Читать книгу: «Призрак Викария», страница 2

Означенный помощник, Исидор Лебрак двадцати лет от роду, покинул родную Пикардию сразу после июльских революционных дней, не имея за душой ничего, кроме юношеского энтузиазма. Так или иначе, прозябать долее на обочине Истории, шагающей вперед полным ходом, он был не намерен и потому решил податься в столицу, чтобы вступить в Национальную гвардию Парижа. Личность ее предводителя, харизматичного Лафайета, совершенно завораживала Исидора. Но увы! Юноша столкнулся с непреодолимой бюрократической волокитой системы, которая находилась в разгаре реструктуризации. Принужденный к нескончаемому ожиданию Исидор изнывал, скрипел зубами, глядя, как мало-помалу тают его скудные средства, и спускался все ниже по социальной лестнице, ведущей от более или менее пригодных для жизни недорогих гостиниц к самым замызганным меблирашкам квартала Сент-Авуа.

Когда в конце концов Исидору сообщили, что его ходатайство о зачислении в Национальную гвардию отклонено по причине отсутствия у него постоянного места проживания, Лафайета к тому времени уже отправили в отставку, а надежды, разгоревшиеся в обществе после бурных летних волнений, растворились в первых осенних туманах. Вместо чудесного новенького мундира, о котором он мечтал, наивный провинциал обзавелся люстриновыми нарукавниками и местом письмоводителя в Префектуре полиции на улице Иерусалима.

«На безрыбье и рак щука», – утешал он себя, пока на него не обрушились новые разочарования. Рыжий, неказистый, тщедушный писарь быстро стал любимой мишенью для зубоскальства у хищной стаи шпиков и полицейских, населявших местные коридоры. Но именно на редкость уродливый облик и положение мальчика для битья привлекли к Исидору внимание Валантена Верна. Когда префект Вивьен предоставил главе Бюро темных дел возможность самостоятельно найти себе будущего сотрудника, инспектор, не колеблясь ни секунды, остановил свой выбор на ничтожном писаре. У этого далеко не очевидного и даже удивительного решения были две основные причины. Во-первых, Валантен сумел распознать живой ум за внешней кротостью страстотерпца. А во-вторых, ему нужен был послушный и неопытный подчиненный, которого он сам воспитает и научит всему по собственному разумению.

В других бригадах уже и так наперебой судачили про особое подразделение, предназначенное для расследования запутанных дел с налетом мистики, но появление своеобычного дуэта превратило сложившееся поначалу настороженное отношение к бюро в затаенную враждебность. Верн был нелюдим и недоверчив с первого дня службы в префектуре, а красота грозного архангела и унаследованное от отца состояние ставили его вне круга простых полицейских. Что же до Лебрака, его продвижение по карьерной лестнице пришлось не по душе тем, кто до этого травил юношу, – а таких было немало! – озадачив их вопросом, на ком же теперь срывать раздражение. В результате двое столь непохожих друг на друга молодых людей навлекли на себя всю злость и зависть, на которые только были способны их коллеги.

Обо всем этом угрюмо размышлял Валантен, когда в дверь его кабинета постучали.

Глава 2
Дама в беде и перстень-печатка

Инспектор выпрямился на стуле и одернул жилет, чувствуя, как сердце вдруг ускорило биение. В столь ранний утренний час его крайне редко беспокоили на рабочем месте. Лебрак быстро усвоил, что шефу после прихода в бюро нужен недолгий период спокойствия, чтобы собраться с мыслями и заново освоиться в образе полицейского, который был ему, казалось бы, совершенно чужд. Рыжий юноша как верный сторожевой пес охранял кабинет начальника от любого несвоевременного вторжения и всегда выжидал не менее часа, прежде чем заглянуть туда самому.

Почему же сегодня все пошло иначе? Валантен подумал, что это может быть связано с делом, которое заботило его сейчас более всего и над которым он работал втайне. Быть может, ему наконец принесли ту самую весть, что он нетерпеливо ждет со вчерашнего дня? Хорошо, если так. Ибо охота на Зверя затягивалась. Пора было уже с этим покончить.

