Гай гнал, не обращая внимания на правила, на сигналы, на других водителей. Каждый поворот, каждый обгон – попытка избавиться от боли, от ярости, от унижения. Руки, стиснувшие руль, были белыми от напряжения. Он чувствовал, как вибрирует мотоцикл под ним, как отдаётся в костях каждое его рычание, как адреналин толкает его гнать ещё быстрее.

Но скорость не приносила облегчения Это был всего лишь отвлекающий маневр, временное забытье. Между рывками адреналина проскакивали волны отчаяния. Он должен был доехать, добраться до бара, до тупой онемелости от алкоголя, которая, как он надеялся, хоть немного приглушит резь в душе. Гай презирал алкоголь и старался не притрагиваться к нему, но некоторые моменты – особенно тяжёлые – доводили его и до этого. И тогда он считал себя жалким слабаком. Каждая кочка, каждый неровный участок дороги отдавались острой болью, отражая внутреннее состояние. Его тело было напряжено до предела, каждая мышца сжалась в ожидании следующего удара.

И вскоре Гай добрался до бара, в котором часто сидел с друзьями по приезде в Лондон. Сейчас заведение было полупустым. Оказавшись внутри, Гай заказал виски, залпом выпил его, второй стакан, третий… Алкоголь не приносил облегчения, только усиливал нарастающее напряжение. Гай чувствовал, как его трясёт, как тело наполняет холодный ужас. Горло сжалось, дышать стало трудно. Перед глазами всё вспыхивали и вспыхивали жестокие карие глаза девушки, ставшей для него центром всей Вселенной. Она и сейчас продолжала им быть, оттого и боль сильнее. Он детально вспоминал её последние слова, они эхом разносились по всей его черепной коробке.

Прошло целых пять дней с того момента, как она его бросила, но всё внутри до сих пор ныло.

Паническая атака обрушилась на Гая внезапно, как лавина. Он почувствовал это тошнотворное ощущение. Эту накатывающую дрожь, делающую его таким слабым, что самому становилось противно. Сердце в груди застучало так громко, что казалось, его точно слышат и за пределами бара. Удары бились в ушах, и Гай злобно закрыл их ладонями словно это помогло бы убрать шум.

– Пожалуйста, хватит, – зашипел он, обращаясь к своей панической атаке, как к живому существу. – Пожалуйста, прекрати…

Руки протянулись к первому попавшемуся предмету – к высокой вазе с цветами. Он разбил её о барную стойку. Осколки разлетелись по всему помещению, пугая бармена, отшатнувшегося в сторону, но Гай не остановился. Следующей жертвой стал стакан, потом бутылка виски. Он срывал со столов салфетки, швырял их в стену, кричал, но звуков не было слышно, только удушающий свист в ушах. Его трясло в конвульсиях, лицо исказила гримаса отчаяния и ярости. Он ломал стулья, раскидывал бутылки, превращая бар в разрушенный помойный ящик. Охрана застыла, наблюдая за этим буйством, как и бармен и официанты. Кто-то пытался подойти, но остановился, боясь спятившего парня. Все узнали в нём Кровавого принца. И не осмелились его остановить.

В воздухе висел запах разбитого виски. Гай сжал зубы и едва не завопил от ненависти к самому себе. А затем упал на колени, дрожа от иллюзорного холода. Трясущимися руками он попытался нащупать в кармане пачку сигарет, но, когда не обнаружил её, начал бить кулаками пол, словно хотел проделать дыру, рыча и надрывая горло. Плевать ему было на то, что подумают люди. Костяшки пальцев сперва густо покраснели, а затем и вовсе стёрлись в кровь. Гай не останавливался. Он просто хотел избавиться от боли совсем другого вида, причиняя себе физическую.

За спиной раздались шаги, но Гай продолжал наносить удары, разбивая себе кулак, пока чьи-то руки не схватили его сзади за плечи, чтобы остановить.

– Хэй, чувак! – донёсся голос Нейта. – Какого чёрта ты делаешь?!

Он упал на колени, безумно напуганный таким поведением всегда спокойного и рассудительного Гая, и попытался успокоить его, тряхнув за плечи.

