Читать книгу: «Как выйти замуж за друида», страница 3

– Ниатта? – раздался голос позади меня. Я обернулась и увидела… магистра Сайрона.

Честно? Отличный парень. Милый. Добрый. Пахнет вереском и чистотой. Но мне нужен не он. У него слишком добрые глаза. Он из тех, кто пишет «Уважаемая Ниатта» даже в записках с напоминанием не есть ягоды с третьей грядки.

– О, магистр Сайрон! – я улыбнулась так, чтобы это было одновременно радушно и не обнадеживающе. – Вы что-то проверяете?

– Да. Некоторые растения чувствуют изменения в мане. Особенно после концертов. Мана дрожит в почве, как пудинг.

– Поверьте, она не единственная, кто дрожал. – Я вздохнула. – Вы не знаете, зайдет ли магистр Мерван? Я слышала, что он иногда консультирует по… симбиотическим культурам.

Сайрон кивнул, не моргнув глазом.

– Он должен прийти сегодня во второй половине дня. У него там эксперимент с орхоидом.

Мой взгляд вспыхнул.

– Орхоид! Конечно! Такие… тонкие, изящные структуры! Как чувства!

– У орхидеи есть тенденция к агрессивному цветению, – уточнил магистр.

– А у некоторых людей – к излишней эмоциональности. Думаю, все взаимосвязано, – пробормотала я, уже выстраивая стратегию.

Все было готово. Я найду самое стратегически выгодное место в теплице. Я буду держать в руках что-нибудь ботаническое, чтобы не выглядеть, как дурочка. И отрепетирую фразу вроде «О, магистр, а как вы относитесь к спонтанной мана-флоральной метаморфозе?»

И вот я затаилась между кустом с пушистыми колючками и декоративным мхом. Осталось только дождаться…

– Он идет, – прошептал мне голос сбоку.

Я вздрогнула. Это был Тарвел – один из старшекурсников с прошлой «ботанической вылазки». Он стоял рядом с горшком, из которого как раз выползала вальтриана.

– Слушай, ты что-то задумала?

– Я? Никогда. Я просто питаю глубокий интерес к практической ботанике. Особенно когда она высокая и с острыми скулами.

И вот – он.

Магистр Энтан Мерван появился на пороге теплицы, словно вихрь из ледяных запахов хвои и ожиданий. Все такой же холодный, все такой же собранный. Пальцы в перчатках. Волосы – словно глянцевая тьма, собранная в хвост. А взгляд… О, этот взгляд. Хорошо, что ничего не заметил. Идеально, как всегда.

– Я… пойду, – пробормотала я, выпрямляясь и делая шаг вперед.

Главное – не выглядеть так, будто репетировала эту сцену перед зеркалом три дня подряд. Даже если так и было.

– Магистр, – сказала я, как будто между нами уже был диалог. – Не могли бы вы… прокомментировать состояние вот этого… папоротника? Он как будто переживает внутренний конфликт.

Мужчина остановился. Его взгляд медленно, очень медленно переместился с растения на меня. Потом обратно. Потом снова на меня.

– Это псевдокровоцветка. Она всегда так выглядит.

– А… это точно? Я просто подумала, может, он… она… чувствует недостаток… внимания?

Он молча смотрел на меня. Мне показалось, что на долю секунды даже дернул уголком рта – возможно, в сторону улыбки, возможно, нервный тик.

– Псевдокровоцветы не нуждаются в эмоциональной стимуляции, леди Тенебрис.

Он уже собирался уходить, когда я, сама не зная зачем, добавила:

– Кстати, очень впечатляющая лекция на прошлой неделе. Особенно часть про симбиотические механизмы и… «растения как зеркала разума».

Он слегка повернул голову.

– Я такого не говорил.

Я улыбнулась самым невинным способом, какой только известен человечеству.

– Ну, возможно, это моя интерпретация. Но ведь главное – личный опыт, не так ли?

Магистр задержался на секунду. Кажется, он колебался между тем, чтобы уйти, и тем, чтобы вызвать надзорного мага.

– Не трогайте лиану у вас за спиной, – только и сказал, разворачиваясь. – Она может принять прикосновение за предложение руки и сердца.

Я немедленно отдернула руку, заметив, что лиана уже начала шевелиться.

– Спасибо, магистр. Очень… вовремя.

Мужчина ушел, а я осталась с чувством легкой победы. Он заметил меня. Он предупредил меня. Это уже почти как «я забочусь о твоей безопасности, дерзкая дриада уже-не-моего факультатива».