В ответ на его приглашение войти порог переступил взъерошенный Исидор Лебрак. Было видно, что ему ужасно неловко. Поприветствовав шефа, он неуклюже протянул визитную карточку, изготовленную типографским способом:

Мадам Фердинанд д’Орваль

Имение «Буковая роща»

Сен-Клу

Слово «мадам» было приписано от руки чернилами.

– Я предложил ее выслушать, – попытался оправдаться Лебрак, – но она настаивает на том, чтобы поговорить с вами лично. Мадам д’Орваль уверяет, что много времени у вас не займет и что ей больше не к кому обратиться. Она считает, что вы ее последняя надежда.

– Как же выглядит эта мадам д’Орваль?

– Весьма благопристойная особа, и есть в ее облике что-то беззащитное. А еще она совершенно очаровательна.

Валантен жестом разрешил Исидору привести посетительницу в кабинет. Это и правда была прелестная женщина, бледная и тоненькая, с изящными, точеными чертами лица и золотисто-каштановыми локонами.

Вокруг глаз у нее залегли тени, а двигалась она с медлительностью выздоравливающего человека, который отважился на первый выход из дома после долгой и мучительной болезни.

Валантен вышел из-за стола, чтобы пододвинуть для нее стул. Мадам д’Орваль грациозно села и склонила голову, внимательно рассматривая хозяина кабинета. На ее губах играла ласковая и немного печальная улыбка.

– Я благодарна, что вы согласились уделить мне время. – Голос у нее был хорошо поставленный и на удивление уверенный, хоть и довольно тихий. – Мы с вами незнакомы, но мне известно, кто вы. Я следила за вашими недавними расследованиями по газетным статьям.

– Стало быть, вы читаете прессу?

– Вас это удивляет? Понимаю. Женщине из приличного общества не подобает интересоваться подобными вещами. Говорят, она должна присматривать за хозяйством, заботиться о благополучии близких и прежде всего о своем муже. Но именно забота о нем и привела меня сегодня к вам.

Валантен постарался выкинуть из головы все посторонние мысли, чтобы лучше сосредоточиться на разговоре. Однако это было не так-то легко – со вчерашнего дня его не отпускала тревога, – поэтому пока он машинально пробормотал только:

– Я вас слушаю, – и умолк.

– Меня зовут Мелани д’Орваль. Думаю, это имя ни о чем вам не говорит. Три года назад мой будущий муж удалился от дел и переехал из своего парижского особняка в принадлежащее ему небольшое фамильное имение на холмах Сен-Клу. Несчастный тогда безутешно скорбел по первой супруге, безвременно покинувшей этот мир. В ту пору мы с ним и познакомились. Мне казалось, он совершенно утратил вкус к жизни, и могу сказать, что лишь присутствие его единственной дочери Бланш, еще отроковицы в то время, помешало ему совершить непоправимое. Именно глубочайшее отчаяние этого человека и привлекло к нему мой интерес. Я желала только одного – вернуть немного радости его потухшему взору, вырвать добрейшего и достойнейшего любви мужчину из объятий небытия. И думаю, можно с уверенностью утверждать, что мне это удавалось – по крайней мере до тех пор, пока в прошлом году не случилась ужасная трагедия.

«Его единственная дочь… еще отроковица…» Валантен с бóльшим вниманием всмотрелся в лицо женщины, сидевшей напротив него. Платье и шляпка, изысканные и строгие, были в темных тонах, что явно ее старило, ибо, присмотревшись получше, инспектор пришел к выводу, что ей никак не больше тридцати. Это означало, что муж должен быть лет на десять-пятнадцать старше. Мысль о том, что она, вероятно, явилась сюда просить помощи из-за какой-нибудь вульгарной любовной интрижки, раздосадовала Валантена. Если так, придется эту мадам поскорее выпроводить. Однако хрупкая красота Мелани д’Орваль и страдание во взоре вызывали неодолимое желание взять ее под защиту. Любой нормальный мужчина при виде такой женщины немедленно проникся бы стремлением позаботиться о ней.

