Читать книгу: «Братья Лэнгстром. Падение Эрин», страница 5

Глава 15

Брендан

Четыре года назад

К середине лета в Эрин все становится золотистым – ее кожа, ее волосы… А ее губы такие розовые, словно распустившаяся роза. Иногда я ловлю себя на том, что просто пялюсь на ее лицо.

Для меня эта метаморфоза та еще головная боль. Теперь стоит ей зайти в бар, как она тут же притягивает мужские взгляды, и в конце каждого вечера, едва она отходит от нашего столика, кто-нибудь останавливает ее и под самым нелепым предлогом пытается завязать разговор. Вот и сейчас какой-то парень подходит к ней возле уборной.

Моя потребность вмешиваться в подобные ситуации не осталась незамеченной. Как только я вскакиваю со стула, вокруг меня раздаются смешки.

– Дайка угадаю, – произносит Кирк с самодовольной улыбочкой. – Ты люто ненавидишь Эрин, но всетаки пойдешь и скажешь тому парню, чтобы он убрался отсюда.

Я прищуриваюсь:

– Кто-то же должен! Что-то я не вижу, чтобы кто-то из вас, придурков, об этом побеспокоился.

– Да, потому что нормальные люди так не поступают! Ей двадцать два, а не двенадцать! Ей уже можно разговаривать с мальчиками. Почему бы тебе просто не признать, что она тебе нравится?

– Она мне не нравится, – говорю я с отвращением. – Но она практически член моей семьи.

– Круто. – Кирк мерит меня пристальным взглядом. – Значит, ты не будешь против, если я приглашу ее на свидание?

Все, кому слышен наш разговор, наблюдают за нами, как будто это теннисный матч. Я взволнованно сглатываю. Какое мне дело, если она пойдет на свидание с Кирком? Никакого. И вообще, она не примет его приглашение, я в этом уверен – по непонятной причине Эрин все еще нравлюсь я. Всякий раз, когда она заходит туда, где есть я, это заметно по ее лицу, хотя она быстро прячет свою реакцию. Как будто она на мгновение забывает, каким козлом я был каждую минуту этого лета…

Эрин благополучно возвращается к нашему столику без моей помощи, и весь следующий час мы с ней препираемся. Как и всегда, она меня невероятно раздражает, но, когда она собирается уходить, я ловлю себя на мысли, что мне бы хотелось, чтобы она осталась.

Я жду, пока она не выходит из бара, прежде чем последовать за ней. Колорадо-Спрингс до сих пор считают маленьким городком, но неприятности происходят повсюду, особенно с женщинами. Эрин стоит возле своей развалюхи, которой давно пора на свалку, и роется в сумочке в поисках ключей. И тут я замечаю парня, который разговаривал с ней ранее, а теперь пересекает парковку в ее направлении. Эрин его даже не видит, и, как по мне, пусть так оно и останется. Я встаю у него на пути, скрестив руки на груди.

– Привет, приятель.

– Я тебе не приятель. Уйди с дороги!

Его поспешность только подтверждает мое подозрение, что он направлялся к ней, чтобы поговорить… или еще чего похуже.

– Куда-то спешишь?

Он бросает взгляд в сторону Эрин поверх моего плеча и делает попытку меня обойти, но я снова преграждаю ему путь. Тогда он заносит кулак, что делает мой вечер незабываемым… Потому что я буквально умирал от желания врезать этому ублюдку с того самого момента, как он заговорил с ней, а теперь он наконец-то развязал мне руки.

Глава 16

Эрин

Десятимильные забеги – отстой. Интервальный бег – тоже отстой. А если их сочетать, это открывает совершенно новый уровень отстоя.

