Читать книгу: «Миг Мысли. Роман-эпилог», страница 2

2

Родителям моим – Царство Небесное и вечная память!

И многим уж родным… друзьям…

…Среди современников – нет ни единого… не вижу, не слышу, не ощущаю, не предполагаю… на всей целой планете… никого, чей бы голос, чей бы облик меня тронул, хотя бы чуть заинтересовал… – Кому бы я, окликнутый им и оттого воспрянувший, обратил мой дрогнувший от подступивших слёз голос:

–– Камо идеши?!

Нынешние самые славные («раскрученные»), в любой сфере, – или достойно молчат, или недостойно ополитизированно и как бы богоискательски бормочут. – И сквозит и в их том молчании и в том их бормотании… простое – да самое простецкое «умение жить».

Прежние, если ещё живые, славные – молчат тоже… Говорят – разве что, наверно, между собой… Слышится в их молчании, усталом и унылом, лишь эхо их бывших, занесённым Временем, как песком, поступков и деяний… слышнее всего – лишь эхо сказанного ими ранее: «Надо!» – Надо, де, любить Родину, надо «строить», надо иметь совесть и прочие те плакатные «надо».

Хотя – даже и в самую громкую их пору – сами по себе эти «надо», пусть и благие, звучали – ну, мягко говоря, скучно, а чаще – жёстко и жестоко, и если всерьёз, по мне, – слабо и самообманно…

Любовь, например, или совесть, да, благо, но…

Они – либо в ком-то есть уже сами собою… уже! уже!.. либо их нет и не будет вовсе никогда.

Вот идёт по улице красавица, изумительная, редкая… и по всей внешности – вроде бы приличная… идёт как целое даже событие – но даже и о ней не приходит в голову, наверно – никому, ни сразу, ни потом воскликнуть, заречься:

–– Любить её – надо!

(Разве что – известные мыслишки…)

Она – красота, ты – созерцатель, только и всего.

А где – любовь?..

Её, любви, – ещё нет, нет ещё, ещё пока…

И может быть – не будет, странно не странно, никогда!

…«В мире души и духа нет «надо».

Есть только «уже» или «ещё».

Всё разное другое есть лишь всяческие обязанности.

Или их неисполнение».

Жалоба в суд.

Подал её я.

С просьбой привлечь. К ответственности. По известной статье.

«Доведение до самоубийства».

Так и называется.

Жалоба на учителей, на моих на школьных… за то, что они учили меня тому, чтобы я всю мою будущую жизнь строил некий «коммунизм»… а теперь оказалось, что его… никакого такого «коммунизма» вовсе и не будет… и даже не могло быть…

Жалобу в суд я подал.

…Точнее – чуть было не подал.

Но тогда – я ведь по образованию юрист – надо привлечь к ответственности и преподавателей вуза…

Тогда – и тех, кто составлял учебники…

За доведение до самоубийства – следовало бы привлечь, прежде всего, и тех, кто давал указания: авторам – писать те учебники, учителям и преподавателям – учить и преподавать…

Правда, я сам себя не убил.

Но ведь было же у меня целое так называемое мировоззрение, да ещё и «вечно живое»!.. и вдруг его нет…

(Кстати – и не важно, какое собственно кануло мировоззрение.)

Разве это не достаточный для последнего шага повод?!..

Правда, вокруг ни единый «свято верующий»… точнее – «свято» веровавший… не покончил с собой…

Но это значит только то, что лишь у меня та вера была действительно свята.

Хотя она была и давно.

Лет двадцать тому назад.

Просто тогда, когда для всех её не стало, мне сделалось стыдно.

За всех.

Что они продолжают жить.

Как хоть бы хны…

И мне сделалось… весело!..

Я, например, вспомнил, что когда, полтора века тому назад, наш Классик не знал, как сам признавался, хоть какого-то смысла жизни, то, идя на охоту, не брал с собою… ружья… покуда у него не появилось то усердное и похвальное занятие…

…Жалобу в суд.

Я писал.

Точнее – едва не сел писать!

…Но и это был – сон.

И – грешный…

Всё, между прочим, слышалось, как я бормочу всем и обо всех…

Всё слышалось, как мне дерзят все…

–– Как они все не видят?..

