Читать книгу: «Обжигающий бриз», страница 2

Глава 5. Субботний рынок и крабы

Суббота в Заливе Отрады означала одно – рынок. Не тот, туристический, с магнитами и ракушками, а настоящий, местный, куда с утра пораньше съезжались фермеры из окрестных деревень и рыбаки с только что вернувшихся с уловом катеров.

Лидия Петровна будила Веронику в семь утра, настаивая, что самые лучшие продукты разбирают к восьми. Вероника, привыкшая к столичному ритму жизни, с трудом открывала глаза, но аргумент «свежайшие креветки» сработал безотказно.

Рынок был настоящим праздником жизни и цвета. Крики продавцов, смешанные запахи свежей зелени, копченой рыбы, спелых ягод и моря. Вероника шла за бабушкой, с любопытством разглядывая прилавки. Она чувствовала себя героиней этнографического фильма.

Лидия Петровна, как опытный адмирал, вела свой штурманский расчет между рядами, щупала помидоры, придирчиво осматривала яблоки и торговалась с продавцами так азартно, что Веронике становилось немного стыдно.

– Лидия Петровна! Красавица моя! Что вам положить? – кричал упитанный рыбак с сияющим лицом, увидев их у своего прилавка, заваленного серебристой рыбой, креветками и странными морскими гадами.

– Здравствуй, Витя. Дай-ка мне свеженькой ставридки на уху. И креветок грамм триста, – бабушка улыбнулась, явно любя это рыночное общение.

Пока они выбирали рыбу, Вероника отошла к соседнему прилавку, где продавались вязаные вещицы и деревянные игрушки ручной работы. Она взяла в руки маленького деревянного дельфина, выточенного и отполированного с большой любовью.

– Красиво, да? – раздался знакомый низкий голос прямо у нее за спиной.

Она обернулась и чуть не выронила дельфина. Олег стоял в полуметре от нее, держа в руках сетку с покупками. Он был в темно-синей футболке, которая оттеняла его зеленые глаза, и выглядел… обычным парнем. Не хулиганом, не бунтарем. Таким же участником субботней рыночной суеты.

– Да, очень, – смущенно улыбнулась Вероника, возвращая игрушку на место.

– Старичок Николай делает. У него руки золотые, – кивнул Олег в сторону седого мужчины, сидевшего в углу и что-то вырезавшего ножом. – Он меня столярке немного учил, пока мог.

Вероника снова поймала себя на мысли, что каждый его комментарий ломает очередной стереотип. Хулиганы не интересуются ручным трудом и не уважают старых мастеров.

– Твоя бабушка у витрины с рыбой. Лучше я пойду.

Вдруг его взгляд стал бдительным, настороженным. Он слегка отвернулся от нее.

Но было уже поздно. Лидия Петровна, получив свой заказ, обернулась и увидела их. Ее улыбка мгновенно исчезла. Она быстро подошла, взяла Веронику за локоть и буквально оттянула ее от Олега.

– Пошли, внучка, нам еще к молочнику нужно, – сказала она громко и четко, бросая на Олега ледяной взгляд.

Олег ничего не сказал. Он лишь молча кивнул, поднял свою сетку и растворился в толпе, став снова невидимым для их с бабушкой мира.

Вероника чувствовала жгучий стыд и несправедливость. Он же ничего плохого не сделал! Они просто разговаривали.

– Видела? Видела, как он к тебе подкатил? На людях! Совсем стыд потерял. Ты уж, пожалуйста, не поддерживай с ним никаких разговоров. Он этого только и ждет.

Весь обратный путь бабушка молчала, а придя домой, разразилась тирадой, пока разбирала покупки на кухне.

– Бабушка, мы просто случайно столкнулись! Он сказал пару слов про игрушку! – попыталась возразить Вероника, чувствуя, как закипает.

– Случайно! – фыркнула Лидия Петровна. – Эти «случайности» они специально устраивают. Чтоб втереться в доверие. У него репутация, Верочка! Весь поселок знает. И тебе не к лицу с такими общаться. Ты же из другой лиги.