Если бы не Оливия и ее просьба пробежать вместе небольшую часть ее стомильного марафона (до которого остались считаные недели), я бы ни за что не стала этим заниматься. Даже в университетские времена, когда мы занимались кроссом и дважды в день выкладывались на изнурительных тренировках, она была настолько быстрее меня, что по сравнению с ней я словно неторопливо прогуливалась. А за годы, прошедшие с выпуска, ее тренировки стали лишь интенсивнее, в то время как мои сократились до нескольких легких пробежек в неделю. Я бы и рада отказаться, но ведь невозможно ответить только что родившей женщине, что я не способна пробежать и десятой доли ее маршрута. Моя гордость бы этого не позволила.

К тому времени, как я возвращаюсь с пробежки, успевает стемнеть. Я настолько выжата, что у меня едва хватает сил взобраться по ступенькам к моему дому. Я наскоро принимаю душ и залезаю в джакузи; мои мышцы такие деревянные, что я не знаю, как буду вылезать отсюда.

Я закрываю глаза и откидываюсь на подголовник. Мы с Робом практически жили в джакузи, когда только переехали в этот дом, но сомневаюсь, что он бывал здесь хоть раз за последний год. Я относилась к этому с пониманием, ведь у него было так мало свободного времени, однако сейчас, похоже, у Роба его предостаточно. Буквально на прошлых выходных он ездил в Брюссель с парой коллег, а вот когда он в последний раз не работал в выходные до командировки, я уже и не вспомню. Это не должно меня так раздражать…

Я выкидываю его из головы и начинаю погружаться в дремоту. Я могу ненавидеть длинные пробежки, но сейчас как раз один из моих любимых моментов – когда горячая вода и изнурение постепенно меня убаюкивают.

– Привет, соседка. – Я резко распахиваю глаза, и мой взгляд падает на татуировку на правом плече Брендана, а также отмечает очертания его груди, прежде чем я отвожу его.

– Разве ты не должен был уже уйти?

– Еще только девять вечера. Это рано для большинства людей нашего возраста. Но, разумеется, не для тебя. Я даже шокирован. Мне казалось, в это время тебе положено быть в пижаме и общаться с мистером Тибблзом.

На секунду я замираю и задаюсь вопросом, не подглядывал ли он за мной через окно. Я и впрямь довольно часто разговариваю с мистером Тибблзом.

– Я только вернулась с долгой пробежки. Оливия хочет, чтобы я пробежала с ней часть марафона.

Брендан выглядит так, словно что-то обдумывает, а затем вздыхает:

– Я беру машину напрокат. Если нужно, могу подбросить тебя до Олимпик-Вэлли, раз уж мы летим одним рейсом.

– Одним рейсом?

Моя досада граничит с отчаянием. Я и не подозревала, что Брендан вообще собирался на марафон Оливии, тем более на день раньше, как я. Черт, неужели даже в другом штате нам придется жить под одной крышей?

Он приподнимает бровь.

– Роб отдал мне свой билет до Рино. Я думал, он тебе сказал.

В этот момент мои зубы скрипят так громко, что я слышу их даже сквозь шум джакузи. Как мог Роб не сообщить мне об этом? Мало того что мне приходится жить с этим типом, так теперь я еще должна сидеть с ним рядом на протяжении всего перелета?

– Он об этом не упоминал, – отвечаю я сквозь зубы.

Хотя джакузи больше не приносит мне удовольствия, я не ухожу – исключительно для того, чтобы Брендан не думал, будто это он меня прогнал. Я не доставлю ему такой радости. Тем временем он, едва сдерживая улыбку, откидывает голову назад и вытягивает руки.

– Однако же ты урвала чертовски лакомый кусок! Большой дом, бассейн, джакузи, и Роб может тебя обеспечить. Даже не верится, что ты не побежала закреплять отношения в ту же секунду, как он сделал предложение.

От гнева мою усталость как рукой снимает…

– Да пошел ты, Брендан! Ты слишком давно меня знаешь, чтобы сидеть тут и делать вид, будто считаешь меня меркантильной.

На мгновение он замолкает.

