Читать книгу: «Авалон», страница 7

Глава 13

Добравшись до своей комнаты, я с отвращением швыряю подальше от себя ткань со злосчастным порошком и кидаюсь к медному тазу с водой. Не хочу лишиться и второй руки, поэтому пытаюсь смыть с себя эту пыль раненой. Сразу чувствую облегчение. Прохладная вода снимает нестерпимое жжение до легкого зуда, но как только я достаю руку на поверхность, боль возвращается с новой силой. Да так, что я не могу сдержать болезненного стона.

Беру таз с водой и ставлю его возле кровати. Ложусь так, чтобы раненая рука была в воде, и вытягиваюсь на кровати. От продолжительной боли в висках начинает стучать. Тру глаза свободной рукой, чтобы сбросить с себя пелену боли.

Я уже поняла, что порошок действует на обладателей Силы огня. Именно с помощью него они хотели избавиться от Арлеты, по иному никак.

Жутко, что мы оставались в полном неведении о готовящемся нападении и о том, какими силами обладает враг. Мы отделались малой кровью только по счастливой случайности. Арлета вовремя вернулась в Соул, и кто мог подозревать, что королева будет медлить с тем, чтобы послать в Ошен большую часть войска? От этой мысли я даже слабо хмыкаю. Но что мне делать? В любом случае Арлета рано или поздно появится здесь и подставит себя под удар. А если ей сказать правду о том, что я узнала, то она появится здесь еще быстрее. Ее присутствие в таком маленьком городке будет сложно оставить незамеченным. Тем более они уже знают, как она выглядит.

Вода в тазу нагрелась от моей Силы, пришлось слить ее в ведро и зачерпнуть прямо из окна холодного снега. Я сейчас не в состоянии спуститься вниз и попросить ее у хозяйки.

Делаю глубокий вдох и решаю осмотреть насколько сильны повреждения. На удивление все не так плохо. Может, меня спасло, что я быстро одернула руку: она лишь немного потемнела, несколько волдырей лопнули, и из них сочилась жидкость светло-желтого цвета, кожа кое-где начала шелушиться и облезать. Думаю, за ночь от этого не останется и следа. Убаюкивая, прижимаю раненую руку к груди и засыпаю беспокойным сном до утра.

На утро просыпаюсь ужасно разбитой. Голова трещит, будто рядом со мной всю ночь били в набат. Осматриваю руку – ни следа от повреждений. Кожа розовая и чистая, только чувствительнее, чем обычно. Быстро умываюсь растаявшей от снега водой и спускаюсь вниз, чтобы найти себе поесть. За стойкой только хозяйка и еще один посетитель ест в темном углу таверны. Его я уже успела запомнить: он снимает комнату напротив моей.

– Госпожа, хотите поесть? – И не дожидаюсь ответа: – Яйца, поджаренный хлеб и каша вас устроит?

Согласно киваю и сажусь за стойку на высокий стул. Хозяйка отворачивается к очагу, начинает греметь горшками, чтобы погреть еды.

Спустя минуту она ставит передо мной дымящуюся миску с молочной кашей, от которой восхитительно пахнет. В животе начинает урчать, и я с наслаждением набрасываюсь на горячую еду.

Каша почти безвкусная, но зато горячая и свежая, а это то, что мне нужно. Женщина тут же ставит рядом тарелку с двумя ломтиками поджаренного хлеба и яичницей.

– Надеюсь, вам удалось выспаться – вчера здесь было достаточно шумно.

– Не беспокойтесь, – отмахиваюсь я, – приходилось спать и в худших условиях.

– Я так и не спросила, надолго ли вы у нас?

Проглотив большую ложку каши и запив горячим травяным чаем, отвечаю:

– На несколько дней. Мне нужно отдохнуть после долгой дороги и пополнить запасы. Затем я снова отправляюсь в путь.