–– Мне бы твои заботы!

«Есть вечная Жизнь.

(Пусть даже это, для Земли, и столь громко.)

И есть бесконечное множество отдельных жизней.

(Пусть даже уже и подсчитано сколько.)

И к чему-то это меня призывает…

Но будто ни к чему это меня не призывает…

Единое состояние.

Я проживаю мою жизнь как именно мою.

Я переношу мою жизнь, словно бы в руках, среди и между другими вокруг жизнями.

(Жадными до моей жизни.)

Это буквально и реально.

И как переношу.

Я проживаю мою жизнь будто вообще единственную.

Как будто до меня никто не жил.

Никогда и нигде.

И как будто после меня никто не будет жить.

Таково моё состояние.

Буквально и реально.

«Погубить жизнь»…

Это ещё что! Это просто-напросто жить так, как все или как некоторые вокруг.

«Погибнуть»…

Вот! Это значит, понимая всё это, от него отказаться».

3

После нынешнего Нового года – после всех праздников, после именно Крещения… я резко и просто… изменился…

Главное – просто.

Я и всегда-то, с самого детства… и вот уж мне за пятьдесят, не обращал никакого внимания на мой возраст – только на мои изменения… на изменения – меня…

…Боже, что я!

Да и их-то – не было!

Просто, именно – просто, я теперь – как…

…Молюсь по утрам теперь – не глядя на иконы.

Молюсь, то есть, – строго адресно.

Даже без старания к этому.

Адрес – нащупываю… осязаю… в пространстве – в Пространстве.

После каждой фразы… иногда даже после каждого слова… прерываюсь… вглядываюсь в Адресат.

Так – свободнее.

И – правдивее.

Правдивее – и я, и – Пространство.

Наконец, начинает щекотать в ноздрях и в глазах… срывается короткий страдательный стон…

На иконы – изредка кошусь.

И на пламя свечи.

Изменил, переменил, обновил… Правдивее уж сказать: возвратил мою младенческую искренность, мою – настоящность.

Начал так – абсолютно вдруг: заранее к этому не готовясь.

Ещё сказал, например, себе:

–– Я не ем соль.

Мол, достаточно её и в других продуктах.

И теперь – уж какую неделю.

(Угостить придётся кого – так солонка на столе.

Да ко мне никто и не ходит…)

Что столь весомо моё слово, я, впрочем, и всегда знал.

Курить и пить бросил давно.

…Теперь если бы отчего заплакал – так лишь оттого, что так не жил всю жизнь!

Боже мой, а вдруг бы мир – изменился!

…Мой Боже, мой Боже!

А вдруг бы тогда мир изменился лишь так… что меня бы в нём… уже и не было…

…«Мир, в смысле социум, нужен миру.

Миру такому мир такой, значит, и нужен».

Особенно, правда, очевидным стало всегдашнее желание – сказать на весь белый свет… очевидное.

И опять – именно просто.

Особо насущным провозгласить… это самое насущное.

Что Мир Невидимый – всегда вокруг… и везде… и рядом…

Послушать – тут ведь прежде всего не церковность, а – реальность:

«…Иже везде сый и вся исполняяй…»

«…да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».

«…видимом же всем и невидимым».

Люди и буднично проговариваются: «Пришло мне в голову»; то есть – вот голова, а вот то, что в неё пришло, и значит – откуда-то!

Люди и сами изредка спохватываются: на поминках в одном доме в девятый день – на столе… взорвалось блюдо с винегретом!.. всех обрызгало!.. – А это хозяин той квартиры – бах кулаком… невидимый невидимым – из Невидимого Пространства!..

…Я же – и сам был там: в реанимации выходил из своего тела – видел своё тело со стороны, ощущая явно и ясно – и буднично, буднично! – себя самим собою.

Мама, в девятый свой день… ко мне приходила… из деревни – в город, в квартиру, в комнату, к кровати… обмахивала моё лицо, шевелила мои волосы…

…Без желания и готовности сию минуту сказать всё это и сказать запросто – тоскливо ходить по улице, как мучиться невразумительным и вычурным сном: никто вокруг не подымает глаза… не полюбуется даже облачком…

Зачастую теперь – всё смотрю и смотрю в окно…

На детей.