– Трагедия, стало быть? – произнес инспектор только для того, чтобы нарушить образовавшееся молчание, которое уже становилось неловким. – И что же именно произошло?

– Трагедия, я не преувеличиваю. Это, к сожалению, единственное подходящее слово. Полгода назад у бедняжки Бланш случился судорожный припадок. Наш семейный врач не сумел определить его причину. Неделю спустя это повторилось, и рецидив оказался для Бланш смертельным. Мы нашли ее уже мертвой, ранним утром на полу у кровати. Несчастный мой Фердинанд! Этот новый удар судьбы окончательно его сломил. Ни один отец не должен подвергаться столь жестокому испытанию!

Валантен нахмурился:

– Вы сказали, внезапная смерть постигла девушку полгода назад. Почему же вы ждали так долго, прежде чем обратиться в полицию?

Взгляд посетительницы дрогнул, зрачки расширились, она поднесла руку к груди, затем с некоторой даже горячностью покачала головой. Однако когда она снова заговорила, ее голос звучал с прежним спокойствием и уверенностью, что не могло не привлечь внимание Валантена.

– Полагаю, вы неправильно поняли, господин инспектор. Меня привела к вам вовсе не смерть падчерицы. Вернее, она имеет к этому лишь косвенное отношение. При всей трагичности, кончина была вызвана вполне естественными обстоятельствами. Но, как я уже сказала вам, мой муж тяжело пережил это новое испытание. Он отказывался смириться с гибелью единственного дитя и обратился за помощью к своего рода… медиуму. В результате некий господин, именующий себя Павлом Облановым, весьма сомнительная личность, всего за несколько недель сделался завсегдатаем в нашем доме. Он убедил моего бедного Фердинанда, что может вступать в общение с духом умершей.

Я боюсь, что этот человек попросту пользуется отчаянием моего мужа, чтобы втереться к нему в доверие с дурными целями.

– Что заставило вас так думать?

– Честно говоря, до прошлой недели я не слишком беспокоилась. Говорила себе, что блажь Фердинанда пройдет сама собой – рано или поздно он поймет, что этот мнимый славянин не обладает никакой сверхъестественной силой. Однако затем произошли один за другим два инцидента, разбудившие во мне подозрения и страхи. С тех пор я потеряла сон и аппетит.

– Расскажите об этих инцидентах.

– Первый имел место семь дней назад. Должна сказать, мы часто принимаем у себя месье Обланова – несколько раз в неделю он ужинает с нами, а каждую субботу и воскресенье остается ночевать в усадьбе. Нет смысла уточнять, что мой муж не дает себе труда посоветоваться со мной, прежде чем приглашать в дом нежеланного гостя. Так вот, в прошлую субботу я застала этого гнусного субъекта в кабинете Фердинанда. Он тотчас заявил, что заглянул туда в поисках хозяина дома, однако не сумел скрыть некоторого замешательства. Я абсолютно уверена, что он солгал и на самом деле явился в кабинет ради несгораемого шкафа, в котором хранятся мои драгоценности, а также изрядная сумма в золотых монетах. После этого я расспросила слуг, и многие из них сказали мне, что мошенник уже не раз пытался выведать у них сведения о нашем образе жизни и финансовом положении. Теперь что касается второго инцидента. Именно после него я и решила обратиться к вам за помощью. Это было три дня назад, вечером среды. Обланов уговорил Фердинанда организовать сеанс спиритуализма ¹⁶, чтобы вызвать дух Бланш. После ужина мы все разместились за столом в полумраке. Замечу, что это был солидный круглый стол на четырех основательных ножках, а не простой геридон ¹⁷. Нас было пятеро: Обланов, Фердинанд, я и двое наших давних друзей, барон де Лонэ и его супруга. Мы сели в круг и взялись за руки, положив их на столешницу. Обланов забормотал себе под нос какие-то заклинания, затем повысил голос, призывая Бланш. Несколько минут он не мог добиться ответа, а потом вдруг ощутимый удар сотряс стол. Это был не просто толчок, отнюдь! Именно удар – стол подскочил. А дальше завязался диалог – Обланов задавал вопросы, а «дух Бланш» ему отвечал. Один удар означал «да», два удара – «нет». Все продолжалось минут десять.

