Отзывы на книгу «Чрево Парижа», страница 7, 88 отзывов

Эта книга стала моим знакомством с автором, и я об этом не пожалела. Великолепные, вкусные, яркие описания антуража рынка, причем, во всех его проявлениях: киоски, товар, торговцы, покупатели. Невероятно сочные описания еды и процесс ее приготовления. Париж в книге представлен не с самой лучшей своей стороны, но, зато как! Главные герои представлены живо, нет ощущения, что ты их уже видел у других авторов. Это касается и внешности героев, и черт характера, и психологии поступков. Сюжет оказался весьма интересным, ни на йоту не показалось, что затянуто, что частенько можно встретить в классике. Однозначно советую книгу к прочтению, надеюсь, что все книги автора окажутся такими же яркими!

— Ну и сволочи же эти «порядочные» люди!

Прекрасный роман, наверное, один из лучших в цикле Ругон-Маккары. Яркий, сочный, поэтический язык, мастер умеет описать в равной степени виртуозно аппетитнейшие яства и омерзительные отбросы. Из клана Ругон-Маккаров - Лиза - еще одна внучка безумной Аделаиды, основательницы рода. Олицетворение мелкого буржуа, лавошница до мозга костей, гордящаяся своей честностью и добрым именем, умеющая найти счастье за прилавком своей уютной лавки. Оплот лоялизма, маленький муравей, по прутику копящий свои богатства, здравый смысл в чистом виде. ГГ - Флоран, брат мужа Лизы, романтик и фантазер, ничего не замечающий вокруг, не умеющий понять и договориться с людьми, ради счастья которых он готов идти на баррикады. Удивительно яркие герои этой книги, сплетница Саже, торгующая слухами вразнос. Торговка рыбой прекрасная Нормандка - заклятая подруга Лизы, ее не менее колоритная мамаша. "Прекрасные животные" Кадина и Майоран - безродные подкидыши. И много-много других)))

Эта книга мной читалась не впервые. Когда-то, при первом её прочтениии, осталось ощущение дикого восторга. Перечитала - и ощущения не поменялись. Стиль автора иначе как буйством словесных красок не назвать. Простые, повседневные вещи, людей, и в данном случае еду, он описывает так, что невозможно оторваться, возвращаешься и перечитываешь строчки снова и снова. Описания настолько красочны, что вызывают совершенно реальные чувства - отвращение, жалость, злость, сострадание, сопереживание. Это, пожалуй, одна из немногих книг, где для меня даже сюжет отходит на второй план, поскольку читаешь и наслаждаешься самим текстом книги, мастерски выписанным миром, который полностью соответствует названию книги. Золя даже не описал, он нарисовал Чрево - и погрузил читателя в эту атмосферу чревоугодия, в этот завораживающий, созданный им мир. Книга изумительна. Восхитительна. Шедевральна. Никакие превосходные степени не будут для неё излишними. Буду перечитывать ещё, чего и вам советую.

Я так и знала, что еще вернусь к Золя. Но в отличии от прочитанных мною книг, эта имеет совершенно другую структуру. Я привыкла к тому, что в первой главе мы знакомимся с другими персонажами и только во второй главе появляется главный герой из семьи Ругон-Маккаров. Аналогичный персонаж был и в этом произведении, и даже не один, но отнюдь не он играет главную роль в "Чреве Парижа", а Флоран, никакого отношения к семье не имеющий. Впрочем, вообще трудно сказать играет ли кто-то из персонажей главную роль, так как на первый план выносятся не люди, а "чрево Парижа", рынок со всей едой в нем находящейся. На протяжении всей книги он преследует нас, не давая забыть о месте, где происходит действие. Мне было жалко Флорана. С самого начала было понятно, чем обернется желание революции для такого человека. Правильно говорил Клод Лантье, он делает это лишь для собственного удовлетворения, чтобы не казаться таким беспомощным в своих собственных глазах, будто "щекочет" себя этой идеей, как Клод живописью. Невозможно поднять революцию и при этом не пролить не капли крови, но Флоран не понимал этого. Слишком слабый, слишком добрый. План Флорана лишь плод его воображения. Заинтересовала также линия Майорана и его подружки ( не могу вспомнить ее имени), детей улиц в прямом смысле этого слова. Сцена с голубями заставила передернутся. Жаль что эта линия не была раскрыта до конца, как и жизнь Клода, надеюсь, что про него есть еще одна книга.