Пока она отвлекается на постояльца, который подошел за добавкой, сметаю все, что находится на тарелках. Благодарю хозяйку за еду, оставляю пару медных монет на стойке и поднимаюсь к себе.

Нужно на свежую голову подумать над тем, что я вчера узнала. Арлету нужно держать как можно дальше от Ошена, если она уже не в пути, чтобы вернуть меня домой, как заигравшегося ребенка. Атти слишком эмоциональна и будет умолять не рисковать собой и вернуться домой. Нет, тут нужен человек, который оценит ситуацию трезвым взглядом, поможет советом и не будет отдавать приказы вернуться. Остается только Олан.

Не откладывая дело в долгий ящик, я сажусь писать ему письмо. Запечатав конверт Силой, отдаю его хозяйке, чтобы она отправила письмо с ближайшим гонцом, а сама отправляюсь на площадь, чтобы зайти в лавки и послушать, о чем судачат местные, и прикупить вещей для своей легенды.

На улице встречаю старика, который провожал меня в первый день. Он снова торчит в лавке у пекаря и приветствует меня, как старую знакомую, и представляет хозяину лавки. Вдвоем они накидываются на меня со своими непристойными и даже обидными шуточками. Я неловко смеюсь в ответ. Не хочу их обижать или показывать неуважение. Откланиваюсь, и хозяин всовывает мне напоследок краюху свежего черного хлеба, наотрез отказываясь брать с меня денег.

Прогуливаясь по площади, съедаю весь хлеб до кусочка, прикупаю себе сыра и вяленого мяса – то, что долго может не испортиться в дороге. Хорошо было бы еще найти яблок для Элбана, но сейчас фруктов и овощей нет. Хозяин булочной сказал, что нужно ждать следующего подвоза продовольствия. Тот, что был на этой неделе, уже раздали.

Понимаю, что нужно подождать ответа Олана, и только после этого действовать, но не могу усидеть на месте. Собираюсь и решаю отправиться в королевство кэлхаунов. Граница с ними совсем рядом. Может, удастся что-то выяснить, а если нет, то всегда можно вернуться обратно. Скорее всего, кэлхауны, которык были в доме Ангуса, покинут Ошен под покровом ночи, чтобы не привлекать к себе внимание и слиться с тенями. Уповая на то, что они, переждав прошлую ночь, отправятся восвояси сегодня вечером, надеваю легкую броню и иду к дороге, которая ведет в сторону королевства Кэлхаун.

Погода ясная, на небе ни облачка, поэтому темнеет позже, чем обычно. Но это только играет мне на руку: когда я добираюсь к кромке леса, только начинает смеркаться. Выбираю сосну попушистее, забираюсь повыше и начинаю наблюдать за дорогой, закутавшись в теплый плащ.

По ощущениям прошло уже много часов и наступила глубокая ночь, когда вижу двух всадников, неспешно приближающихся к кромке леса. Слава Создательнице! Я уже думала, что зря трачу время, и несколько раз порывалась вернуться на постоялый двор.

Всадники подъезжают ближе – и сомнений не остается. Это кэлхауны. Только они могут так искусно сливаться с окружающими тенями: кажется, что лошади вовсе без наездников. Они неспешно ведут своих коней дальше по дороге.

Как только они скрываются за ближайшими деревьями, я легко спрыгиваю на землю. Пора узнать, как меня натаскала Арлета. За сетонской породой коней я бы точно не угналась, а вот за лошадьми кэлхаунов – вполне. Нужно держаться на безопасном расстоянии, чтобы они меня не услышали, но и не выпускать их из виду. Хорошо, что Арлета научила меня передвигаться практически бесшумно, а ковер из сосновых иголок скрадывает звуки. Приходится ускориться, чтобы догнать их и вести след.

Как только валежник заканчивается, они прибавляют ходу, и держаться неподалеку становится сложнее, приходится прикладывать Силу.