На их родителей.

На стариков.

Просто смотрю…

Смотрю просто.

…Я изменился, потому что – некому.

Судя по всему, больше – некому так меняться.

«Есть во мне уровни.

Какие-то.

Признания себе.

В чём?

В самом себе!

Так вот.

Самый крайний глубинный уровень.

Наверно, он.

Он мне говорит.

Все мои и теперешние… и всегдашние, вспомни-ка!.. заботы, мечты, возмущения есть и были только об одном.

Остаться самим собой.

Самим собой.

Остаться.

…Хотя это слово, «остаться», звучит как бы грустно».

Часть четвёртая

1

…Она на экран смотрела – хотя не смотрела: она смотрела на всё разом пространство, по крайней мере, города.

И не старалась так смотреть, а само по себе так смотрелось…

Она в этом пространстве, и глубоком, и доступном, видела – этого! этого! этого!..

С этим она целовалась… с этим спала… с этим ещё как спала!.. с этим просто обнималась…

Но со всеми – давно или очень давно.

И не то чтобы стыдно… и не то чтобы досадно… и не то чтобы скучно… и не то чтобы забавно…

А – все они, и этот, и тот, были какие-то… не главные.

Были все, да, мелкие.

…Впрочем, позвони сейчас хоть кто из них – она бы, наверно, полетела к нему!

Махнув на самое важное-то в себе.

Точнее – туда, просто туда…

Потому что, опять, язык не поворачивается проговорить: «к нему», «он»…

Кто он, в самом деле, такой!

…Было уже, что она, с подругой на пару, подавала в газету, в «службу знакомств».

Было уже, что с одним ходила на концерт, с другим на стадион… Само собой, с обоими… и не только с ними двумя… в кафе…

Потом, конечно, вечер превращался в ночь – или «у него»… или «у себя»…

Было уже и то, что и тот, и этот подолгу не звонили… а некоторые вообще никогда потом не позвонили…

Было уже и то, что она, сидя перед экраном… на диване, поджав ноги, спиной на подушке… вдруг плечами, грудью и бёдрами… начинала ощущать… скольжение по ним ладоней… ласково-грубых… незнакомо-умелых… Но – без касания, без прикосновения!..

Тогда она, стиснув зубы, ныла нутром…

Громко?.. Может быть…

И – текли слёзы.

Такие щедрые и такие горячие… что их даже становилось жалко…

И она – валилась лицом в диван.

…Ничего не думала.

Но само собой разумелось: эти её бёдра, эта её грудь… словно бы растворены во всём пространстве города… и – всем известны!.. и – всем доступны!..

И – никому не нужны…

Потом долго и трудно засыпала, сама не замечая когда.

Она не рассказывала об этом нытье и об этих слезах даже самой близкой своей подруге.

Но как бы само собой разумелось, что та и без того всё это знает.

Потому что… потому что…

Они не живут, что называется, по-настоящему, а – перемогают, пересиливают какую-то траурную страду.

Подруга прямо и просто говорила – словно бы о не видимом, но явном воздухе, – что она на ночь пьёт или таблетки, или коньяк.

…А она – сказала себе.

Нет! Так не может быть.

Ведь она молода и красива.

И квартира. И диплом. И работа.

И вокруг – целый город.

Она – сказала себе.

Призналась, наконец.

И призналась, что призналась.

Что она – ждёт.

Ждёт.

Вот её какое, по сути, состояние.

Вот её какое положение и расположение… на диване… и во всём городе.

И она, вечерами и ранними ночами, стала, сидя на диване истуканом, – смотреть.

Смотреть – не на экран.

Стала смотреть не только глазами, но – всем своим телом и, главное, каким-то… сгустком явным в своём теле… смотреть – во весь город разом и в целом.

Этот сгусток ощутимый тугой… и как бы самостоятельный… словно бы плавал по всему её телу… от лба до лобка… от корней волос на голове… до кончиков ногтей на ногах…

И она – забывалась…

Забывала – о своём обо всём теле.