«Как хорошо, что этот тупой баклан Джером заказал у меня дурь именно в этот день и именно в этот час», – подумал Нейт, вспоминая заядлого нарика, с которым успел связаться буквально пять минут назад. В Лондон он прилетел за Гаем. Они с Зайдом бросили жребий.

– Хэй, дружище, взгляни на меня. – Нейт буквально почувствовал под своими пальцами дрожь, исходящую от тела Гая. Это происходило наяву, ощущалось физически. Ужасная паническая атака. – Вот чёрт…

Сердце кольнуло от досады. Видеть человека, которого ты всегда считал сильным и равнялся на него… это причиняет много боли. Нейт относился к Гаю как к старшему брату, не имея родного. Он никогда не знал, что такое семья, любящие папа и мама, брат или сестра. Парни заменили ему это. Стёрли эту трепетную нужду в семье, став ему старшими братьями, всегда готовыми позаботиться о нём. Столько раз они вытаскивали его из передряг и проблем, столько раз спасали ему жизнь… Видеть страдания любого из них означало душевные муки.

– Чувак, я сейчас разрыдаюсь, пожалуйста, хватит, – взмолился он, с печалью глядя в зелёные глаза перед собой, полные страха.

Лицо Гая было искажено так, словно его тело рвали на куски. Грудь вздымалась и опускалась слишком быстро, лёгкие ускорили свою работу. От этого ему казалось, что воздуха, наоборот, катастрофически не хватает.

И в этот момент Гай вдруг уронил голову на плечо Нейта, громко задышав и прикрыв глаза. Он начал считать про себя. «Один, два, три…» И постепенно плечи расслаблялись. Нейт изумлённо замер на месте, не ожидав такого поведения от человека, который ненавидел прикасаться к другим людям. Каталина действительно стала одной из немногих, кого Гай подпустил к себе ближе всего. Он любил держать её за руку, пользовался каждым случаем коснуться её, быть рядом, иметь возможность обнять, поцеловать и защитить. Нейт аккуратно опустил руку на спину Гая и успокаивающе похлопал, хмурясь от боли за близкого друга. Он поднял голову и зашипел на уставившихся посетителей и работников бара:

– Чего вылупились? Занимайтесь своими делами!

И они послушались, засуетившись на своих местах.

– Всё хорошо, – обратился Нейт к Гаю. – Всё в порядке, братец. Показывать эмоции – не плохо. Ты – человек, ясно? Человек, чёрт возьми. Человек с живым сердцем.

Наверняка позже Гай сделает вид, что ничего подобного не было. Всё это было неправильным: так посудил бы Вистан. Мужчина, сидящий на полу, опираясь головой на плечо друга, и пытающийся унять дрожь в теле, возникшую из-за воспоминаний о какой-то девчонке?.. Какой ужас! Это не похоже на Харкнессов. Уму непостижимо, как такое вообще возможно.

Гай вздрогнул и отпрянул, мысленно ругая себя за такое унизительное зрелище.

– Чувак, – захрипел Нейт, всё поняв, – не смей сейчас вспоминать его. Этого сукиного сына.

Он осмелился положить обе руки на плечи друга, чтобы тот не вздумал просто встать и уйти как ни в чём не бывало.

– Пошли его на хрен, – потребовал Нейт. – Он сдох. Скоро начнёт гнить под землёй. А ты здесь, жив и здоров. Ну и что, что у тебя такое бывает! Ты – человек, дружище, не забывай об этом.

– Нейт, – пьяно пробормотал Гай, – я должен идти. Они ждут меня.

Он растерянно заморгал, словно только сейчас очнулся. Дрожь медленно утихала, а сердце приходило в норму. Гай встал, Нейт встал за ним.

– Ты точно в порядке? – нахмурился Нейт. – Может тебе сделать успокаивающий массаж или что-то типа… – Он вдруг поморщился и поднял руки, громче добавляя: – Фу, блин, ладно, это прозвучало как-то по-гейски. Согласен, перебор. Но хорошо, что я не успел договорить то, что пришло мне на ум следом за этим. Ни хрена себе, вот это я конченый человек. Как такое вообще могло мне в голову прийти?!

Попытка рассмешить Гая не удалась. Впрочем, он не шибко-то и верил в удачу. Только Каталина могла заставить его улыбаться.

