Читать книгу: «Дочь алхимика. Том 1. Дочь алхимика», страница 3

– Вас только это волнует? – с горьким возмущением воскликнула девушка.

– Ну, дядька Широ – мужик, конечно, не плохой, – ответил Светлячок, – так, на первый взгляд. Я ведь до сегодняшнего дня с ним всего парой фраз обменялся. Убийцы, знаешь ли, тоже порой милейшими людьми оказываются. Вот в прошлом годе в Кленфилде одного урода поймали. Он девочек двенадцатилетних в заброшенные дома заманивал, насиловал, а после убивал. Так вот, маменька его на суде утверждала, будто более внимательного и добросердечного сына ещё поискать…

– Вы, Светляк, видно совсем с ума сошли? – вопросила травница, – вздумали уважаемого в Аратаку фармацевта и травника сравнивать с маньяком-убийцей! Да дед в жизни никого пальцем не тронет! Он даже ос, что в августе в дом залетают, не мухобойкой бьёт, а тряпочкой ловит и на улицу выдворяет. Какое уж тут убийство!

– Не скажи, – покачал головой артист, – одно другому не помеха. Фармацевту ведь ни к чему ножом или пистолетом орудовать, он легко может не то лекарство продать или в безвредное средство от запора яду положить.

– Не знаю даже, что мне теперь делать, – Нэкоми едва сдерживалась, чтобы позорно, по-девчоночьи, не разреветься прямо в присутствии своего бывшего кумира.

Тот повертел в руке изящную серебряную ложечку – остатки маминого приданого, и сказал:

– Единственный способ спасти Широ от виселицы – это найти настоящего убийцу. Но будь осторожна, – он покачал головой, – чтобы не вышло, как в знаменитом романе госпожи Чито́сэ. Там старший брат пытался доказать невиновность младшего, которому заменил отца, а вместо этого накопал доказательств, что его драгоценный младшенький виновен ещё в парочке убийств. Таким вот образом собственный брат оправил на плаху преступника, против которого не было почти ничего. Ежели ты уверена, что дед чист, – вперёд и с песней. Если же нет, всяко лучше подождать результатов расследования и экспертизы.

– Экспертизы?! – как эхо повторила ошарашенная девушка, – они неспроста опечатали его лабораторию. Я думаю, убитый покупал у нас какие-то снадобья, а затем умер. Родня заявила, будто случилось это по нашей вине. Да ещё по правилам мы на рекомендациях по применению свою личную печать ставим… Сержант опечатал дедову лабораторию, чтобы отыскать доказательства вины. Тогда всё пропало, – Нэко обхватила голову руками.

– Занятная реакция, – криво усмехнулся её собеседник, – прямо жаль, что блюстители закона её не видели. Вы там что, наркотики готовили или запрещённые зелья варили? Из-за самогона, – он кивнул на бутылку с самодельным коньяком, – можно не беспокоиться.

– С наркотиками ни я, ни дед Широ дел не имели, – сглотнула Нэко подступившие к горлу слёзы, – там гораздо хуже. Алхимия.

– Алхимия?! – присвистнул Хотару, – ну, вы даёте!

– А что такого? – ощетинилась девушка, совсем как кошка, которой наступили на хвост, – мой отец, между прочим, был придворным алхимиком нашего наместника.

– Ну, отец-то, может и был, а у вас с дедом явно никаких лицензий на право заниматься подобной деятельностью не наблюдается?

– Нет, – глухо проговорила травница. Найдут следы, и получим отягчающее обстоятельство. Внимательно посмотрят, могут и до трансмутации докопаться, особенно, если следователь попадётся толковый. Или эксперта позовут. Деда надо спасать, – твёрдо проговорила она.

– Спасай, – развёл руками артист, – я-то тут каким боком? И нечего, девушка, так на меня глядеть. Я – вообще, никто, жилец, который даже в комнату заселиться не успел. Зови своего парня, и вперёд!

– Нет у меня никого, – глухо проговорила Нэко.

– Иди ж ты! – не поверил Хотару, – а что так? Вроде на мордашку симпатичная, фигура в порядке. Неужто ни один мужик не клюнул?