Не думала, но само собой разумелось, что этот сгусток – есть она сама, есть – она.

Он-то, сгусток, – и ищет, он-то – и ждёт.

Да! Если так, что ему, сгустку, нужен не мужик, не ладони, не член.

А – серьёз.

«Серьёз»…

Иначе она – когда вдруг изобличала себя и откровенно спохватывалась – выразиться не умела.

…Так она сидела и даже уже днём такая ходила и ездила – может, месяц, может больше…

И она – сгусток тот в ней нащупал в пространстве города нечто особенное! – Как бы, однако, чужеродное этому всему городу… но зато – как бы удовлетворительно совместимое с нею, с настоящей…

Явно нащупала! – Будто бы сама же, своими руками и на своих глазах… уронила иголку в стог сена!..

…Однажды она вдруг вообразила… дикаря!.. человека того первобытного!..

И будто…он – её…

А как именно?..

Она стала грезить

Стонать…

2

Общаюсь теперь, волей-неволей заметил, почти только с женщинами.

Вот такое бы мне было дано – в испуганном отрочестве, во взбалмошной юности!..

Теперь – по возрасту моему?..

Тогда: по возрасту – чего во мне?..

…В моём стоянии теперешнем этот быт – символический, знаковый?

Даже больше – далее предположу.

Явясь в пространство ощутимое, я сам как вещество ощутимое, плод и младенец, – общался ведь, телесно-то, исключительно с матерью – с женщиной!

…То есть – я вернулся к истинному моему состоянию. – Кровному, естественному, природному.

3

«Будет женщина – будет жизнь.

Будут радость – будет мужчина.

…Что же это я?

Пишу от лица… женщины».

Часть пятая

1

Я – на корабле.

На – Корабле!

Ощущение – Корабля. Явное. Живое.

Корабля – одинокого.

И – одиночества на Корабле.

И – одиночество этого ощущения.

Человек как человек, чуть став человеком, был прежде всего – астроном!

Глаза…

Не было, может, ещё и колеса, ни даже зубила, но было уже – наблюдение, созерцание, анализ, схема и – признание Отцовства звёзд.

Глаза, они – и разведчики, и мечтатели!..

Звёзды были тогда из всего грозящего ежемгновенного – самым спокойным и неизменным.

Единственным, из всего загадочного, наиболее подручным и доступным.

О, единственным – из всего могущественного – неопасным!

Не могло быть – иначе.

Иначе – не могло быть.

Чего ж ещё живому?

Вокруг и рядом были – только самки и те, кто грозил отнять и отнимал самок… кусок мяса и те, кто грозил отнять и отнимал кусок мяса… птицы и ловушки на птиц… бури и звери – и норы от бурь и зверей…

Человек – становясь мало-помалу человеком – прежде всего обратил свой взор и усилие своего пра-разума именно к звёздам.

В Верх.

В Высь.

Человека как человека выпестовали звёзды.

Сами при этом они, звёзды, становясь мало-помалу Небом.

Не могло быть иначе.

Иначе, впрочем, и не было.

Я – на чётках Эволюции.

Я нанизан – бусинкой среди бусинок – на нить Эволюции.

Нет меня какого-то такого… и никогда не будет меня, родись я хоть тысячи лет раньше, или тысячи позже, какого-то такого… у кого предки не были бы какими-то – именно такими.

Я – генетически на Нити.

Такова моя, так сказать, группа крови: Нить.

«Какими-то» – о предках: значит – переродившимся в меня. Сами же – превратившимся в прах и в мираж.

Я – очередная гримаса, новаторская и оригинальная, её – Эволюции.

Я – всего лишь(?!..) лишённый шерсти и бесцеремонности живое существо.

Между прочим – шерсть до сих пор вынужденный срывать с других живых существ… и – бесцеремонно же всему живому и неживому определять в Мироздании ниши и наименования.

…Однако, чётки есть чётки.

Я уже не…

Но это же значит…

Что?

Да то.

Что я и – ещё не…

Иначе – я не живой!

То есть я – на Нити, которая – всё продолжается…

Не может быть иначе.

Как не может быть, что говорит это не живой, а…

Сказать прямо: мутация есть мутация.

