Читать книгу: «Заброшка»

Эра Думер

Цикл «Игла и ключ». Часть вторая:

ЗАБРОШКА

Посвящение

Посвящается моему редактору Юле, которая прошла со мной огонь, воду и медные трубы. Ты была с героями «Иглы и ключа» еще тогда, когда не было их самих. Спасибо за твой труд, железные нервы и годы дружбы!

Далеко бежит дорога (впереди веселья много)…

Вера Беляева, продавщица из подземного перехода, узнает, что все население людей заменено на «макеты» – биороботов, а сама Земля вот-вот продастся с молотка новой цивилизации. Она – единственная выжившая, случайно втянутая в глобальный план по «перезагрузке» Земли. Известие об этом обрушивается на нее вместе с загадочным сотрудником Агентства Иномирной Недвижимости (АИН), способным открывать любые двери и владеющим запретной магией – Яном.

Вместе они отключают семь систем энергопитания мира, называемых Этажами, и сражаются с Хранителями, чтобы подготовить мир к новым жильцам. Однако скрытность Яна и возникшие к нему чувства вынуждают Веру заключить сделку с неким Чернобогом (Кощеем), чтобы раскрыть сущность Двуликого Януса. По мере спуска она понимает, что Земля не заслуживает своей участи, а макеты способны на человеческие чувства. Герои тяжело переживают потерю «осознанного макета» Дианы, правда они не знают, что она не биоробот, а Догу – существо, созданное демиургом из глины.

Между Верой и Яном вспыхивает любовь, но с погружением в биографию Белого Вейнита Инития девушка понимает, что напарник и АИН опасны.

Чернобог – на самом деле списанный нулевой Хранитель, созданный по образу брошенного Яном консультанта. В финале истории Вера едва не погибает от его клинка, Янус пересекает терминус и становится антидемиургом: это фаза полного расщепления личности мага. Джа-и – экс-наставник Белого Вейнита – оказывается демиургом Земли, но помочь героям не в силах.

Вера проживает несколько лет в альтернативной реальности, где ее жизнь сложилась идеально, папа жив, она учится в медицинском институте и встречается с бывшим одноклассником, но реальное прошлое, которое она забыла, манит ее. Так она попадает в заброшенный мир, где ее встречают Вельзевулы – коллеги по подземке – и макет Януса. Вера все вспоминает и узнает, что отец ее возлюбленного Дайес Лебье с помощью настоящего Чернобога заточил землянку в вымышленном мире, а сам ради неизвестной цели завладел сыном-антидемиургом…

Глава I. Заброшенное кладбище

– Меня посмертно обдурили, и я поцеловалась с другим, потом прожила несколько лет с третьим в альтернативной реальности, а тосковала по первому, – довершила исповедь я и устремила взор к обрыдлому небесному куполу, – по тебе, Ян. И по тебе, Ян, и по тебе, и по тебе.

С этими словами позволила себе погрузиться в братскую могилу макетов: изломанные и ветхие, они заскрипели несмазанными конечностями. Лакированные руки перекрестили мою грудь, а плечи уместились среди монолитных лиц и клочков искусственных светлых волос. Ночные светила окрасили вершину моей личной горы Фудзи в седину.

Восхождение на Яникул – как я обозвала свалку однотипных макетов Яна – вошло в список ежедневных ритуалов с тех пор, как наша экспедиция впервые натолкнулась на аномалию. Честно говоря, мы обследовали лишь малую часть континента, зато времени потратили будь здоров и не пришли к конкретным выводам. В иных мирах мне доводилось бывать лишь в виртуальном пространстве, поэтому исследователь из меня был, как из ЦеЦе – бабочка. Вельзевулы днями напролет обследовали Яна, убежденные в том, что наша буковая кукла – мессия, способный вывести многострадальную бригаду неудачников из заброшенных пустынь. Клон моего любовника, в свою очередь, строил кислые мины и демонстративно игнорировал мое присутствие. Как пубертатная язва, ей-богу. Веля советовала относиться к нему толерантно: во-первых, макет Яна – пустоголовый манекен, во-вторых, душа куклы – потемки, и никто не мог с точностью сказать, почему спортивная географичка скатывалась на алкогольное дно, а влюбленный наполнялся ненавистью к объекту чувств. Разгадка словно лежала на поверхности: если ЛжеЯн, которого я для удобства звала все-таки Яном, принимал Т-позу от вопросов о любви, не становилось ли логичной его неприязнь?

А вот и наша белокурая Барби. Легок на помине. Я притворилась, что сплю, прислушиваясь к шорохам полуночного гостя у «подножия» Яникула. Слившись с окружением, лежала тихо, не шелохнувшись. Ветерок, или, вероятно, его цифровая пародия, принес воспоминания о московском октябре, и я поежилась, допустив здоровенный просчет в укрытии. Один из макетов Яна покатился под откос и рухнул прямо под ноги живой копии.

Я уселась на деревянной спине в позе йога и спросила:

– Что, не спится?

Ян осмотрелся, и до моих вершин долетел вздох неудовольствия: макету не улыбалось оставаться тет-а-тет с чужемиркой. Сердце по-прежнему мучительно сжималось при виде лихой придурковатости родного облика, но разум всегда спешил убаюкать наивную мышцу:

«Вера, это не Янус. Это просто копия копии… Как Ян назвал Бо? Симулякр? Симулякр».

– Я понять не могу, красотка, – с гонором ответили мне, – чего тебе от меня надо?

– Ты видишь в округе кого-то еще, с кем можно мило побеседовать? – спросила я, получая удовольствие от хмурой мордашки. – За комплимент спасибо. Льстишь.

– Отчитываюсь, командирша! Решил подышать свежим воздухом. Погодка – загляденье, – мелодично протянул макет и окинул острым взором. – Разве что гора тел с моим лицом портит ландшафт. А ты, верхом на этом безобразии, усугубляешь картину. Стоит представить, что поехавшая девчонка пополнит коллекцию мной, становится не до сна.

– Я не более, чем ворон над грудой черепов, – пожала плечами. – «Апофеоз войны».

– Вот и как с тобой можно общаться, если ты сыплешь иномирными отсылками? – Ян с досадой махнул на меня и, вложив руки в карманы кожаной куртки, засобирался прочь.

Мне захотелось продлить наше общение, потому что оно напоминало дуэль с языкастым АИНовским напарником:

– Так ты сыпь своими. – Завладев его вниманием, я встала и, как сноубордист, скатилась с горы, в конце запнулась и, пару раз споткнувшись, подлетела к спутнику. Посмотрела, как и прежде, снизу вверх. – Мне интересен локальный юмор. Как шутят на твоей родине?

На меня посмотрели холодно и отстраненно, но ночная синь его радужек грела не по-детски – я млела, улыбалась не в тему и кратко вздыхала. Наверное, мои расширенные зрачки и учащенное дыхание отпугнули неискушенного макета; Ян целомудренно отступил на шаг назад и оттянул пальцами уголки губ:

– У нас на родине никто не смеется, – шепеляво сказал он и указал на Яникул. – Все, как видишь, заняты тем, что формируют трон хозяйки мертвецкой горы.

Мое лицо озарилось улыбкой:

– Это была отсылка на «Хозяйку Медной горы», да? Делаешь успехи.

– Это была отсылка на «Иди к черту, приставучий репейник».

– Я тебя и не держу, Ян, – развела руками. – Гуляй себе в гордом одиночестве. Этот мир к твоим услугам.

– Спасибо за дозволение, – выпалил он, но уходить, однако, не спешил.

Эксперименты уже давали первые плоды, но не в пользу заложников заброшки: они сказывались на ментальном состоянии макета. Ян становился раздраженным и мог подолгу ни с кем не разговаривать. Андрей объяснял, что мозги макета слабые, потому как созданы исключительно в декоративных целях – на время проживания покупателей вторички. Проводить «риэлторские каникулы» иномирные делегаты могли год, а то и два, преследуя цель погрузиться в историческую эпоху, научиться чему-нибудь, что пригодилось бы в адаптации к климатическим условиям, и реконструировать быт почившей цивилизации.

Вопреки расхожему мнению о пустоголовости, макеты носили слепки знаний прототипов, но в сжатом качестве. Понятия же справедливости, мечты, любви и прочие были табуированы, ибо подрывали самосознание макета, который ловил когнитивный диссонанс и принимал Т-позу.