Нэкоми покачала головой, она хотела дать понять, что дело совсем в другом, и артист понял, только совершенно не так, как надо.

– Не говори только, что ты из этих! – скривился Светлячок.

– Из каких, этих? – удивилась гримасе отвращения травница.

– Из тех, что предпочитают нормальным мужчинам всякое… – он замялся, – всякое разное, включая животных или свой пол.

– Дурак! Насекомое! Извращуга! – как у вас язык повернулся сказать такое малознакомой порядочной девушке, которая не желает иметь добрачных связей и хочет отдать свою любовь одному единственному мужчине!

– Извиняй, извиняй! – поднял обе руки Хотару, – я в столице всякого навидался, вот и лезет в голову.

– Сразу вспоминается пословица про свинью и грязь, – насупилась травница, – про собственный опыт и всё такое подобное. Сами-то вы тоже без жены!

– Я – принципиальный противник брачных союзов, – веско заявил артист, – вечно ноющая баба, норовящая регламентировать каждый мой шаг, требующая возвращения домой до полуночи и мучающая приступами обоснованной и беспочвенной ревности, мне совершенно ни к чему, – он покачал головой, – как и выводок орущих ребятишек, коим она непременно обзаведётся при первой же возможности. Для истинного ракуго́ко подобный образ жизни абсолютно неприемлем.

– Давайте отложим откровения до более удобного случая, – покусывая губу, проговорила Нэко, – а сейчас, господин Хотару, я очень прошу помочь мне пробраться в лабораторию Широ и убрать оттуда все следы занятий ядами и алхимией, – девушка поклонилась вежливым поклоном, хотя в душе считала, что артист недостоин этого.

– Чего ж с тобой делать, пошли. Глядишь, не придётся новую квартиру искать.

Нэко с благодарностью поглядела в насмешливые серые глаза и показала Светлячку дорогу к запечатанной двери.

– Чувствуете запах? – спросила она, наклоняясь к бумажной полоске, приклеенной одним концом на косяк, а вторым – собственно, к двери.

Хотару из чистого интереса наклонился следом, но кроме запаха пыли и бумаги не ощутил ничего.

– Ещё когда сержант мазал клеем треклятую бумажку, я ощутила характерный запах смолы. Даже сейчас я чувствую его отголосок. Это означает, что Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя пользуется распространённым клеем из смолы артанской пихты, камеди и какого-то наполнителя. Возможно, это – бобовая мука.

– Отлично, – с иронией воскликнул Светлячок, – и что нам даёт сей полноценный анализ? Бумажка приклеена на совесть: вон, даже пропиталась насквозь. Отклеить незаметно не получится. Слыхал я, что запечатанный конверт можно подержать над паром, и он расклеится. Не представляю способа доставить сюда достаточное количество пара. Да и клей тут явно иной. Может в окно залезем?

– В лаборатории окон нет, – ответила девушка, – раньше, при отце, тут кладовая была. Дед вытяжку устроил, но вытяжка узкая, разве что Шкода пролезет.

– Шкода – это кто?

– Кот наш, – вздохнула Нэкоми, – его вообще-то я Алкаге́стом назвала. Только имя это оказалось слишком длинным и неудобным для нашего любителя похулиганить. Оттого и сменили на соответствующее. Но кое-что я попробовать могу, точнее – должна, – поправила себя она, – растворение не подойдёт, поскольку на глютина́цию клея потребуется много времени, а вот обратную путрефа́кцию я бы попробовала.

– Если мне не изменяет мой слух, – вскинул бровь артист, – то термины «глютинация» и «путрефакция» происходят вовсе не от древнего народного врачевания, кое люди именуют травничеством, а относятся к высокому искусству алхимии? – профессиональная память чтеца ракуго позволила ему безошибочно воспроизвести незнакомые термины.

– Так и есть, – ответила девушка, – мы с дедом пытаемся объединить две эти науки для пользы дела. Я тоже кое-что умею.