– Ты права. Прости. – Он закрывает глаза, словно этот внезапный порыв откровенности потребовал много сил. – На самом деле это был мой дерьмовый способ узнать, почему же ты медлишь.

– Кто сказал, что я медлю?

– Все! – посмеиваясь, отвечает он. – Буквально весь мир считает, что ты медлишь. Я тебя не осуждаю, просто хочу понять.

Мне не следует отвечать. Он только что намекал, будто я охотница за состоянием, к тому же Брендан определенно мне не друг – было бы безумием сообщить ему еще больше информации о себе. Однако, не считая моей семьи, он единственный, кому известна правда о моем отце, и единственный, кому я могу открыться. Наверное, мне просто нужно, чтобы хоть один человек на земле знал о том, что я чувствую.

– Это из-за отца, – признаюсь я. – Боюсь, что предсвадебная суета выбьет его из колеи, а у него и так дела идут неважно с тех пор, как они переехали. Он напьется на церемонии, даже если я его попрошу этого не делать, а мама выставит себя на посмешище, пытаясь это скрыть. Он будет пить и на всех предшествующих мероприятиях: на любом ужине, на репетиции свадьбы. Столько всего может пойти не так, а я просто… устала, – под конец мой голос немного срывается, когда я осознаю, насколько удачно эти слова описывают ситуацию.

Я и правда устала… Так устала от ночных звонков и постоянного беспокойства, от ощущения, что я обязана вечно быть настороже, чтобы все эти проблемы не обрушились на наши головы. У Роба добрая семья, но склонная осуждать, а если папа при всех опозорится, я просто не вынесу этих косых взглядов. Причем более всего мне невыносима мысль, что и Роб будет смотреть на нас косо.

Я прочищаю горло:

– В общем, сейчас для меня это чересчур.

Брендан бросает на меня тот внимательный, оценивающий взгляд, который мне доводилось видеть уже не раз. Порой у меня возникает ощущение, что на каждое слово, которое я произношу, он слышит десять невысказанных, вытягивая из меня секреты без моего согласия.

– И Робу ты об этом никогда не рассказывала, да?

– Да, – со вздохом подтверждаю я. – Роб этого не поймет и перестанет уважать моего отца, узнав, что он не способен себя контролировать. Роб не поймет, почему я так с ним ношусь и даже мотаюсь ради него в Денвер.

– Ты так долго скрываешь от него все эти вещи… Не лучше ли просто позволить ему узнать тебя настоящую?

Я вздрагиваю. Голос Брендана звучит скорее ласково, вовсе не осуждающе, но все же осуждение в его словах есть, и я не могу его за это винить. В конце концов, его лучший друг вот вот женится на обманщице вселенского масштаба.

– Брендан, если даже мне не нравится, кем я на самом деле являюсь и что у меня за семья, как я могу ожидать, что это понравится Робу?

– Тебе нечего стыдиться, – настаивает Брендан. – И ты не должна быть с тем, кто считает иначе. Оливия думает, что именно поэтому ты до сих пор не спланировала свадьбу: ты чувствуешь, что что-то не так.

– Не могу поверить, что Оливия не придумала ничего лучше, чем обсуждать это с тобой!

– Она волнуется за тебя. – Он пожимает плечами.

– Да уж, так волнуется, что поделилась этим с парнем, который не хочет, чтобы Роб на мне женился. Неоценимая помощь!

Один уголок его губ приподнимается:

– Ну, в отличие от тебя, она не испытывает ко мне такой ненависти, поэтому и не склонна ожидать от меня худшего.

Я сглатываю в горле комок:

– Я тебя не ненавижу.

– Верно, ты только притворяешься, – мягко произносит он, глядя мне прямо в глаза.

Сейчас Брендан серьезен, и в его тоне есть нечто такое, от чего у меня по коже пробегают мурашки. Как только эти слова слетают с его губ, я понимаю, что он прав: я притворяюсь, и так было всегда.

