Читать книгу: «Дырки в дуршлаге», страница 5

– Собака, собака, спустись и помоги нам, пожалуйста. Нам очень нужно наверх, очень нужно!

– А кто будет смотреть в окно? Я занята, между прочим. Сижу, смотрю в окно. Понимаешь?

– Я командир, ты должна меня слушаться! – не выдержал Илья безмерной наглости собаки.

– А я мирный житель, а не солдат. И ничего я тебе не должна!

– Ну милая собака, ты такая добрая, такая умная, пожалуйста, помоги нам. Ты ведь хочешь, чтоб наступил мир? Хочешь?

– Ну хорошо. Что делать-то?

– Нужно доставить нас со снайпером на стол. Нас там разведчик ждет.

Собака спрыгнула с подоконника, Илья со снайпером залезли на спину собаки и помчались. Снайпер снова закричал, сидя верхом на собаке:

– Орхидея!!!

На столе они оказались очень быстро. То, что они там увидели, рассмешило их до коликов в животе. Разведчик нашел врага. Это кошка опрокидывает лапкой баночку с пульками, скидывает пульку на пол, катает ее по полу, пока та не затеряется, а затем возвращается за следующей.

4. Пробуждение.

Смеясь и бубня под нос "это кошка, мама, кошка – это враг", Илья очнулся у себя в кровати. Он посмотрел на себя внимательно: на нем фланелевая пижама. Да, определенно он снова мальчик.

– Ура! Мамочка, ура! Я вернулся!

– Доброе утро, солнышко. Ты хотел сказать, что ты проснулся, а не вернулся?

Илья почесал затылок, кивнул и сел завтракать уже приготовленной для него кашей. Он все думал, приснилось все или не приснилось. Наверное, все же приснилось. Не может же быть все это превращение правдой. Он доел кашу и вернулся к себе в комнату. На столе сидела собака, а рядом командир, снайпер и разведчик. "Вот так совпадение," – подумал Илья. Но все равно, покосившись на кошку, мирно спавшую в углу, убрал банку с пульками подальше, мало ли чего.

В поисках строчки

«Мой друг художник и поэт, – доносилась из-за стены небольшой квартиры-студии всем известная песня.

– Да уж, эти стены непонятно для чего ставили, такая слышимость, словно у меня в комнате музыка, а не у соседей, – ворчал сам себе под нос Геннадий, сидя за письменным столом. На столе у него стоял монитор, на мониторе открыт пустой лист Майкрософт Ворд.

Геннадий сидел так уже довольно давно. Он то стирал, то снова что-то печатал, громко вздыхая. И еще ему всегда слышалась в этой песне о художнике и поэте какая-то поддевка в его адрес. Сложно сказать, почему ему так казалось, может, потому что Геннадий считал себя не поэтом, а самозванцем, а может потому, что у него совсем не было друзей. У него никого не было.

– Мой друг художник, – сказал Геннадий и усмехнулся, – И поэт, – продолжил он, налил себе стопку водки и выпил. Затем поставил стопку рядом с клавиатурой и постучал пальцами по рюмке, словно перебирая клавиши пианино.

– Ну вот и все, – сообщил он рюмке, – раньше я хоть что-то писал, а сейчас вообще ничего. Ничего. Ни друзей, ни стихов… Он вздрогнул и начал быстро стучать по клавиатуре:

«Ни друзей, ни стихов. Без лица.

Отражения в зеркале нет».

– Отражения в зеркале нет, – пробубнил Геннадий, и, снова стирая буквенные символы, незаметно для себя схватил лежащую на столе шариковую ручку. Он постучал кончиком шариковой ручки по столешнице и с силой швырнул прямо в монитор, целясь в белое полотно вордовского файла. Несколько секунд он сидел в ступоре и недоумении, потому что ручка словно была проглочена монитором. Это было странно. Геннадий встал и обошел вокруг стола пару-тройку раз, чтоб наверняка убедится, что ручки реально нигде нет. Затем он сходил в ванную, умылся и налил себе чашку черного кофе без сахара. Он недавно бросил курить и нашел себе заменитель: горькая черная жижа немного снимала дрожь и напряжение в теле. Вернее, Геннадий себе внушил это.

С чашкой кофе он сел обратно за компьютер, настороженно всматриваясь в белый экран, который так вот вдруг стал играть роль черной дыры. Геннадий настойчиво смотрел в этот белый экран какое-то время, не отрывая глаз, словно охотник, ожидающий редкую дичь. Но нет, черная дыра себя ничем не выдала, экран был таким же, как обычно.

– Так, – протянул Геннадий это короткое слово, вкладывая в него всю свою энергию решений. Уже пустую кофейную чашку он с силой кинул в монитор. Чашка исчезла. Геннадию даже показалось, что она булькнула, словно упала в молоко.

– Вот тебе и «художник и поэт», – произнес вслух Геннадий, обращаясь к стене. Он уже давно разговаривал со стенами за неимением собеседника и даже подумывал одно время взять себе кота, но потом передумал. Какой уж там кот, если он и себя-то покормить забывает, иногда по два дня ничего не ест. Вот такая вот она, творческая натура. Если, простите, «прёт», то выбраться практически невозможно: ты пишешь, и пишешь, и забываешь про все на свете.

У Геннадия была жена, которая звала его ласково Ящер. Но ей трудно было понять, почему этот человек сутками сидит за белым листом и молчит. И она ушла.

У Геннадия когда-то были друзья. Они тоже приходили и уходили, так и не дождавшись даже предложения выпить чаю или кофе. И они перестали приходить.

Еще у Геннадия были мама и папа, но они погибли в автокатастрофе три года назад по пути на Алтай. Уехали, как теперь говорит Геннадий, в бессрочный отпуск.

И вот теперь Геннадий сидел в своей квартире-студии и пытался поймать летающий в воздухе шедевр вот уже не первую неделю. Прошлый раз он победил в конкурсе, заняв первое место, получил за него неплохое вознаграждение и думал, что ему станет легче, что теперь он признанный поэт почти с записью в трудовой книжке. Жаль, что у поэтов нет трудовых книжек, чтоб по ним отслеживать стаж работы, например. Вот рассказываешь новому знакомому, что ты поэт, а новый знакомый смеется, говорит, да у нас каждый второй стишки «в контактике» выкладывает, а ты ему раз – и трудовую книжку: стаж работы 20 лет. И новый знакомый смотрит, значит, на тебя с уважением и интересом и вдруг просит почитать твои стихи. Вот Геннадий думал, что победа в престижном конкурсе принесет ему эту уверенность, но такого не случилось, стало хуже. Теперь от него ждали еще шедевров, и не просто ждали, а требовали. А ему больше нечего было сказать.