Я – продукт мутации.

Как прошлом, так и… в настоящем.

2

Я – сотворил богов…

До меня на небе не было Неба.

…Я – вещество.

Мои мысли – вещество.

Мысля – я выражал их вовне.

Мысли где-то накапливались.

Я – напитал моими мыслями какое-то вещество.

На-думал, на-чувствовал… на-страдал, на-пел… на-хотел, на-желал…

Оно – какое-то пространство.

Оно, напитанное, стало – Пространством.

Небом.

Тоже – Веществом.

Мысли – молитвы.

Я – намолил Вещество, Пространство, Небо.

Богам – как и мне – два с половиной миллиона лет.

Явно, явно так!

…Тысячи лет, до сего дня, я как человек этим Намолённым Пространством окормляюсь и дышу. – Принимаю оттуда духи в новых младенцев и отсылаю туда духи из мертвецов.

Принимаю оттуда судьбы и советы и отсылаю туда просьбы и благодарности.

Принимаю оттуда – и проклятия…

За то, что сам туда их посылаю…

…Весь мир стал – Миром.

Видимым и невидимым.

Обитаемый мною мир стал быть весь пронизан невидимым.

В котором столь же многочисленны духи, как в видимом – тела.

Без живого присутствия невидимых духов разумному, разумному – действительно, ни шагу. – Не в комнате, ни в лесу… ни в поле, ни в море…

Человек это тот… вернее – то, что не бывает без свидетелей. – Без Свидетеля.

Без – Присутствия.

Вездесущего и всеведущего.

Ни украсть, ни ударить, ни даже подумать…

Взаимообмен видимого мира с невидимым таков же, как в сообщающихся сосудах.

Теперь видимое пребывает в невидимом словно в соку.

…Благое в видимом общается с благим в невидимом.

Став одним целым – Раем.

Злое в видимом мире сообщается со злом в невидимом.

Образуя целое – Ад.

Мир мой, человека, разделён прежде всего не на тот свет и этот свет – а на Ад и Рай.

Для подлинного Разума лишь это деление и разумно, и актуально.

Это главное, что я сделал на Планете…

Нет. – И в самом космосе!

Намолил Пространство.

Сам космос после этого стал, мною озвученный, – Космосом.

Всё же остальное, что, кроме этого, я делал на Земле…

…Что же я наделал?!

О, что я натворил?!..

Разве эти выражения – не естественны и не правомерны?..

3

Какие проблемы сейчас, дескать, самые важные.

Нано-идеи… Кризис… Выборы…

Ложь!

И с большой буквы.

…Первобытный человек на скале изобразил то, что изобразил, – и теперь… навсегда, навечно!

Разве то, что течёт всегда, – не всегда и насущно?..

Человек написал то, что написал впервые, – и теперь нельзя уже сказать, что человечество… непишущее!

Разве сам факт грамотности человечества каждое мгновение – не актуален?..

Равно – разве не актуально, разве не злободневно каждую же минуту и то, что человечество как таковое из своих родных двух с лишним миллионов лет… только лишь… всего-навсего… семь-восемь тысяч лет пишет…

…Я – в Тоннеле.

В узком Тоннеле.

Где эта узость – и есть собственно этот Тоннель.

Всего лишь в Тоннеле-Трубе.

И уже – нет меня какого-то такого… и даже не было бы, родись я тысячей годов раньше или позже… у кого ранее в судьбе не было бы – именно этих наскальных рисунков, каменных глыб, глиняных табличек и зыбких папирусов!.. именно этих культов и святынь, верований и богов!..

И у меня с некоторых пор нет – выбора.

Выбора у меня – нет, нет.

Даже расы-языки смешивались и смешиваются.

Но отныне и присно – именно эти сонаты и стихи.

И нет меня какого-то такого, который в таком-то веке, когда бы в предыдущих не было – именно этих гениев и именно этих войн.

…И вот теперь – очухались! спустя-то восемь тысяч лет! – дескать, проблема ближайшая важнейшая… дескать – только ещё приближается!.. неуправляемая и даже непредсказуемая… сингулярность…

4

Я – возмущён.