– Вода слишком горячая. С меня хватит, – заявляю я, вскакивая на ноги. Брендан больше не ухмыляется, а вместо этого пристально следит за тем, как вода стекает по моей коже.

Он отводит взгляд, а когда я вылезаю из джакузи, его голос раздается вновь:

– Не беспокойся, Эрин. Я тоже лишь притворяюсь, что ненавижу тебя.

Глава 17

Брендан

Четыре года назад

Когда лето подходит к концу, я остаюсь в той же фирме, чтобы вести осенние туры, но, в отличие от меня, большинство сотрудников увольняются – кто-то возвращается к учебе, а кто-то смог найти настоящую работу. Как и Эрин, чья стажировка превратилась в трудоустройство на полный рабочий день.

По случаю окончания лета Майк устраивает в своем доме вечеринку. У меня на коленях сидит какая-то девчонка из старших классов, когда появляется Эрин в рабочей футболке, с собранными в хвост волосами и без макияжа. Однако ее кожа покрыта загаром, а волосы – словно чистое золото. В этот момент мне бы хотелось, чтобы весь мир остановился, и я мог просто сидеть и смотреть на ее идеальное, такое раздражающее лицо.

Она краснеет, стоит нашим глазам встретиться, и, быстро глянув на девушку у меня на коленях, отворачивается и уходит. Я провожаю ее взглядом и продолжаю наблюдать за ней, пока моя спутница болтает о какой-то чепухе про «Настоящих домохозяек», которая мне совершенно неинтересна.

Когда Эрин заходит в дом и скрывается из виду, на лице Кирка появляется идиотская широкая ухмылка, и он поворачивается ко мне, выгибая бровь:

– А знаешь, кто еще внутри?

– Кто?

– Тэз.

Тэз бесит всех нас. Этот парень считает себя гребаной знаменитостью только из-за того, что несколько лет занимался профессиональным велоспортом и якобы дружит с Лэнсом Армстронгом. А еще он из тех парней, кто пристает к Эрин как банный лист.

– Кто, черт возьми, вообще его пригласил? – спрашиваю я. – Он же не из персонала.

– Чувак, Эрин уже большая девочка, – со смехом отвечает Кирк. – Она всегда может уйти, если пожелает.

Не столь грациозно, как следовало бы, я освобождаюсь от сидящей у меня на коленях девушки и направляюсь в дом. Естественно, внутри я нахожу Тэза, загнавшего Эрин в угол на кухне. При этом она выглядит увлеченной его рассказом, что раздражает меня еще сильнее – только поощрения ему и не хватало.

Подойдя к ним, я обращаюсь к Эрин:

– Можно тебя на минутку?

Тэз поворачивается ко мне:

– Вообще-то, мы разговариваем.

– Иди похвастайся своей встречей с Армстронгом перед кем-нибудь другим, кретин, – советую я, подталкивая Эрин к выходу из кухни. Я на полголовы выше этого парня, поэтому ему лучше не спорить, и он это понимает.

– Что тебе нужно? – устало вздыхает Эрин. – Волновался, что я могу получать удовольствие от вечера?

Что мне нужно? Я и сам не знаю… Я просто не хочу, чтобы она ушла домой не одна.

– Этот парень – полный тупица. И вообще, почему ты здесь? Разве ты не должна заниматься чем-то, что делают маркетологи по вечерам? То есть спать.

Она задумчиво постукивает пальцем по губам, и на мгновение очертания ее рта меня буквально гипнотизируют.

– Хммм… Я пытаюсь понять, в чем же дело. Потому что у меня такое ощущение, будто ты завидуешь, вот только не знаю, кому именно: Тэзу, потому что тебе, в отличие от него, не довелось пообщаться с Лэнсом Армстронгом; или же мне, потому что у меня появилась эта мистическая вещь, также известная как полноценное трудоустройство, которая, как я понимаю, для тебя является чужеродной концепцией. И все же когда-нибудь тебе стоит с ней ознакомиться.