– Насколько я понимаю, – прищурился Хотару, – для алхимии нужны материалы, инструменты и всё такое прочее. И всё это в данный момент сокрыто за запертой дверью, которую мы и хотим открыть. Я ничего не упускаю? Теперь последний вопрос: как? Каким образом ты доберёшься до того, что внутри, чтобы открыть то, что снаружи?

Нэкоми по привычке закусила губу, потом поглядела во всё ещё чертовски красивые серые глаза, осенённые густыми ресницами, и сказала:

– Я отвечу, но прошу вас держать язык за зубами, даже от деда, – опустив глаза проговорила травница, – у меня тоже имеется своя тайная лаборатория. Потом объясню, где и как я туда попадаю. Там и возьму всё необходимое.

– Лады, я только за трубкой схожу. Надо же каким-то образом красить время ожидания.

Хотару вернулся на кухню за куревом, а травница вышла через чёрный ход в южную – бо́льшую половину двора, вошла в сарай и без усилия сдвинула с места полки с садовым инвентарём. За полками оказалась дверь, запертая на хитрый замок. Отец не жаловал чародейство и магию, посему озаботился приобрести надёжный замок – стальной с двойным набором штырей механизма открытия.

Этот тайный ход Нэко обнаружила совсем случайно, когда ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Просто пыталась дотянуться до стоявшего на самой верхней полке цветочного горшка, а колченогий табурет покачнулся, и она машинально уцепилась за стеллаж. Тот сдвинулся с места и, когда травница зажмурилась, ожидая падения на себя всех полок разом вместе с содержимым, стеллаж неожиданно отъехал в сторону, открывая потайную дверь. Нэко догадалась, что там располагается вход в алхимическую лабораторию отца. После трагических событий, приведших у смерти придворного алхимика, никто никогда не вспоминал и не говорил об отце травницы, даже фамилию ей дали Мори – это была фамилия деда. Про отцовскую лабораторию Широ рассуждал лишь приглушённым шёпотом, да и то, когда крепко выпьет, в компании самых-самых близких друзей. Предполагалось, что господин Ю́мэн Киори (это имя фамилию она повторяла про себя с детства, чтобы не забыть имени высокого рыжеволосого человека с янтарными глазами, высокими скулами и горбатым носом – её отца) помимо официальной лаборатории, предоставленной наместником, он должен был иметь и свою собственную. Но отыскать её не удавалось до тех самых пор, пока Нэко не понадобился глиняный цветочный горшок с верхней полки в сарае. Отпереть запор не смогла даже редчайшая трава – белкин хвост. Её испокон веков использовали воры и искатели кладов. Около месяца девушка попробовала все ключи, которые только могла отыскать в различных уголках дома, но ни один из них даже близко не подошёл. Наконец, она додумалась поискать в ящиках старого письменного стола, который выволокли на террасу. На нём круглый год стояли батареи банок, бутылок и прочих полезных вещей, которые могут понадобиться в любой момент. Ключ со странной бородкой обнаружился внешней стороны дна последнего выдвижного ящика. Там имелся специальный замшевый кармашек. Так для Нэкоми Киори, дочери скандального алхимика Юмэна Киори, отрылась дверь в целый мир, скрывающий в своём чреве книги, трактаты, рукописи, алхимические элементы и самое лучшее в Артании оборудование.

Там-то травница и вооружилась всем необходимым, чтобы сначала убрать печать, открыть дверь, а затем воссоздать всё в первоначальном виде.

– Даже магия, коли особо дотошному следователю взбредёт в голову провести знаменитый тест на зеркале, окажется бессильной, – усмехнулась она, задвигая стеллаж на прежнее место, – для алхимических преобразований магия не нужна, тут задействованы одни только честные законы природы. Проверяй, сколь душе потребно.

– Видимо, ты успела в Кленфилд на метле слетать, – прокомментировал её появление Хотару, – я чуть не уснул.

Он уже потрудился притащить из кухни табурет и сидел, прислонившись к стене, с кисэру в руках.

– Извините, – дежурно извинилась травница, – мне потребовалось немного времени на подготовку. В нашем деле тщательная подготовка – пятьдесят процентов успеха.