ПсевдоЯн едва ли обладал хотя бы четвертью знаний Януса, и в целом они разнились не только в отношении ко мне. Например, деревянный товарищ никаких каштанов не ел, зато галлонами поглощал сладкую газировку. Руки за спиной не держал и вообще был прямолинеен как шпала – и в позах, и в словах. Где-то проходила черта, что разделяла персоны прототипа и шаблона. Но в какой плоскости? Сродни вопросу «что есть „я“?».

Ян молчал с плохо скрываемым неудовольствием, обхватив себя за локти. Вдалеке зеленели трофейные палатки, в которых ночевала наша группа странников; коричнево-красные кусты усеивали неблагодатную почву, а редкие билборды врастали в разрыхленный асфальт, поросший травой. Пасмурное небо висело над степью, как наполненный дождевой водой брезент. Чужеродные звезды затянули тучи.

Мне казалось, что я уже видела эту картину раньше.

– Зябко, – обратилась я к притихшему Яну. – Давай разведем костер.

Уже в лагере достала из рюкзака кубик парафина и зажигалку необычной формы, которую стащила с кассы одного из супермаркетов. Из-за нескончаемого дождика бревна отсырели: парафин не возвращал костру огня. Я потерла веко, придумывая, как быть, но в ноги обрушились деревянные конечности, заставив отпрянуть и воззриться на Яна. Он отряхнул руки и сказал:

– Даже не вздумай делать такое лицо.

Присев над своеобразными дровами, я вытянула марионеточную голень и скривила рот:

– Тебе самому от себя не противно?

– Хамка. – Макет подбоченился, пнул конечности и добавил ворчливо: – Верно говорят, не хочешь зла – не делай добра.

Я старалась не смотреть в голубые глаза, словно боялась поднимать взгляд на покойника, как на отпевании из прошлой жизни. Впрочем, раз альтернативная вселенная – всего лишь комфортная золотая клетка господина Лебье, то мои родители мертвы в реальности. Ни к чему было тешить себя пустыми надеждами. Красная, кроваво-красная таблетка, Нео. Но почему у меня сохранялось стойкое чувство, что все вокруг нереально?

Подул сырой ветер, выдернув из думы и заставив поторопиться с костром. Решение принято – пришлось жечь останки макетов, и это было жутким зрелищем. В отличие от меня, Ян, на лице которого развернулся спектакль теней, равнодушно взирал на то, как копии ликвидатора АИН плавятся в огне.

Дело шло к рассвету, когда, изможденная бессонной ночью, я клевала носом под треск догорающих дров. Макет ворошил их палкой, которую раздобыл в лесу пару дней назад и с которой с тех пор не расставался. Фрейд бы назвал это сублимацией: Янус без ключей, зато с посохом.

Так, глядишь, дойдем и до Хаоса с Порядком… Выберемся отсюда. Но куда? Пастись на иллюзорных лугах родного мира не тянуло, несмотря на «воскресших» близких – «Нео» уже вкусил запретный плод красной таблетки и стремился пробить дно кроличьей норы. Бороздить космические просторы с бандой аутсайдеров, чтобы вернуть Аэлиту? Но справлюсь ли я?

– Нет, – произнесла я с зевком, бросив попытки уснуть, и укуталась в куртку. – Ни в одном глазу. У нас еще, – глянула на наручные часы, которые показывали земное время, – пара часов до подъема. Надо чем-то себя занять.

– Валяй, – покрутил ладонью Ян, – но без моего участия.

– Почему ты настроен против меня?

Собеседник засмотрелся на мою родинку под правым уголком губ, собираясь с ответом.

«Мне не стоит дискутировать с ним на тему чувств, – предостерегла себя я. – На мне будто свет клином сошелся. Может, вопрос в ревности?»

– Ты хотел пойти с Вельзевулами, а я спутала планы? – спросила я в попытке угадать.

– Веля сказала, что ты едва не сломала меня, – Ян скользнул взглядом к глазам. – Не знаю, что это значит, но от тебя исходит угроза. Я не намерен делить путь с маньячкой.

Взглянув на ситуацию под углом макета, даже пожалела его и поняла: со стороны навязчивая иномирка и впрямь казалась опасной фигурой. Опустив голову, я собрала в кучку мысли, которые из-за недосыпа разлетались роем мух, и поднялась с земли. Подхватив сидушку, застегнула на поясе, осмотрела Яна и с вызовом бросила:

– Кто из нас маньяк, если ты выглядишь, как дальнобойщик-убийца?

– Чего? – нахмурился макет, вставая на ноги.

Погладила себя по щекам:

– Давно бритву с расческой в руки брал?

Я обратила внимание на отросшие золотые кудри и вспомнила, что когда-то сама лохматила их… Что ж, раз дала себе зарок не унывать, значит, буду строго придерживаться его.

Макет похлопал ресницами и оттянул одну прядь. Ему было нечего ответить, он стал мрачнее тучи и, послав меня, ушел в палатку.

Стоило остаться наедине с собой, как гора с плеч упала. Общение с этой куклой напоминало прогулку по минному полю. Вельзевулы научили меня оказывать первую помощь при «любовной лихорадке» макета, но подсчеты сложных уравнений помогают лишь в первые секунды превращения. Да и не факт, добавила тогда Веля, что в следующий раз подействует, так что рисковать было ни в коем случае нельзя.

Промозглая погода вынудила разобрать подножье Яникула – прости, Ян! – и развести костер побольше. Кощунственно, но, во-первых, я будущий врач, а медикам свойственен здравый цинизм, а во-вторых, макеты – опустевшие оболочки, которые уже никогда не примут человеческий облик. Оно и к лучшему: меня один-то с ума сводил, а тут целая прорва янов. В общем, таская дровишки, я согрелась, а огонь прибавил тепла – и настала пора приниматься за завтрак. В нашей разношерстной компании потребность в утолении голода была только у меня, а мухи с Яном ели ради забавы. Порывшись в походном рюкзаке, раздобыла консервы со странным длинношеим маскотом на упаковке и вскрыла их. Установив банку в костре на своеобразных палках-рельсах, дождалась, когда суп вскипит, молясь про себя, чтобы он не оказался кормом для животных. Уже проходила через это.

Спустя полчаса молния мужской палатки поехала вверх, и я подпрыгнула на месте. Нечто надвигалось на меня, злобно потрясая ладонями над ухом:

– Ты специально бренчишь посудой? Я не выспался!

– Вы поглядите, – собрала руки на груди я, – у палаты номер шесть подъем.

– Что за шум, а драки нет? – прозвучала коронная фраза. Из той же палатки показалась курчавая голова Андрея Зевакова. Как хомячок, он поводил носом и сонно улыбнулся. – Пахнет вкусно. Верун, ты шеф-повар!

– Заткнись, Зева, – «заговорила» наша с Эвелиной палатка. – Твой голос с утра пораньше – спица, вонзающаяся в ухо!

– Какое… живое описание, – не сдержала смешка я. Подняла взгляд на макета, который, к моему изумлению, причесал непослушные локоны. – Эй, Ян.

Мне адресовали взор, выражающий весь апофегей к моей персоне.

– Оставь щетину, если хочешь казаться брутальным, – сказала я и запустила руку в рюкзак, шаря среди содержимого. – Просто… Ян, которого я знаю, наложил бы на себя руки, если бы у него выбилась прядь из укладки.

– Я – не тот Ян, которого ты знаешь. – В голосе макета прозвучало что-то звонкое, как пощечина, и у меня неприятно защекотало в груди.

– Лови компенсацию за моральный ущерб. – Я бросила спутнику банку с рисунком незнакомого мне фрукта, похожего на черную костянку шиповника с Четвертого этажа Земли, окруженную пузырьками. Ян молниеносно словил газировку и, покачав ее в ладони, заострил на мне взгляд.

– Аттракцион невиданной щедрости, – прокомментировал он, вздернув брови.

– Оф, Ферун, аф аппетит рафыграфся. – С зубной щеткой во рту, Зева пружинисто шел к нам. Сплюнув, он со скрипом потер зубы пальцем и улыбнулся. – Угостишь?