Возмущён истинно – по-родственному.

Вот и хлопочу…

…«Интересно то, что мне – интересно.

Интересно то, что интересно – мне.

И это истина, которая – Истина».

…Зверь – вот он.

Зачем бы его – на скалу?..

Бог – вот Он.

Зачем его – на доску?..

Для зверя – глаз.

Для Бога – дух.

Зачем их вживлять в доступное… пальцам?..

…Когда-то ещё придёт Спаситель – который призовёт жить вновь ощущением Присутствия.

Часть шестая

1

Почему – в пещерах.

Укрыться и укрыть.

Само животное – сытость или опасность.

Оно пища или ты пища.

Но чтоб то и другое чувствовать или предчувствовать, надо за животным следить.

Наблюдение животного, в конце концов, – созерцание его. – Это другое уже чувство, и – существенное: значимость самой внешности.

И как тушу животного, для пищи, так форму его, для внешности, – в пещеру.

…Сам процесс рисования – мощнейшее ликование.

Совмещение опасности, сытости и… доступности-недоступности их!.. И – впервые! Вообще впервые. Впервые – вообще.

Бегущее и гниющее – в неколебимое и нетленное!

Чудо! Чудеса!

Человек обрёл, да, совсем другую реальность.

Но, увы, вместо – Невидимой реальности.

Вместо зверя или в натуре, или в душе – всего лишь его контур.

Контур-форма вызывают те же чувства, что и видимая реальность… и постоянно… и неизменно… и по желанию…

Вызывает – так надо вызывать!

По желанию – так надо желать!

Ценно уже не только мясо животного… уже не только даже лишь его изображение…

Ценен сам факт отрыва реальности и даже псевдореальности – от грёзы!..

Тут уже – пророчество будущей сингулярности.

Оставалось изобрести только письменность.

Для вызова ощущения наличности животного не нужно даже и его хотя бы контура – лишь условный значок!

«Р-ры-ы!..»

В наскальной живописи животные – почти фотографически точны, а люди – символичны…

Условны, условны!..

Тут ещё и само-величание, и уже… само-пренебрежение.

Изображения – человеком – зверей и изображения – человеком – человека потому столь принципиально различны, что он, человек, уже капитально знал колоссальное различие между собой и животным.

Это его, зверя, нужно подавать точь-в-точь – у зверя нет иного измерения.

Человека же изображая, имеет смысл изображать прежде всего не собственно тело его, а – движение тела: которые бы выдавали иные измерения… смысла человека!

…Ещё что вижу.

Рисунки те – беспорядочны: теснятся, даже накладываются друг на друга…

Сумбур Вечности!

Художник, первое, не мог, будучи гением, не рисовать, второе – не ценил, не дав ещё ему имя, свой дар…

…Ныне – то же и уже во всех сферах жизни.

Беспорядочное само-пренебрежение – цивилизационная первобытность.

Каждый – впервые в жизни, но каждый – с малых лет и в любой миг имеет возможность быть причастным ко всем сторонам цивилизации.

Помимо таланта – провозгласить себя: учёным, художником, политиком, бизнесменом…

Не нужны не только совесть или хоть некоторая тонкость, а даже элементарный такт.

…Возможности человека современного и так-то ограничены – в шахматы играть «в слепую» он способен всего-навсего, от силы, на пятидесяти двух досках.

Но даже и на площадях и экранах – кратковременные люди поклоняются памятникам и физиономиям… кратковременных же людей.

…Новейший экзотический спорт – бег «с непреодолимыми препятствиями» – уже снискал статус искусства.

И неслучайно. – Если нет даже возможности экстрима в душе и в духе, то хотя бы – в теле и снаружи тала.

Например – прыгать через движущийся автомобиль.

Поркур!..

Лично я – тоже очарован… Как-то странно, впрочем, очарован…

Если люди не «прыгают» по поводу проезжей части, на которой гибнут ежегодно, по числу тел и душ, целые города – то остаётся… прыгать на проезжей части натурально!..

Если данный вид культуры стал таковым, то ведь он, получается, жизнеспособнее таких видом культуры как – гражданственность, законность, тем более – сострадательность, хотя бы – жалостливость…