Читать книгу: «Свенельд. Комплект из двух книг Елизаветы Дворецкой», страница 9

Свенельд переменился в лице и переглянулся с Боргаром. Хёвдинг перестал улыбаться и нахмурился.

– Если бы Дагу высватать в семью Тойсарову дочь, – вступил в беседу Гримкель из Ульвхейма, – то пошел бы другой разговор. Даг станет ему родичем, и он не сможет так просто взять и отказать. Должен будет поддержать его.

– Уговорит своих богов, – добавил Снэколь из Хаконстада. – Кому, как не ему, он у них первый жрец.

– Вот! – Даг показал на них, дескать, умное слово люди сказали. – Видишь, как удачно сложилось, что Тойсар именно сейчас задумал выдать дочку замуж. Помогите нам ее высватать, и тем поможете себе собрать войско.

– Но вы-то, – Свенельд окинул пристальным взглядом здешних русинов, – сами собираетесь идти с нами? Вам-то не надо объяснять, что достойный человек не сидит дома, будто женщина, когда есть верный случай раздобыть серебро и славу! Или вас напугали эти бабьи бредни?

– Каждый из вас привезет столько шелягов, что старик Тородд с его давним кладом от зависти свою бороду съест! – добавил Боргар. – Новеньких, только из-под чекана, а не как обычно, таких, что уже двести лет по рукам ходят и все стертые, как старушечьи пятки!

Варяги переглянулись. На лицах их читалась нерешительность. Живя много лет среди мере, они привыкли уважать волю здешних богов и доверять их предсказаниям.

– Не стыдно ли вам будет сидеть здесь и считать лысых белок, когда мы привезем каждый по котлу серебра! – поддел их Тьяльвар.

– А будут ли потом товары? – усомнился Снэколь. – Если вы разорите сарацинские земли да взбаламутите весь путь до Итиля…

– Хазары перекроют дорогу, и где потом будет наш товар? – подхватил Гримкель.

– Хазары не перекроют нам дорогу! – отрезал Боргар; мнимое простодушие и шутливость ушли с его лица, оно стало жестким, вызывающим и недобрым. – Мы собираемся воевать не с хазарами! Я сам ездил в Итиль! Я говорил с хакан-беком. Мы сговорились, что они пропускают нас через свои земли, мы не трогаем там ни цыпленка, а на обратном пути отдаем им половину добычи.

– Многовато… – проворчал Гримкель, впрочем, уже знавший об этом условии.

– Иначе было никак. А их, стервецов, никак не обойти, чтобы их тролли драли в уши и в ноздри! Но и та половина, что мы привезем, сделает нас богатыми на всю жизнь! Каждый из вас закопает тут по котлу серебра, как старый Тородд, и когда вы придете к Одину, он вас встретит, как людей, а не огрызков, что всю жизнь считали беличьи хвосты!

– Придержи-ка язык! – недовольно бросил Гримкель. – Мы честно ведем торговлю, а это не так легко, как тебе кажется!

– Стойте, стойте! – Даг встал и широко развел руки. – Давайте-ка еще выпьем и не будем ссориться. Каждый по-своему хочет прославиться, и все мы хотим прийти к Одину, как достойные люди. Я знаю, так и будет.

– Мы с братом хотим пойти в поход и надеемся, отец нам позволит, – сказал Арнор, переглянувшись с младшим братом, семнадцатилетним Вигниром. Жениться он был не прочь, но славы ему сейчас хотелось больше. Да и прельщал пример Свенельда, который раздобыл невесту с бою, а не после переговоров между стариками. – Женюсь я или нет…

– А если нет, то мы все добудем себе невест за морем, как мой брат! – улыбнулся Велерад, пытаясь развеселить раздосадованных мужей.

– Верно сказано! – обрадовался Вигнир.

Мужчины немного оттаяли, но Свенельд оставался мрачен.

– Уж об этом мы точно поговорим с Тойсаром, когда его увидим, – сказал он. – Завтра… нет, завтра будем разбираться еще с вашим товаром, а вот потом… Что скажешь, Боргар?