Она вытащила из корзинки припасённый драгоценный препарат измельчённого в пыль знаменитого белкиного хвоста, смочила спиртом клеевую нашлёпку, прибавила крошку негашёной извести, затем, соблюдая все возможные предосторожности, пером ласточки напылила на клей полученный состав. После этого сделала глубокий вдох, задержала на минуту дыхание, сосредоточилось и медленно выдохнула на печать углекислый газ. Должно сработать. Девушка мысленно пробежалась по процессу диссоциации: всё верно, ничего, вроде не забыла. Она подставила листок бумаги, на него осыплись составные части печати: мутно-белая камедь, получаемая из плодов рогатого дерева с южных островов, невзрачные комочки пихтовой смолы и высушенный костный мозг барана. Эту субстанцию Нэко ни с чем спутать не могла. Баранину она не терпела, но разные вытяжки и сублиматы из неё были не такими редкими в её работе.

Бумажка, более ничем не удерживаемая, безжизненно повисла на косяке двери.

– Готово! – Нэко победно поглядела на артиста.

Но тот, к великому её сожалению, догадался прихватить из кухни номер «Вечернего Кленфилда» и вообще не смотрел на её блистательные манипуляции с запечатанной дверью, а погрузился в изучение страницы светской хроники.

– Молодец, – отмахнулся он, – иди, давай, ищи, что тебе нужно, а я тут посижу на всякий пожарный случай. Вдруг следователь, о котором упоминал сержант, объявится. Отсюда я дверной колокольчик услышу, а внутри мы с тобой будем заняты, прошляпим его приезд, а нарушение государственной печати – дело подсудное.

Нэко уже собиралась заявить, что подобная «забота» имеет под собой банальную причину: желание с комфортом посидеть в коридоре с газетой, но жест артиста напомнил ей о малом отрезке времени, что было в её распоряжении, и девушка поспешила в лабораторию.

Перегонный куб закончил свою работу, банка почти до верху была наполнена чистым, как слеза младенца спиртом. В этом никакого криминала нет, в Артании каждый мог делать любое спиртное без ограничений. Вот для продажи нужна была лицензия, а производить для собственных нужд – сколько хочешь!

– Конечно, – горько воскликнула Нэкоми, – Широ в своём репертуаре!

Целый шкаф алхимического оборудования и материалов. Если заспиртованные ящерицы и змеи ещё можно худо-бедно отнести к травничеству, но вот минералы, соли, кислоты и прочие, говорящие сами за себя вещества, нет. К тому же журнал, вернее тетрадь в клеёнчатой обложке, вся в пятнах от кислот, лежала на видном месте. Там дед скрупулёзно фиксировал результаты своих опытов, причём опыты эти нередко оказывались весьма и весьма успешными. Эликсир от нежелательной беременности составлял изрядную часть их доходов, да и дедово средство от похмелья снискало немало слов благодарности и тоже привнесло свою денежную лепту. Вроде всего-ничего, подумаешь, пара пилюль снимали все негативные ощущения от вчерашнего перепоя, а востребовано. Нужно поскорее забрать журнал, и освободить шкаф. Она схватила пустую коробку (дед всегда решительно протестовал против выбрасывания даже самых ненужных вещей и устраивал целые баталии, когда травница бралась за наведение порядка в доме) и стала туда складывать пузырьки, баночки, коробочки с откровенно алхимическим содержимым. Реторты, спиртовки и колбы могли пригодиться и фармацевту.

Вдруг девушка замерла. А готовые снадобья? Стоит сделать подробный анализ, как алхимия вынырнет сама собой. Она поставила коробку на пол и подошла к запертому на ключ шкафчику. Там ровными рядами стояли пузырьки притёртыми или пробковыми крышками, снабжённые этикетками, подписанными её собственным аккуратным почерком. Были тут и средства от мигрени, гастрита, бессонницы, кашля и много ещё от чего.