Пусть сегодня был только первый ход, но на шахматной доске флирта я уже выставила ферзя. И пусть хоть все певцы этого мира поют о голубых солнцах, у меня теперь новый ритуал – ежедневное посещение теплицы. Ради будущего мужа, конечно же.

Теплица медленно дышала – то влажно, то хмуро. Вокруг шелестели листья, невинные ростки притворялись, что не слушают, а я старательно делала вид, что только что не перекинулась тремя фразами с магистром Мерваном. Причем не о погоде, а о личной восприимчивости к редким видам этой… как его… В общем, если это не романтическая предыстория, то я больше не знаю, зачем вообще в этом мире существуют симпатичные преподаватели.

– Тебе что, нравится магистр? – раздался сбоку голос Тарвела. Такой нейтральный, как будто просто задает вопрос в полуспокойствии вулкана.

Я медленно обернулась, раздумывая: прикинуться глухой, слепой или просто эксцентричной.

– Что? Магистр Мерван? – переспросила я, будто фамилия мне впервые попалась на слух.

Парень прищурился.

– Ну да. А то как-то ты сразу оживилась. И с ним как-то… особенно.

Мне пришлось с достоинством поправить локон, который весьма эффектно закрутился у виска – ровно в тот момент, когда я встала под романтическим углом солнечного света.

– Ох, Тарвел. Я просто восхищаюсь его… методикой. Такой практичный, хмурый подход к живой природе. Это, знаешь ли, вдохновляет. Чисто академически. Он как… как редкий сорт репейника – снаружи колючий, а внутри знания.

Тарвел не выглядел особенно убежденным. Но пока он пытался сообразить, комплимент ли это, я уже увлеченно рассматривала ближайшую лиану, притворяясь, что изучаю особенности ее изгиба. Пусть думает, что я помешана на ботанике. Это безопаснее.

Позже, вечером, когда я как раз раздумывала, стоит ли добавить в маску для лица свежие листья мятной эссенции (настоятельно не рекомендую – эффект «пощипывания» превращается в «горящую кожу»), в комнату, как ни странно, вошла Фарелия. Не влетела. Именно вошла, что насторожило больше всего.

– Девочки, – начала она с видом, будто приглашает нас в мир приключений и моральной ответственности одновременно. – Завтра вечером – симпозиум по истории природы! На нем будет магистр Велиссен и даже несколько приглашенных ученых из Севренских лесов!

Лисетта, конечно же, пискнула от счастья.

– Я читала статьи Велиссена! Он же специалист по зоофлорному взаимодействию в условиях нестабильной магии!

У нее глаза засветились, как у декоративного котла при перегреве. Я, в свою очередь, как человек, которому все еще снится концерт Броси, прикусила губу и сдержала стон отчаяния.

– Симпозиум, говоришь? – уточнила с такой грацией, будто это приглашение на бал. – И кто там будет?

– Ну, кроме магистров, туда приходят старшие курсы и некоторые выпускники. Будет живая дискуссия, чаепитие с мятным зельем, угощения с ингредиентами, усиливающими умственную активность… – голос Фарелии становился все более радостным, словно она организовала праздник разума лично.

– М-м-м, чаепитие, дискуссии… – протянула я, будто решаю, не проще ли упасть в обморок и вызвать уважительный отказ.

Но потом заметила, как рыжая добавила:

– А еще там будет несколько стажеров из Королевского ботанического института. Один из них, говорят, племянник самого архимагистра Махорна. Высокий, брюнет и не женат.

Вот это уже аргумент.

– Ну, раз такое дело, – вздохнула я с наигранной обреченностью, – пойду. Исключительно из академического интереса. Кто знает, вдруг симпозиум вдохновит меня на изучение зоофлорного взаимодействия в условиях неустойчивых ухаживаний.

Лисетта захлопала в ладоши, Фарелия довольно кивнула, а я мысленно составила план вечернего наряда. Что-то элегантное, с ноткой научной невинности и щепоткой «да, я читаю трактаты… по выражению лица». И кто знает – возможно, симпозиум окажется не таким уж и бесполезным. Особенно если на нем можно будет пополнить коллекцию потенциальных женихов. Или хотя бы разнообразить антураж.

***

Симпозиум. Слово, от которого веет серьезностью, пылью веков и подозрением, что где-то за углом тебя ждет лекция на три часа. А еще – прекрасная возможность нарядиться так, чтобы все подумали: «Вот это, должно быть, интеллектуалка».