– Будь другом, Даг, – обратился тот к хозяину, – отправь в Арки-вареж предупредить Тойсара, что послезавтра мы будем у него. Пусть готовится.

Глядя на Дага, Свенельд заметил, как тот при этих словах метнул взгляд на жену, скромно стоявшую у дальнего края стола. Ошалче по виду осталась невозмутимой, но Свену показалось, что она слегка поджала губы; и на лице Дага, не так хорошо умевшего скрывать свои чувства, невольно отразилось огорчение.

Глава 4

Сначала дело. Это понимали и Боргар со Свенельдом, и Даг: к чему бы ни привело сватовство, это не должно мешать сбору дани. Поэтому уговорились, что речь о нем заведут, когда дань будет получена. Решили, что Даг со старшим сыном поедет вместе с дружиной полюдья и обождет в Арки-вареже, пока они закончат со своими делами.

До Арки-варежа, где сидел меренский князь – пан²⁸, как это здесь называлось, – по имени Тойсар, было не рукой подать – полтора дня пути, если налегке, а если с грузом, то и все два. Дорогу указывала Огда²⁹: она впадала в Меренскую реку близ Силверволла, но вытекала из озера Неро. Целый день двигались по ледяному руслу Огды с севера на юг: предводители верхом, хирдманы пешком, за ними вели пять саней для будущей дани. Иной раз видели близ реки меренские ялы или болы – селения на пологом берегу, состоящие из срубных избушек с высокой, чтобы дать простор дыму очага, устроенной «шалашом» дощатой кровлей. Стояли меренские избы на толстых столбах-подпорах по углам или на выложенном из камня основании, так что летом к двери нужно было подниматься по короткой лесенке, но сейчас, среди глубокого снега, они выглядели полуземлянками.

Заночевали в погосте, на другой день миновали по льду озеро Неро, густо обсаженное ялами, и вышли на южный его берег, где в озеро впадала река Гда. На ней-то, в одном роздыхе выше по течению, и стоял уже лет триста, как рассказывали мерен, возвышаясь над подвластной ему округой княжеский город Арки-вареж.

Свое имя он носил недаром.

– «Арки», или «аркей» – значит холм или бугор, – объяснял Арнор Велераду по дороге. – То есть Арки-вареж – «город на вершине», что-то вроде этого.

– И это прямо настоящий город? – недоверчиво улыбался Велерад, до того видевший лишь ничем не защищенные меренские ялы.

– А вот сам увидишь. Ма шанам³⁰, не меньше вашего Хольмгарда!

– Ну уж это ты хватил! – засмеялся Велерад.

Выросший в Хольмгарде, он привык считать его серединой мира и средоточием высшей власти, богатства и влияния. Однако, увидев Арки-вареж, признал, что по-своему Арнор прав: столица Мерямаа так же выделялась среди других поселений, как Хольмгард на Волхове.

Арки-вареж занимал вершину длинного холма и сам тоже, не в пример округлым словенским либо дугообразным варяжским городцам, напоминал огромную трубу, закупоренную с двух сторон: земляные валы окружали поселение, вытянутое на полтысячи шагов, и такие же валы закрывали его с обоих концов. Холм городца лежал внутри петли, образованной изгибом реки Гды, что в теплое время затрудняло подступы к нему, но и сейчас, зимой, осаждать крутые склоны холма, высокие валы, среди глубокого снега, было бы почти невозможно. Возвели эти укрепления при дедах – в те времена, когда Тородд конунг из Хольмгарда приходил сюда с войском, пытаясь подчинить себе эти края, а мерен, сопротивляясь, выстроили твердыню в самом сердце своей земли, в гуще множества неукрепленных селений. В конце концов они были покорены – военной силой, подарками для старейшин, обещанием торговых выгод. Выплачивая дань владыкам Хольмгарда, мерен получили возможность сбывать сарацинам меха и прочую лесную добычу, а взамен брать множество дорогих товаров, которые иначе, чем через Хольмгард, сюда доставить было невозможно. И каждый раз, приезжая за данью и заново оценивая укрепления Арки-варежа, русины думали: нелегко будет вновь осаждать этот «меренский Асгард», случись какой раздор…

Подумав об этом, Свенельд взглянул на Дага. Родство с Тойсаром могло бы очень укрепить положение руси в этих краях, окажись сватовство успешным; но и в случае неудачи изо всех сил надо стремиться избежать раздора. Ни одна невеста, даже сама госпожа Фрейя, не стоит потери меренской дани.

У южного конца исполинской земляной трубы располагались ворота: насыпные валы в проеме не сходились, и в промежутке между ними были установлены воротные столбы со створками. К ним вела дорога, пересекавшая заснеженную Гду. Перед самым валом еще имелся ров, и даже под снегом можно было оценить его глубину.

В Арки-вареж прибыли три десятка хирдманов под началом Боргара – столько человек Олав имел право прислать на угощение к меренскому князю. Перед прибытием сюда и Боргар, и десятские, и сами хирдманы оделись во все лучшее, в цветные кафтаны, крытые кожухи, крашеные плащи и шапки. Трубили рога, давая знать об их прибытии. Ворота вала на вершине были распахнуты, возле них толпились меренские старейшины – кугыжи и покштяи. Предупрежденные гонцом, они собрались со всех окрестных тукымов; в меховых кафтанах с клиньями в широких подолах, с поясами, искусно сплетенными из кожаных ремешков, в меховых шапках, с бородами и посохами, невозмутимые, важные. Отвороты шапок и вороты кафтанов были обшиты полосками дорогого узорного шелка, того, что русы же покупали у хазар и привозили сюда в прежние годы.

Обликом мерен напоминали чудь, уже знакомую Велераду, как и другим варягам, – светлокожие, голубоглазые, с плосковатыми лицами, нос уточкой, переносица немного вдавлена, глаза глубоко посажены, так что верхнего века не видно, у многих – чуть враскось. Перед самыми воротами стоял, тоже с посохом в руке, сам Тойсар – мужчина лет сорока, среднего роста, худощавый. Продолговатое лицо имело обычные для его племени черты, те, благодаря которым мерянина с первого взгляда отличишь от славянина или русина: острые высокие скулы, глубоко посаженные светло-голубые глаза под светлыми бровями. Соломенного цвета волосы падали на низкий лоб, борода была темнее волос – тускло-рыжая. Зато отличал его от прочих нос: крупный, с горбинкой от давнего перелома – след каких-то охотничьих подвигов. Кисти рук, державшие посох, и ступни у него были небольшими, почти как у женщины. В каждом ухе Тойсара было по две серьги: две серебряные, одна бронзовая, а одна, в правом ухе, даже золотая. На широком поясе висели две подвески в виде коньков; Велерад уже заметил, что у молодых мерянских парней таких подвесок бывает по одной.

Всадники сошли с коней: уважаемых людей приветствуют спешившись. Боргар первым подошел к Тойсару, за ним следовали трое десятских.

– Я, Боргар хёвдинг, и товарищи мои, Свенельд сын Альмунда, Тьяльвар и Гунни, и словене Видаш, Дружинка и Пожит, а с нами наши люди, числом три десятка, приехали к вам! – с достоинством произнес вожак русов. В полушаге позади стоял Вигнир, чтобы переводить знатным мужам их речи. – Примете ли нас в дом?

– Я, Тойсар, сын Тойчаша, встречаю вас! – улыбаясь, кивнул в ответ меренский князь, и множество тонких морщинок разбежалось от уголков его глаз. – Хорошо ли доехали? Не случилось ли по пути какого несчастья? Люди ваши все ли здоровы? Лошади ваши все ли целы? Повозки ваши, одежда, товары, все ли в целости?

– Все цело, спасибо, – отвечал на каждый вопрос Вигнир. – Тау, тау!³¹

– Да будет милость богов с тобой, пан Тойсар, с твоим домом, родом и всей Мерямаа! Олав конунг, владыка Хольмгарда и всех земель словенских, чудских и меренских, шлет тебе свою дружбу и дары, чтобы ее подкрепить.

– Сыны Мерямаа и дом рода Вайыш-ерге рады принять посланцев Олава-пана, и взамен его даров мы дадим свои, – так же с улыбкой, показывая свою радость от встречи, ответил Тойсар. – В вашем доме все готово, пусть твои люди идут отдыхать, а тебя и спутников я приглашаю разделить со мной хлеб.

Огромная земляная «труба» внутри имела еще две перемычки из таких же насыпных валов, деливших ее на три неравные части. Ближайшая к воротам оставляла что-то вроде посада – здесь жили более поздние поселенцы; в средней части, самой обширной, находился двор князя и жилища еще нескольких старинных семей из рода Вайыш – утки-прародительницы. Самый дальний от ворот конец городца, за второй земляной стеной, был отведен под «русский двор», местными называемый Руш-конд. Здесь стоял погост, при нем клети, навесы для лошадей. Имелось и несколько дворов постоянных обитателей – русских кузнецов, ловцов и торговцев. Женщины, дети со всего города сбежались посмотреть, как пришельцы проезжают через мерянскую часть Арки-варежа, направляясь в свои владения. Лаяли привязанные псы.

Старейшины прошли вслед за гостями. Большая изба погоста была выстроена по меренскому обычаю: с высоченной крышей-шалашом, куда поднимался дым от очага, оставляя возможность внизу свободно дышать. Уже были готовы столы; старшие из мерен рассаживались с одной стороны, русы – с другой. Длинные лавки были покрыты новыми овчинами. На столах выстроились глиняные светильники, где пеньковый фитиль торчал из желтого воска, точно как в доме у самого Олава конунга. Свенельд оценил это: восковые светильники дают больше света, но меньше вони и копоти, чем масляные или жировые, однако позволить себе каждый день жечь воск у руси могут только состоятельные люди. Однако мерен воск не требовалось покупать: целые их селения считались «бортными», владея наследственными бортевыми угодьями и выплачивая дань только медом и воском.

Стол был накрыт изобильно, но угощение составляла главным образом дичь. На деревянных блюдах были разложены десятки жареных заячьих тушек, особенно любимых мерен. Угощали птицей всех видов – были здесь не только тетерева, глухари, рябчики, но и совы, сороки, вороны. Женщины разносили белый сыр, гороховый кисель, блины, которые пекли у очага, похлебки из рыбы в дымящихся котлах, железных и медных.

Но скоро приступить к угощению Свенельд не надеялся: обычай приема важных гостей у мерен был долгим и обстоятельным. Сперва Тойсар, за ним Боргар отламывали по кусочку от блина и бросали в огонь, прося принять угощение Поро кугу юмо – великого доброго бога вселенной, потом Ош-кечы кугу юмо – великого бога светлого дня, Мэр кугу юмо – великого бога народа… Богов, как Свенельд уже знал, у мерен насчитывалось около семи десятков, а еще у каждого из них имелась мать, которую тоже надлежало почтить, и вестник – особый дух, в чьи обязанности входило передать приносимое. Богов угощали блинами, потом осторожно, чтобы не залить огонь, отливали на камни очага немного пива из ковшей.

Закончив с этим, Тойсар стал обходить гостей за столами. Его сопровождала немолодая женщина, судя по обилию бронзовых украшений, жена-большуха, иначе – покшава. Каждому они вручали ковш пива, который требовалось выпить до дна и перевернуть.