– А не мог ли Обланов сотрясать стол, просто ударяя по нему снизу коленом?

– Нет, это было бы невозможно! Обланов сидел между мной и мужем, я глаз с него не спускала. Если бы он пошевелил ногами, я непременно бы это заметила. К тому же сомневаюсь, что ему удалось бы таким образом столь сильно раскачивать стол. Однако я уверена, что речь идет о каком-то мошенничестве, и, если никто не вмешается, эта история закончится весьма плачевно. – Мадам д’Орваль вовсе не пыталась произвести на слушателей драматический эффект, наоборот – она произнесла все это с трогательной улыбкой, как будто для того, чтобы смягчить прозвучавшее в ее словах недоброе предчувствие.

– Вы поделились своими страхами с супругом? – спросил Валантен.

– Об этом и речи быть не может! С тех пор как Фердинанд поддался вредоносным чарам этого мнимого колдуна, у него словно пелена упала перед глазами, он и слышать ничего не желает. Прогнать медиума мой муж согласится лишь в том случае, если кто-нибудь предоставит ему доказательства, что все это не более чем фарс и что он стал игрушкой в руках негодяя, чья единственная цель – воспользоваться отцовским горем, чтобы его ограбить. Потому я взываю к вам о помощи. Вы моя единственная надежда!

– Чего именно вы от меня ждете?

– Я уже говорила, что читала в газетах статьи о ваших расследованиях, и не сомневаюсь, что вам достаточно будет поприсутствовать на одном из пресловутых сеансов спиритуализма, чтобы разоблачить обман. Вы могли бы прийти к нам на ужин, к примеру в ближайшую среду. Я представлю вас как своего дальнего родственника. Прошлый сеанс так впечатлил супругов Лонэ, что они хотят повторить эксперимент во время своего следующего визита.

У Валантена, как и всякий раз, когда он чувствовал досаду, возникло неприятное покалывание за левым ухом; он с трудом сдержался, чтобы не почесать зудящую кожу, и сокрушенно качнул головой:

– К сожалению, я никак не смогу быть у вас в среду. В данный момент я очень занят другим расследованием, скорое завершение которого требует от меня постоянного внимания, всех моих сил и времени.

При этих словах бескровное лицо Мелани д’Орваль исказило выражение мучительного отчаяния. Ответ инспектора настолько разочаровал бедную женщину, что на нее стало больно смотреть, и это огорчило Валантена больше, чем можно было ожидать, – инспектор тотчас полностью капитулировал перед ней и указал на юного Лебрака, который в продолжение всего разговора стоял в сторонке, у самой двери, и внимательно слушал.

– Однако мой заместитель справится с этим делом не хуже, чем я сам, смею вас заверить. Его наблюдательность ни в чем не уступает моей. Ни единая деталь не ускользнет от его внимания, и по возвращении он предоставит мне подробнейший отчет. На основании этого отчета я смогу разработать план наших дальнейших действий.

Последние слова Валантена были встречены лучезарной улыбкой – казалось, посетительница сейчас захлопает в ладоши от радости. Она даже чудесным образом помолодела и выглядела бодрее, чем в начале визита.

– Это замечательно! – воскликнула Мелани. – Я так боялась, что вы примете меня за сумасшедшую! Но вы меня успокоили. Как только вы изобличите шарлатана, Фердинанд тотчас выгонит его из усадьбы без всяких сожалений, я в этом не сомневаюсь.

Валантен всплеснул руками, будто таким образом хотел выразить, что разделяет это спонтанное проявления радости со стороны мадам д’Орваль, а затем начал было вставать из-за стола в знак того, что беседа окончена, однако снова откинулся на спинку стула, вспомнив, судя по всему, о чем-то важном.