Обычные травяные настойки, вытяжки и эликсиры они держали в лавке, а тут – улучшенные, очищенные, с усиленным действием, одним словом, как раз то, что Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя видеть не нужно. Оставалось сущая мелочь: вытащить и перепрятать содержимое двух шкафов, не позабыв проверить остальные полки и заваленный реактивами верстак. Но тут в голове возникла тревожная мысль: даже самый недалёкий следователь непременно заинтересуется, по какой такой причине в доме аптекаря с улицы Одуванчиков целых два шкафа пустуют? И куда девалось их содержимое? Значит, нужно успеть не только вытащить и спрятать дедовы грешки, а ещё и заполнить образовавшуюся пустоту чем-то, не вызывающим подозрений.

Нервы были на пределе. Нэко метнулась к не до конца опустошённому шкафу и без разбору покидала в коробку его содержимое. Её взгляд скользнул по верстаку, где на каменной столешнице (они там обычно работали с опасными составляющими) красовалось то, что уж никакая фантазия не могла связать со скромным травничеством: стеклянная банка с ртутью, тигель, а также медные и свинцовые стержни.

– Боги, – смятенно подумала девушка, – да тут до вечера не привести всё в порядок! За что ни возьмись, куда ни глянь, везде сплошная алхимия.

В голове мелькнула мысль, как это раньше она не замечала, насколько дед погружён в эту область познания. Усилием воли Нэко удалось подавить приступ обессиливающей паники, и она решила, раз невозможно уничтожить все следы, нужно выбрать хотя бы самое главное, здраво рассудив, что тигли и дистилляторы можно попробовать объяснить инновационными методами обработки природного сырья.

– Господин Хотару, – позвала она, – не могли бы вы мне помочь? Надо за один раз вытащить кое-что из лаборатории.

В коридоре раздалось приглушённое ворчание о том, что, когда человек снимает жильё, он как-то не рассчитывает, что его станут использовать как гужевую силу. Жалобно скрипнул табурет, и артист появился на пороге.

– Давай, что ты отсюда желаешь унести?

– Возьмите вот ту коробку, а я пока попытаюсь хоть как-то изобразить заполненность шкафов.

Светлячок вдруг замер, словно прислушиваясь, потом проговорил:

– Поздновато давать лекарства умершему пациенту. Только что у нашего дома остановился магомобиль. Боюсь, приехали коллеги вашего сержанта делать обыск.

Словно в подтверждение его слов Нэко тоже услышала явственный звук захлопывающейся дверцы, затем ещё один.

– Вот что, – Хотару подтолкнул девушку к двери, – ты по-быстрому возвращаешь печать в первоначальное состояние, а я постараюсь задержать стражей порядка минутки на три-четыре. Успеешь?

– Должна, – севшим от волнения голосом подтвердила травница, – а что с этим? – кивок в сторону коробок с дедовым алхимическим добром.

– Ничего не сделаешь, оставь, как есть.

И, подхватив табурет и газету, артист поспешил в лавку, где уже вовсю надрывался дверной колокольчик.

– Ну разве ж добропорядочные граждане Артанского королевства так трезвонят? – вопросил он отлично поставленным сочным баритоном, – так недолго лавку без звонка оставить.

Табурет он тихонько оставил в коридоре.

– Иду, иду, обождите всего одну секунду. Что за нетерпеливцы!

Хотару глубоко вздохнул, придал лицу озабоченное выражение, и толкнул дверь.

Там, прислонясь к прилавку, стоял мужчина в картузе на голове и летней форме Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя. Он жевал зубочистку.

– Ты, здесь? – воскликнул ошарашенный Светлячок и отпустил длинное непечатное ругательство.

Мужчина, оказавшийся смуглым брюнетом с коротко остриженными волосами, осклабился в недоброй улыбке:

– Могу сказать о тебе то же самое!

Глава 3 Заклятые друзья – лучшие враги

– Дэ́йв Сая́до, Дэ́ва! – я просто не верю своим глазам, – Хотару прищурился, – какими судьбами? Так вот куда тебя забросила судьба. Да, она явно не лишена чувства юмора.