Несколько часов проходит в этой безумной погоне. Пот застилает глаза, в горле пересохло и скрипит, во рту устойчивый привкус крови, а звук сердца гулко отдается в голове с каждым шагом. Я замечаю, как изменился пейзаж: сосен и елей почти нет, серая земля сухая и промерзшая. Я все чаще спотыкаюсь и сбиваю шаг на камнях, которые как будто кто-то подкидывает мне под ноги. Деревья под стать земле – чахлые и кривые, белесого цвета. Мне все чаще приходится таиться за большими валунами.

Как только я думаю, что пора бы им сделать привал, всадники замедляют ход и спешиваются. Но я зря радовалась: они спешились, чтобы пройти досмотр стражников, охраняющих ворота в Нёльер. Из легких выходит стон разочарования: вся граница обнесена высокой стеной из черного, гладкого и блестящего камня. А пройти можно только через стражников, которые точно не спят, как ошенские.

Прикидываю варианты. Можно сделать крюк, пройти дальше по границе и сделать небольшую брешь в стене с помощью своей Силы. Не могу возвратиться назад ни с чем, потратив столько сил и находясь так близко.

Пригнувшись, быстрым шагом перебираюсь к левой границе – там виднеется крутой обрыв. Если и заметят брешь, то не сразу. Прислонившись спиной к стене, маленькими шажками пробираюсь в глубь. Ноги трясутся от длительного бега, и я все чаще соскальзываю то одной, то другой ногой вниз, осыпая камешки и куски земли в пропасть перед собой.

Только продвинувшись на приличное расстояние, чтобы меня не было видно с дороги, решаю перевести дух. Опускаюсь на дрожащих ногах, свесив их вниз, и смотрю в небо, чтобы не кружилась голова. Стена на удивление теплая и резко контрастирует с ледяной землей. Погода – сплошной ватный и густой туман. Так и хочется провести рукой перед глазами, чтобы снять пелену.

В воздухе стоит плотный запах серы и пепла, так что вдох полной грудью не приносит облегчения, а только заставляет исходиться кашлем. Урчание в животе напоминает, что я ничего не ела со вчерашнего дня. На меня накатывает раздражение на собственное тело, которое может в такой момент думать о еде. Натянув маску до самых глаз, чтобы не вдыхать окружающий воздух, поворачиваюсь к стене и осматриваю ее. Действовать грубо не стоит, хотя я могла разнести ее одним ударом. Но неясно, что находится с другой стороны. Решаю нагреть ее постепенно, чтобы сделать этот камень хрупким. Прислоняю одну руку к стене и пускаю голубой светящийся поток света. Камень ведет себя странно: коптит черным едким дымом, режущим глаза, заставляя меня отвернуться, но сам не крошится, превращаясь в вязкую, тягучую жижу. Проходит немного времени, и виднеется просвет.

Глава 14

Отверстие в стене расширилось достаточно, чтобы в него поместилась голова и я смогла осмотреть окружающую обстановку. Ничего примечательного: заброшенный проулок с грудой мусора, источающий зловоние. Делаю дыру больше, чтобы протиснуться целиком. Без воздействия Силы камень быстро остывает и перестает растекаться, все больше напоминая смолу. Я, не испачкав одежды, оказываюсь по другую сторону стены.

Подтянув маску на нос, уверенным шагом выхожу из переулка на дорогу. С моих губ срывается возглас изумления. И это удивление не из приятных. Улицы полны людей самой разной наружности. По мере приближения к главным воротам я вижу много бродяжек. Все они одеты в замусоленные черно-коричневые одежды. Кто-то полулежит в стенных нишах, зарывшись в кучи тряпья, постоянно перекрикивая и ругая друг друга; кто-то осаждает людей с большим достатком, выпрашивая милостыню.