Выбор наряда для мероприятия, которое подразумевает обсуждение фотосинтетических процессов в условиях магического давления, был нетривиальным. Я колебалась между «академически серьезной мантией» и «академически серьезной мантией с разрезом». Победил разрез. Науке, как известно, не чужда эстетика.

– Ты уверена, что этот вырез допустим по дресс-коду? – прошептала Лисетта, когда мы стояли в холле перед залом.

– Он символизирует раскрытие личности перед знанием, – уверенно ответила я. – А если кто-то увидит в нем что-то иное – это его проблемы с воображением. Или наоборот, успех.

Фарелия присоединилась к нам с видом человека, который проспал на симпозиум, но проснулся с вдохновением. У нее в руках была папка с записями, блокнот и даже закладка в виде цветка. Я подозреваю, что она хотела не только послушать магистров, но и взять автографы.

Зал оказался не столь помпезным, как я ожидала: никаких золотых балдахинов, только лавки, каменные колонны и магические светильники, которые покачивались над головами, как гигантские ленивые медузы.

– Прошу занимать места, – прокаркал организатор, похожий на скрещенного филина с профессором. – Симпозиум начнется с доклада магистра Велиссена о связи эмоциональных полей с ростом плюща в закрытых системах.

Я уже приготовилась мысленно уйти в астрал, но заметила – о, сюрприз! – знакомую фигуру у кафедры.

Магистр Мерван.

Конечно. Куда же без него. Он стоял в тени, прислонившись к колонне, и смотрел на происходящее так, будто симпозиум – это замаскированная пытка, и он здесь по приговору. А значит, я не одна.

Я села так, чтобы он видел мой профиль. Это было стратегически выгодное место: и свет удачно ложился на щеку, и шелковая вставка на платье попадала в зону визуального комфорта. Я даже немного наклонила голову, как будто вслушиваюсь, хотя в реальности пыталась вспомнить, можно ли умереть от скуки от словосочетания «геоэнергетический контекст в ботанических ритуалах».

Магистр Велиссен вышел, покашлял – явно репетировал – и начал:

– Роль эмоционального фона в реакциях симбиотических форм магической флоры остается недооцененной. Особенно если рассматривать этот процесс на фоне устойчивости к резонансам маны…

Дальше я временно отключилась. Лисетта слушала с открытым ртом, как будто он читал ей любовное письмо. Фарелия делала заметки с такой скоростью, будто уже сдает государственный экзамен. А я… Я следила за реакцией магистра Мервана. Он не слушал, он наблюдал. За залом, за студентами… и на пару мгновений – за мной.

Да-да. Его взгляд скользнул по мне, задержался ровно на три секунды, а потом он медленно поднял бровь. Я приподняла бровь в ответ. На языке у меня вертелось «моя мана все еще нестабильна рядом с вами», но я сдержалась. Это был научный вечер. Почти.

Потом начались вопросы. Один из студентов спросил, можно ли использовать лиану-мнемонику в качестве записывающего устройства.

– Только если вам нравится, когда ваша тетрадь вас шлепает, – отозвался кто-то с заднего ряда.

Смех пробежал по залу, как легкий ветер по луговой слизи. Шутка была так себе, второсортной, но я улыбнулась, и Мерван снова посмотрел в мою сторону.

Потом выступала магистр Йовинда – та самая, у которой голос, как будто его коптят в дыму ритуального костра.

– Природа – зеркало, – провозгласила она. – Зеркало, покрытое пыльцой истины и исписанное шепотом времени…

Я почти уверена, что это отрывок из сборника «Метафорическая катастрофа: как не надо писать научные тексты».

После третьего доклада я уже мысленно рисовала на обложке своей тетради портрет того самого брюнетистого племянника архимагистра, который, по слухам, должен был быть здесь. Где он, кстати?

Как оказалось – в самом зале. Только вошел. Высокий, слегка взъерошенный, с папкой под мышкой и видом человека, который знает себе цену и точно знает, что здесь ему скучно.

Я выпрямилась. Придвинулась к краю лавки. И – случайно, конечно! – уронила платочек. Он его поднял.

– Кажется, вы что-то обронили, – сказал новоявленный племянник кого-то там глубоким голосом, который явно тренировали для озвучки романтических пьес.

– Благодарю, – промурлыкала я, слегка наклонившись вперед. – А вы случайно не специалист по мяте?

– По лавровому корню, – усмехнулся он. – Но мяту уважаю.

Сзади Лисетта ахнула так, будто только что обнаружила у него аурическое родство с Серджо Алым.

– Кстати, я Ниатта, – добавила я.

– Рейдан, – представился он. – И судя по вырезу, вы изучаете природу более… интуитивно.

Попался.

Через двадцать минут, когда магистр Йовинда закончила рассказывать, как «растущая мана цветет в кольцах дерева разума», я уже почти готова была сбежать под благовидным предлогом «срочного пророчества о надвигающейся тошноте», но тут в зале что-то изменилось. Свет стал тусклее, тишина – плотнее, и из-за кафедры, как воплощение ледяного прилива, вышел магистр Мерван.

Без лишних церемоний. Просто подошел, расправил рукава темной рубашки и глянул на зал, словно мы – коллекция грибов, которую он собирается рассортировать по уровню бесполезности.

– Следующая тема, – сказал он ровным голосом, в котором звучала древесная прохлада и бесконечное терпение к глупости, – «История Ловенхольмского государства и его природной политики».

О, прекрасно. История, и не абстрактная философия, а конкретика. Хотя бы можно притвориться, что это познавательно.

– Для тех, кто, возможно, полагает, что «Ловенхоль» – это только академия, поясню: она лишь сердце старого древа. Ветви его – земли, что ее окружают, а корни тянутся глубоко в те времена, когда дриады пели в кронах, а друиды еще не изобрели академические регалии.

Он говорил без эмоций, но зал затаил дыхание. Даже Лисетта не моргала – возможно, впервые с начала симпозиума.

– Много веков назад, – продолжал магистр, – на месте нынешнего Ловенхоля не было башен. Здесь был Лес. Его писали с заглавной буквы не потому что это красиво, а потому что он слышал и отвечал.

Я поерзала на лавке. Мужчина вдруг стал напоминать не лектора, а барда. Только с голосом ледяного водопада.

– В те времена дриады жили в равновесии с друидами, – пояснил он, проходя вдоль кафедры. – Они делили лес, как две стороны одной души: свет и тень. Дриады растили, друиды защищали. А потом пришли эльфы.

Он произнес это слово так, будто проглотил осколок льда.

– Они не вторглись. Нет. Они предложили договор. «Мы принесем свои знания, усилим ваши леса, научим растения говорить», – обещали они. И Лес принял. Не сразу. Он был стар и подозрителен, но… согласился.

Я наклонилась вперед, пораженная: да ладно, Мерван умеет рассказывать легенды?! Что дальше – научится шутить?

– Границы Леса сдвинулись. Смешались потоки маны. Песни стали звучать иначе. И вот однажды, на самой границе, исчезла дриада. Самая юная.

Лисетта сжала руки, даже Фарелия выглядела потрясенной. Я, между тем, уже полностью забыла, как дышать. Особенно потому, что он рассказывал это не просто как лекцию, а как предупреждение.

– Обвинили эльфов. Друиды рвались к оружию, но Лес… он проснулся.

Пауза.

Молчание.

И только голос Мервана – теперь ниже, почти шепотом:

– Так появился Лесной Дух. Не имя, не существо. Не бог. Воля. Он встал над деревьями, и кора на старых дубах потрескалась от гнева. Он говорил на древнем языке и требовал баланса. И чтобы его услышали – он начал забирать.

Глоток воздуха пронесся по залу, как первый снегопад.

– Сначала исчезли эльфийские послы. Потом – одна из башен дриад. Осталась только тень. С тех пор границы Леса священны, а магия природы – не просто наука. Это договор. Подписью в нем служит тишина, а нарушением – шепот листвы, которой не должно быть ночью.

Магистр замолчал. Зал тоже. Только светильники тихо покачивались, и у кого-то в углу из-под стола выпала ручка.

А я… Я сидела с приоткрытым ртом, как зачарованная. Все. Пропала. Куплена. Увезена в мешке из веток и харизмы.

Магистр Мерван кивнул – скорее самому себе – и сказал:

– На этом – все.

А потом взглянул в зал, прямо на меня. Я не успела ничего сделать, только расплылась в улыбке, в которой было все: и «я впечатлена», и «где записаться на дополнительные занятия по легендам?».

Но он уже отвернулся. Вот ты гад…

Все равно – он рассказывал про духов и древние союзы. Он говорил о балансе и тени, об исчезновениях и тишине. Он был прекрасен, как смерть в зеленом плаще.

Симпозиум закончился с благородной торжественностью, будто кто-то, наконец, погасил свет в длинной, запутанной лекции. Магистры кивнули друг другу с видом древних печатей, студенты облегченно зашевелились, а я мысленно сбросила мантию серьезности и натянула улыбку «принимаю поздравления, я выжила».

– Ну что, девочки, теперь можно расслабиться! – просияла я, уже устремляясь к столу с угощениями с такой решимостью, будто участвовала в соревновании по манопоглощению.

В зале мягко зажглись грушевидные светильники, заиграла легкая инструментальная музыка – какая-то смесь флейты, ветра и звона бокалов. По центру выросли длинные столы, уставленные чайниками, серебряными подносами с пирожными, многослойными муссами и загадочными штучками, в которых, подозреваю, было больше маны, чем в среднем студенте после зачета.

– Смотри, вон те тортики с орехом нельви – они, кажется, дают кратковременную эйфорию, – шепнула Лисетта, затаив дыхание, как будто говорила о тайном ингредиенте счастья.

– Эйфорию? – я приподняла бровь. – Надо взять штук пять. Хочу забыть, как магистр Йовинда объясняла «пульсацию корней в магическом браке».

Впрочем, я не спешила к еде. Мой настоящий десерт щеголял по залу с чашкой чая и брюками идеальной посадки. Рейдан.

Он стоял у окна, небрежно облокотившись на подоконник, и беседовал с каким-то преподавателем. Боковая подсветка придавала его лицу загадочное выражение, а голос, даже в отголосках, звучал как «разговори меня еще, я красивый».

– Я подойду, – бросила я невинно. – Прочувствовать… послевкусие симпозиума.

Лисетта счастливо кивнула, с набитым ртом некой штукой, которая, кажется, светилась. Прекрасно.

Я уверенно направилась к Рейдану, по пути прихватив два бокала с настоем из туманных ягод. Вкус у него был сомнительный, но цвет – роскошный. Такой напиток хочется держать в руке просто ради композиции.

– Надеюсь, вы еще не потеряли веру в человечество после выступления Йовинды? – спросила я, протягивая ему один бокал, как бы намекая «убери свой чай, у меня штука получше».

Он кивнул преподавателю и повернулся, чуть улыбнулся, взяв чашу с благодарностью.

– Я пытался уловить суть, но где-то между «мано-связующими структурами» и «шепчущими корнями» мне показалось, что я слышу зов предков, умолкающих в ужасе.

Я фыркнула.

– Ваши предки, очевидно, были более сообразительными, чем большинство лекторов.

– Возможно, – кивнул он. – Хотя моя бабушка – преподавательница. Может, у нас в роду просто избирательный слух.

– Или избирательный вкус. – Я сделала глоток настоя, с трудом сдержав гримасу. – Примерно как у вас… в выборе, с кем беседовать на симпозиумах.

– Вы намекаете, что я хорошо выбрал?

– Я утверждаю это. Скромно, но уверенно.

Он хмыкнул и отпил.

– И как же зовут ту, чье кокетство обернулось столь мастерской дипломатией?

– Ниатта. Я ведь уже говорила.

– Конечно, просто проверял, не придумаете ли вы себе новое имя под стать атмосфере. Например, «Леди Эфемерия де Проницательность».

– Почти угадали. Так меня зовут по пятницам и в особо удачные свидания.

Мы переглянулись – взгляд, как конфета с перцем: сначала сладко, потом немного щекотно.

– Признаться, – сказал мужчина, прислоняясь к стене ближе ко мне, – я думал, здесь все будет… менее интересно. Я приехал из Королевского института, чтобы послушать доклады и съесть один-два скучных печенья, а оказалось, что тут и философия, и легенды, и леди в зеленом платье, сравнивающая мяту с инструментом флирта.

– Мяту легко недооценить. Как и леди в мантии с разрезом.

– Могу вас уверить: и то, и другое – теперь в моем личном списке открытий дня.

Я, разумеется, скромно отвела взгляд. Ну, почти скромно. Грациозно. С намеком на: «я читаю стихи и могу зачаровать ваш чай».

– Если честно, я ожидала, что вы окажетесь занудой. Все-таки Королевский институт, хорошая осанка. Это подозрительно.

– А вы, видимо, рассчитывали найти зануду с потенциалом. Чтобы перевоспитать?

– Как знать. – Я прищурилась. – Иногда именно они лучше всех целуются. По статистике.

– Мне нравится, как вы проводите исследования, Ниатта.

– Я – исключительно практик, Рейдан.

Мы стояли среди мягкого света, журчания разговоров, звона посуды. Он улыбался. Я улыбалась. На заднем фоне Фарелия вела горячий спор с магистром Велиссеном о том, как определить эмоциональное напряжение в папоротнике. Лисетта, кажется, ела что-то, что уже меняло цвет. И я поняла – вечер удался. Я на симпозиуме. Я не уснула. Я флиртую с брюнетом с великолепным подбородком. А еще я помню, что у меня есть миссия. Магистр Мерван, конечно, не исчез с радаров. Он стоял в другом конце зала, холодный, как вечерняя тень под лопухом. И я знала: этот бой еще впереди. Но пока…

– Хотите прогуляться по садам после? – спросил Рейдан.

Я кивнула. Конечно, хочу! Сначала – тортик с эйфорией, потом – романтический фланер по луговым аллеям. Учеба? Да, тоже важна. Наверное. Когда-нибудь.

***

Сад был прекрасен. Как раз в тот момент, когда цветы уже отцвели, но листья еще не осознали свою обреченность. Полутени от фонарей ложились на дорожки, как на подиум, и я шла по ним с видом девушки, которая точно знает, какой аромат духов сочетается с туманом и легким флиртом.

– Вам не холодно, Ниатта? – спросил Рейдан, как истинный лорд, пряча руки в рукава мантии, чтобы не выдать, что сам он дрожит, как пудинг на балу.

– Только если вы решите прочитать лекцию по геомантии, – заметила я с невинной улыбкой. – Тогда мне срочно понадобятся одеяло, камин и десять литров терпения.

Он усмехнулся, и надо сказать, смеялся он от души. Так, что даже кусты отозвались эхом. Или это был шорох? Или сова? Неважно. Главное, что он смотрел на меня как на загадку, которую, возможно, даже не прочь разгадать.

И в этот чарующий момент, когда моя рука почти коснулась его (чисто случайно, конечно же – дорожка узкая, а каблуки скользкие), из тени выступил магистр Мерван. Нет, не просто вышел. Он материализовался, как и подобает преподавателю с тенью на репутации и скулами, которыми можно резать стекло.

– Леди Тенебрис, – произнес он, как будто только что застал меня за приготовлением запрещенного зелья на основе клубничного ликера.

Мою фамилию он произнес, слегка надавливая. Словно пробуя на вкус и пытаясь понять, вызывает ли она у него аллергию.

– Прогулка в столь поздний час нарушает правила внутреннего распорядка академии, – добавил он. Голос – как ночной ветер, прохладный и категоричный.

– Но ведь это всего лишь сады, – попыталась я сказать с наивной непосредственностью, – и я под присмотром.

Рейдан что-то невнятно пробормотал, но по тому, как он напрягся, было понятно, что его чувство направления прямо сейчас указывало на ближайший выход.

– Вы – леди. Он – мужчина. А я не хочу потом заполнять отчеты о внезапных исчезновениях. – Мерван скрестил руки на груди. Сразу стало холоднее на два градуса.

Я выпрямилась. Легкий наклон головы, как будто собиралась поклониться, но передумала.

– Вы так переживаете, магистр, – протянула я мягко, – как будто я собиралась сбежать с Рейданом на край мира. Хотя, признаюсь, предложение звучит уже не так плохо…

Он даже не дрогнул.

– Академия не приветствует ночные свидания. Даже если они проходят среди фикусов. Особенно если они проходят среди фикусов.

Рейдан сглотнул. Я улыбнулась. Сладко, с предвкушением бедствия, о котором потом можно будет написать три главы мемуаров.

– Тогда, может быть, вы, магистр, проводите меня обратно? – спросила я. – Чтобы убедиться в моей полной безопасности и нравственной безупречности?

На этот раз пауза была заметна. Даже сверчки замолчали.

– Разумеется, – сказал мужчина наконец. – Это мой долг как преподавателя.

Что ж, прогулка закончилась, как в лучших романах: с интригой, вмешательством третьих лиц и холодной тенью власти. И если кто-то считает, что магистр Мерван выиграл эту партию, то он определенно не видел моей улыбки в тот момент, когда я подала ему локоть. О, он еще пожалеет, что решил быть «ответственным».