– Падай, – кивнула я на место у костра и вытянула реи, на которых пеклись консервы. Пахнуло чем-то, напоминающим смесь индейки и свинины, отчего желудок отозвался спазмом голода и сомнения. – Ложку взял?

– Сам бы себе и приготовил, чертеныш, – с зевком сказала Веля, застегивая на ходу молнию комбинезона. Она уселась прямо на землю, подавшись к огню. – Ох, как хорошо-то… До соплей продрогла.

– Ты хотя бы спала, – заметила я, помешивая варево складной ложкой. – Мы с Яном были лишены такой роскоши.

– Ага, держи карман шире, – поморщилась Веля и вновь зевнула. – Проворочалась всю ночь.

– Забавно, ведь и я толком не спал, – сказал Андрей, подсев поближе к моим консервам. Я подала ему порцию с ложечки, и он разинул рот, но захлопнул, не попробовав еды, и хмыкнул. – А ведь если подумать, то мы неделю страдаем массовой бессонницей! Чудно.

– Чего чудного? – Яну не сиделось на месте: он описал полукруг. – Ты же сам сказал, что не спишь, – в меня, жующую соевое мясо, ткнулся палец, – когда пялишься на нее через свою муху.

Зева покрылся красными пятнами и гротескно захохотал, затыкая макет. У меня глаза на лоб полезли.

– Андрей, ты следишь за мной через ЦеЦе? – спросила я, смущенно перебирая в голове самые вольные сцены моей жизни. – Ты офигел?

– Первый этаж я проматываю, – запротестовал Вельзевул, заикаясь и таращась то на Велю, то на меня. – Я… я же сказал, я не такой. Мне не нравится подглядывать! Тем более за хорошенькими девушками – со стыда же сгорю. Просто «Вторичка» – одно из моих любимых свидетельств Жизнеописания уроженки отсталого мира, столкнувшейся с неурядицами, судным днем, внешним и внутренним конфликтом. – Увлекшись, Андрей вскочил на ноги и заговорил увереннее: – Она втянута в опасное противостояние высоковибрационных существ, но не боится принять вызов и, раздираемая внутренними противоречиями, дерзко врывается в игру и тасует карты. Ух!

– «Вторичка»? – ухмыльнулась Веля, занятая приготовлением кофе из зерен местного дерева. – Отстой.

– Да почему же отстой-то? – Зева подавился воздухом. – Серии файлов надо давать звучные имена, чтобы запоминались! Выделяем новый вид искусства – жанровый сталкинг.

– Ты следил за нашей подругой, чертеныш, и это ни разу не круто. – Эвелина опустошила вторую бутылку и подвесила котелок с водой над костром. – ЦеЦе не предупреждает об особенных сценах, мы же сами настроили его так, чтобы шокировать клиентов. Выходит, чтобы перемотать сцену Первого этажа, ты должен был застать ее начало. Как минимум.

– Велечка, ну какая же ты, – простонал Зева и плюхнулся обратно, поникнув.

Переваривая выступление Повелителя мух и покрываясь шипами смятения, воспоминаний и негодования, я ковыряла завтрак, пока прямо у самого уха не раздалось приторное:

– А что случилось на Первом этаже?

Ян выпрямился, не прекращая издеваться одним своим существованием, а я со стуком вонзила ложку в мясо и, закрывшись руками, пробормотала:

– Все это время там была функция перемотки…

– А, ты про Тийю Серенай? – спросила будничным тоном Эвелина и расколола булыжником несколько бежевых зерен изогнутой формы. – Я не перематывала. Занятный эпизод – и есть, чему поучиться. Если проводить переговоры в постели, большинство из них проходили бы успешно.

Напрасно надеялась, что медицинский институт убьет моего внутреннего нелепого тинейджера. Впустую рассчитывала, что после нескольких пар по анатомии человеческое тело и его потребности станут для меня лишь предметом научного интереса, а не ассоциациями с чем-то волнительным и непристойным. После отката памяти убедилась в двух вещах: первая – моя зачетка, как и остальные достижения, фикция; вторая – ступор при упоминании инитийского Ромео неизлечим. Что мне удалось вызубрить на фальшивой кафедре фальшивого вуза фальшивой Земли? Что я неизлечимо больной янусофреник.

– Ты тоже… смотрела, значит, да? – выдавила я, тушуясь.