«Пир всегда торжествует победу – это принадлежит к самой природе его. Пиршественное торжество – универсально: это – торжество жизни над смертью. В этом отношении оно эквивалентно зачатию и рождению. Победившее тело принимает в себя побежденный мир и обновляется».
М. М. Бахтин, «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса»

«… приимите, ядите: сие есть Тело Мое»
Евангелие от Матфея

«Сытый голодного не разумеет»
В. И. Даль, «Пословицы русского народа»

Победа империи завершается пиром, ее кровеносные сосуды, улицы Парижа, расширены градостроительными работами Османа, как торжественными возлияниями. Пищеварительная система Франции Наполеона III, укреплена металлическим каркасом Центрального рынка, «hors de toute mesure». Она больше походит на паровую машину, «chaudière destinée à la digestion d’un peuple», «гигантское брюхо из металла с элегантностью и мощью механического двигателя». Громадные челюсти des Halles, «mâchoires colossale», прожевывают все, что попадает между ними. Выбраться из мешанины этой поглощаемой смеси не могут и сами люди, в том числе и Флоран, оказавшийся в прожорливом зеве в час утренней трапезы. В сущности, все плавают в слюне или желудочном соке, ферментируют или вызывают приток желчи: проглатывая плавающие вокруг куски или друг друга, они делают проглоченное удобоваримым для имперского кишечника и сами растворяются в кислотной среде.

Это функция Толстых. Толстые – это здоровые и розовощекие буржуа, питательная масса для имперского желудка. Худые – микробиота государственного организма, фундирующая его иммунитет и собирающая объедки и подачки с высших уровней пищеварительной системы, как мадемуазель Саже и другие скряги, лакомящиеся крошками с тюильрийского стола. Главный герой враждебен им всем, кажется ядом или энтеровирусом, раздражает слизистую и нарушает привычную работу, однако на деле оказывается чем-то вроде горького дижестива из горечавки.

Пищеварение является политикой желудочно-кишечного тракта, требующей соблюдения экономического принципа, в то время как гибель, ссылка, голод – это нарушение не только правил торговли, но и императива порядочности. Смерть Граделя на «разделочной доске для мяса» – аморальный поступок – грозит остракизмом из гастрономического Эдема, не допускающего вольностей. Лики смерти в рассказах Флорана могут испортить кровавую колбасу. Страдания и лишения представляются лишь уделом «des canailles sans aveu», так как насыщение является обязанностью и упражнением в добродетели. Строгая дисциплина питания соблюдается не только в силу необходимости, но и в силу благопристойности. И больше именно в силу второго. Толстые – высокоорганизованное содержимое пищеварительной машины, реализующие высшие директивы эгоизма и блюдения собственных интересов, директивы, которые поддерживают жизнь всего организма:

«Главное – когда наступит старость, спокойно жить на свою ренту с сознанием, что мы ее честно заслужили».

В чреве-машине есть и своя партийная борьба, между Лизой и Нормандкой, свои перебежчики в лицах Саже, Сарьетты и Лекёр, которым победа над общим врагом дает временное примирение. Изменение политической обстановки в желудке («qui ne digère plus en paix»), не располагающей к мирному пищеварению, пока нарушены основы существования всего целого, откликается и в других частях организма. Центральный рынок обрамлен железом не только для защиты, но и для подчинения – все в нем сообразуется с действиями управляющих органов, которые холят и лелеют Толстых, чтобы можно было безопасно контролировать работу тела.

Идеал рыночного механизма – находящийся в информационной изоляции Кеню, довольный изготовлением колбасы и руководимый партией Лизы. Его двойник – идиот-Маржолен – обезвреженное животное, 5-летний ребенок в теле толстяка, который дает Лизе гладить себя под подбородком без последствий, представляет собой гротескную фигуру гражданина Империи. Этот «animal superbe» в лавке торговца живностью без сожалений, механически режет глотки голубям, исправно снабжая утробу пищей. Флоран, Гавар, Робин и другие, таким образом, подобны птицам на бойне, над ними заносится нож покорного толстяка, воспитанного рынком:

«Allez, ce n'est pas bon, ces animaux-là; ça vous pincerait, si ça pouvait».

Информационная изоляция Толстых обеспечивается тем, что распространение сведений заменяется движением желудочных соков. Знание никогда не существует само по себе, оно изменяет, принуждает, подчиняет директиве, являясь скорее побуждением, импульсом. Саже выступает транспортировщиком и превращает слова в питательную массу из козьего сыра, мирабели и мясных обрезков. Она контролирует движение соков и направляет их в угодное организму русло.

Если отсутствует знание, мышление уступает инстинктам, но извращенным политикой пищеварения. П. Бюро писал: «Для огромного большинства буржуазии брак является главной финансовой операцией в жизни». Деньги – это буржуазная похоть, они оставляют следы на подушках в спальне Лизы, как головы любовников, «chaudes de passion», и становятся поводом для скабрезностей, когда золото в юбках Сарьетты бьет ее по бедрам. Вожделение подчинено экономическому принципу, оно инвертируется, становясь накоплением вместо растраты сексуальной энергии, что дает возможность отдать все силы пережевыванию, перевариванию и усвоению.