Я успеваю отпрыгнуть в сторону, чтобы мне на голову не вылили ушат помоев со второго этажа. В городе, видимо, проблемы с канализацией: по краям дороги стекают грязные потоки сточных вод. Закашлявшись от мерзкого запаха, я замечаю «своих» кэлхаунов и пристраиваюсь к кучке людей, идущих позади них. Они лавируют и обходят возницу, чьи лошади гадят прямо на дорогу у мелкого фонтанчика, в котором несколько женщин стирают серые тряпки. К моему удивлению в городе много приезжих, так что я не выделяюсь своим ростом.

Из-за поворота на меня резко вылетает мужчина, едва не сбив с ног. Я извиняюсь, но его это явно не успокаивает – он разражается на всю улицу отборной бранью. Быстрее уношу ноги, чтобы не привлекать лишнего внимания. Что за люди? Я невольно съеживаюсь, но продолжаю свой путь. Мне совсем не нравится это место. Хочется скорее убраться отсюда. Прослежу за кэлхаунами, узнаю кому они служат и сразу же вернусь в Ошен.

Наконец кэлхауны останавливаются возле постоялого двора с разбитым замусоленным крыльцом. Привязывают лошадей и заходят внутрь, согнув спины, чтобы не удариться о низкий потолок. Остаюсь снаружи и наблюдаю за ними сквозь закопченное окно. Парень пожимает руку мужчине за стойкой, они перекидываются парой слов. Затем тот кивает куда-то в сторону, и они уходят туда, забрав со стойки кружки; теперь мне их совсем не видно.

Захожу внутрь, низко склонив голову. Сразу отхожу подальше от входа, чтобы меня не заметили. Но тут куча народу, и, похоже, всем наплевать. Зачем им стена и такая охрана на въезде, если в городе один сброд? От кого они пытаются защититься? Этих людей нужно защитить от них же самих.

Лестница на второй этаж находится в другой стороне. Единственное место, куда могли скрыться кэлхауны, – это огороженная шторкой кабинка в углу зала. Сбоку стоит небольшая лавочка. Разваливаюсь на ней, полностью расслабив тело и закрыв глаза, чтобы все подумали, что меня разморило с дороги или хмеля, а сама, навострив уши, слушаю, что происходит внутри.

Пока доносится лишь стук кружек по дереву и чавканье. Спустя некоторое время, когда я чуть не уснула по-настоящему, раздается довольное кряхтение:

– У этого старика лучшая стряпня в городе, иначе я ни за что бы не пришел в эту дыру.

По голосу сложно понять возраст говорящего, но это определенно взрослый мужчина. Голос влажный и с неприятной хрипотцой, похожий на бульканье трясины.

– Вы все уладили? – В ответ не раздается ни слова. Понимаю, что они кивают, и третий продолжает: – Хорошо. Я на него и не надеялся. Но готов бы приятно удивиться, если бы все получилось. Таррен, займешься этим.

– Да, господин, с удовольствием, – отвечает девушка.

– А для тебя, – видимо, он обращается к парню, – у меня найдется новая работа. Пойдемте, обсудим дела.

Раздается скрип отодвигаемых лавок, шорох надеваемых плащей. Чтоб тебя! Продолжать следить за ними дальше – бессмысленно. Это не Ангус – они точно выставят охрану там, куда направляются. А мои способности в шпионаже не настолько блестящие.

Из-под приоткрытых век наблюдаю за выходящими из кабинки. Мимо меня проходит только уже знакомые парень с девушкой: третий, скорее всего, вышел через черный ход. Сквозь ресницы вижу, как кэлхаун напоследок оборачивается и задерживает на мне взгляд. Я стараюсь спокойно и размеренно дышать, ничем не выдавая то, как бешено колотится сердце. С ним нужно быть осторожнее. Видно, что он всегда начеку и может уже что-то подозревать.

Какое-то время выжидаю, чтобы точно не попасться им на глаза, и покидаю таверну. Удушающий туман сменился мелким противным дождем, а небо затянули серые тучи. По ощущениям наступил глубокий вечер, хотя сейчас только время обеда.