– Последний вопрос перед вашим уходом, – проговорил он, будто между прочим. – Не могли бы вы описать мне перстень таинственного медиума?

Мелани д’Орваль широко раскрыла глаза и как будто бы растерялась. Инспектор уже думал, что она выразит свое удивление в устной форме, но она тотчас совладала с собой, и ее красивое лицо снова сделалось непроницаемым.

– Сейчас, когда вы об этом заговорили, – начала она, слегка нахмурившись, – я вспомнила, что перстень у него и правда весьма примечательный. Это массивное кольцо с печаткой, которое он носит на среднем пальце левой руки. На печатке выгравированы странные знаки: семь пересекающихся окружностей, шесть из которых расположены парами вокруг центральной розетки.

– Несомненно, речь идет об алхимических символах, – авторитетно покивал Валантен. – Если я правильно понимаю, окружности и розетка – это семь металлов, соответствующих семи небесным светилам. В центре находится Солнце, которое управляет золотом. Вокруг него – меркурианская ртуть и трансмутирующее в нее юпитерианское олово, чуть выше должен быть свинец Сатурна, противостоящий лунному серебру, но отлично с ним ладящий, как ладят и марсианское железо с венерианской медью.

– Вы меня поражаете, – тихо промолвила Мелани д’Орваль, на чьем лице теперь отразилось некоторое смятение. – Однако все это выше моего понимания. Неужели перстень так уж важен?

Валантен ответил не сразу. Он встал, неспешно обошел свой рабочий стол, чтобы проводить посетительницу к выходу, и, уже взявшись за дверную ручку, сказал напоследок, чеканя каждый слог:

– Я почти уверен, что этот перстень-печатка – ключ ко всему. Можете спокойно отправляться домой. Если мои соображения верны, дело очень скоро разрешится к вашему полнейшему удовлетворению. Даю слово.

Глава 3
«Корзинка принцев»

– Как вам это удалось, месье?!

– Что именно, Исидор?

– Я конечно же о перстне-печатке! Как вы про него догадались? Это ведь просто поразительно!

Эхо шагов Мелани д’Орваль еще не стихло на лестничной клетке, а юный Лебрак уже дал волю восторгам и засы́пал шефа вопросами.

Валантен, напустив на себя скромный вид, пожал плечами:

– Не вижу тут ничего экстраординарного.

– Не видите? Правда? – иронично воскликнул помощник. – Да полно вам! Вы шутите, инспектор? Это же уму непостижимо! Женщина делится своими подозрениями по поводу совершенно незнакомого вам человека, о котором она и сама ничего толком не знает, кроме имени, а вы вдруг ни с того ни с сего спрашиваете о перстне-печатке! Она дает вам описание сего предмета, весьма лаконичное и туманное, заметьте. И что же? Вы мгновенно расшифровываете нанесенную на него символику, а в довершение всего преспокойным образом заявляете, что это ювелирное украшение позволит нам решить ее проблему! На месте мадам д’Орваль, не зная вас, я бы подумал, что вы надо мной смеетесь.

Валантен дружески похлопал юношу по плечу:

– И ты был бы категорически не прав, дорогой мой Исидор. Просто, пока я слушал рассказ очаровательной мадам д’Орваль, мне на ум пришла одна гипотеза, которая неожиданно оказалась перспективной.

– Стойте! – пылко перебил его Лебрак. – Ничего не говорите, дайте я сам догадаюсь! Вы знали, что это за перстень, или видели похожий раньше. Погодите-ка, погодите… Эта вещица может служить условным знаком для распознавания своих, неким символом принадлежности Павла Обланова к разбойной банде, с которой вы уже сталкивались… Ну же, шеф, не томите, скажите, насколько я близок к разгадке!

Инспектор ответил не сразу. Он взял со стола шкатулочку, инкрустированную перламутром, открыл ее и протянул собеседнику. Внутри лежали тонкие дорогие сигары, чей изысканный пряный аромат тотчас приятно защекотал ноздри.