Т. Зелдин отмечает предоставление большей свободы лавочникам в правление Наполеона III, а также, изучая мнения того времени, указывает на скорость обогащения и тот факт, что идеалом было «сделать деньги быстро», а потом «удалиться от дел и жить на проценты». Таким образом, мелкая буржуазия поощрялась как аппетит чревоугодника, а пищеварение Империи, элементом которой являлись сами буржуа, оберегалось и улучшалось полицейской диетой.

«Чрево Парижа» выходит в свет в 1873 году. В ходе работы над романом Э. Золя тщательно изучает Центральный рынок, книгу М. дю Кана «Париж, его органы, его функции и жизнь во второй половине XIX века», воспоминания республиканца Делеклюза, сосланного в Кайенну.

После публикации «Чрева» П. Бурже отметит недостаток внимания к внутреннему миру героев, что вполне очевидно, если иметь представление о художественном методе писателя. Гюисманс скажет: «Читая этот роман, я испытывал ни с чем не сравнимое ликование». По словам Мопассана, «Эта книга пахнет рыбой, как возвращающееся в порт рыбацкое судно». Барбье д'Орвильи в «Constitutionnel» заклеймит Э. Золя «взбесившимся мазилой».

Сам писатель охарактеризует замысел, как продолжение «Добычи», но уже с позиций мелкой буржуазии, «тайно поддерживающей Империю, потому что Империя каждодневно доставляет ей пирог и позволяет счастливо набивать брюхо, лоснящееся на солнышке, пока сама Империя не докатится до груды костей при Седане».

Золя великолепен, один из моих любимых писателей реалистов. Хотите самую откровенную и очень неприятную правду о Париже и его жителях, это к нему. Главный герой романа - центральный рынок столицы, обитатели которого почти все жирные, благополучные и довольно мерзкие существа. Они как крысы в помойке копошатся, плетут интриги, завидуют, сплетничают, предают. И жрут, без конца все жрут! Чувство гадливости, уступало место восхищению от детального описание всего и всех. Создавалось ощущение сопричастности ко всему происходящему. Хочется проникнуть в книгу, придушить старуху Саже, пнуть как следует братца Кеню, дорисовать картину вместе с Клодом, вырвать кусок сала изо рта Лизы и увести за руку прочь беднягу Флорана. Мне очень понравилось, берусь прочитать все его произведения-дедушкины книжные запасы неистощимы.

Это моя вторая книга у Золя (о первой напишу как-нибудь в другой раз ;), и она произвела несколько смешанное впечатление. Понравилась! Определенно, но оставила в легком замешательстве. Пожалуй, интересна была не только и не столько сюжетом, сколько... назову это бытовыми подробностями. Все сосредоточено вокруг жизни рынка, и в нем - продавцы, покупатели, товары... Ярче всего запомнила момент, когда (без спойлеров!) один персонаж вот-вот раскроет другому основную интригу, связанную с главгероем, а вдруг повествование неожиданно замирает на пару страниц и уступает место Роскошному описанию сыров. Думаю, если вам нравится автор или истории о жизни места, стоит ознакомиться.

Эту книгу категорически нельзя… нет, просто невозможно читать на голодный желудок или, еще хуже, во время диеты. Потому что Эмиль Золя умелой рукой писателя-художника разворачивает на страницах своего романа такой цветастый и бесконечно вкусный натюрморт, что просто нельзя отказать себе в маленьком съедобном удовольствии. Я не слишком хорошо знакома с произведениями представителей натурализма, но тут определенно хочется восхититься всем: начиная от образов персонажей и заканчивая сочным волшебным слогом.

Под своим большим крылышком Рынок приютил множество людей. Тут вам и сварливые краснощекие торговки, тут вам и услужливые толстые торговцы, тут вам и ворчливые или хитрые покупатели, тут вам и случайно зашедший человек, которого подхватил бесконечный водоворот запахов и криков. Тут люди рождаются, вырастают, влюбляются и умирают. Тут плетутся интриги и заговоры, которым позавидует сам королевский палац. Тут ваш нос (и вкус) побалуют всевозможные сыры, ароматные колбасы, свежая рыбка, зеленые фрукты и овощи, пряности, сладости и еще разные вкусности, которые только может нарисовать воображение.

И вот однажды среди всего этого появляется оборванный голодающий человек, который приходится братом одного из самых зажиточных торговцев в этом бушующем царстве еды. Человека этого не интересуют лакомства, его голову терзают самые смелые революционные идеи, которые он шаг за шагом пытается воплотить в жизнь. А его брат, напротив, бесконечно счастлив, делая колбаску, набивая живот и не думая ни о каких высших целях. И, собственно, на этом строится и главный конфликт произведения: противостояния толстых и тонких, людей, которых полностью устраивает нынешняя сытая жизнь, и людей, которые желают менять что-то даже кровавой ценой.

Героев здесь много, все они интересные, все цепляют своими историями, но главным героем стал для меня именно Рынок. Потому что он живет, он дышит, он растет и изменяется. И это действительно здорово.

️Осторожно: насилие над животными, кровь, насилие над недееспособным

Одна из самых известных работ Золя и третья у меня за плечами. Продолжает тему невероятного социального неравенства между различными слоями общества. После двух революций и диктатуры, власть Наполеона III опирается, вопреки чаяниям рабочих, на буржуазию — собственников производства и частных капиталовладельцев. Такая ситуация устраивает далеко не всех, поскольку в обществе уже появился запрос на единое рабочее законодательство, закрепляющее какие-никакие права и гигиену труда. Правительство отвечает железобетонной цензурой, тюрьмой, каторгой, подавляет бунд, короче.

С другой стороны, у нас имеется большая и толстая социальная прослойка, которая, наконец, вздохнула спокойно, мол, будем наживать капитал, никакие мамкины революционеры у нас его не отберут. Это чисто экономическое вступление необходимо, чтобы понять контекст романа. Хотя его нам и так более-менее опишут внутри текста.

Надо сказать, что Париж за время правления Наполеона III, так сказать, «похорошел»: улочки сносились, кладбища перемещались, а значимые здания выстраивались, как говорится, по уму. В том числе были выстроены крытые торговые ряды продовольственного рынка Ле-Аль, ака Чрево Парижа.

«Рынок-великан, изобилие и мощь жратвы ускорили этот перелом во Флоране. Рынок казался ему довольным и наевшимся зверем, толстопузым Парижем, нагуливающим жир, — скрытой опорой Империи».

В этот бурлящий Париж и возвращается главный герой Флоран.

Почти сразу я поняла, в чем состояли претензии к роману: Золя потрясающе удается очеловечивать машины и доводить человека до состояния зверя. Работа с многочисленными описаниями продуктов, особенного овощей, дается ему нелегко: в овощах нет ничего трагичного или страшного, они просто существуют. Контраст невозможного изобилия и голода создает человек, и в этой области талант автора разворачивается во всю: здесь будет и трэш, и угар, и содомия — все, как мы любим.

Мы, современные люди, привыкли к полярным суждениям в литературе: либо нам предлагают проникнуться сочувствием к революционно настроенным кружкам, либо к собственникам, которые никому ничего плохого не сделали, честно платят налоги, продают качественные товары и наряжают деточек как куколок. Далее, переходим к самой идиотской категории — телосложения: мол, персонаж в теле — плохой человек.

Золя вертит своими персонажами напропалую: то мы сопереживаем торговке, то революционерам, то оборзевшим сиротам. И получается, что хищники у нас все: «толстые» — максимально благополучные, привилегированные, при современном им правительстве они прочно стоят на ногах, грозя поглотить неугодных, «тонкие» — хищники мелкого помета, но точно так же готовые разорвать всех и вся. Вызывают ли они сочувствие? Вызывают. Хочется ли встать на их сторону? Навряд ли.

«Вот он, вечный пир жизни: начиная с самого слабого и кончая самым сильным, каждый пожирает своего соседа и в свой черед пожирается другим... А следственно, милейший, остерегайтесь толстых... Мы с вами тощие, понимаете... Скажите-ка мне, много ли места отведено под солнцем таким субъектам, у которых брюхо запало, как у нас с вами?»

«мадемуазель Саже, наверное, когда-нибудь в своей жизни упустила возможность потолстеть, ибо ненавидит толстых, хотя и презирает тощих; Гавар рискует потерять жир, он кончит свои дни, как высохший клоп. — А госпожа Франсуа? — спросил Флоран. — Госпожа Франсуа, госпожа Франсуа... Нет, не знаю, мне никогда не приходило в голову ее как-то классифицировать... Она просто славная женщина, вот и все. Ее не отнесешь ни к толстым, ни к тощим, черт возьми!»

Гастрономическая энциклопедия Парижа середины XVII века. Ну вот такое резюме складывается у меня после прочтения «Чрева Парижа». Сюжет в этой книге несколько вторичен. На первом месте, конечно же, описание. Текст прекрасный. Обо всем Золя пишет ярко, красочно, так, что чувствуешь запах этого парижского рынка. Два мира уживаются на этом парижском рынке. Мир «толстых» и сытых обывателей и «худых», мечущихся идеалистов-революционеров. А рынок – сцена для их противостояния. Романом я до конца, наверное, не прониклась, но рынок, изображенный Золя, это несомненно шедевр, и ради описания гастрономических чудес роман стоит прочесть.