Пока сапоги шлепают по зловонной жиже, размышляю о своей слежке. Какая бесполезная трата времени! Я ничего не узнала: то, что двое кэлхаунов выполняют приказы какого-то третьего – было и так ясно, а вдохнуть запах помоев можно было в любом другом месте. Я так и слышу, как в моих ушах звенит голос Олана, поносящий меня за то, что я подвергла себя ненужному риску.

Погрузившись в свои мысли, я не заметила, как повернула не туда, и оказалась в затхлом и грязном переулке. Он казался еще отвратительнее остальных, если это вообще возможно. Замерев на минуту, я увидела четырех мужчин, которые, прервав разговор, с любопытством разглядывали меня. Сделав вид, что не заметила их, разворачиваюсь и иду в обратную сторону быстрым шагом, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Что-то мне подсказывает, что взывать к помощи на этих улицах бесполезно. Приходится еще контролировать Силу, которая так и норовит сорваться с кончиков пальцев. Как только я решаю, что мне все показалось, оборачиваюсь – сердце уходит в пятки. Все четверо идут за мной, не отставая ни на шаг. Двое с одной стороны улицы, двое – с другой.

– Леди! – выкрикивает один, вкладывая максимум желчи в эти слова. – Куда вы так спешите?

– Подожди, обещаем, что ты с нами неплохо позабавишься, – говорит другой, остальные поддерживают его пьяным гоготом.

– Тревор, говори за себя. Негоже бросаться пустыми обещаниями. Нам точно будет неплохо, а вот ей – как повезет.

От этих слов в глазах начинают плясать красные точки. От страха не осталось и следа. Все нутро клокочет от едва сдерживаемой ярости. Мысленно опоясываю себя жгутами контроля, чтобы не дать вырваться Силе, звенящей в каждой клеточке тела. Я резко останавливаюсь и поворачиваюсь:

– Отчего же? Подойди поближе, и я шепну тебе на ушко, как бы я позабавилась с вами.

Один из них хмыкает, и двое других переходят дорогу, становясь вокруг меня полукругом. Я предусмотрительно делаю шаг назад и встаю спиной к стене какого-то сарая, чтобы ко мне никто не подкрался сзади.

– Ишь, смелую из себя строишь. Страхолюдина небось. А ну-ка, откинь капюшончик, – говорит тот, что стоит ближе всего, и тянет к капюшону свою грязную руку. – А то, может, без него тебя только свиньи захотят.

Они снова мерзко смеются, а другой продолжает:

– Если так, то я зайду сзади.

Новый взрыв хохота.

– Вы закончили? – уже раздраженно говорю я. Не хочу слушать это дерьмо до утра.

– О, мы еще не начинали! – Пьяно ухмыляется тот, что стоит ближе всех, кладет свою руку мне на плечо и с силой толкает к стене.

Резким движением обхватываю его руку, выкручиваю за спину и прикладываю кинжал к его горлу, который предусмотрительно вытащила из рукава своей брони. Не успеваю сказать, чтобы они убирались с дороги, а иначе прирежу их дружка, как остальные одновременно кидаются на меня. Пинком под зад толкаю в лужу этого отброса, чтобы заняться остальными. Они более расторопны, а может, просто меньше выпили. Но один, не церемонясь, бьет мне кулаком в лицо, в то время, когда я отвлекаюсь на других. Я не успеваю увернуться, и удар приходится прямо в цель. В рот хлынула кровь из разбитого носа. Отворачиваюсь и спускаю маску, чтобы сплюнуть ее.

Пора кончать с этим: я уже чувствую жар, подступающий к горлу от груди, а виски стискивает боль от накопившейся Силы. Это всегда предшествует сильной волне, которая точно разнесет этот проулочек вместе с отбросами.

Внимание привлекает блеск стали: двое уже достали ножи и, вытирая рот, снова кидаются на меня. Одного хватаю за руку с ножом, выкручивая ее так, что он теряет свое оружие, и, не задумываясь, вгоняю свой кинжал ему в шею. Захрипев, он падает на землю. Остальные, увидев, что я сделала с их другом, с ревом и большей силой начинают атаковать меня. Тот, что с ножом подходит слишком близко, делая резкие выпады, но я отбиваюсь и уворачиваюсь от них. Делаю ему подсечку, одновременно уходя от удара с другой стороны. Он падает на землю, и я вгоняю ему кинжал прямо в грудь, оставляя его там.

Осталось двое. Достаю из сапога метательный нож. Точным броском попадаю между глаз одному, но с последним не спешу. Он говорил больше всех, но сейчас от его смелости и говорливости не осталось и следа. Он что-то мычит, вероятно просит прощения или пощады, все еще сидя в луже. Я нарочито медленно вытаскиваю кинжал из груди его друга и подхожу к нему, садясь на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне. Он трясется и продолжает скулить что-то невразумительное.

– Ну как тебе мои развлечения, нравятся?

И не дожидаясь ответа, разворачиваю кинжал и вгоняю ему в шею. От удара он с хрипом падает. Встаю в полный рост, собираю оставшееся оружие и вытираю его от крови. Проверяю переулок и только убедившись, что он пуст, делаю взмах рукой и Сила, так долго ждавшая выхода, обращает тела в пепел, а проливной дождь уносит его в сточную канаву. Нужно торопиться и убираться из этого города как можно быстрее.

Глава 15

В Ошен возвращаюсь с рассветом, полностью выдохшаяся и без сил. По дороге превратила пару валунов в пыль, чтобы высвободить большую часть Силы. Остановилась на заднем дворе таверны и снегом смыла кровь со своего лица. Нос явно сломан: при каждом вдохе слышен тихий свист. Вправить его сейчас не получится: хрящи уже срослись. Подожду, пока не вернусь в Соул, чтобы мама Атти, наша королевская целительница, не вправила его.

Прежде чем идти в свою комнату, заглядываю проверить Элбана. Он явно заскучал, но рад меня видеть. Я долго расчесываю гриву и подкладываю сена в кормушку. Когда ухожу, он смотрит на меня своими черными глазами, в которых читается явное осуждение: «только попробуй еще раз оставить меня одного надолго!».

Устало поднимаюсь по лестнице, еле переставляя ноги. После двух бессонных ночей и постоянной погони я чувствую, что тело истощено.

Подойдя к двери, замечаю тонкую полоску света. Достаю кинжал, держу его наготове и тихонько отворяю дверь. За маленьким столиком спит грузная мужская фигура, положив на него свою курчавую голову. Я испускаю облегченный вдох, узнав силуэт Олана. Какая-то часть меня ожидала увидеть здесь разъяренного генерала. От шума захлопнувшейся двери Олан вздрагивает и просыпается. Увидев меня, округляет заспанные глаза и вскакивает.

– Силы Создательницы, где тебя носило? – Он быстро преодолевает расстояние между нами, обнимает меня и ощупывает за плечи, словно хочет проверить, что я настоящая и это не сон.

– Прости, я не думала, что ты явишься в Ошен, иначе оставила бы записку, – устало говорю я, кидая перевязь кинжалов на пол рядом с кроватью.

Олан провожает ее взглядом и явно замечает запекшуюся кровь на одном из них.

– Что же мне было делать? Я боялся, что ты не усидишь на месте и ввяжешься во что-то. – Он устало трет лоб. – И, как погляжу, не напрасно. Где ты была?

Прошу его подождать, чтобы сходить в умывальную. Когда возвращаюсь, Олан уже принес еды, и мы с удобством располагаемся на полу – на маленькой кровати и за столом нет места для двоих. За едой еще раз рассказываю ему, о чем писала в письме, что делала и где была эти два дня, не тая и случая на улице Нёльера. На этой части рассказа он спалил кружку с чаем, которую в тот момент держал в руках.

– Авалон… – он качает головой и с силой жмурится, – пообещай мне… Нет, поклянись, что ты больше никогда не будешь так рисковать своей жизнью. А если бы это были кэлхауны, а не люди? С ними так легко не справишься.

– Я трезво оценила свои силы. Если бы не была уверена – убежала бы.

Лгунья. Судя по скептическому взгляду Олана – он думает так же.

– Я рассказала это тебе не для того, чтобы услышать нотации или чтобы ты меня пожалел. Как думаешь, их пропажу заметят?

В ответ раздается громкое фырканье.

– К людям в Нёльере отношение не лучше, чем к собакам. Да и не только в столице, а во всем королевстве Кэлхаун. Они их не унижают, но обращают на них внимания не больше, чем на грязь под ногами. Поэтому это место притягивает всякий сброд, который делает там свои темные делишки. Знати все равно, что не поделила между собой кучка жалких смертных. По правде говоря, и на своих же кэлхаунцев им все равно. Но четыре пропавших кэлхауна привлекли бы чье-то внимание.

– Я не понимаю… А зачем тогда они возвели эту стену и понаставили стражи на входе?

– Не знаю… Мне всегда казалось, что они не очень любят, когда кто-то посторонний следит за их жизнью. Возможно, они таким образом хотели отгородиться от внешнего мира и осуждения процветающего соседа.

Да, это многое объясняет. Но я не думала, что они стесняются своей жизни; казалось, она их более чем устраивает.

– А ты был в Нёльере?

– Пару раз приходилось сопровождать отца. Помнишь, еще король, когда был жив, хотел наладить с ними поставки норидена, вулканического камня? Он очень крепкий, но пластичный под нагревом. Ты, наверное, поняла про что я. Из этого камня сделана стена, охраняющая город.

Я киваю:

– А что мы хотели предложить им взамен?

– Продовольствие: свежие овощи, фрукты, зерно. На почве, пораженной вулканическим пеплом, мало что растет, – Олан прерывается, чтобы долить в мою кружку горячего травяного чая, и затем продолжает. – Но мы так и не пришли к соглашению. Они требовали непомерно больших и частых поставок за свои небольшие партии норидена. А мы хотели использовать его для строительства крепости в горах Мадди. Камень легкий, и его было бы просто перенести на место строительства, особенно с помощью адкартцев. Но с такими маленькими поставками мы бы растянули строительство на несколько лет и вдобавок могли заставить своих людей нуждаться в чем-то.

– Ну Ошен хорошее этому подтверждение. – Олан кивает. – Сетонцев с Силами едва хватает на все королевство. Если бы мы подписали это невыгодное для нас соглашение, кто знает? Может быть, что случилось здесь, не преминуло бы случиться и в других частях королевства, из-за того что мы тратили все свои усилия на поставки по договору.

Олан забирает мою кружку, прислоняется спиной к кровати и вытягивает длинные ноги. Я следую его примеру и тоже потягиваюсь, с наслаждением похрустывая спиной. Долгая дорога и горячая еда клонят в сон. Приходится прилагать усилия, чтобы при каждом моргании открывать глаза. Олан замечает это и собирается уходить, дав мне время на отдых. Он говорит, в какой комнате остановился. Напоследок треплет меня по голове и тихонько закрывает за собой дверь.

Не раздеваясь, я подтягиваю себя на кровать с пола и сразу проваливаюсь в сон без сновидений.

Спустя, как мне кажется, целую вечность я просыпаюсь. В горле сухо, а голова буквально разваливается на части не хуже, чем после праздника утомны. Со стоном и пошатываясь, встаю с кровати и подхожу к маленькому окну, распахивая его настежь. Морозный воздух тут же приводит в чувство и прогоняет сонливость. Высовываю голову в окно и пару раз глубоко вдыхаю. В комнате нет часов, поэтому непонятно сколько я проспала и какой сейчас час. Но судя по легким сумеркам за окном – вечер только начинается.

Привожу себя в порядок и спускаюсь вниз, не найдя Олана в его комнате. Уточняю у несловоохотливой хозяйки, не видела ли она его. На что та советует поискать его в конюшне.

Мороз на улице сразу начинает щипать руки и лицо. Кивнув мальчишке на входе, занятому перекидыванием сена, иду в глубь конюшни. Элбан, завидев меня, довольно бьет копытом. По другую сторону от него вижу кобылу Олана, а затем и его самого. Накормив своего коня, подхожу к Олану. Его кобыла замечает меня раньше него и довольно фырчит, когда я глажу ее по гриве.

Наблюдая за нами, Олан улыбается.

– Хорошо, что ты проснулась, я уже хотел тебя будить.

– Долго я спала?

– Вторые сутки пошли, – заметив мое изумленное лицо, продолжает, – ты была вымотана. Сама знаешь, что после длительной нагрузки требуется больше времени на восстановление. Ты бы быстрее восстановилась, если бы использовала Силу, а не подавляла ее. Контроль требует больше усилий.

Я оборачиваюсь, чтобы проверить не слышал ли кто-то его слов. Спохватившись, Олан замолкает и тоже прислушивается. Но кроме шелеста сена, разбрасываемого конюхом, и легкого фырканья лошадей, ничего не слышно. На всякий случай одними губами шепчу «Нам нужно поговорить», на что он утвердительно кивает, складывает щетки, и вдвоем мы молча покидаем конюшню. Олан ведет меня обратно к постоялому двору. Когда мы оказываемся в его комнате, он взмахом руки ограждает ее потрескивающим заслоном Силы, заглушающим звуки.

– Ты не отдавал приказа проследить за домом Ангуса? – спрашиваю я. – Наверняка твои люди узнали бы больше, чем я.

– С этим возникли проблемы, – напряженно произносит Олан, явно не желая говорить это.

– Что это значит?

Олан вздыхает:

– Как только ты покинула Соул, я сразу поспешил оповестить всех людей из Призрачного отряда, которые должны быть поблизости, но никто не откликнулся на зов.

Сердце пропускает удар. Если человек не отозвался на зов Силы, то это может означать только одно…

– Создательница… – глухо шепчу я. – Сколько это людей?

– Трое. – Голос Олана скрипит, как речной песок.

Я в ярости пинаю ножку кровати, но это не уменьшает огня, пылающего в груди. Только теперь к этому чувству прибавляется боль в мизинце.

– Королева и Совет знают? – Я с силой сжимаю руки в кулаки так, что ногти впиваются в ладони.

– Да, я сразу рассказал отцу. – Он подходит ближе и утешающе треплет меня по плечу. – Я тоже был в ярости, это были одни из наших лучших людей.

– Что решил Совет?

Он со вздохом опускается на ковер перед камином и жестом предлагает мне занять место рядом. Я опускаюсь и взмахом руки зажигаю голубой огонь. Поленья тут же начинают весело трещать, как будто горят не один час.

– Сразу скажу, – он предупреждающе поднимает руки, – мне пришлось рассказать отцу, куда ты пропала и о твоем письме. Ну и конечно же, королева тоже в курсе.

Я лишь отмахиваюсь от его извинений: другого и не ожидала. Удивлена, что приехал один Олан, а не весь отряд сетонцев во главе с генералом.

Скрепя сердце признаюсь самой себе, что мне страшно услышать слова королевы и страшно возвращаться в Соул под ее гневный взгляд. Та уверенность, что была у меня, когда я нарушала приказ Аластрионы, давно покинула меня. Сейчас я вижу сильные прорехи в своем плане: отправиться одной, без понятных намерений и идей и полагаться лишь на удачное стечение обстоятельств. Из задумчивости выводит шум, с которым Олан поправляет дрова в камине. Я глубоко выдыхаю, отгоняя мысли, перевожу разговор на обсуждение дела.