– Я модерирую контент, особенно со звездами, – ответила она. – Кромешный снафф не пропускаю. Да и у Цельнометаллического Церебрума стоят предохранители на случай жести.

– Раз стоят предохранители, то и смысл в твоей модерации отпадает, – заметил Ян. – Ты просто собираешь сплетни.

– Каюсь, грешна, – все с тем же равнодушием пожала плечами Повелительница мух. – Впрочем, в случае с файлами Януса любопытство оправдано: мы пытаемся взломать его макет, а на войне все средства хороши. Я не знаю, кто собирал эти занятные эпизоды, но работа скрупулезная.

А ведь верно, вопрос с Гостем Ли-хе так и не был закрыт. Если Чернобог оказался Нулевым консьержем, что имитировал Пятого, не значило ли это, что сведения о своем ученике собирал Джа-и, и муху передал мне именно он, через третьи руки? Секретики Яна менторскому закулисью и в подметки не годятся – вот, кто точно отличился: темное прошлое, имитация самоубийства, внезапное появление на арене «вторички». Точка в его истории еще не поставлена.

– Давайте вернемся к нашим баранам, – нарушила тишину я, когда бодрящий, по заверению Повелительницы мух, напиток подошел, и мы расположились вокруг костра с кружками. – Вы не просто следили за мной, а еще и вели запись, да?

– Угу, но это делали не мы, а ЦеЦе, – рассмеялся Зева. Он нервно потирал шею. – Мы с Велей – мастера метаморфоз. Закончили ашернскую школу – Ашерна, да будет тебе известно, взращивает самых престижных мастеров. Альма-Матер, с их сумбурной программой и разделением божественных и созидательных практиков, кусает себя за хвост. То ли дело ашернские школы мастерства! Целевые потоки, строгая система и ученическое самоуправление.

Отпив кисло-горький напиток, я не сдержала ироничной улыбки, вспомнив, что также рассуждали многие ровесники о престижных вузах, куда не удалось поступить. Как оказалось, я недалеко ушла от правды. Веля прервала Андрея:

– Не придумывай. Ашернские школы предназначены для менее богатых сынков и девиц, – она пожала плечами и обратила взор на меня. – Мы с братом – аларинкийцы, безмирные кочевники. К нам относятся предвзято во многих мирах, но на Ашерне, если не претендовать на резидентство, в твоем статусе муха носа не подточит.

– Все хотела спросить: была ли толика правды в твоем рассказе про родителей и институт? – спросила я, вспоминая мечту Эвелины Ктыриной из подземки. – И про кафе?

Веля помешала «кофе» и сделала несколько глотков. Я еще ждала, когда она ответит, но отрешенный вид, с которым она пила, говорил сам за себя. Зева поспешил перенаправить разговор в другое русло:

– Мы рано бросили курс, научившись разве что в мух обращаться. Вообще-то, – Андрей заговорщически подмигнул, – еще школярами поняли, что тяготеем к научной магии.

– Магической науке, – поправила Эвелина.

– Точно-точно, доктор Шайдэ мне бы голову отвинтила, – хихикнул Зева. – Наша первая с сестрой махинация – присоединиться к Школе Порядка, не имея образования.

– Порядка? – переспросила я и зыркнула на Яна, но макет и бровью не повел: потягивал газировку и слушал нас вполуха. – Значит, извращенские мухи были созданы на Инитии?

– Первые прототипы – да, – согласно кивнул Зева, – но и там мы быстро смекнули, что на микро-роботах можно заработать гораздо больше, чем на государственных грантах.

– К тому же, наша система гениально проста, – кивнула с улыбкой Веля. – Каждый новый Гость пополняет ряды жертв слежки. Круговорот подглядывающих за подглядывающими. Таким образом, мы быстро накинули сети на добрую часть Конфедерации и навели шороху.

– Почему в рассылке с ориентировкой меня рисуют таким пухлым? – проныл Андрей, щупая себя за щеки. – Уж не такой я толстяк.

– Следуя вашей логике, Ян тоже пользовался вашими услугами, – смекнула я.

– А вот тут биться об заклад не стану, – ответила Эвелина. – Видишь ли, дронов перепрограммируют и используют в своих целях не только такие пацифисты, как мы с братом. Члены преступных группировок, – она начала загибать пальцы, – запрещенных культов, междумирных секретных организаций… Тайная канцелярия – не исключение. Они получили наших роботов, а мы – слитую базу их сотрудников.

– Вообще-то это уже совсем незаконно, – сказал Зева шепотом, будто это что-то меняло. – Мы стараемся уничтожать такие сведения. Просто схему уже не переделать, и наши нерадивые клиенты, даже крупные организации, попадаются на уловку, как мухи в паутину.

Его слова навели меня на другую мысль:

– Послушайте, а как вы следите за прошлым объектов? Не знаю, как все устроено у аларинкийцев, но с трудом верится, что вы живете сотни лет.

Собеседники уставились друг на друга, как будто услышали несусветную глупость, и со смешком сказали:

– Она землянка.

– Вера не знает, – заявил с такой надменностью Андрей, что мне непременно захотелось его стукнуть, – какое открытие принесла Конфедерации миров Ра Лебье, первооткрывательница Школы Порядка.

«Сегодня что, какой-то день чествования этой семейки?» – подумала я, закатывая глаза.

– Ликвидатор не рассказывал тебе про интерфейсное восприятие? – спросила Эвелина, но сама же ответила на свой вопрос: – Впрочем, на неподготовленный ум и впрямь нельзя такое вываливать. Я лучше покажу… – Повелительница мух вырвала из рук Яна банку недопитой газировки, за что ее окатили убийственным взглядом. – Какой формы предмет?

– Ну… цилиндр, – ответила я, предвкушая подвох.

– А это? – Веля указала на тусклый билборд, рекламировавший содовую: гигантская банка «дрейфовала» на волнах прозрачной пузырчатой жидкости.

– Тоже.

– А вот и нет, это же плоское изображение, – покачала головой Вельзевул. – То, что ты видишь, лишь проекция. Тебе никогда не увидеть все грани кирпича одним махом, но ты знаешь, какой он формы. Зачем тебе наблюдать объективный мир, если это энергозатратно? Это бессмысленно.

– Так мы приходим к тому, – выставил указательный палец Андрей, – что под Сердцем Мира понимается не коробка с чипами в ядре планеты, а «наброшенная на мир ткань восприятия»… Все твое окружение – интерфейс, Верун. Интерфейс, скрывающий сложность процессов. Представь, что ты открываешь ВЕБ-страницу на компе – кликаешь мышкой и ждешь, когда экран спроецирует картинку страницы. А в реальности задействованы процессы передачи тока от электростанций по микросхемам, работа программных команд, распределение каналов Интернета и не только. Но зачем тебе это видеть, знать, контролировать это? Не проще ли сжать вселенную до точки восприятия?

Я коснулась лба и помассировала морщинку меж бровей, укладывая информацию в своем «отсталом» котелке.

– Приблизительно понимаю, но это не дает ответа на мой вопрос: как вы следите за тем, что было в прошлом?

– Расстояние, время, пространство – такие же «иконки» интерфейса восприятия, – пояснил Зева. – То, что хаоты использовали как пространственно-временной портал, – Амброзия – просто экспресс, доставляющий богов и демиургов в первоначальные точки пространства, где время только зарождалось. В сущности, время – и есть вопрос дистанции, причем между строками кода. Вселенная смоделирована Абсолютом. А миры – демиургами. Все, что произойдет, уже произошло. Понимаю, – покачал ладонями Повелитель мух, – понимаю, как дико это звучит, но ты быстро втянешься. Ведь ты уже, Верун, узнала, что твоя родная Земля спроектирована как наслоение этажей, отвечающих за точки восприятия.

Энергетический план, время, материя, бессознательное, общество, живая природа, неживая природа. Все, как говорил Ян. Семь этажей – слоев, планов, ступеней – это семь текстур, которые воспринимаются обитателями мира в упрощенном варианте. На лекциях нам рассказывали, что человек с эволюцией потерял нехилую часть массы мозга. Не значит ли это, что мы стали воспринимать мир не так, как наши предки? Они освоили огонь и придумали, как смягчать пищу, а мы боимся рисунка зачеркнутого костра. Кажется, мы стали жить в системе знаков. Быть может, взломав ее, иномирцы преодолели ограниченный вопросами выживания мозг и узнали, что магия – тоже знаковая система.

«Мы похоронили Неживую природу под завалами тоннелей метро. Общество заперли в Нехорошей квартире. Живая природа отключена под сводами каталонского собора. Стрела пронзила Материю, и мы отбросили материальное. Железной птицей прорвали Энергетическую завесу. Под рыдания угнетенных и смерть макета, бросившего вызов предначертанной судьбе, завершился цикл Времени».

«Дальше нас ждет Бессознательное, да?»

Ликвидация, отключение слоев… Ян сказал, что мир подстраивается под наблюдателя, а на Земле остался только один, и им была я. Это значило, что «интерфейс» этажей – продукт моего внутреннего мира, натянутый, как простынь, на объективную реальность.

– Молодец, загрузил девчонку, – Ян похлопал Зеву по плечу. – Теперь ее кукуха окончательно съедет, и она, уверовав, что мир – симуляция, кого-нибудь зарежет на радостях!

– Ой, прости, – потупился Андрей, но я остановила его:

– Не слушай Яна. Я примерно поняла, о чем вы говорите. Жалею, конечно, что земляне не успели достичь таких научных высот, а талантов много было, – вздохнула и поднялась на ноги. – Кое-кому пора на процедуры, чтобы языком попусту не молол.

Веля оживилась и подергала макет за рукав:

– За дело. Раздевайся.

Наворачивая круги по лагерю, я неизменно возвращалась к кострищу. Мухи суетились над по пояс голым макетом, стойкости которого позавидовали бы топовые манекенщицы. Силясь не засматриваться на рельефы соблазнительного тела, подошла и с видом врача на обходе спросила Вельзевулов:

– Удалось что-нибудь найти?

– Ума не приложу, что это за серийный номер, – Веля навела ультрафиолетовый фонарик на ребра Яна, и в свете проявились какие-то закорючки. – Зев, это АИНовский новодел?

– Ничего подобного, – отозвался Андрей, печатающий что-то на полупрозрачном коммуникаторе; он то и дело поглядывал на символы, светящиеся на коже, хмурился, наводил экран, чтобы отсканировать, но терпел неудачу. – Мне неизвестна эта языковая система, сестренка. Да и всей АКАШИ в придачу.

– Черт-те что. – Эвелина погасила фонарик и грубовато подхватила Яна под подбородок. Она повернула его голову и убрала с заушной косточки волосы. Осветила ультрафиолетом, и я, подойдя ближе, разглядела точку в центре окружности. – У старых моделей здесь значился логотип. После ряда реформ против монополий такую практику запретили. А это что за знак?

– Циркумпункт, – как будто разочаровавшись в сестре, ответил Андрей. – Это же символ Всесоздателя.

– Я не религиозна.

– Да и что с того! Архитекторы миров есть? Есть. Значит, и Вселенная спроектирована.

– Будет вам, – осадила я. – Но, если так подумать, «скромненький» символ они выбрали. АИН, как я понимаю, на многие запреты плевали с высокой колокольни.

– Агентство не маркирует макетов, руку на отсечение даю, – запальчиво покачал головой Зева. – По локоть в крови все вокруг них, но наши добродетели, наши аисты, никогда не запятнают честь связью с посредниками. Макетов им якобы предоставляют сердобольные меценаты. Чушь!

– На Земле аист – хищная птица, – напомнила я, и мне показалось, что я повторялась. – Что ж, получается, создатель макета – даже не сотрудник АИН. И как нам его искать?

Вельзевулы обменялись взглядами, и Веля, поджав на миг губы, предложила мне пройтись, приобняв за плечо. Мы забрались на возвышенность, откуда открывался вид на разбитое шоссе, уводящее к городку, где я впервые наткнулась на ребят. Вдали простирались гектары степей, выжженные кустики которых прижимались друг к другу, чтобы согреться в мерзлоту, прибиться к своим, разделить надежду на то, что мир снова станет прежним; на пастбища вернутся аналоги наших коров и коз, по отремонтированной дороге поедет транспорт, выцветшие билборды сменит реклама, изображающая счастливые лица здешних существ.