– Угощайся, Исидор. Это должно пойти тебе на пользу. Некоторые полагают, что курение десятикратно увеличивает активность мозговых клеток и стимулирует воображение. На мой взгляд, физиологические обоснования подобного тезиса довольно сомнительны. Но кто знает? В сомнениях рождается истина…

– Иными словами, я попал пальцем в небо…

Валантен раскурил обе сигары, отдал одну Исидору, затем вернулся за стол и принялся с интересом наблюдать за поднимающимся к потолку облачком.

– Я бы не выразился так тривиально, однако должен признать, что ты весьма далек от истины.

– Стало быть, мы вернулись к моему первому вопросу. – Лебрак по неопытности затянулся сигарным дымом и попытался сдержать кашель. – Как вам все-таки удалось?

– Я же только что сказал тебе: простое предположение попало в цель. Следи за ходом моей мысли. Не нужно быть экспертом в медицине, чтобы знать, что мертвые не встают из могил и не заводят беседы с живыми. Спиритуализм, вошедший нынче в моду у англосаксов, – пустое баловство, не более. Значит, наш Обланов не кто иной как шарлатан, равно как и прочие его собратья по ремеслу. Сеанс, который произвел такое впечатление на нашу посетительницу, был надувательством.

– Но она ведь нас заверила, что все время наблюдала за медиумом, – наивно заметил Лебрак. – Сказала, что глаз с него не спускала.

– Верно, но ее внимание было сосредоточено не в том месте. Она смотрела под стол, а все интересное происходило на столешнице. Этот трюк используют некоторые мошенники в Америке, они придумали, как «разговорить» духов и заставить трястись стол. Их метод, более изобретательный и впечатляющий, чем банальный удар коленом снизу, действует безотказно. А нужно всего-то закрепить на поверхности столешницы маленький, согнутый под прямым углом винтик. При условии, что отверстие для него вы проделаете заранее, вставить винтик можно будет всего за несколько секунд, а в полумраке, которого от хозяев обычно требуют мнимые чародеи, ссылаясь на то, что им так, дескать, легче будет сосредоточиться, его никто не заметит. Когда участники сеанса кладут ладони на стол, лжемедиуму достаточно подцепить горизонтальную часть согнутого винтика кольцом на своем пальце. Держаться он будет крепко и, опять же, незаметно. Все остальное – не более чем актерская игра. Вы делаете вид, что пытаетесь удержать трясущийся от потусторонних ударов стол на месте, а на самом деле сами заставляете его подпрыгивать.

Лицо Исидора Лебрака расплылось в блаженной улыбке:

– Поразительно! Стало быть, когда вы спросили о перстне…

– Я всего лишь забросил рыболовный крючок наугад. Однако ответ Мелани д’Орваль позволяет сделать вывод, что я, скорее всего, не ошибся.

– А как же узоры на печатке? Каким образом вы поняли их смысл так быстро?

– Элементарная логика, Исидор. Шарлатан, претендующий на обладание сверхъестественной силой, наверняка интересуется оккультными науками, прежде всего астрологией и алхимией, которые тесно связаны между собой. Я и сам обладаю в этих областях начальными знаниями. Композиция из семи кругов, символизирующих металлы и планеты, встречается не так уж редко. К примеру, ты можешь ею полюбоваться в нескольких шагах отсюда, на портале Непорочной Девы в соборе Парижской Богоматери. Круги вытесаны на саркофаге, который изображен на среднем ярусе тимпана ¹⁸.

Исидор покачал головой – его явно впечатлили дедуктивные способности и эрудиция начальника, но при этом возник и новый вопрос.

– Кое-что ускользает от моего понимания, – сказал он. – Из нас двоих, как вы только что блистательно продемонстрировали, разоблачить мошенника Обланова лучше всего удастся именно вам. Так почему же тогда в имение д’Орвалей вы посылаете меня? Зачем вам выдумывать несуществующее дело, от которого вы якобы не можете отвлечься, вместо того чтобы спокойно пожинать лавры, чего вы несомненно заслуживаете?