– Хо́тти! – ответно осклабился офицер с глазами настолько тёмными, что не было видно зрачков. От этого взгляд его казался неприятно странным, с неуловимым выражением, – бывший принц ракуго, ныне разжалованный, изгнанный и всеми позабытый. Ваше высочество надумали возвратиться к истокам?

– Твоими усилиями и твоими молитвами, Дэва. Но боги справедливы. Твоё служебное рвение в отношении скромного ракуго́ко не осталось без соответствующей награды: столичный следак осел в коррехидории заштатного Аратаку. Великолепно! Я посочувствовал бы тебе, Дэва, да никак не получается.

– Себе лучше посочувствуй, – огрызнулся тот, – гляжу, ты снова на острие событий. Неужто, вляпался по самые помидоры в историю с убийством, от которого идёт оч-ч-ченно нехороший запашок.

– Увы, Дэ́вчик, я жутко, буквально чудовищно, сожалею о том, насколько мне придётся тебя разочаровать, – Хотату придал своему лицу аристократически-холодное выражение, которое несколько портила трёхдневная небритость, – я прибыл у старую столицу Артанского королевства лишь нынешним утром, и быть замешанным в какие-либо убийства просто физически не могу. И мне без разницы, чем там они у вас пахнут. Зная твою бульдожью въедливость, с почтением предъявляю железнодорожный именной билет.

Подполковник Саядо с недовольным видом взял и со всех сторон оглядел использованный билет, удостоверяющий, что Хотару Эйдзи действительно прибыл из Кленфилда сегодня, первого июня, в десять часов тридцать пять минут по Кленфидскому времени.

– Кучерявые замашки у бывших артистов, – процедил он, покусывая зубочистку, – купе на «Альбатосе». Что б я так жил!

– Артистов бывших не бывает, – заявил Светячок, демонстративно забирая назад свой билет, – а завидовать скверно. Если бы, один сволочной брюнет не променял приятельские отношения на служебное рвение и воображаемый карьерный рост, – он покачал головой, – тогда слово «бывший» никто не посмел бы употреблять в отношении Хотару Эйдзи.

– Мило. Очень мило, – уже даже не осклабился, а злобно оскалился Дэва, – кто-то, не будем уточнять кто, совершенно забыл про приятельские отношения, когда за покером нагло обобрал меня на шесть ма́нов с гаком! И добро б ещё при этом играл честно!

– Во-первых, – прямая бровь артиста иронично дёрнулась, – ни ты, никто другой ни разу меня за зелёным сукном за руку не схватил. Посему обвинять меня в шулерстве у тебя, Дэва, нет никаких моральных оснований. Во-вторых, повторю то, что ни раз, и ни два говорил тебе ещё в Кленфилде: коли ты уселся играть со мной, значит, разеваешь рот на мои честно заработанные деньги. Это даёт мне полное право, в свою очередь, попытаться воспрепятствовать тебе осуществить своё намерение. Всё честно.

– Честно! – воскликнул Саядо, – слова «Светлячок» и «честная игра» могут употребляться в одном предложении только в качестве глубочайшей иронии или шутки юмора!

– Нарываешься на дуэль?

– Ещё чего! С тобой стреляться станет только сумасшедший. Поскольку я таковым себя не отношу, максимум, что я могу предпринять, так это спровоцировать тебя на мордобой, а потом упечь в кутузку на пару недель за оскорбление офицера при исполнении.

– В этом ты весь! – Хотару стоял в расслабленной позе, – грозишь тем, что осуществить не сможешь, потому как прекрасно понимаешь, насколько у меня связаны руки тут, в Аратаку теперь, когда моей главной единственной целью стала попытка восстановиться в Восточной Ассоциации ракуго. А по поводу покера, – он широко улыбнулся, демонстрируя крупные белые зубы, – открою тебе свою тайну, кою ты мог бы и сам разгадать, если бы в Кленфилде меньше пьянствовал, а мозги включал не только согласно служебной надобности. Серьёзно я занимаюсь ракуго с тринадцати лет, у меня тренированная память. Причём не только слуховая, но и зрительная тоже. Для меня запомнить какие карты вышли, а какие нет – раз плюнуть. Прибавь к этому привычку фиксировать реакцию противников на набор карт и их попытки блефа, то никакая ловкость рук или краплёные колоды не нужны. Вот так.