Слово «лига» прозвучало особенно жестоко и чопорно. Вероника сжала губы и, не сказав больше ни слова, ушла в свою комнату. Она ненавидела это чувство – когда тебя судят не по поступкам, а по ярлыкам. Разве он не заслуживал хотя бы шанса?

Она просидела у себя до обеда, разбирая свои мысли и чувства. Она едва знала его, но уже чувствовала, что все не так просто, как кажется ее бабушке и, наверное, всему поселку.

– Кошка, наверное, опять…Вечером, когда она помогала бабушке готовить уху, на крыльце послышался шорох. Лидия Петровна нахмурилась.

Она вышла в сени и через секунду вернулась с пустой жестяной миской из-под сметаны. В миске копошился десяток живых, еще шевелящихся, небольших, но мясистых крабов.

– Что это? – удивилась Вероника.

– А черт его знает… – пробормотала бабушка, но в ее голосе уже не было прежней твердости. Она перевернула миску, и крабы посыпались в раковину. На дне миски была приклеена обычная канцелярская бумажка. Бабушка сняла ее и прочла вслух, хмурясь: «К свежей ухе. О.»

Воцарилась тишина. Бульканье супа на плите вдруг стало очень громким.

– Ну… крабы и правда отменные. С утра их ловят как раз в Бухте Скалистой.

Лидия Петровна посмотрела на крабов, потом на внучку, потом снова на крабов. Ее строгое лицо смягчилось на мгновение.

Она вздохнула, положила бумажку на стол и принялась чистить лук, делая вид, что ничего особенного не произошло.

Но для Вероники это значило всё. Это был не просто подарок. Это был целый посыл. Молчаливый, неловкий, но настоящий. Он не оправдывался, не лебезил, не пытался что-то доказать. Он просто оставил у двери самое ценное, что у него было в тот момент – свежий, только что пойманный улов.

И впервые за весь день ее сердце сжалось не от обиды или стыда, а от чего-то теплого и щемящего. Он снова всё перевернул с ног на голову. Одним своим молчаливым, «неуместным» поступком.

Она посмотрела в окно, на темнеющую улицу. Где-то там был он. Со своей репутацией, своими тайнами и своими свежими крабами для бабушкиного супа. И ей захотелось узнать его еще больше.

Глава 6. Первый честный разговор

Воскресенье в доме Лидии Петровны традиционно было днем большой стирки и поливки огорода. Вероника, облаченная в старенький хлопковый сарафан, усердно помогала бабушке: развешивала на веревке пахнущее свежестью белье, а потом взялась за тяжелую металлическую лейку, чтобы полить огурцы и помидоры.

Солнце припекало нещадно. Воздух дрожал над грядками. Вероника уже заканчивала полив, когда ручка лейки, старая и проржавевшая, внезапно подломилась прямо у основания. Вода хлынула ей на ноги, а сама лейка с глухим стуком упала на землю.

– Ой, бабушка! – растерянно воскликнула Вероника, поднимая безнадежно сломанный предмет.

Лидия Петровна, снимавшая белье, подошла, покачала головой.

– Эх, старая совсем. Видно, придется новую покупать. Или к дяде Коле нести, авось заварит… Хотя вряд ли, он с металлом не дружит.

Мысль о том, что нужно идти к угрюмому дяде Коле и упрашивать его, не вызывала энтузиазма. Вероника вздохнула и отнесла лейку в сарай, поставив ее в угол к прочему хламу. Настроение было подпорчено. Она чувствовала себя неловко из-за своей неуклюжести.

После обеда бабушка ушла к соседке послушать свежие сплетни, а Вероника осталась одна. Она сидела на крыльце с книгой, но мысли были далеко. В голове крутились обрывки вчерашних событий: ледяной взгляд бабушки, его спина, растворяющаяся в толпе, и крошечные крабы, шевелящие лапками в раковине.

Вдруг со стороны калитки послышался скрип. Сердце ее неестественно громко стукнуло. Она узнала этот звук – идеально отрегулированная петля работала бесшумно.

На дорожке перед домом стоял Олег. В одной руке он держал ту самую сломанную лейку, которую она всего пару часов назад убрала в сарай.

– Как ты…? – начала она, вставая.

– Забор доделывал у соседей, – коротко объяснил он. – За инструментом в сарай зашел, увидел. Это чинить – пять минут делов.

Он говорил просто, без упреков и без намека на желание понравиться. Просто констатация факта.

– Я… я не знала, что ты там работаешь, – смущенно пробормотала Вероника.

– А я и не афишировал, – он усмехнулся. – Бабушка твоя, если узнает, мне голову оторвет. За вторжение на частную территорию.

Он поставил лейку на землю, достал из кармана джинсов мультитул – складные плоскогубцы с отвертками.

– Можно? – кивнул он в сторону крыльца.

– Да, конечно, – Вероника отступила, давая ему место.

Олег присел на корточки на ступеньке и ловкими, уверенными движениями принялся за работу. Он открутил сломанный крепеж, очистил ржавчину, подобрал из своего набора подходящий болт и принялся его закручивать.

Вероника стояла рядом, не зная, что делать. Помочь она не могла, уйти – было бы невежливо.

– Спасибо за крабов, – наконец выдавила она. – Уха получилась отменная.

Олег не поднял головы, сосредоточенно затягивая гайку.

– Не за что. Удачно попались.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь щелчками инструмента. Было неловко. Вероника чувствовала, что должна что-то сказать, раз уж он здесь.

– Бабушка… Она не со зла, – начала она осторожно. – Она просто меня очень сильно любит и переживает.

Олег на мгновение остановился, потом с силой дотянул последний виток.

– Я знаю, – просто сказал он. – Все они переживают. У всех свои причины.

Он щелкнул инструментом, складывая его.

– Готово. Теперь хоть танцуй на ней.

Он поднял лейку и продемонстрировал ей. Ручка сидела прочно, как новая, а то и лучше.

– Спасибо, – снова сказала Вероника, и на этот раз ее благодарность была искренней и теплой. – Сколько я тебе должна?

Олег посмотрел на нее. Его зеленые глаза были спокойны, без привычной насмешки.

– За это не берут. Это мелочь.

Он положил инструмент в карман и, кажется, собрался уходить. Но что-то удержало его. Он посмотрел на нее настоящим, открытым взглядом.

– Слушай, Вероника… – он произнес ее имя так, будто пробовал его на вкус. – Твоя бабушка права. Ты не из этого мира. Ты вот с книжками, с театром… А тут я. С грязными руками и битой репутацией. Не стоит оно того.

Он сказал это не с жалостью к себе, а с какой-то усталой прямотой взрослого человека, который просто констатирует факт.

Вероника замерла. Это был их первый по-настоящему честный разговор. Без масок, без игр.

– А кто решает, что чего стоит? – вдруг вырвалось у нее. – Они? – она махнула рукой в сторону поселка.

Олег удивленно поднял брови, потом тихо хмыкнул.

– Театральное образование, говоришь? Зря я, получается, тебя Психеей назвал. Ты больше на Антигону смахиваешь. Та, что против всех пошла.

Он знал древнегреческую трагедию. Еще один обломок пазла встал на свое место с тихим щелчком.

– Я не против всех, – возразила она. – Я просто хочу сама решать, с кем мне разговаривать.

Олег смотрел на нее долго и пристально. Казалось, он ищет в ее глазах фальшь, но находил только упрямство.

– Ошибка это, – наконец покачал головой он. – Но предупрежден – значит вооружен.

Он повернулся и направился к калитке. На этот раз он уходил не спеша, не сломя голову.

– Олег, – окликнула она его.

Он обернулся.

– Спасибо. За лейку.

Он кивнул, и в уголке его губ мелькнуло что-то, почти похожее на улыбку. Не насмешливую, а настоящую. Потом он вышел за калитку, и она снова закрылась с тем идеально тихим звуком.

Вероника осталась стоять на крыльце с отремонтированной лейкой в руках. Она провела пальцами по холодному металлу нового болта. Он все еще чувствовался теплым от его прикосновения.

Он предупредил ее. Отпугнул. Но впервые он заговорил с ней не как с «принцессой» или случайной знакомой, а как с равной. И это было страшнее и прекраснее любой насмешки.

Она понимала, что перешла какую-то невидимую черту. И обратной дороги, кажется, уже не было.

Глава 7. Приглашение на скалу

Прошла неделя. Семь дней, которые текли медленно, как густой мед, пропитанные солнцем, запахом моря и тихим, но настойчивым гулом мыслей о нем. Вероника больше не встречала Олега на дороге, не видела его в бухте. Он словно растворился в жарком мареве приморского лета. И это отсутствие странным образом беспокоило ее куда сильнее, чем его внезапные появления.

Она ловила себя на том, что постоянно смотрит на дорогу, прислушивается к звуку моторов, проезжающих мимо. Ей даже показалось, что она видела его «Урал» у дальнего конца набережной, но когда она подошла ближе, мотоцикл оказался чужим.

Бабушка Лидия Петровна была довольна таким положением дел. Она приписывала затишье своему «строгому внушению» и снова стала ласковой и улыбчивой, закармливая Веронику пирогами и рассказывая за чаем истории из молодости.

Но Вероника чувствовала себя отрезанной от чего-то важного. Как будто самый интересный спектакль шел за закрытой дверью, а ей приходилось довольствоваться скучной пьесой на привычной сцене.

Все изменилось в среду. Вероника пошла в единственный в поселке магазин «Умка» за кефиром для бабушки. Пока продавщица тетя Люда медленно, с расспросами о здоровье Лидии Петровны, отсчитывала сдачу, дверь магазина распахнулась.

Вошел Олег. Не один, а с тем самым другом, про которого все говорили «Гроза». Тот был повыше и плотнее, с добродушным, но немного суровым лицом. Они что-то бурно обсуждали, смеялись своим, мужским смехом, и на мгновение Олег выглядел таким… обычным. Молодым и беззаботным.

Их взгляды встретились у прилавка с крупами. Олег на секунду замолк, кивнул ей едва заметно, почти формально, и продолжил разговор с другом, делая вид, что ее не заметил. Веронику кольнуло в сердце. Он действительно решил последовать своему же совету и держаться подальше.

Она, сгорая от смущения, поспешила к выходу, сжимая в руке звенящую мелочь. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Она сама лезла в его мир, а он четко дал понять – тебе здесь не место.

Выбежав на улицу, она почти бегом пошла по направлению к дому. В ушах стучало: «Ошибка это. Ошибка это. Ошибка это».

– Эй, Соколова! – вдруг раздался голос сзади.

Она обернулась. К ней бежал «Гроза», тот самый друг. Он догнал ее, немного запыхавшись.

– Держи, – он сунул ей в руку смятый бумажный треугольник, обычный обрывок сметы или упаковки. – Орлов просил передать.

И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушел обратно в магазин.

Вероника застыла на месте, сжимая в потной ладони бумажку. Сердце колотилось где-то в горле. Она огляделась по сторонам, словно совершала преступление, и развернула записку.

Почерк был неровным, угловатым, но четким.

«Закат на Скале Дураков. Сегодня. Если хочешь».

Ни подписи, ни объяснений. Только время и место. «Скала Дураков» – она слышала это название от бабушки. Высокий утёс в стороне от посёлка, куда местная молодёжь ходила курить и выпивать. Место, куда ей, «принцессе», ходить было категорически запрещено.

Она стояла посреди пыльной дороги, с бумажкой в руке, и чувствовала, как по ней пробегают мурашки. Это было не просто приглашение. Это был тест. Вызов. Пропуск в тот самый запретный мир, о котором она так много думала.

Весь остаток дня Вероника провела в лихорадочном состоянии. Она механически помогала бабушке, отвечала невпопад на вопросы, а сама постоянно смотрела на часы. Закат был около восьми.

В семь Лидия Петровна уселась смотреть свой любимый сериал. Это был её священный ритуал.

Сердце Вероники бешено колотилось. Она поднялась в свою комнату под предлогом того, что хочет почитать. Что надеть? Платье? Нет, слишком очевидно, слишком «для него». Она надела простые шорты и лёгкую блузку – будто просто вышла прогуляться.

Спускаясь по лестнице, она крикнула:

– Бабуль, я ненадолго, на берег! Душно очень!

– Одевайся потеплее, ветер с моря! – донеслось из гостиной. – И далеко не уходи!

Выйдя за калитку, она почувствовала себя одновременно ужасно виноватой и невероятно живой. Она шла по знакомой дороге, а потом свернула на узкую тропинку, ведущую в сторону от посёлка, к скалам. Сердце стучало в такт её шагам.

Тропа поднималась вверх, становилась всё уже и каменистее. Сосны по бокам отбрасывали длинные вечерние тени. Воздух становился прохладнее, и с каждым шагом всё громче слышался шум прибоя где-то внизу.

И вот она вышла на площадку. Скала Дураков. Не такая страшная, как ей представлялось. Просто плоская каменная плита, нависающая над морем. И на самом её краю, свесив ноги в пустоту, сидел он.

Олег сидел спиной к ней и смотрел на заходящее солнце, которое превращало море в расплавленное золото. Он не обернулся, когда услышал её шаги, но его спина, казалось, напряглась.

Вероника подошла и села рядом, на почтительном расстоянии. Молча. Слова казались ненужными и слишком громкими для этой величественной тишины.

Только сейчас она поняла, почему это место так манило людей. Открывающийся вид был захватывающим. Бескрайнее море, окрашенное в багрянец и оранжевый, последние лучи солнца, касающиеся воды, и крошечные огоньки посёлка далеко внизу.

– Никто не видел? – наконец спросил он, не глядя на неё.

– Нет, – тихо ответила она.

– Хорошо, – он кивнул.

Они сидели молча ещё несколько минут, наблюдая, как солнце медленно тонет в море. Это было так красиво, что щемило сердце.

– Я не думал, что ты придешь, – сказал он наконец. Его голос в тишине вечера звучал глубже и мягче.

– А я не думала, что ты позовёшь, – ответила Вероника.

На его губах промелькнула тень улыбки.

– Значит, мы оба плохие мыслители.

Он повернулся к ней. Его лицо в свете заката казалось другим – более открытым, без привычной защитной маски насмешки. Зелёные глаза почти сливались с темнеющим морем.

– Спасибо, что пришла, – сказал он просто. И в этих словах не было вызова или игры. Была искренняя благодарность.

В этот момент Вероника поняла, что переступила через что-то важное. Не через бабушкины запреты, а через свой собственный страх. И мир от этого не рухнул. Он стал только больше и прекраснее.

А где-то внизу, в посёлке, зажигались первые огни, даже не подозревая о том, что происходит высоко над ними, на Скале Дураков.

Глава 8. Искры над морем

Закат догорал, оставляя на небе полосы багровых и лиловых теней. Море из золотого превратилось в свинцово-серое, и только у горизонта еще тлела узкая полоска света. Стало по-настоящему прохладно, и Вероника непроизвольно ежалась в своей легкой блузке.

– Надень.

Олег заметил это краем глаза.

– Замерзла? – спросил он, и в его голосе не было привычной колкости, только простая забота.

– Немного, – призналась она, потирая ладонями плечи.

Он снял свою темную ветровку, которая лежала рядом на камнях, и протянул ей.

Она хотела отказаться, сказать, что все в порядке, но ветерок с моря стал пронизывающим. Она взяла куртку. Ткань была грубой и все еще хранила тепло его тела, смешанное с запахом морской соли, металла и чего-то древесного, мужского. Она накинула ее на плечи, и огромные рукава свисли почти до ее колен. Она почувствовала себя маленькой и защищенной.

– Не за что, – он снова уставился на темнеющий горизонт.– Спасибо, – прошептала она.

Наступила новая пауза, но на этот раз она не была неловкой. Она была наполненной. Тишина между ними стала общим пространством, которым они дышали.

– Почему «Скала Дураков»? – спросила Вероника, чтобы окончательно развеять остатки напряжения.

Олег хмыкнул.

– Потому что только дураки сюда лазают. Один неверный шаг – и привет, свободный полет. Он помолчал.

– А еще… тут в прошлом году парочка сбежала от родителей. Ночью. Хотели на материк перебраться на рыбацкой лодке. Их, конечно, быстро поймали. Вот и прозвали… место для дурацких, отчаянных поступков.

– Романтично, – улыбнулась Вероника.

– Глупо, – парировал Олег, но в его голосе не было осуждения. – Зато честно. Хотели быть вместе – и пошли на все. Уважаю.

– А ты? – рискнула она спросить. – Ты бы на такое решился?

Он говорил о чувствах других людей с такой простой, безыскусной прямотой, что Веронике снова стало интересно.

– Это что, интервью, принцесса? Хочешь узнать все мои тайны за один вечер? – но в его тоне не было злости, скорее вызов.

Олег резко обернулся к ней, и в его глазах вспыхнул знакомый огонек.

– Нет! – вспыхнула она. – Просто… интересно.

– Я не из тех, кто бежит, – наконец сказал он тихо. – Я из тех, кто остается и держит оборону. Даже если шансов нет.

Он смотрел на нее несколько секунд, словно взвешивая что-то.

Он сказал это так, что по спине Вероники пробежали мурашки. В этих словах была вся его суть. Упрямая, гордая, несломленная.

Вдалеке, над поселком, вдруг вспыхнули первые искры фейерверка. Кто-то праздновал что-то. Яркие огненные цветы расцветали в темном небе с глухим хлопком и медленно гасли, отражаясь в глади воды.

– Смотри, как красиво, – невольно выдохнула Вероника. Олег следовал за ее взглядом, и в свете вспышек его профиль казался резким и печальным.

– Да, – согласился он. – На расстоянии всегда красиво. А вблизи – просто грохот и вонь пороха.

– Ты всегда так все усложняешь? – не выдержала она. – Нельзя просто посмотреть и получить удовольствие?

– Не могу я просто, Вероника. Не научен.

Он снова посмотрел на нее, и в этот раз его улыбка была настоящей, немного уставшей.

Они снова замолкли, наблюдая, как в небе гаснут последние искры фейерверка. Наступила настоящая ночь. На небе зажглись первые, самые яркие звезды.

– Мне пора, – сказала Вероника с сожалением. – Бабушка начнет волноваться.

– Конечно, – кивнул Олег и легко поднялся на ноги, подав ей руку.

Его пальцы были твердыми и шершавыми, они сомкнулись вокруг ее ладони на мгновение, помогли ей встать, и тут же отпустили. Но ощущение этого прикосновения, короткого и сильного, осталось с ней.

– Сможешь сама? Фонарик взять?

– Нет, все в порядке, – она сняла его куртку и протянула ему. – Спасибо. И… за все.

Он проводил ее до начала тропинки.

– Счастливо, Психея.

Он взял куртку, перекинул через плечо.

Он стоял и смотрел, как она спускается по тропе. Она чувствовала его взгляд на своей спине, и это придавало ей уверенности. Она не оборачивалась, пока не вышла на знакомую дорогу.

Дом был уже близко. В окнах горел свет. Она остановилась, чтобы перевести дух и привести себя в порядок. Сердце все еще бешено колотилось, но уже не от страха, а от чего-то другого. От предвкушения.

– Это я, бабуль! – крикнула она.

Она тихонько открыла калитку (спасибо ему снова!) и заскользила в дом.

Из гостиной донесся голос:

– Ну наконец-то! Я уж заволновалась! Иди, чайник только закипел.

Вероника прошла в свою комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она закрыла глаза и снова увидела темнеющее небо, искры фейерверка и его профиль в их свете.

Он назвал ее Психеей. Но на этот раз это прозвище прозвучало не как насмешка, а как что-то свое, личное, почти нежное.

Она поняла, что вечер на Скале Дураков был самым большим, самым настоящим приключением в ее жизни. И самым опасным. Потому что теперь она знала – она хочет большего. Больше его резких слов, больше его неожиданной нежности, больше этих моментов, когда мир сужается до размера каменной плиты над морем.

А где-то в темноте он шел к своему дому, засунув руки в карманы, и на его лице играла непонятная даже ему самому улыбка. Куртка на его плече все еще пахла ее духами – легкими, цветочными, абсолютно чужими в его мире, но такими желанными.