На мгновение глаза Валантена потемнели, а челюсти крепко сжались. Он подумал о тайном расследовании, которое занимало в последние дни все его мысли. Естественно, помощнику он ничего об этом не рассказывал. Дело было сугубо личное, и Валантен собирался решить его по-своему, не стесняя себя официальными правилами и ограничениями. Ради достижения цели он готов был свернуть с хоженых троп и даже действовать за гранью закона. Лебрак, юноша честный и простодушный, не смог бы этого принять.

– Тебе нужно набираться опыта, Исидор, – ответил наконец инспектор. – В имении ты сможешь отточить свою наблюдательность. Вечер в обществе представителей высшего света сулит таинственные и – чем черт не шутит? – опасные события. Для тебя это будет возможность раз и навсегда заткнуть рты тем олухам, которые кричат, что ты не годишься в полицейские, мол, ни умом, ни статью не вышел. – Он сделал паузу и иронично усмехнулся. – Кроме того, сдается мне, ты не остался равнодушным к утонченному шарму мадам д’Орваль. По-моему, в роли странствующего рыцаря, спешащего на помощь к попавшей в беду прекрасной даме, ты будешь великолепен!

Лебрак покраснел до корней рыжих волос и поспешил покинуть кабинет шефа, смущенно пробормотав себе под нос слова прощания. Валантен, который только того и ждал, нарочно спровоцировав юношу, не сумел сдержать улыбку. Однако озабоченное выражение тотчас вернулось на его лицо, и он посмотрел на карманные часы. Стрелки еще не доползли до десяти утра. Он поднес «луковицу» к уху, словно хотел убедиться, что механизм работает. Мелькнула мысль, что, если в кратчайший срок ему не принесут долгожданные известия, ближайшие часы грозят обернуться мучительным испытанием.

Это опасение, увы, оправдалось.

Когда, наскоро перекусив, инспектор решился покинуть префектуру, чаша его терпения была исчерпана до дна. Чего уж тут говорить о благоразумии – он больше не мог пребывать в изматывающей неопределенности, ломая голову над тем, что могло случиться с Бордосцем и Образиной. Две ночи и один полный день Валантен постоянно гадал, почему два бандита не дают о себе знать. Определенно произошло что-то непредвиденное. И ему необходимо было выяснить, что именно. Немедленно! К черту осторожность!

Погруженный в свои мысли Валантен, не замечая других прохожих, перешел Сену по Пон-Нёф – на левый берег ему нужно было лишь для того, чтобы заскочить домой за оружием. Он занимал роскошные апартаменты в четвертом этаже буржуазного здания на улице Шерш-Миди – простому полицейскому такое жилье, разумеется, было бы не по карману, но Валантен после трагической гибели своего приемного отца, Гиацинта Верна, случившейся пять лет назад, унаследовал изрядное состояние, а разумные инвестиции на бирже обеспечили ему приличную ежегодную ренту, которая вполне могла бы избавить от необходимости зарабатывать на жизнь. Могла бы, будь на то воля Валантена. Но в полицию он пошел вовсе не ради жалованья.

В свое время молодой человек бросил научные штудии и отказался от учебы в Политехнической школе ¹⁹, чтобы заняться изучением права и добиться должности инспектора в Префектуре полиции – только потому, что хотел продолжить дело своего благодетеля. Валантен до сих пор с глубочайшим волнением вспоминал, какое он испытал потрясение, когда, разбирая бумаги покойного отца, нашел упоминание о преступнике, выслеживанию которого Гиацинт Верн посвятил свои последние годы. В тот миг целый пласт его, Валантена, собственной жизни, похороненный в глубинах памяти, внезапно и сокрушительно вырвался из небытия.

