Читать книгу: «Свенельд. Комплект из двух книг Елизаветы Дворецкой», страница 14

– Ётуна мать, мою возьми!

– Давайте за меня посватаем, я уже в рубашке! – предложил Тьяльвар, пока Свен ожесточенно рылся в собственном коробе.

– Видишь, как хорошо быть женатым! – поддел брата Вигнир. – У Свенельда всегда есть запасная сорочка!

Рубаха Свена Арнору оказалась длинновата, но он подтянул ее под пояс, сверху надел кафтан, и вид у него стал очень даже приличный. Сперва к Тойсару послали Хравна, за которым сбегал Вигнир: семью невесты следовало предупредить о сватовстве. Вскоре Хравн, засыпанный густо падающим снегом, так что даже черная борода его, торчавшая из-под плотного шерстяного худа, совсем побелела, вернулся.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Свен.

– Все хорошо, отказали, – спокойно ответил кузнец.

– Чего? – возмутился Свен. – Отказали? Ты сказал, все хорошо?

– Так положено, – пояснил Даг. – Родители всегда сватуну отвечают, что, дескать, не собираются дочь выдавать. Но идти все равно можно – мы их предупредили, чтобы девушка спряталась.

– А, ну ладно, – Свен остыл. – Но… все же чудные тут люди!

– Везде свой обычай! – весело ответил Велерад, довольный, что ему выпало наблюдать уклад жизни, несхожий с тем, к чему он привык. – Девушка спряталась? Нам нужно будет ее найти? Это весело!

Обычай требовал, чтобы сваты пришли в нечетном числе, и отправились всемером: Хравн, Даг со старшим сыном, Боргар с Тьяльваром, Свеном и Велерадом. Все были в цветных кафтанах с шелковой отделкой, в ярких шапках, с красивыми бронзовыми, а то и серебряными застежками и пряжками, с обручьями и перстнями. С первого взгляда на них делалось ясно, как богат и удачлив род руш и как выгодно всякому отцу отдать им даже самую красивую дочь.

– Девушка прячется, чтобы сваты, как придут, ее не видели, – объяснял по дороге взволнованный Даг. – Сначала мы поговорим с родителями. Если к нам выйдет сама девушка и предложит выпить, это будет означать согласие. Но если она так и не покажется, это будет означать отказ.

– Не робей, Арни! – подбадривал жениха Свен. – Поглядел бы я, кто еще поднесет старику со старухой такие дары! Разве что этот ваш, который живет на небе и пасет коров с серебряными ногами!

– Рогами. Кугу Юмо. Не знаю, удастся ли наше дело, но уж верно, Тойсар и его жена рассудят это дело самым лучшим образом, как будет лучше для всех, – рассуждал в ответ Арнор, удивительно спокойный для жениха. – Родителям виднее. Если из какого-то дела не выйдет добра, то они наверняка это знают.

– Ты стал рассуждать, как столетний дед! – воскликнул удивленный Велерад, моргая под надвинутым на лицо худом и стряхивая снег с ресниц. – Какой тролль тебя укусил?

Свен успел лишь покоситься на молодого товарища в не меньшем изумлении, но беседу пришлось прервать: уже виднелись открытые ворота, а в них стоял сам Тойсар с сыновьями и еще кем-то из родичей, готовый встретить важных гостей.

– Хорошо ли добрались? – с важностью произносил он положенные обычаем слова приветствия, хотя при желании мог с этого самого места наблюдать весь путь гостей от самых ворот Русского двора. – Благополучны ли ваши… – о санях и лошадях пеших гостей он не стал упоминать и высказался более уместно, – ваши руки и ноги? Не потеряно ли что по пути?

– Все у нас благополучно, и дорога прошла хорошо, – отвечал Хравн. Кузнец, будучи уважаем и русами, и мерен, сам через покойную жену состоящий в родстве с Вайыш-ерге, нередко бывал посредником в сватовстве и хорошо знал весь порядок. – Только вот этот парень, – обернувшись, он указал на Арнора, – рукавицу потерял. Мы и заглянули узнать – не у вас ли она?

Арнор стоял с чинным видом: на его поясе висела одна бронзовая подвеска в виде конька – знак того, что он не женат, – а за пояс была заткнута одна рукавица. Вторую он оставил дома; Велерад прикусил губу изнутри, чтобы неуместным смехом не испортить дела, но подумал: случись Арни обронить ту рукавицу по дороге от Русского двора, они увидели бы ее с этого самого места. Вот только густой снег помешал бы…

Тойсар не признался, что нашел рукавицу, но пригласил гостей в дом. Проходя через двор, Велерад приметил у двери уже знакомой им кудо ту «ушастую мышь» – Алдыви; девчонка таращила на них глаза, и за мнимой неподвижностью ее лица просвечивала усмешка. Велерад подмигнул ей; она сделала рот скобкой, видно, сдерживая ухмылку, и отвела глаза.

Возле нее стоял паренек лет тринадцати, со светло-рыжими волосами. Велерад, кажется, уже видел его в первый свой приход сюда, но теперь сообразил: да это, видно, и есть сын Фьялара, взятый Тойсаром в услужение за долги.

В доме гостей ждала Кастан; хоть хозяева и «отказались» принимать сватов, она нарядилась в кафтан, отделанный желтым шелком. На плечах ее блестели две треугольные подвески с прорезным узором, с бронзовыми бубенчиками, на шее – бусы позолоченного стекла, с тремя или четырьмя продолговатыми бусинами из сердолика – самыми дорогими, с несколькими серебряными шелягами. Тойсар тоже надел хороший кафтан, обшитый красным узорным шелком у ворота и рукавов, на голове его блестел серебряный обруч с серебряными же кольцами у висков, а на каждой руке было по три бронзовых и серебряных браслета – на запястьях и выше, до локтя.

Начался долгий обряд встречи: пиво и лепешки на очаг богам, пиво и лепешки гостям – каждому отдельно. Велерад уже попривык к этой обстоятельности и знал, что надо запастись терпением; под перечисление семидесяти семи богов, их матерей, помощников и вестников он имел время внимательно осмотреть дом и убедиться, что Илетай нигде не видно. Наверняка она сидит в кудо, чтобы показаться в нужное время. Или не показаться…

Наконец пригласили сесть; все сняли шапки, но Хравн и Арнор остались с покрытой головой. Наверное, подумал Велерад, таким образом хозяевам дают понять, кто из гостей сват и жених.

– Издавна желали мы найти для сына нашего Арнора, – начал Хравн, говоря сейчас от имени Дага, – хорошую жену, чтобы прожил он с ней всю жизнь, вырастил детей и обрел счастье и богатство. Посоветовавшись, решили мы посватать у тебя, Тойсар, дочь твою Илетай. Если выйдет она за Арнора, то всю жизнь будет видеть только достаток и уважение: в доме у нас хватает и скотины, и хлеба, и хороших тканей, и украшений из лучшей серебряной бронзы и лучшего серебра. Семья Дагова живет мирно и дружно, да то может подтвердить и родственница твоя, Ошалче. А чтобы видел ты наше уважение и богатство, принесли мы тебе дары.

Сперва дары подносил сам жених: открыв мешок, Арнор выложил на стол непочатый круглый хлеб, семь ржаных лепешек, жареную утку и кувшин пуре. Этих даров требовал обряд, но Свен, дождавшись своей очереди, вынул из-за пазухи такое, что в Мерямаа не смог бы принести даже сам праотец Кугырак.

Послы из Киева, присланные Хельги Хитрым после похода на греков, привезли несколько дорогих шелковых одеяний, полученных от цесарей в качестве дани, и поднесли их Олаву и самым влиятельным его приближенным. Это были первые за полвека вещи из греческого шелка, увиденные на севере, да и в Киеве тоже, – до того шелка привозили только сарацинские, через хазар, а то и из более далеких стран, с вытканными драконами. Но те, поскольку их путь с родины до берегов Днепра мог занять года три, стоили необычайно дорого и носились только князьями. Только Олав конунг, получив свою часть даров, оставил себе кафтан целиком из шелка и сидел в нем три-четыре раза в год, на самых важных пиршествах. Альмунд на такое не осмеливался, и его доля даров пошла в дело по частям: распоров доставшийся ему кафтан, Радонега резала шелк на узкие полосочки и отделывала ими шерстяные кафтаны и шапки мужу и сыновьям, навершник и очелья для себя. Договор с греками о дружбе и торговле, которого все так ждали, открыл бы возможность покупать еще шелка, но вот уже пять лет посольства что ни лето ездили туда-сюда, а дело подвигалось туго.

Отправляя сыновей к мере за данью и будущим войском, Альмунд велел жене дать им с собой один рукав распоротого греческого кафтана. По густо-брусничному полю на нем были золотисто-желтым вытканы дивные звери – вроде волков, но с клювами и крыльями хищной птицы, с когтистыми лапами. Заключенные в узорный круг, они стояли попарно, мордами друг к другу, будто ведя неслышный разговор. Узор был крупным, так что на рукаве чуть не в два локтя длиной поместилось только три таких пары. Ширина куска была неравномерной: у бывшего плеча он был широк, а к запястью сужался.

– Вот этот дивный шелк мы дарим вам в знак уважения и желания породниться, – сказал Свен. – Такого сокровища больше не найти отсюда и до самого Хольмгарда, а если ехать на юг, то до самого Миклагарда. Его привезли нам в дар от Хельги киевского после войны с Греческим царством. Может быть, – он со значением поднял руку, – что этот кафтан прежде носил сам кто-то из цесарей, Леон или брат его Александр. Следующим летом мы пойдем на сарацин и привезем еще немало такого. Всякий, кто с нами в родстве и в дружбе, не будет иметь недостатка в красивых одеждах всю свою жизнь. А тот, кто пойдет с нами в поход, – он взглянул на сыновей Тойсара, вытаращенными глазами разглядывавших ткань, – сам будет одаривать драгоценностями всех своих родичей и друзей – серебром, дорогими шелками и красивой посудой.

Цесарский рукав он приберегал на крайний случай, как самое сильное средство подкупа, если дела пойдут плохо. Этот час настал, но сватовство Арнора дало ему случай и преподнести подарок, и напомнить о выгодах грядущего похода. Если сновидец, думал Свен, и на это не клюнет, то ему, видно, сам небесный бог дарит серебряных коров!

Произнося свою речь, Свен поглядывал на лица слушателей и видел, что впечатление она производит неодинаковое. Талай, Тайвел и две их младшие сестры смотрели на шелк вытаращенными глазами: для них, выросших среди кожаных, меховых и грубошерстяных некрашеных одежд, этот рукав был словно вырезан прямо из закатного неба с золотыми отблесками вечерней зари, и образы небесных зверей, каких не водится на земле, отразились в нем и застыли. Невозможно было и представить, из чего и как простые человеческие руки могли бы изготовить такую ткань – тонкую, как лист, яркую, как небесный багрянец, с хитрым узором, какой и взглядом не сразу охватишь. Русы, приносящие подобные вещи, казались теми посланниками Кугу Юмо, к которым взывали при каждом молении, семейном или общем.

И они не просто принесли что-то с неба – они звали с собой туда, где таких вещей полным-полно, будто листвы в лесу.

Тойсар был в некотором смятении, хоть и старался, этого не показать: сложив руки на поясе, меренский князь хранил невозмутимый вид, но в светло-голубых глазах его отражалось сомнение. Людей, владеющих такими вещами, глупо называть неудачливыми. Да и соблазн был велик – получивший любую вещь, хоть мелочь, которой прежде владел сам цесарь, вместе с ней получил бы особую, почти божественную удачу.

– Известно нам, что каждой невесте и каждому жениху из семи стран-чужбин посылает Кугу Юмо пару, назначенную при рождении, – начал он. – Мы были бы рады, если бы из семи стран-чужбин судьбу приводящий добрый великий бог послал долю нашей дочери в вашем сыне. Но это дело не так просто решить, как поднять рукавицу и сунуть за пояс, – он засмеялся, желая выглядеть поувереннее. – Судьба дочери нашей вплетена в судьбу всей Мерямаа.

Речь шла не только о молодой семье, но о войне или мире, и Свен отметил: хорошо, что Тойсар не притворяется, будто не понимает этого.

– Это ты верно говоришь! – сипло одобрил Боргар. – Будем с вами единым родом – и такие вот богатства повалят к нам дождем!

– Что скажешь ты, Тойсар? – прямо спросил Хравн. – Твое слово, слово отца, здесь первое.

– Я был бы рад дать дочери такую хорошую семью… – Тойсар еще раз взглянул на цесарский рукав, и на лице его отразилось колебание.

Он уже видел себя в кафтане, отделанном этим шелком, – тут уж каждому станет ясно, что он в ближайшем родстве с самим Великим богом светлого дня.

– Так ты согласен? – не отставал Хравн: русы велели ему непременно добиться ответа.

– Я… – Тойсар что-то вспомнил и в колебании глянул на Кастан. – Нужно еще спросить мать девушки…

– Мы непременно спросим мать девушки, как же без этого! – воскликнул Свен. – Но сперва надо получить ответ отца. Ты даешь согласие?

– Я… – Тойсар еще раз оглянулся на Кастан, которой не терпелось вступить в беседу. – Если мать девушки будет согласна, то и я не стану противиться.

– Благодарим тебя, пан Тойсар. – Хравн поклонился, быстро бросив спутникам на северном языке: «Он сам согласен».

Русы радостно зашумели.

– А ты, покшава Кастан, согласна ли отдать твою дочь Илетай Арнору, сыну Дага?

Наблюдая за Кастан, Свен видел, что с ней придется потруднее, чем с ее мужем. На шелковый рукав она глядела с негодованием, почти с отвращением, будто ей принесли вонючую грязную тряпку, которой вытирают котел.

– Если бы Шым йод пуйршо пуро кугу юмо – из семи стран света судьбу приводящий добрый великий бог – послал судьбу нашей дочери в вашем сыне, мы были бы только рады этому родству! – Она подняла взгляд сперва на Хравна, который обращался к ней, потом на Свена; губы ее были растянуты в улыбке, но в глубоко посаженных глазах среди морщин отражалась злоба. – Но боги на весеннем молении дали нам знак: судьба Мерямаа не связана с судьбой рода руш, а если мы пойдем за вами, то не будет нам счастья и удачи. Идти же против воли богов не учили нас наши мудрые отцы.

– Удача подвержена переменам! – воскликнул Свен, едва Хравн кратко перевел русам ответ. – С тех пор как вы вопрошали богов, миновал почти год. Вы спрашивали о вашей удаче – что ж, может быть, она и впрямь невелика. Но у нас есть наша удача! И на нее нам жаловаться не приходится. Ты видишь вот это, – он показал на цесарский рукав, – ты видишь множество серебра и цветных одежд, которые у нас есть. Минувшим летом, как ты слыхала, моей удачи хватило на то, чтобы раздобыть себе в жены дочь велиградского князя. А уж он, не сомневайся, велик и славен в своих краях. Мы приносим удачу тем, у кого, быть может, пока не хватает своей.

– На словах многие богаты! – гневно возразила Кастан. – Но как дойдет до дела, оправдаются ли ваши посулы?

– Тот, кто сидит дома, уж верно не найдет ни славы, ни богатства, ни удачи! – прохрипел Боргар.

– Тойсар! – Свен, дивясь про себя, за что старуха так на него взъелась, перевел взгляд на ее мужа. – Окажи мне любезность – обратись к богам еще раз. Пусть они примут наши дары и сделают новое предсказание. Как знать – может, воля их изменится, когда они увидят, каких надежных спутников вы себе избрали.

– Мы уже вопрошали богов! – запальчиво возразила Кастан: она не привыкла к тому, что кто-то с ней спорит, и с трудом могла совладать с возмущением.

– Тогда здесь не было меня! – Свен упер руки в бока, будто бросал вызов самому небу.

– Давайте… Вот что подсказывает мне мудрость! – вмешался Тойсар, видя, что перепалка между сватами и его женой выходит из русла приличия.

Все разом смолкли.

– Я не вижу причин, – он снова покосился на цесарский рукав, – отказать в просьбе снова испытать волю богов…

– Но истинно верное испытание возможно только весной, в Праздник сохи, когда весь род мере пойдет с дарами в божьи рощи, – напомнила Кастан. – Когда боги получают жертвы и предопределяют судьбу на предстоящее лето.

– До весны мы здесь сидеть не можем! – покачал головой Боргар. – Весной у Олава конунга должно быть собрано войско для похода, и в ваш Праздник сохи мы уже спустим лодьи!

– Семьдесят семь богов не могут считаться с тобой и даже с твоим владыкой! – Кастан уколола его сердитым взглядом, уже не улыбаясь и не притворяясь любезной.

Тойсар видел, что его почтенную хозяйку трясет от злости, но не понимал причины.

– Мы сделаем так! – решил Тойсар. – На Праздник сохи мы принесем богам дары и попросим их о новом предсказании. Если оно окажется добрым, мы заключим союз: моя дочь Илетай станет женой Дагова сына, а отроки и мужи Мерямаа пойдут с вами на сарацин… если их благословят их матери, – он снова покосился на жену.

Ее лицо слегка расслабилось: решение откладывалось до весны, а в поддержку своих богов она твердо верила.

– Тугэ лиже, – обронила Кастан. – Да будет так.

– Йора кызыт, – дерзко ответил ей Свен. – Теперь хорошо.

Он тоже переменился в лице, напряжение спора ушло, но по его взгляду Велерад видел, что брат вовсе не смирился с тем, что следовало счесть поражением. Он-то знал Свена: тот никогда не отступал, не исчерпав все возможности. А в этом деле они пока использовали лишь одну, самую первую…

* * *

Русы ушли, оставив свои дары; цесарский рукав так и лежал на столе, на разложенном рушнике, и окружавшие его простые дары – хлеб, лепешки, жареная утка, – только подчеркивали огромную разницу между повседневной жизнью рода мере и теми просторами, куда звали их упрямые русы. Разницу, как между черной землей и багряно-золотым закатным небом.

Когда шаги гостей затихли и за ними закрылись ворота, Кастан, плотно сжав губы, схватила рукав и швырнула на пол. Потом быстро вышла из дома и устремилась в кудо. Илчиви, младшая дочь, опасливо глядя ей вслед, подобрала рукав и унесла в угол, к большому ларю с одеждой.

Илетай сидела в кудо у очага, прилежно занимаясь делом: сплетала из восковых нитей треугольную подвеску с коньком. Если бы мать и отец ответили сватам согласием, за нею послали бы сестру или брата и приказали хорошо одеться, чтобы выпить пуре из одного ковша с женихом. Бывает, что если жених родителям нравится больше, чем самой невесте, то пуре ей в рот вливают силой. Но никто за Илетай не приходил, да и она, зная волю своей матери, не ждала посланцев.

Войдя, Кастан остановилась в двух шагах от дочери. Невозмутимое, мирное лицо Илетай, на котором отражалось лишь прилежание, почему-то показалось ей вызывающим, но она сама растерялась, не понимая, откуда это впечатление, и промолчала, вместо того чтобы сразу излить свое негодование. Дочь явно не ждала, что приход русских сватов изменит ее судьбу. Но и покорности своей воли Кастан не чувствовала в ней. Впервые она заподозрила, что дочь ее – темная вода, и напрасно она думает, будто знает все ее мысли.

Вот девушка подняла голову, и в небольшой заминке Кастан тоже почудилось своеволие. Сейчас она как будто лучше понимала мать, чем мать – ее.

– Они ушли, ави? – равнодушно спросила Илетай.

– Ушли, – обронила Кастан. – Твой отец… Этот старый… – Она прикусила губу, не желая плохо сказать об отце перед дочерью, – он так вытаращил глаза на эту яркую тряпку… будто ему ее вручил сам Кугу Юмо. И твои братья – даже девчонки не так таращились на клочок чьего-то старого платья, как они! Если бы не я – отец выдал бы тебя за того парня-руса!

Илетай слегка склонила голову, показывая готовность повиноваться воле родителей, какой бы та ни была.

– Севендей заморочил всем головы своими песнями про добычу из далеких стран! А они и развесили уши, будто глупые телята!

– Так значит, – Илетай подняла лицо и расширила глаза, – наша ворожба…

Она бросила взгляд на ленгежи у стены, под которыми была погребена украденная в русском доме рубашка.

– Да если бы ворожила курица, толку было бы столько же! – в сердцах воскликнула Кастан. – Севендей дерзок и упрям по-прежнему! Те духи, его защитники, оказались слишком сильны! И он добился от отца согласия на новое гадание весной! Но к весне… – Кастан перевела дух. – К весне ты уже будешь обручена с Ошаем, старшим сыном Аталыка.

– Отец не очень-то хочет выдавать меня в семью Аталыка, разве нет? – Илетай почтительно отвела глаза. – Он ведь не хочет, чтобы Аталык стал нашей родней, когда он желает совсем не того, чего отец…

– Вся Мерямаа должна быть едина, только так мы можем помешать русам сделать нас рабами! – ответила Кастан, хмуря брови; эти слова Илетай уже слышала, когда мать обращала их к отцу. – И твой отец это поймет! Если ты выйдешь за Ошая, отцу придется прислушаться к Аталыку и моим братьям. А сейчас самый удобный случай, раз уж русы собрались за дальние моря, другого такого может не быть еще тридцать лет. И мы его не упустим. На Сюрэм⁴⁸ мы справим вашу свадьбу с Ошаем. Русы уже будут у своих сарацин и не помешают нам. И тогда, с помощью Юмо, им уже не придется каждую зиму ездить сюда за данью и унижать нас!

Наверное, да, подумала Илетай, отцу придется подчиниться. Матери всегда удавалось настоять на своем. Илетай уже кое-что знала о тайных способах ворожбы меренских жен, которой те подчиняют себе волю всех мужчин в семье и заодно оберегают их от сглаза, ставя на пути чужой ворожбы щит из своей собственной крови, но полностью эти чары пока были ей неведомы.

– Но ты уверена, – почтительно начала Илетай, – что на весеннем гадании боги…

– Я уже получила весть, – прервала ее Кастан. – И тебе пришла пора узнать об этом. Еще весной Юмалан-Ава послала мне сон. Еще одно лето, сказала она, и еще одно. А потом придет за мной Азырен, чтобы оборвать нить моей жизни и унести меня во владения Киямата⁴⁹. Но только ты можешь быть достойной заменой мне и служить богам и матерям их. Для этого ты должна остаться здесь, в Мерямаа. Никакой жених из других мест не увидит даже кончика твоей косы.

– Ави! – Илетай встала, в ужасе глядя на нее широко раскрыв глаза. – Что ты говоришь!

– Да, после нового лета я буду мертва, и ты меня похоронишь. А потом займешь мое место. К тому дню ты будешь замужем, ты будешь носить ребенка, и тебе достанется место первой среди жен мере. Керемет принес сюда этих русов, в особенности Севендея! Ворожба с рубашкой не удалась, но мы еще покормим его наговоренным хлебом, и тогда он станет послушным, как ягненок! Мы еще пошлем к нему по ветру наговоренной соли! Как ветер, выходя из пазухи матери и нагулявшись по свету, возвращается за пазуху матери, так его воля, помыслы и желания будут возвращаться ко мне и к моей воле! Я сделаю заговор на кровь, но я сломаю его!