– Врёшь! – даже с нотками обиды воскликнул Дэва, – опять голову морочишь по своему обыкновению.

– На этот раз нет: чистая, голая правда. Кстати, мне тут недавно на твоей родине побывать довелось. Милейшее местечко.

– Это где, позволю себе уточнить? – Дэва поискал глазами, куда бы отправить изжёванную вконец зубочистку, заглянул за прилавок, обнаружил там мусорную корзину и прицельно плюнул, – всем, кто меня знает, известно, что я вырос в окрестностях столицы, – выразительное пожимание плечами, – не мудрено там побывать.

– Нет, – сладким голосом протянул Светлячок, – я об Игоси́ме. Прелестное местечко на Южном архипелаге. Захолустье, понятное дело, но вулкан, природа, минеральные источники, Совиная скала…

– Даже отдалённо не представляю, о чём ты говоришь, артист, видать, слишком много принял на грудь вчера вечером. В вагоне-ресторане засиделся? На этой твоей какой-то там Симе не бывал, не знаю.

– Ага, ага, – с победным видом воскликнул Хотару, – как же, как же! Я столько лет не понимал, почему у тебя в минуты душевного волнения или, когда ты сильно злишься, словечки любопытсвенные проскальзывает? Вроде бы я – парень начитанный и образованный не хуже многих, а вот «кушенькать» ни от кого, кроме тебя, не слышал. Зато за последние три месяца наслушался от души. Враз понял, что местный – игосимский говор мне одного заклятого дружка до страсти напоминает.

– Ладно, лингвист доморощенный, – перешёл на официальный тон офицер, – я тут не лясы поточить пришёл, мне дело делать надобно. Где, к ёкаем собачьим, хозяйка дома, вернее, внучка хозяина? Почему жилец, – он прищурился, – ведь не полюбовник же?

– Жилец, жилец. Только комнату снимаю, – с подняв руки в примирительном жесте, подтвердил Хотару.

– Так вот, почему жилец встречает Королевскую службу дневной безопасности и ночного покоя?

– Так ведь это, – Светлячок сокрушённо вздохнул, – девица молодая, чувствительная. Когда твои подчинённые мужланы произвели арест, и, замечу, весьма грубый, ей совершенно плохо сделалось. Заходит она, значит, на кухню вся бледная, за грудь хватается.

– Как так? – усмехнулся Дэва, – обычно таковское – твоя прерогатива. И что дальше произошло?

– Ничего особенного, – пропустил колкость мимо ушей артист, – я усадил её, воды дал, потом посоветовал принять чего-нибудь успокоительного из их же собственного арсенала и отправиться полежать, а лучше – заснуть. Заспит стресс, и враз полегчает.

– Пойду разбужу, – сдвинул картуз на затылок Дэва.

– Э, нет. Не дело, молодую, стеснительную девицу незнакомому мужчине будить. Я сам её приведу. Меня она уже знает, не забоится.

Хоть артист и выглядел корпулентным мужчиной, он был на удивление ловким и гибким. Сделав несколько нарочито громких шагов по лестнице, он проскользнул в коридор и поспешил к двери в лабораторию. Опечатывающая вход бумажка с печатями оказалась на месте, а вот Нэкоми не было нигде.

– Твою мать! – выругался он себе под нос, – не хватало ещё, чтобы эта дурёха сбежала от Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя! Дэва в таком случае дом закроет и опечатает, с гарантией, на сто процентов, а я окажусь на улице Одуванчиков со всеми своими манатками.

Дом был довольно большой, незнакомый, поэтому искать девушку просто не имело смысла. Светлячок заглянул на всякий случай на кухню – совершенно пустую и осиротевшую, вздохнул и решил уже было вернуться в лавку, как в тёмном коридоре столкнулся с травницей.

– Тебя где носило? – сурово вопросил он, – там следователь уже копытом бьёт.

– Я в сарай самое опасное снесла, – оправдываясь, ответила Нэко, – услыхала, как вы там былое вспоминаете, и подумала: успею. Выходит, верно подумала.

– Ладно, пошли. Главное, чтобы Дэва в сарай носа не сунул. Сделай вид, будто жутко расстроена, подавлена и буквально не знаешь, что делать. Поняла? – он заглянул ей в лицо и вдруг совершенно не к месту и не ко времени обнаружил, что лицо это очень даже выразительное с красивыми, чуточку раскосыми глазами и высокими скулами.

Травница отвернулась от этого пристального взгляда и ответила:

– Не маленькая, сама понимаю, что нагличать перед представителем власти себе дороже.

Дэйв Саядо еле сдерживался, чтобы не выйти из себя. Вроде бы с начала всё складывалось великолепно: убийство древесно-рождённого, пускай даже худородного, это как раз то, чего он ждал и на что надеялся весь минувший год. Блестящее раскрытие такого преступления могло стать отличным подспорьем для возвращения в столицу. Хотя, – он подавил желание закурить, крепко сжав зубами бамбуковую спинку зубочистки, – для упёртого его величества, пожалуй, одного триумфа будет недостаточно. Если ещё незаконную алхимию присовокупить… Травник – отличная кандидатура, он даже не пытался отрицать, что неоднократно продавал убитому лекарства. Всё шло хорошо, пока некстати Светлячок нарисовался. Ой, как некстати! Только его не доставало. На душе сразу стало муторно. Нет, видать крепко успел нагрешить Дэва в прошлой жизни. Так влететь в опалу не у каждого получается. Его мето́ду работы со знающими людьми недруги сумели преподнести Кленовой короне как самую наибанальнейшую связь с организованной преступностью. Им было отлично известно, что само имя Расписного башмака вызывает у короля идиосинкразию. Хорошо рассчитали, правильно!

– Изволили проснуться, – скривился он при виде растерянной девушки, которую фамильярно подтолкнул вперёд Светлячок, – позволю себе представиться: Подполковник Саядо – старший следователь коррехидории Аратаку. А вы, как я понимаю, госпожа Нэкоми Мори, внучка нашего главного подозреваемого?

– Да, – потупилась Нэко, – чего изволите?

– Изволю произвести обыск в вашей лаборатории, – последовал раздражённый ответ, – но вместо этого битый час своего бесценного времени потратил на препирательства с господином Хотару, после чего дожидался, пока вы соблаговолите вспрянуть ото сна и удостоите аудиенции скромно служителя закона, – он с шутовской вежливостью поклонился.

– Простите, – извинилась девушка, – внезапный арест деда произвёл на меня столь сильное впечатление, что мои бедные нервы просто не выдержали.

– Нервы осудим как-нибудь в другой раз, – Дэва шагнул к ней, – веди. А вы, господин жилец, – это слово он произнёс с какой-то особой, угрожающей интонацией, – потрудитесь остаться тут.

– Если ты позабыл, Дэва, – приподнял бровь артист, – Артания – свободное королевство. И я, как законопослушный гражданин, имею полнейшее право находиться в любом месте, где мне взбредёт в голову. К тому же, поправь меня, коли я заблуждаюсь, при обыске требуется присутствие понятых. И эти самые понятые не должны принадлежать к твоему ведомству, а таковых в доме господина Мори не наблюдаются. Вещественные доказательства, изъятые приватно, не примет ни один суд, сочтя такое изъятие нарушением артанского законодательства. А доказательства, лишёнными состоятельности, не имеют юридической силы. Так что смело можешь считать, что меня тебе послали сами бессмертные боги.

Офицер ничего не ответил, кивнул и велел травнице показывать дорогу. У двери он придирчиво оглядел бумагу с печатями (разве что не обнюхал!), резким движением сорвал её и распахнул дверь.

– Для тебя, девонька, будет лучше, если ты сама покажешь, где, что и как химичил твой дед, – проговорил он, окидывая взглядом помещение, в котором сами собой загорелись магические светильники под потолком, – облегчи участь преступника.