Забытый период его прошлого был связан с конкретным местом на земле. С уединенным домиком неподалеку от нищих предместий Парижа. Там был сырой погреб с толстыми стенами из песчаника, с оконцем, наглухо заколоченным досками, и массивной, обитой железом дверью. В погребе койкой служила деревянная доска, привинченная к стене, и там была клетка, врытая в земляной пол. Сваренная из толстых стальных прутьев, она была чуть больше собачьей конуры. Тесное подземелье тонуло в полумраке, пропитанном вонью перегноя и плесени. В подземелье царил затхлый могильный дух. Как в склепе. В этом месте можно было пропасть навсегда, сгинуть, раствориться в томительном ожидании и собственных страхах. Вдали от рода людского. Вдали от всего человеческого.

У того периода его прошлого было лицо. Лицо Викария – омерзительного преступника, которого отец Валантена выслеживал семь долгих лет в самых скверных кварталах Парижа. Лицо монстра, который, как людоед из страшных сказок, на своем пути оставлял мертвых детей. Лицо жестокого извращенца, того, кто оставил на сердцах Гиацинта Верна и его сына кровавый отпечаток, будто заклеймил их каленым железом, и с тех пор они оба были одержимы стремлением заглянуть в глаза Злу с большой буквы, чтобы его уничтожить.

Викарий… Его длинные белые кисти в набухших венах, будто обвитые под кожей змеями, костлявое, узкое, как лезвие ножа, лицо, блестящий лысый череп, глубоко посаженные порочные глаза до сих пор преследовали молодого инспектора в кошмарных снах. Именно для того, чтобы положить конец злодеяниям демона в сутане, Валантен и поступил на службу в полицию. И его решимость достигнуть своей цели усилилась прошлой осенью, когда он узнал, что этот негодяй еще и заказал убийство его отца, чью внезапную гибель до тех пор все считали несчастным случаем ²⁰.

Той осенью, благодаря сведениям, раздобытым Видоком, прежним начальником Сюрте ²¹, Валантен оказался в двух шагах от поимки своего врага. Он проник в последнее известное убежище Викария, находившееся в загаженном переулке квартала Сен-Мерри. Но увы! Птичка в очередной раз успела упорхнуть, а в клетке остался лишь изуродованный труп очередной невинной жертвы.

После того прискорбного эпизода Викарий растворился во мраке – исчез в бедняцких кварталах Парижа, как крыса в сточной канаве. Но Валантен знал, что рано или поздно злодей высунет нос на поверхность – инстинкты и неутолимый голод хищника в конце концов заставят его потерять осторожность. Потому инспектор связался со всеми своими осведомителями и пообещал щедрое вознаграждение из личных средств тому, кто приведет к нему Викария или как-то поспособствует его задержанию. Четыре дня назад он почти поверил в успех, когда к нему явился некий субъект, называющий себя Бордосцем, и заявил, что они с напарником по прозвищу Образина знают, как поймать зверя, и сделают это своими силами. Но с тех пор от них не было ни слуху ни духу. Похоже было, что два бандита, на которых он возложил столько надежд, попросту его кинули и теперь можно не ждать от них вестей.

Очнувшись от своих размышлений, Валантен обнаружил, что он уже добрался до перекрестка Круа-Руж. Сейчас, в разгар субботнего дня, здесь было довольно оживленно – кареты знатных особ, после революции обосновавшихся в особняках богатого пригорода Сен-Жермен, едва разъехавшись на перекрестке, спешили дальше – к Марсову полю, садам Тюильри или к Елисейским Полям. Воздух полнился перестуком лошадиных подков и лязгом железных ободов на колесах экипажей. Чуть поодаль в эту какофонию вносил свою лепту точильщик, скрежетавший точильным камнем и пронзительно зазывавший клиентов. Инспектор на ходу засмотрелся, как ловко этот мастер заостряет лезвие топора, когда его вдруг окликнул знакомый голос:

– Эй, Иерусалим! Немного солнца на ваши ботинки?

Валантен обернулся в ту сторону, откуда прозвучал вопрос. Чистильщик обуви, мальчишка в криво нахлобученном на голову картузе, великоватом для него, махал инспектору рукой, и тот, сразу заулыбавшись, зашагал к нему, роясь по карманам в поисках мелких монет: