Отзывы на книгу «На обратном пути», страница 2

boservas

Пару дней назад я опубликовал рецензию на пронзительный роман Ремарка "На Западном фронте без перемен", и тогда я обещал, что следующим моим выходом "в эфир" будет рецензия на вторую книгу автора о "потерянном поколении". В первом романе речь шла о тех, кого сожрала чудовищная пасть войны, во втором - о тех, кто сумел вырваться из мощных челюстей смерти.

Вы обратили внимание, что названием для рецензии я выбрал строчку из частушки, и, хотя частушки - несерьёзный жанр, в данном случае она более чем к месту, потому что этих парней уже не ждали. Нет, конечно, каждого по отдельности их ждали, если было кому ждать, - родители, любимые, друзья - их ждали как конкретных личностей, близких и любимых людей, но их не ждали, как социальный слой, как поколение. На этом послевоенном, в каком-то смысле - весеннем, празднике жизни они были лишними.

Страна, разбитая параличом страшной войны, не виданной до сих пор, продолжала серьезно болеть, мечась в спазмах революций, страдая от педикулеза чернорыночников, предчувствуя нарыв национализма. И вот, в этот больной социум вливается поток прошедших через круги ада больных людей. К чему это может привести, если одна боль сталкивается с другой - только к новой боли.

То, что было на фронте - было ужасно, но то, что ждало фронтовиков в мирной жизни было тоже ужасно, только по своему, к сожалению, у ужаса тоже есть градации. И, если война убивала влёт и неожиданно, то мирная жизнь проделывала ту же штуку с куда большим ехидством и издевательством, демонстрируя перед "отдавшими воинский долг" их ненужность, обещая им безысходность, и гарантируя - неприкаянность.

И они продолжили делать то, что делали на фронте - погибать. Макса Вайля убивает подчиняющийся правительству отряд, которым руководит бывший ротный главных героев, вчера они были однополчанами, а сегодня стреляют друг в друга. Людвиг Брайер, отстоявший свои погоны в схватке с революционными матросами, впадает в депрессию и кончает жизнь самоубийством. То же делает и романтик Георг Рахе, рассчитывавший на фронтовое товарищество в мирной жизни, и не обретший его, он понимает, что всё, что было в его жизни осталось на фронте, ему не повезло, что он остался жив, и он едет на место боев, и призывая души погибших товарищей воскреснуть, убивает себя.

Кто-то не находит себя в довоенной профессии, кто-то сталкивается с предательством близких людей, кто-то садится в тюрьму. Они все чувствуют себя обманутыми, обманутыми уже не в первый раз, их обманули тогда, когда призывали записываться в армию добровольцами, их обманывают сейчас. Именно поэтому кто-то из фронтовиков уходит в революцию, в надежде положить конец затянувшемуся обману и найти новую не ясную пока истину.

И все же концовка у романа оптимистичная - главный герой - Эрнст Биркхольц, кажется, находит свой путь в этой новой и непривычной жизни, следовательно, еще не всё потеряно, еще остается какой-то шанс. Ремарк, выпуская роман в 1932 году, не мог знать, что уже через год его родную Германию накроет чёрная волна нацизма, и, скорее всего, его Эрнст снова окажется обманутым, а на его глазах вырастет новое "потерянное поколение", которому будет суждено сгореть в горниле второй мировой. Зато придет час таких "фронтовиков", как снайпер Бруно Мюкенхауп и ефрейтор Адольф Гитлер.

А возвращаться всегда сложно, хоть с войны, хоть из отпуска, хоть из тени, любое возвращение предполагает столкновение с новой реальностью и крушение былых иллюзий - так устроена эта жизнь...

1018

strannik102

Вот вам и Ремарк... Вот вам и Эрих Мария... Такой мощи я от него не ожидал даже после того, как прочёл "На западном фронте без перемен". Знаете, по силе воздействия я бы эту книгу осмелился сравнить, наверное, с несколькими совершенно разными писателями и книгами. Сначала Шолохов, у которого, помнится, в "Донских рассказах" есть такие, которые выворачивают пласты души такенными огроменными неподъёмными комьями, что потом ни одной "бороной" не загладить. Потом на ум пришла недавно прочитанная "Ангелова кукла" Кочергина — возможно на сходство подтолкнула описанная Ремарком картина демонстрации разного рода военных калек, хотя параллель лежит глубже. И, как ни странно, припомнился вдруг один небольшой рассказ Джека Лондона, там, где заболевает мальчик-подросток, и пока он болеет — подсчитывает количество движений, сделанных им за свою короткую фактическую, но очень длинную трудовую жизнь. У Ремарка один из его героев тоже вдруг оказывается поражённым схожей мыслью-идеей... Но самым важным для меня стало то, что после чтения обеих ремарковских книг я окончательно признал за их автором право быть пожалуй самым мощным из известных мне и прочитанных мной зарубежных антивоенных писателей.

Вторая сторона этой повести — её ярко выраженная социальная составляющая. Ремарк в совершенно неприглядных и неприглаженных тонах и выражениях показывает нам послевоенную Германию — страну, одержавшую поражение в Первой Мировой войне. Страну, ставшую одной из самых революционных стран послевоенного периода. Страну, внутриполитическая и внутриэкономическая жизнь которой привела к власти в ней спустя полтора десятилетия одного из самых страшных тиранов и политических авантюристов всех времён и народов. А ведь это поколение нашего ГГ бурно голосовало "ЗА" партию НС, это его сверстники и их старшие и младшие братья и сёстры привели в германскому "рулю" Адольфа Гитлера. И я вчитывался в ремарковские строки, ища хоть малейшие признаки появления в этой растрёпанной и униженной войной Германии будущего Фюрера и будущих "ариев" и потомков "нибелунгов"...

Отличная книга! Пятизвёздная! И автор отличный. Нелёгкий для чтения, но одновременно с этим великолепный рассказчик и талантливый художник слова. Совершенно однозначно буду читать его книги и дальше.

EvA13K

Книга входит в цикл "Потерянное поколение" и словно продолжает первый роман автора "На западном фронте без перемен", вроде даже имена знакомые звучат, но это не точно, первый роман я читала год назад и имена уже подзабылись. Книга начинается с того, что Первая мировая война окончилась и немецкие солдаты возвращаются с фронта. Большая их часть совсем молодые, они ушли воевать со школьной скамьи как только достигли призывного возраста, это роднит их и особенно Эрнеста, от лица которого идёт рассказ, с главным героем предыдущего романа Паулем, вот его имя точно было упомянуто. Да, солдаты возвращаются домой, война окончена, но она не оставляет их, их восприятие реальности отлично от тех, кто не воевал, они одновременно ожесточены и сломаны, стали более агрессивными и более чувствительными. И невозможно им объяснить что с ними стало тем, кто не пережил того же что и они. Даже родителям, даже супругам, нет слов, которые бы могли выразить пережитое, нет сил, чтобы обрушить на близких людей всю боль, страх, что живут в душе. Поэтому многие мучаются кошмарами, сходят с ума, кончают жизнь самоубийством. Страшно читать, страшно думать о подобном, хотя я тоже видела только мир и явно до конца не понимаю всего ужаса переживших войну. Кроме описаний того, как Эрнест и его товарищи возвращаются в родной город и пытаются научиться снова жить, в романе присутствует масса воспоминаний о военном времени, а часто эти флэшбеки так сильны, что рассказчик перестаёт воспринимать реальность. Но не весь текст проникнут отчаянием и безнадежностью, встречаются и мирные описания или веселые, хотя и над ними довлеет тяжесть пережитого персонажами романа. Один из наиболее стойких и жизнерадостных друзей Эрнеста Вилли поразил меня своей речью в суде. Часть приятелей рассказчика более легко относятся к пережитому на войне, но часть переживают всё очень тяжело, а ведь есть ещё и покалеченные, их парад ближе к концу книги тоже произвёл тяжкое впечатление. Но несмотря на общее гнетущее впечатление, книга стоит того, чтобы её читать, да и итог размышлений Эрнеста мне пришелся по душе.

Introvertka

“Возвращение” по своей силе, пронзительности и глубине встало для меня в один ряд с моими любимыми романами Ремарка: “Время жить и время умирать”, “Искра жизни” и “На Западном фронте без перемен”. Ремарк, сам прошедший Первую мировую войну, очень тонко подмечает всё происходящее в душе человека, побывавшего в кровавой бойне военных действий. Военная тематика - это то, в чем он всегда и безусловно гениален.

“Возвращение” продолжает тему потерянного поколения - солдат, которые выжили, но оказались полностью неприспособленными к обычной жизни. Они действительно потерянные: они потеряли себя, свои цели, мечты и чувства, потеряли связь с прежним миром, со своими родными и близкими, потеряли свое место в этом чужом для них мире.

В романе “На Западном фронте без перемен” есть эпизод, где главный герой, возвращаясь в свой родной город на время отпуска, в первый же день ощущает свою неприкаянность и думает о скорейшем возвращении на фронт. Он пытается читать книги, которые раньше так любил, пытается общаться с семьей и знакомыми, пытается занять свой досуг, но каждый раз наталкивается на ощущение полнейшей безнадежности. Его связи со старым, прежним миром больше нет - всё заслонила собой война.

Эта тема и является центральной в данном романе: здесь Ремарк уже более детально и глубоко исследует феномен потерянного поколения

Повествование начинается с краткой зарисовки военной жизни, после которой сразу же следует объявление новости о заключении мира и окончании войны. Первая эмоция, возникающая у каждого солдата - это недоверие. Они просто-напросто боятся поверить в то, о чем так долго мечтали и чего ждали в течение долгих четырех лет.

Потом, на пути домой к ним наконец приходит чувство сумасшедшей радости, они изо всех сил рвутся к родному дому и своей семье. А на смену этим чувствам приходит разочарование.

“После стольких лет войны мы не так представляли себе возвращение на родину. Думали, нас будут ждать, а теперь видим: здесь каждый по-прежнему занят собой. Жизнь ушла вперед и идет своим чередом, как будто мы теперь уже лишние”. Вдруг, оказывается, что на войне все воспоминания о прошлой мирной жизни гораздо ярче и прекраснее, чем сама эта жизнь.

"Я не могу понять, почему, стоя здесь, я не испытываю того же, что тогда, в воронках и бараках. Куда девалась та полнота чувств, все то трепещущее, светлое, сверкающее, все то, чего не выразишь никакими словами? Неужели в воспоминаниях было больше жизни, чем в действительности? Не обращались ли они в действительность, между тем как сама действительность отходила назад, все больше и больше выдыхалась, пока не превратилась в голый остов, на котором некогда развевались яркие знамена? Не оторвались ли воспоминания от действительности и не парят ли они теперь над нею лишь как хмурое облако? Или годы фронта сожгли мост к былому? Вопросы, все только вопросы… А ответа нет…". Говорить с близкими не о чем: только с фронтовыми товарищами можно чувствовать такое единение и общность. С ними можно обсуждать то, что на самом деле важно.

Делать тоже нечего: оказывается, практически все доступные профессии бледнеют и меркнут перед войной, и кажутся чем-то вроде бессмысленной и бесполезной нелепицы.

Главный герой, получив место учителя в сельской школе, недоумевает: “Чему же мне учить вас? Рассказать вам, что в двадцать лет вы превратитесь в калек с опустошенными душами, что все ваши свободные устремления будут безжалостно вытравлять, пока вас не доведут до уровня серой посредственности. Рассказать вам, что все образование, вся культура, вся наука – не что иное, как жестокая насмешка, пока люди именем Господа Бога и человечности будут истреблять друг друга ядовитыми газами, железом, порохом и огнем?”

Как выжить в мире людей, насквозь пропитанных духом фальши и лицемерия? “А теперь мы чувствуем всю фальшь, всю половинчатость, все спесивое ничтожество и беспомощное самодовольство этого мира, чувствуем с такой силой, что гнев наш переходит в презрение”. Самый сильный и до боли пронзительный момент, показывающий всю ничтожность возвышенных речей о чувстве долга, национальной гордости и военных подвигах, заключен в словах одного из военных товарищей главного героя:

“Геройская смерть! Интересно знать, как вы себе ее представляете! Хотите знать, как умирал маленький Хойер? Он целый день висел на колючей проволоке и кричал, и кишки вываливались у него из живота, как макароны. Потом осколком снаряда ему оторвало пальцы, а еще через два часа кусок ноги, а он все еще жил и пытался уцелевшей рукой всунуть кишки внутрь, и лишь вечером он был готов. Ночью, когда мы смогли наконец подобраться к нему, он был уже продырявлен, как кухонная терка. Расскажите-ка его матери, как он умирал, если у вас хватит мужества!” А каково, возвращаясь домой, знать, что то, ради чего ты воевал, это всего лишь пыль, облаченная в красивые и воодушевляющие слова? А Император, вдохновляющий свой народ на подвиги, предательски сбежал?

“А почему все это так, Георг, почему? Потому что «нас обманули, обманули так, что мы и сейчас еще не раскусили всего этого обмана! Нас просто предали. Говорилось: отечество, а в виду имелись захватнические планы алчной индустрии; говорилось: честь, а в виду имелась жажда власти и грызня среди горсточки тщеславных дипломатов и князей; говорилось: нация, а в виду имелся зуд деятельности у господ генералов, оставшихся не у дел”. И даже громкое и торжественное слово “Революция” не принесет ничего нового для солдат, отдавших свое тело и душу во имя Отечества. Новая песня, да мотив у нее старый.

“Все пошло прахом – товарищеское единение изрешечено пулеметом, солдаты стреляют в солдат, товарищи в товарищей, все кончено, все кончено…”. Что остается в таком случае нашим вернувшимся с фронта героям? Как говорит Альберт, всё дело в опоре. Надо, иметь в жизни что-то или кого-то, чтобы опереться и залечить хотя бы часть душевных ран. Чтобы это что-то или этот кто-то просто был рядом, придавал хоть какой-то смысл кажущемуся бессмысленным существованию и в нем можно было черпать силы и надежду.

Для кого-то это станет вторая половинка, для кого-то дети, третий увидит свет в конце тоннеля, найдя свое призвание, еще один будет искать ответы на свои вопросы в книгах, а кто-то просто будет пытаться жить, несмотря ни на что…

Роман оказался для меня очень тяжелым: меня окутывало то же самое чувство тоски, безнадежности, пустоты и отчаяния, которое испытывали Эрнст, Людвиг, Альберт и другие выжившие. Вся эта боль и тяжесть будто бы легли на мои плечи, каждое их слово отзывалось в моей собственной душе.

Разве это не удивительно, что автор может так писать, чтобы заставить тебя максимально полно почувствовать опыт другого человека, даже если ты не сталкивался ни с чем подобным в реальной жизни? Для меня это и есть самый главный признак таланта.

Читать такие книги нужно обязательно. Зачем? Чтобы воспитывать в себе чувство сострадания и милосердия. Чтобы быть настоящими людьми. Чтобы вечно помнить о тех, кому не удалось спастись от смертельного водоворота войны - и в числе них не забывать о тех, кто вернулся, но не смог жить.

“Я шел молча и с грустью думал о том, что от всей моей крылатой мечты о любви и жизни не осталось ничего, кроме винтовки, жирной девки да глухих раскатов на горизонте, к которым мы медленно приближались. Потом все поглотила тьма, пришли окопы, пришла смерть”.

Tin-tinka
…если посчитать всю стоимость агрессии, выраженную в жизнях людей и животных и в материальном уроне, то неизбежно приходишь к заключению, что никакие выгоды не могут ее превзойти — даже для победителя. Дэвид Гребер - Долг: первые 5000 лет истории

Данная книга повествует не о материальных разрушениях, а о не менее трагичных, неизбежных изменениях в психике людей и в жизни социума, которые явились последствиями Первой мировой войны. Казалось бы, мир, наконец, заключён, солдаты, полные надежд на будущее, возвращаются домой, но не так просто вычеркнуть из памяти годы, проведенные на фронте, вновь вписаться в жесткие рамки обывательской жизни, восстановить душевное равновесие и найти свое место в изменившейся действительности. Вместе с главным героем и его товарищами мы пытаемся понять, что не так с обществом и чей взгляд на окружающий мир верный: лишенных иллюзий военных, прошедших через «огонь и воду», или же жителей тыла, которые держатся за культурные нормы, предпочитая не знать, что творилось на поле боя.

Не раз главный герой замечает, что между людьми лежит пропасть, даже члены одной семьи не могут преодолеть стену непонимания и дело тут не в отсутствии чуткости. Вернувшиеся с фронта приобрели совсем иной житейский опыт, который не понять людям, не побывавшим на грани жизни и смерти, там, где отпадают лишние условности.

Война лишила целые поколения веры в идеалы, почтения к старшим, нарушила все моральные ориентиры: ведь что значит «не укради» для того, кто привык реквизировать все, что «плохо лежит», «не убий» -для того, кто только и делал, что убивал.

цитаты

Раньше я бы, конечно, не позволил себе смеяться над отцом. Но почтение к старшим испарилось в окопах. Там все были равны.

— Но ты же украл его! — стонет она. — Украл? — Вилли разражается хохотом. — Вот сказала! Я его реквизировал! Раздобыл! Нашел! А ты — украл! О краже еще можно говорить, когда берут деньги, а не все то, что идет на жратву. В таком случае, Эрнст, мы с тобой немало поворовали, а?

Что нельзя взять на растопку стул, хотя на фронте мы сожгли однажды целое пианино, чтобы сварить гнедую в яблоках кобылу, это на худой конец я еще могу понять. Пожалуй, понятно и то, что здесь, дома, не следует потакать непроизвольным движениям рук, которые хватают все, что плохо лежит, хотя на фронте добыть жратву считалось делом удачи, а не морали. Но что петуха, который все равно уже зарезан, надо вернуть владельцу, тогда как любому новобранцу ясно, что, кроме неприятностей, это ни к чему не приведет, — по-моему, верх нелепости.

Мне стыдно, но в то же время меня душит бешеная злоба. Злоба на этого дядю Карла, который преувеличенно громко заводит разговор о военном займе; злоба на этих людей, которые кичатся своими умными разговорами; злоба на весь этот мир, который так невозмутимо продолжает существовать, поглощенный своими маленькими жалкими интересами, словно и не было вовсе этих чудовищных лет, когда мы знали только одно: смерть или жизнь — и ничего больше.

свернуть

Благодаря разнообразным героям, писатель смог показать множество аспектов новой жизни, попыток приспособится или же, наоборот, прогнуть мир под себя. Тут поднимается и тема семейных отношений, например, то, как родители продолжают воспринимать бывшего солдата в качестве ребенка, требующего заботы или мудрого руководства, а также отношений между супругами, которые, будучи разлученными на много месяцев, не могут найти взаимопонимание, особенно, если между ними встал «третий лишний».

цитаты

Но теперь я начинаю понимать, почему я для этой худенькой, изможденной женщины иной, чем все солдаты мира: я ее дитя. Для нее я всегда оставался ее ребенком, и тогда, когда был солдатом. Война представлялась ей сворой разъяренных хищников, угрожающих жизни ее сына. Но ей никогда не приходило в голову, что ее сын, за жизнь которого она так тревожилась, был таким же разъяренным хищником по отношению к сыновьям других матерей.

Да, с горечью думаю я, я сильно изменился. Да и что ты знаешь обо мне, мама? Осталось только воспоминание, одно воспоминание о тихом, мечтательном мальчике. Ты никогда, никогда не узнаешь от меня ничего об этих последних годах. Я не хочу, чтобы ты хотя бы и отдаленно догадывалась, что собой представляла действительность и во что она меня превратила. Сотая часть правды надломила бы тебе сердце, если одно грубое слово приводит тебя в трепет, смущает тебя, потому что не вяжется с твоим представлением обо мне.

Она сидит в своем углу, маленькая, окутанная сумерками. С какой-то особенной нежностью я чувствую, что роли наши переменились: теперь она — дитя. Я люблю ее, я никогда не любил ее сильнее, чем сейчас, когда знаю, что уже не смогу прийти к ней, все рассказать и, может быть, обрести у нее покой. Я потерял ее. Разве это не так? И вдруг сознаю, как я, в сущности, одинок и какой я в самом деле чужой здесь.

свернуть

Показана тут и конфронтация с обществом - на примере бывших учеников, возвратившихся в школу, автор продемонстрировал всю иллюзорность мудрости наставников, ведь чему могут научить преподаватели, полные шаблонных правил, пафосного патриотизма, за которым скрывается растерянность или незнание «другой стороны медали». Но и бывшие солдаты не годятся в учителя, они точно так же не знают, чему учить подрастающие поколения, все незыблемые истины прошлого потеряли свою актуальность, а новые пока лишь витают в воздухе. Да и многим из вернувшихся учеба вовсе не нужна - «от сантиметра торговли больше толку, чем от километра учености», миром правят спекулянты. Вообще, то общее, что объединяло персонажей на войне, рассыпается, социальное неравенство выходит на первый план и нет уже крепких уз дружбы.

цитаты

Меня злит его болтовня. С какой стати он так пренебрежительно говорит о сапожниках? Они были не худшими солдатами, чем господа из образованных. Адольф Бетке тоже сапожник, а в военном деле смыслил больше иного майора. У нас на фронте ценился человек, а не его профессия.

Я оглядываю группу учителей. Когда-то они значили для нас больше, чем другие люди; не только потому, что были нашими начальниками, нет, мы в глубине души все-таки верили им, хотя и подшучивали над ними. Теперь же это лишь горсточка пожилых людей, на которых мы смотрим со снисходительным презрением.

Но чему же они могут научить нас? Мы теперь знаем жизнь лучше, чем они, мы приобрели иные знания — жестокие, кровавые, страшные и неумолимые. Теперь мы их могли бы кой-чему поучить, но кому это нужно!

— Господин директор, — начинает своим обычным ясным голосом Людвиг, — вы видели войну другую: с развевающимися знаменами, энтузиазмом и оркестрами. Но вы видели ее не дальше вокзала, с которого мы отъезжали. Мы вовсе не хотим вас порицать за это. И мы раньше думали так же, как вы. Но мы узнали обратную сторону медали. Перед ней пафос четырнадцатого года рассыпался в прах. И все же мы продержались, потому что нас спаяло нечто более глубокое, что родилось там, на фронте: ответственность, о которой вы ничего не знаете и для которой не нужно слов.

Пришло много наших товарищей по роте, но странно: настроение почему-то не поднимается. А между тем мы давно с радостным нетерпением ждали этой встречи. Мы надеялись, что она освободит нас от какого-то чувства неуверенности и гнета, что она поможет нам разрешить наши недоумения. Возможно, что во всем виноваты штатские костюмы, вкрапленные то тут, то там в гущу солдатских курток, возможно, что клиньями уже втесались между нами разные профессии, семья, социальное неравенство, — так или иначе, а товарищеской спайки, прежней, настоящей, больше нет

Все, что связывало нас, потеряло силу, распалось на мелкие индивидуальные интересишки. Порой как будто и мелькнет что-то от прошлого, когда на всех нас была одинаковая одежда, но мелькнет уже неясно, смутно. Вот передо мной мои боевые товарищи, но они уже и не товарищи, и оттого так грустно. Война все разрушила, но в солдатскую дружбу мы верили. А теперь видим: чего не сделала смерть, то довершает жизнь, — она разлучает нас.

свернуть

Про это произведение хочется долго говорить, ведь оно полно ярких, проникновенных сцен, например, таких как поездка в деревню за продуктами и борьба с жандармами за продовольствие. И снова тут противостояние привычных норм поведения законопослушных граждан («какой ужас, они поколотили жандармов») и суровой реальности нового мира – бороться за еду любым способом. Или рассказ о первом посещении борделя главным героем, где все сведено к грубой, обыденной пошлости, конвейерной механистичности. Да и описание похода к врачу не оставит читателя равнодушным, ведь за минутные удовольствия приходится расплачиваться намного дольше.

цитаты

Она могла внушить лишь жалость: в конце концов, она была ведь только жалкой солдатской подстилкой. Были дни, когда она принимала по двадцать — тридцать солдат за день, а то и больше.

И это называется любовью, думал я, потрясенный и обессиленный, собирая вещи в поход, — любовью, которой полны все мои книги дома и от которой я столько ждал в своих неясных юношеских грезах! Я скатал шинель, свернул плащ-палатку, получил патроны, и мы двинулись. Я шел молча и с грустью думал о том, что от всей моей крылатой мечты о любви и жизни не осталось ничего, кроме винтовки, жирной девки да глухих раскатов на горизонте, к которым мы медленно приближались.

свернуть

Эту книгу невозможно не цитировать, столь глубокие, важные мысли она транслирует, вот только жаль, что то, против чего протестовал автор, о чем предостерегал грядущие поколения, все же имеет тенденцию повторяться раз за разом.

цитаты

После стольких лет войны мы не так представляли себе возвращение на родину. Думали, нас будут ждать, а теперь видим: здесь каждый по-прежнему занят собой. Жизнь ушла вперед и идет своим чередом, как будто мы теперь уже лишние.

Хеель. — А что ж тогда прекрасно? Вайль с минуту молчит. Затем говорит: — То, что сегодня, может быть, звучит дико: добро и любовь. В этом тоже есть свой героизм, господин обер-лейтенант.

Героизм начинается там, где рассудок пасует: когда жизнь ставишь ни во что. Героизм строится на безрассудстве, опьянении, риске — запомните это. С рассуждениями у него нет ничего общего. Рассуждения — это ваша стихия. «Почему?.. Зачем?.. Для чего?..» Кто ставит такие вопросы, тот ничего не смыслит в героизме…

эта мелочная грызня вокруг кормежки, карьер и нескольких на живую нитку сшитых идеалов, она-то и вызывает во мне невыносимую тошноту, от нее-то я и хочу куда-нибудь подальше.

— Если тебе уж обязательно хочется что-то предпринять, почему ты не примкнешь к революции? — спрашиваю я Георга. — Того и гляди, еще станешь военным министром. — Ах, эта революция! — пренебрежительно отмахивается Георг. — Ее делали держа руки по швам, ее делали секретари различных партий, которые успели уже испугаться своей собственной храбрости. Ты только посмотри, как они вцепились друг другу в волосы, все эти социал-демократы, независимые, спартаковцы, коммунисты. Тем временем кое-кто под шумок снимает головы тем действительно ценным людям, которых у них, может быть, всего-то раз, два и обчелся, а они и не замечают ничего.

— Нет, Георг, — говорит Людвиг, — это не так. В нашей революции было слишком мало ненависти, это правда, и мы с самого начала хотели во всем соблюдать справедливость, оттого все и захирело. Революция должна полыхнуть, как лесной пожар, и только после него можно начать сеять; а мы захотели обновлять, не разрушая. У нас не было сил даже для ненависти, — так утомила, так опустошила нас война. А ты прекрасно знаешь, что от усталости можно и в ураганном огне уснуть… Но, быть может, еще не поздно упорным трудом наверстать то, что упущено при нападении. — Трудом! — презрительно говорит Георг и подставляет кристалл под лампу, отчего тот начинает играть; — Мы умеем драться, но трудиться не умеем. — Мы должны учиться работать, — спокойным голосом говорит Людвиг, забившийся в угол дивана.

что мы здесь, в сущности, делаем? Оглянись по сторонам, и ты увидишь, как все немощно и безнадежно. Мы и себе и другим в тягость. Наши идеалы потерпели крах, наши мечты разбиты, и мы движемся в этом мире добродетельных людишек и спекулянтов, точно донкихоты, попавшие в чужеземную страну.

Потому что нас обманули, обманули так, что мы и сейчас еще не раскусили всего этого обмана! Нас просто предали. Говорилось: отечество, а в виду имелись захватнические планы алчной индустрии; говорилось: честь, а в виду имелась жажда власти и грызня среди горсточки тщеславных дипломатов и князей; говорилось: нация, а в виду имелся зуд деятельности у господ генералов, оставшихся не у дел. — Людвиг трясет Рахе за плечи: — Разве ты этого не понимаешь? Слово «патриотизм» они начинили своим фразерством, жаждой славы, властолюбием, лживой романтикой, своей глупостью и торгашеской жадностью, а нам преподнесли его как лучезарный идеал. И мы восприняли все это как звуки фанфар, возвещающие новое, прекрасное, мощное бытие! Разве ты этого не понимаешь? Мы, сами того не ведая, вели войну против самих себя! И каждый меткий выстрел попадал в одного из нас! Так слушай, — я кричу тебе в самые уши: молодежь всего мира поднялась на борьбу и в каждой стране она верила, что борется за свободу! И в каждой стране ее обманывали и предавали, и в каждой стране она билась за чьи-то материальные интересы, а не за идеалы; и в каждой стране ее косили пули, и она собственными руками губила самое себя! Разве ты не понимаешь? Есть только один вид борьбы: это борьба против лжи, половинчатости, компромиссов, пережитков! А мы попались в сети их фраз, и вместо того, чтобы бороться против них, боролись за них. Мы думали, что воюем за будущее, а воевали против него. Наше будущее мертво, ибо молодежь, которая была его носительницей, умерла. Мы лишь уцелевшие остатки ее! Но зато живет и процветает другое — сытое, довольное, и оно еще сытее и довольнее, чем когда бы то ни было! Ибо недовольные, бунтующие, мятежные умерли за него! Подумай об этом! Целое поколение уничтожено! Целое поколение надежд, веры, воли, силы, таланта поддалось гипнозу взаимного уничтожения, хотя во всем мире у этого поколения были одни и те же цели!

Уже несколько месяцев, как цены непрерывно растут, и нужда сейчас больше, чем во время войны. Заработной платы не хватает на самое необходимое, но, даже имея деньги, не всегда найдешь, что нужно. Зато количество дансингов и ресторанов с горячительными напитками с каждым днем увеличивается, и махрово цветут спекуляция и жульничество.

— Все наши усилия напрасны, Эрнст. Мы люди конченые, а жизнь идет вперед, словно войны и не было. Пройдет немного времени, и наша смена на школьных скамьях будет жадно, с горящими глазами, слушать рассказы о войне, мальчики будут рваться прочь от школьной скуки и жалеть, что они не были участниками героических подвигов. Уже сейчас они бегут в добровольческие отряды; молокососы, которым едва исполнилось семнадцать лет, совершают политические убийства. Я так устал, Эрнст…

Этот мальчик был тихим и кротким — спросите у его матери! А теперь он стреляет так же легко и просто, как когда-то бросал камешки. Раскаяние! Раскаяние! Да как ему чувствовать это самое раскаяние, если он четыре года подряд мог безнаказанно отщелкивать головы ни в чем не повинным людям, а тут он лишь прикончил человека, который вдребезги разбил ему жизнь? Единственная его ошибка — он стрелял не в того, в кого следовало! Девку эту надо было прикончить! Неужели вы думаете, что четыре года кровопролития можно стереть, точно губкой, одним туманным словом «мир»? Мы и сами прекрасно знаем, что нельзя этак — за здорово живешь — пристреливать своих личных врагов, но уж если сдавит нам горло ярость и все внутри перевернет вверх дном, если уж такое найдет на нас… Прежде чем судить, вы хорошенько подумайте, откуда все это в нас берется!

— Дело идет о нашем товарище, о фронтовике! — кричу я. — Не осуждайте его! Он сам не хотел того безразличия к жизни и смерти, которое война взрастила в нас, никто из нас не хотел его, но на войне мы растеряли все мерила, а здесь никто не пришел нам на помощь! Патриотизм, долг, родина, — все это мы сами постоянно повторяли себе, чтобы устоять перед ужасами фронта, чтобы оправдать их! Но это были отвлеченные понятия, слишком много крови лилось там, она смыла их начисто!

Этот вот парень, — он опять показывает на Альберта, — со своими двумя товарищами настрелял людей на целый лазарет, хотя большинство из раненных в живот не пришлось уж никуда отправлять. За это он был награжден «железным крестом» первой степени и получил благодарность от полковника. Понимаете вы теперь, почему не вашим гражданским судам и не по вашим законам следует судить его? Не вам, не вам его судить!

— Одичание? А кто виноват в нем? Вы! На скамью подсудимых вас надо посадить, вы должны предстать перед нашим правосудием. Вашей войной вы превратили нас в дикарей! Бросьте же за решетку всех нас вместе! Это будет самое правильное. Скажите, что вы сделали для нас, когда мы вернулись с фронта? Ничего! Ровно ничего! Вы оспаривали друг у друга победы, закладывали памятники неизвестным воинам, говорили о героизме и уклонялись от ответственности! Нам вы должны были помочь! А вы что сделали? Вы бросили нас на произвол судьбы в самое трудное для нас время, когда мы, вернувшись, силились войти в жизнь!

Вы должны были заново учить нас жить! Но вам не было до нас никакого дела! Вы послали нас к черту! Вы должны были научить нас снова верить в добро, порядок, созидание и любовь! А вместо этого вы опять начали лицемерить, заниматься травлей и пускать в ход ваши знаменитые статьи закона! Одного из наших рядов вы уже погубили, теперь на очереди второй!

свернуть

картинка Tin-tinka

ShiDa

Юность самоуверенна. Ничего с этим не поделаешь. Юность думает, что нет неисправимого, а есть слабость и глупость; что нет полностью разломанного – а вот криворукость есть. Все, дескать, можно поправить, починить, возвратить. Человек силен. Он справится.

Приблизительно так думали юные герои Ремарка. Отправляясь на войну, они не знали, что уже не вернутся с нее. Нельзя усилием воли избавиться от боли. Невозможно избавиться от мыслей о том, страшном. Сколько ни убеждай человека, что страдать не нужно (нерационально, вредно, бесполезно!), все равно он будет страдать. Боль не знает логики, и поговорить с ней не получится.

Я неопознанный солдат, Я рядовой, я имярек. Я меткой пули недолёт, Я лёд кровавый в январе. Я прочно впаян в этот лёд, Я в нём, как мушка в янтаре.

Каждый из нас хотя бы раз встречался с таким человеком – человеком войны. Таким был мой отец, отвоевавший свое в Афганистане, несколько раз раненый на той войне, как и герои Ремарка собиравший останки своих товарищей – чтобы потом сложить их в цинковый гроб. Что пойдет в этот гроб, никто не знал. Чья там рука, чья нога – никто не разбирался. Что нашли, то и положили. И мне не сложно было понять, что мой отец, пережив это, тоже не сумел восстановиться. Даже спустя десятилетия остаются шрамы на душе.

Героям Ремарка, как кажется, не повезло выжить. Все-таки смерть – не самое страшное, что может случиться с человеком. Мертвым не нужно приспосабливаться к послевоенной непонятной жизни. Это живым нужно стараться. Зачем? Они и сами не понимают. Утрачены все связи с разумным и столь безразличным миром. Даже те, кто любил и ждал, невольно обесценились – потому что им, не знавшим войны, не понять вернувшихся. Любившей матери не понять своего сына; она-то помнит его хорошим, милым, нежным с ней, теплым человеком с увлечениями, с радостной улыбкой. А сыну не понять матери, все в ней уже не так, неуместна ее забота, не нужна ее тревога. Разве может он сказать ей о войне? А что? Она расплачется, конечно. Но помочь не сможет. Так зачем, к чему ей беспокойство?

Ну что с того, что я там был, В том грозном быть или не быть? Я это всё почти забыл. Я это всё хочу забыть.

Самое осмысленное – память о войне и былом товариществе. Привычное уже. Но война отдаляется, все реже вспоминают о ней, все больше о простой жизни с ее бытом, с ее нехитрыми проблемами. У товарищей свои заботы. Посторонние глядят с недоумением или жалостью: ах, как он изменился, а вот раньше…

Потерянным кажется, что лучше всего уйти в любовь. О, этот вечный миф – что любовь спасает, избавляет от боли и невыносимых страхов, залечивает раны. А Ремарк показывает, что больной уже человек не способен вынести всего накала этой якобы спасительной любви. Ростки нежности гибнут под солнцем отчаяния, без капли влаги, в засохшей плоти земли. картинка ShiDa Может, спустя долгие годы они снова встретятся и станут вспоминать: «А помнишь, Франц/Вилли/Георг/Альберт, как на рассвете била артиллерия? И на рассвете ты пел свою любимую песню в ожидании, а я слушал тебя, думая, зачем ты так фальшивишь. Сколько лет прошло, ты помнишь? Много лет ты не держал в руках винтовку. Помнишь сражение под Верденом? Мне хотелось пить больше всего на свете, пить воду, самую обычную. Прилетели самолеты, я испугался, помнишь? Тогда мне не хотелось умирать. Мы стали так стары! Помнишь? Раньше я говорил, что я бы ничего не изменил, дай мне Бог второй шанс. Что я ни о чем не жалею. А сейчас не знаю, я не знаю…»

Уже меня не исключить Из этих лет, из той войны, Уже меня не излечить От тех снегов, от той зимы. И с той землёй, и с той зимой Уже меня не разлучить, До тех снегов, где вам уже Моих следов не различить.

Пожалуйста, берегите себя и своих любимых. Не участвуйте в войне.

BreathShadows

Очень сильная книга... Сердце болело за ребят, за потерянное поколение... Юность, счастье, мечты о прекрасном будущем — всё это исчезло, уничтоженное войной, годами в окопах. И ради чего всё это было?! Вернувшись с войны, они оказались никому не нужны... Покинутые, не приспособленные к мирной жизни... Было смешно от одной только мысли, что вчерашние солдаты сегодня должны вернуться за школьную скамью, сидеть и учиться с детьми младше их... Было тошно читать о судебном процессе, "война это другое". Тошно от романтизации войны и не желания слышать и понимать о том, что они пережили под пулями, как изменилась их психика. И как же горько в конце, когда другая молодёжь встаёт на тот же путь, поддаваясь внушению этих "говорунов", которые и носа из своего уютного гнёздышка не высовывают.

Piatkova
Так мало рецензий, всего 0,1 процент от прочитавших пишет. А все потому,  что сложно говорить.
Мысли роятся, и переживания не заканчиваются. Если хочется погрузиться в раздумья - та самая книга. Тяжёлая.
Читая другой роман " на западном фронте" мне хотелось быть этим солдатам мамой - накормить, женой - долюбить, кровом - обогреть. И вот, когда войне конец, и кров и мать и жена рядом - наступает самое тяжёлое время.
Что делать дальше? На эти вопросы герои отвечают так по разному. И оттого пронзительно больно.
marfic

Я не знаю, как писать о любимом. Сердце раздирают чувства, в голове толпятся мысли, которые всколыхнула жизнь и переживания главного героя.

В этой книге нет необычного сюжета, повествование идет гладко - это, по большому счету, несколько недель из жизни молодого человека, вернувшегося исковерканным после войны. Я не знаю, что заставляет не выпускать книгу из рук. Не знаю, что заставило меня плакать и даже видеть кошмары несколько ночей. Наверное то, что я прожила эти дни с ним, Эрнстом, и почувствовала каждую каплю его страданий, метаний, мучений и, наконец, возвращения.

Любимый писатель, что тут еще скажешь. И мне плевать, что он пишет о немцах, о тех с кем мы воевали. Такими же разрушенными и потеряными мальчиками-стариками вернулись и наши деды и прадеды с той войны.

Sonel555

Пожалуй, одна из за самых тяжелых книг Ремарка. Это продолжение На Западном фронте без перемен казалось бы о военных действиях читать сложнее, но нет, вторая часть разорвала сердце на мелкие кусочки.

Конец войне, вот уже все ждут, когда смогут вернуться в родные края и жить спокойно. Молодые парни, которые пережили все ужасы, им даже мысль о мире пока что видится чем то далеким.

До сих пор один год войны накладывался на другой, один год безнадёжности цеплялся за другой, и, если подсчитать, вам почти сразу же приходилось изумляться, что это тянется так долго, что это промелькнуло так быстро. Но теперь, когда мы уже знаем, что не сегодня завтра будет мир, каждый час весит в тысячу раз больше, каждая минута под огнем тяжелее и дольше всех последних лет.

Они отправляются домой, но что же видят на этом пути, проходя через множественные населенные пункты, их никто не встречает радушно, им по сути никто не рад, всем всё равно. Вроде бы и не было войны, как будто и не умирали люди за родину.

Бородатые старики и тоненькие мальчики, которым нет и двадцати, - все товарищи, без различий. Рядом с ними их лейтенанты - полудети, но командиры стольких ночей и атак. Позади армия мертвых. А они бредут вперед, шаг, ещё шаг, больные, оголодавшие, без боеприпасов, жидкими ротами, с глазами, которые все еще не в силах постичь: вырвавшись из преисподней, мы на обратном пути в жизнь.

Вернувшись домой, многие чувствуют себя не в своей тарелке. Они изменились, пусть даже им двадцать с небольшим, но это уже не мальчики, которые мечтали, смеялись и строили планы на жизнь. Они не понимают, что делать дальше, как жить, когда не нужно воевать.

Жизнь шла и идёт, как будто мы тут лишние.

Своя комната будто стала чужой. Вещи не имеют уже того смысла. И главное, разговаривать с родными о чём?.. Эти мимолетные взгляды, молчание и неловкие моменты, когда не знаешь как себя вести с родной мамой. Парни ищут себя, так сказать, место под солнцем, в этом новом мире.

Нужно что то, на что можно опереться, неужели непонятно? Я хочу, чтобы меня кто то любил, тогда этот кто то будет мне опорой, а я ему!

Кто то приспосабливается и преуспевает. Его отпускает та, прошлая реальность. Но большинство потеряно, сколько инвалидов войны, разрушенных семей, голодающих и отчаявшихся. У каждого кто вернулся своя точка зрения и свое ощущение от происходящего.

В слово "патриотизм" они напихали свою словесную бурду, свое честолюбие, волю к власти, псевдоромантику, тупость, жажду прибыли и выдавали нам все это за сияющий идеал! А мы думали, что это фанфары, зовущие к новой, сильной, мощной жизни!

Больно читать, как многие так и не смогли принять тот мир, в который вернулись. Они просто не выдержали, не прижились, не срослись с новой реальностью. Молодые парни, которые могут только воевать, держаться вместе, только братство придавало им чувство защищенности. Миллионы покалеченных судеб, морально нестабильных людей, казалось бы, которым жить и жить. Но нет планов, мыслей, нет видимости будущего. Никто не станет прежним, не сможет выбросить из памяти прожитые, на войне, годы.

Может, я никогда не буду абсолютно счастлив, может, война убила эту возможность и я навсегда останусь как бы сторонним, нигде не почувствую себя дома; но я не буду и абсолютно несчастлив, потому что всегда найдется что то, что меня поддержит, пусть лишь мои руки, дерево, дыхание земли.

Оставьте отзыв

Войдите, чтобы оценить книгу и оставить отзыв
279 ₽
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
27 декабря 2015
Дата перевода:
2015
Последнее обновление:
1931
Объем:
260 стр. 1 иллюстрация
ISBN:
978-5-17-086535-2
Переводчик:
Правообладатель:
Издательство АСТ
Формат скачивания:
epub, fb2, fb3, html, ios.epub, mobi, pdf, txt, zip