Помня о затеянном деле, Свенельд учинял быстрый осмотр каждой женщине из тех, что неслышно сновали у столов, – надеялся увидеть ту девушку баснословной красоты. В день главного пира угощать приезжих собирались жены старейшин, поэтому в гриднице стоял непрерывный звон от многочисленных украшений с подвесками на одежде и даже башмаках. У одних большая круглая застежка с подвесками красовалась посредине груди, скрепляя кафтан, у другой – две треугольные подвески, тоже с «лапками» на литых цепочках, звенели на плечах. Из-под белых головных покрывал свешивались косы, на концах тоже украшенные узорными подвесками; концы косы и головного покрывала были у каждой заткнуты за плетеный пояс. Обувью женам мерен служили простые поршни сыромятной кожи, с продернутым по верхнему краю ремешком, но и они изобиловали бронзовыми и медными украшениями.

– Что, есть тут ваша невеста? – подталкивал Свен локтем Арнора, которого нарочно держал поближе к себе.

– Пока нет, – тот быстро огляделся. – Увидишь ее – сам поймешь.

– Да ты не робей! – поддразнивал его Свен с высоты опыта мужчины, у которого сватовство и свадьба уже позади. – Ты ж так похож на мерен, они тебя за своего должны считать!

И украдкой дернул Арнора за правое ухо, в которое было вставлено небольшое серебряное колечко. Ни русы, ни славяне не носили серег, это украшение Свенельд видел только у мере или хазар в Итиле, и оно его забавляло.

– Зря смеешься! – Арнор отбил его руку. – Вас они сочтут жалкими оборванцами, у кого нет средств даже на маленькое медное колечко! Дети здешние вас засмеют!

– Что, Велько, хочешь себе такие? – Свен обернулся к младшему брату, сидевшему с другой стороны.

Они шептались украдкой, пользуясь тем, что в большом помещении, полном людей и движения, тишины не может быть; но болтать, пока хозяин обходит гостей, не полагалось.

– Ты смотри – у их набольшего аж по две серьги! – Велерад в ответ тайком кивнул на Тойсара.

Свенельд только хмыкнул, продолжая тайком разглядывать женщин. При таких подарках, какие они привезли, он не боялся, что русь из Хольмгарда сочтут оборванцами. Отроки внесли и поставили на скамьи у стен большие лари и мешки. Когда наконец начался пир, когда Тойсар поднял чашу на богов и на здоровье Олава конунга, Боргар с ответным словом преподнес присланные Олавом дары: серебряные браслеты, гладкие и с чеканным узором, несколько отрезов тонкой шерсти и даже немного яркого хазарского шелка. В ответ Тойсар велел подать связки куньих и лисьих шкурок: для Олава и его семьи, для самого Боргара и его спутников, кому больше, кому меньше, в зависимости от положения. Больше всего получал Боргар, за ним Свенельд, Тьяльвар и Гунни – не зря Свен рассчитывал на эту поездку, собираясь сшить для Вито кунью шубку. Помня о ней, он особенно обрадовался подарку; уже видел мысленно, как выложит куниц перед Вито и как она обрадуется. У себя там, на Велетском море, она такого не видала. Конечно, хорошие меха завозились и туда, но там их было куда меньше и стоили они дороже.

– Ты видел, да? – прошептал Велерад старшему брату, глядя на чашу перед собой на столе. – Видел, чем она отделана?

– Обычные шеляги, – с видом мнимого равнодушия отвечал Арнор. – Рубленые…

– Свен, ты видел? Они рубят шеляги, из самой широкой части берут полосочку и обивают ими чаши!

Свен взял со стола деревянную чашу и повернул к свету. И правда, весь ее верхний край был окован тонкими полосками серебра, вырубленными из середины сарацинского шеляга и сохранившими следы печати; каждую такую полосочку сгибали пополам, надевали на край чаши и прикрепляли крошечными заклепками.

– Люди живут богато и могут себе позволить! – наставительно отвечал Свен.

– Давайте сюда! – Тьяльвар забрал у них чашу. – Что вы как чащобы! Будто сроду шелягов не видали!

– Я видал, но не на чашах же! – шептал потрясенный Велерад. – А обрубки с краешков они что – выбрасывают?

– Да нет, в переплавку пускают. Вон! – Свен кивнул на женщину средних лет, проходившую мимо с кувшином.

Видя, что гости на нее смотрят, женщина улыбнулась и подошла подлить им пива; они придвинули к ней свои чаши. Смуглые от работы руки женщины были украшены пятью или шестью серебряными перстнями с широкими щитками, начищенными к празднику и ярко блестящими; поверх рукавов зеленоватого в бурую полоску шерстяного кафтана сидели три или четыре браслета, один серебряный, остальные бронзовые. Если постараться, можно было бы вычислить, сколько куниц добыл ее муж, чтобы приобрести всю эту красоту.

Гости налегали на угощение, женщины подносили новые хлебы, разливали пуре и пиво. Управляла ими жена Тойсара – немолодая морщинистая женщина, одетая в кафтан из полосатой шерсти. Подвески из бронзы были даже на ее башмаках, из-за чего малейшее движение сопровождалось перезвоном – по их обилию можно было сразу понять, что это знатная женщина, искусная в литье, хранительница преданий.

– Вон, посмотри, – Арнор украдкой показал на нее Свенельду. – Это Кастан, жена Тойсарова. Мать ее… девушки.

– Старуха-то не так что собой хороша! – насмешливо шепнул Свен.

– Так мы и не к ней сватаемся! – буркнул Арнор. – Зато она рода самого лучшего – Юксо-ерге. Дочери Лебедя – их так называют. И она, и Ошалче – дочери Лебедя, Юксодыр. Они самыми мудрыми слывут, всякие хитрости превзошли.

– Будет ли с того добро? – Свен качнул головой.

Ему вспомнилось, что говорила Арнэйд: «Не женись на меренской удор…» Со слишком хитрой женой жить нелегко. Он снова покачал головой, глядя на морщинистое, потемневшее лицо Кастан. Взгляд у нее и впрямь властный, служанками управляет одними глазами и легкими движениями бровей. Боятся ее, видать. И хотя Свенельд никогда не думал жениться на меренке, он испытал облегчение от мысли, что его-то жена, уже найденная, совсем на нее не похожа. Даже почувствовал, что, кажется, скучает по Витиславе! По сравнению со скуластыми, плосковатыми лицами меренских жен, которые все, на его взгляд, были похожи, как сестры, ее тонкое белое, как цветок, личико в памяти казалось особенно нежным.

– Чего задумался? – Теперь Арнор толкнул его в бок. – Не зевай, а то всех зайцев без тебя съедят!

– Да вот думаю, как хорош был бы наш Годо с сережками и еще с этими вот подвесками, как у женщин! – глубокомысленно ответил Свен.

Велерад снова зажал себе рот, чтобы не заржать в почтенном собрании, как жеребец.

Когда в теплом доме кугыжи сняли свои высокие шелковые шапки, обнаружилось, что на русых волосах они носят кожаные очелья с кольцами на висках – серебряными, медными, бронзовыми. С таким украшением жители славянских земель были хорошо знакомы, но привыкли видеть его лишь на головах у женщин. От тех, что носили женщины, они отличались лишь меньшими размерами – с перстенек. Увидев это, Велерад фыркнул от смеха и прикусил губу. У Тойсара вместо кожаного ремешка был на голове серебряный обруч, и у некоторых других, видно, самых знатных, такие же, но медные.

В прошлые годы Свен, бывая здесь, мало внимания обращал на женские побрякушки, но теперь подумал: а нехудо бы купить несколько подвесок позаковыристее и отвезти Вито. Они ее позабавят. Невольно отдавая дань возрасту своей жены, он понимал: игрушки ей пока нужнее, чем развлечения взрослых женщин.

К ним приблизилась Кастан: обходя столы, она приглядывала, везде ли всего довольно. Приятное позвякивание серебра и бронзы заранее возвещало ее приближение, так что парни успевали прекратить болтовню и принять приличный вид. Остановившись возле них, она улыбнулась и сказала что-то.

– Хозяйка спрашивает, хватает ли нам еды и питья, – перевел Арнор.