Нейт поджал губы… осознавая… что воспоминания о ней расстраивают и его. И такое никогда не происходило раньше. Когда Каталина только появилась в жизни Гая… это сперва тоже расстроило Нейта… так как он прекрасно осознавал… какие могут быть последствия. А когда Каталина исчезла из жизни Гая… это снова расстроило Нейта. По понятным причинам.

– Ты не можешь отложить Коронацию? – спросил он… понимая… что сейчас состояние будущего Короля не слишком благополучное для этого дурацкого ритуала. – Мы пока можем сгонять в Nightjar⁹ или… ну… не знаю. Сходить на рыбалку? Пострелять в уток? Собрать паззл? Попрыгать на батуте? Что ты предпочтёшь?

– Нейт, возвращайся домой. Тебе не надо было переться за мной в Лондон.

– Хрена с два! Я не уйду, пока не убежусь в том, что ты не слетаешь с катушек. А учитывая то, что я только что лицезрел, тебе осталось совсем немного до того, как ты начнёшь плеваться в прохожих или кидаться какашками. Надеюсь, до последнего никогда не дойдёт, конечно, но.

– Возвращайся домой, – в приказном тоне повелел Гай снова, совершенно не обращая внимания на попытки друга развеять эту мрачную атмосферу. В его манере.

Нейт тяжело вздохнул.

– Ты уверен, чувак? Лэнса тут нет, и я чувствую ответственность за тебя. Честно говоря, мне стрёмно, что ты можешь снова приложиться к, ну, стволу.

– Это было давно.

– И чё? Как будто это что-то меняет.

– Я был глупцом.

– Ты и сейчас такой. Ну, я в том смысле, что. Блин, чувак, ты только что в истерике бил пол кулаками, едва не сломал на хрен себе руки! Как я могу оставить тебя в таком состоянии и думать, что ты точно не натворишь глупостей?

Гай вздохнул. Ему всё уже начало надоедать.

– Тебе придётся поверить мне на слово, – наконец выдавил он из себя.

Нейт фыркнул:

– Тоже мне! Ага, щас! Разбежался!

– Пожалуйста… Оставь меня одного.

Просьба Гая не возымела должного эффекта, и его блондинистый дружок только шагнул вперёд и похлопал его по плечу.

– Я, если что, буду ждать возле вашего вонючего Королевства, прям недалеко от калитки. Никуда не уеду. После Коронации поедем развеяться, пока я тут. Ничего не хочу слушать, понятно?

Гай не стал спорить. Это было бы бесполезно.

И тогда Пент, заметно повеселев, повёл пошатывавшегося от виски Гая к выходу и довёз его на арендованном старом «Хонда-Цивике» до Королевства. При этом пообещал, что позаботится о том, чтобы мотоцикл другу тоже вернули.

Гай вернулся в дом пьяный, но с уже подуспокоившимся сердцем. Ворвался в свою комнату, к счастью, не встретив на пути членов семьи. Оставшийся наедине с самим собой, он снял с себя чёрный пиджак, рубашку и штаны и отправился в ванную, примыкающую к спальне. Он принял душ, освежившись как физически, так и морально, и, выйдя обратно в комнату в одном полотенце на бёдрах, просто лёг на кровать и проспал целый час.

Ему снилась Каталина. Будто того, что она сотворила с ним в реальности, было ей недостаточно. И она решила измываться над ним во снах.

– Ты меня любишь? – шептала Каталина, пока её волосы – такие, какими они были в самом начале, длинные, каштановые и волнистые, – развевались на ветру. – Всё ещё любишь?

Гай сидел на коленях перед ней, опустив взор, и держал в руке нечто, похожее на кинжал. Такие орудия использовались в далёком средневековье, но Гай явно имел понятие о его предназначении и крепко сжимал клинок в своей руке.

– Да, – вырвалось у него хриплым тоном. – Люблю, моя роза.

– Тогда убей себя. Ради меня.

Эти жестокие слова совсем не смутили Гая. Он крепче прижал кончик кинжала к своей груди – болезненно сжимающейся груди, в которой гулко и беспокойно стучалось его разбитое сердце. А потом кончик проник в саму грудную клетку, разрывая кожу, затем мышцы, и ломая кости. Боль была ужасающей, кровь тёплой струйкой полилась вниз. Но Гай не издал ни звука, глядя в карие глаза над собой, пока Каталина ухмылялась, наблюдая и наслаждаясь.

И сон оборвался.

Липкий пот покрыл тело, и парень с дрожью раскрыл глаза, привставая с постели. Униженный собственным сном, страхом, контролирующим сердце. Он почти не верил в то, что одна-единственная девушка может так притуплять его разум, делать его таким уязвимым, но одновременно с этим наполнять силой, которая ранее могла понадобиться для того, чтобы её уберечь. А теперь оберегать некого. Значит, всё было напрасно.

Гай встал с постели и взглянул на часы. Наверняка все уже собрались и ожидали его. А его будут смиренно ожидать, ведь никто не пойдёт против будущего Короля, и никто не осмелится выказывать недовольство его задержкой. У него тяжело вздымалась грудь, пока он смотрелся в зеркало, не узнавая в собственном отражении того, кто мог с лёгкостью замарать руки. Он держал в своей Пыточной под домом тех, кто посмел коснуться его возлюбленной, он убил их за то, что они сделали. А до всего этого долгие годы собственный отец бросал ему под ноги тех, кого считал лишними, и заставлял Гая стрелять в их тела, избивать, ломать конечности до хруста, издеваться… Он всё это послушно делал, не моргнув и глазом, потому что привык так жить, хоть и знал глубоко внутри, что это неправильно. А сейчас он казался слабым. Таким, каким ни в коем случае не должен быть. Он вспомнил, что не смог сдержать слёз, пока в него летели слова Каталины, и содрогнулся от того, что допустил, такую оплошность. Ему следовало вырвать себе глаза, чем дать людям возможность увидеть его слёзы.

Гай стремительно оделся: традиционно чёрные брюки, чёрная рубашка, чёрный пиджак и золотая карта в нагрудном кармане. Он зачесал каштановые волосы назад, надел кольца, коснулся пальцем крестика на своей шее и скрыл его под рубашкой. Он выглядел неотразимо. Впрочем, как и подобает Харкнессам. Сейчас ничего не напоминало о том, в каком состоянии он был всего пару часов назад в баре.

А затем Гай вышел из своей комнаты, оставляя чувства там же, где лежал сам, корчась от страшного сна.

– Хэй, Гай! – вдруг окликнули его за спиной, заставив остановиться.

Он обернулся и встретил своего кузена, Каспиана Харкнесса, направлявшегося к нему через весь коридор. Парень был одет в клетчатый костюм бежевого цвета в его любимом английском стиле. Тёмно-каштановые волосы были зачёсаны набок и уложены гелем. У Каспиана с возрастом сложились грубые черты лица: высокие резкие скулы, тонкие губы, глубоко посаженные глаза светло-голубого оттенка, хищные, негустые брови. Клыки у него от природы были слегка заострёнными, поэтому его злобная улыбка выглядела как звериный оскал.

Гай раздражённо выдохнул. Ему совершенно не хотелось сейчас с ним разговаривать.

– У меня нет желания беседовать с тобой, – прямо произнёс он и уже отвернулся, чтобы последовать дальше, как вдруг рука Каса легла на его плечо.

В груди завибрировала неприязнь. Гай никогда не любил чужих прикосновений и часто избегал физического контакта с людьми. Друзья об этом знали, так что старались лишний раз не нарушать личных границ Гая. Прикосновения чётко ассоциировались с болью. Вынуждали снова вспоминать об издевательствах со стороны отца. Поэтому Гай автоматически смахнул с плеча ладонь кузена, а тот от этого даже будто бы ещё больше повеселел.

– Сегодня ты станешь крупной шишкой, – усмехнулся Каспиан. – От всей души поздравляю тебя.

Гай поморщился. Какая гнилая ложь. Он сделал шаг вперёд. Его зелёные глаза вполне могли бы прожечь в теле Каса дыры… Столько в них искрилось ненависти.

– Держись от меня подальше, – холодно процедил Гай. – Я не стану больше терпеть твоих выходок. Если меня не устроит твоё поведение, я пристрелю тебя на месте. Будь уверен в этом.

Каспиан открыл рот для ответа, но вовремя осёкся. Как никак Гай сейчас направлялся на Коронацию. Было бы неразумно дерзить ему в своём излюбленном стиле. Это не то же самое, что было в детстве. Кузен любил доставать его, потому что не получал ответа. А сейчас совсем другая ситуация.

Гай взглянул на приоткрытую дверь сбоку, из которой высунулась голова кузины Пенелопы. У неё были русые кудри, собранные в высокую причёску. Светлые карие глаза пьяно блестели. В комнате она развлекалась с остальными своими братьями и сёстрами, попивая алкоголь.

– Кас, твоя очередь! – Она икнула, щёки разрумянились. – Хватит докучать нашему Королю!

Каспиан обошёл Гая и двинулся к кузине Пенелопе.

– И всё же удачи, – ядовито усмехнулся он напоследок, прежде чем исчезнуть за дверью комнаты, в которой устроили вечеринку дети старших Харкнессов.

Гай не стал заострять внимания на произошедшем. Он миновал коридоры, залы, спальни. Потом лестницу, спустившись по застланным багровым ковром ступенькам. Оказался в личном подземелье Харкнессов – в огромном пространстве под домом. Слева – пыточные, справа – массивные двери, заграждающие вход в огромный зал, подобный королевскому. Туда он и двинулся. Двери были распахнуты, и множество взглядов полетели в сторону наследника, когда он вошел.

Голоса притихли, мужчины с серебряными картами выпрямились перед ним. В зале присутствовала и прислуга – молоденькие девушки, которые стояли вдоль стен на случай, если кому-то вдруг что-нибудь понадобится. Посреди всего этого находился огромный круглый стол, застланный кроваво-красной скатертью, доходящей до самого пола. Над ним висела массивная люстра с лампочками, повторяющими очертания восковых свеч. Она освещала весь зал целиком, обхватывая каждый угол. У дальних стен устроились на креслах Харкнессы всем своим составом: Итан, Оскар, Генри, Виктория, Грант, Кара, Эдмунд, Морин и Вайнона. В нагрудных карманах у них блестело по золотой карте. Они сегодня будут свидетелями Коронации.

Обладатели серебряных карт же сидели за столом, словно рыцари Круглого стола, ожидая своего короля Лртура. Они и в самом деле походили на персонажей британского эпоса, может, даже считали себя неким отголоском прошлого.

Гай двинулся к своему месту – к стулу, находящемуся во главе стола, – и сел. Тишина по-прежнему хозяйничала в зале. Перед ним уже лежала плотная – белая бумага с текстом, который он множество раз видел и читал. Вистан говорил, что однажды придёт время, когда именно кровь Гая оставит следы на точно такой же бумаге. Этот день настал.

– Ты готов, сынок? – поинтересовался один из Серебряных – уже поседевший мужчина по имени Роджер Дормер.

Гай перевёл взгляд на бумагу снова, затем взглянул на лежащие рядом пистолет и нож. Вид ножа вызвал неприятный спазм, когда перед глазами снова пролетел приснившийся кошмар. Нож напомнил, о желании Каталины всадить кинжал ему в грудь, как он и поступил в своём сне.

Серебряные – Роджер Дормер, Арнольд Кавендиш, Гарет Леннард, Юстас Элмерз и Байрон Ноллис – внимательно смотрели на Гая, будто бы ожидая, что этот мальчишка вот-вот сломается. Что смерть отца, учинённая его же руками, растоптала его. Но никто из этих считающих себя важными мужчин не знал Гая на самом деле. Они не знали, какое хладнокровие течёт по его венам и таится за маской неотразимого молодого человека.

Серебряные служили у Вистана так долго, что видели, как Гай рос. Видели его ещё младенцем. Наверное, оттого и не могли воспринимать этого юношу как достойную замену Вистану. Все они незаметно морщили носы, уже предвкушая, как будут манипулировать им, как будут управлять его разумом, подавляя волю. Даже прозвучавшее неуважительное обращение «сынок» тому доказательство.

Глупая ошибка.

– Для тебя я мистер Харкнесс, но никак не сынок, – устремив взгляд, полный угрозы на мужчину, заговорил Гай. Оглядев каждого присутствующего за столом, он громко продолжил: – Первое, что вам следует знать: я хочу, чтобы каждый уяснил, где его место.

Мужчины начали смотреть на него уже с замешательством, совершенно обескураженные. Едва подавили желание переглянуться. Но вот Харкнессы, окружавшие их на своих креслах, от этого не сдержались. Пронёсся тихий шёпот.