Привлеченный вспышкой гнева в ее глазах, я делаю шаг ей навстречу, а затем еще один, так что теперь я могу почувствовать жар, исходящий от ее тела.

– Однажды я схвачу тебя и выпорю так, что эта ухмылка навсегда сойдет с твоего лица.

– Помоему, ты просто ищешь предлог, чтобы потрогать меня за задницу, – отвечает Эрин, открыто встречая мой взгляд.

– Не слышу, чтобы ты возражала. – Она фыркает, а мы сейчас так близко, что я грудью чувствую вызванное этим звуком прерывистое колебание воздуха. – Я бы отшлепал тебя так сильно, что на следующий день ты не смогла бы ходить.

– Обещания, обещания… – протягивает она скучающим тоном. – Мы оба знаем, что у тебя на это духу не хватит.

Я прижимаю ее к стене. Что-то у меня внутри, нечто натянутое и напряженное, что я едва контролировал, наконец обрывается. Я даже не уверен, хочу ли убить ее или овладеть ею. Но я разберусь с этим позже. Я ловлю ее губы своими – эти манящие, жаждущие губы, которые сводили меня с ума все лето. Как я и предполагал, на вкус они как сладкая ваниль. И я с удивлением понимаю, что действую не один: она отвечает на каждое движение, ее язык скользит по моему, в то время как мои руки прочно запутываются в ее волосах.

Я хочу от нее столь многого в этот момент, что невозможно выбрать что-то одно. Мне бы понадобилась вся ночь, а возможно, и целый год, чтобы насытиться… Я отступаю в более глубокую тень, просовывая ладонь под ее футболку и дразня ее сквозь кружево лифчика, но, когда она стонет мне в губы, я не выдерживаю. Я резко ее поднимаю, помогая обхватить меня ногами и прижимаясь к ней, однако этого недостаточно. Она нужна мне вся, распростертая передо мной, целиком в моем распоряжении. И мне нужно время.

Я слегка отстраняюсь, чтобы сообщить ей, что мы едем ко мне. Ее глаза закрыты, а губы припухли. Вряд ли я когда-нибудь так сильно желал оказаться внутри какой-либо девушки.

Но затем она открывает глаза – и помимо вожделения я в них вижу надежду. А именно надежду я меньше всего хочу видеть на лице любой девушки. Меня уже ждет работа в Италии, и я не собираюсь менять свои планы.

Но Эрин не девушка на одну ночь, и мне было об этом известно с самого начала… Возможно, мне бы удалось уговорить Эрин стать ею, но я не хочу быть таким человеком. Только не с ней.

Я резко опускаю ее на пол:

– Мы не должны этого делать.

Мне тяжело видеть ту боль, которую вызывают у нее мои слова, но в то же время эта боль подтверждает, что я принял правильное решение.

– Ты сам это начал, – хрипло шепчет она.

– Прости. Мне не следовало этого делать.

Глава 18

Эрин

В субботу утром я еду в Денвер, чтобы позавтракать с родителями. За эту неделю от отца было еще два звонка, а значит, ему становится хуже. Мне хорошо знакома эта закономерность: он будет медленно скатываться по наклонной до тех пор, пока не произойдет что-нибудь серьезное – например, вождение в нетрезвом виде, драка в баре или увольнение, – после чего он ненадолго возьмет себя в руки. Подобные события служат для него своеобразным отрезвляющим душем, хотя мы, конечно, так не говорим. В нашей семье это принято называть очередным несчастьем, свалившимся на его голову. Я не уверена, что мой визит ему чем-то поможет, но должна хотя бы попытаться.

Эти поездки я всегда совершаю без Роба из-за страха, что правда о нашей семье выплывет наружу. Отвращение, которое появляется на его лице всякий раз, когда у моего брата случаются рецидивы, уже неоднократно демонстрировало, что Роб попросту не способен понять, как можно любить человека, невзирая на его недостатки.

Отец с похмелья, но ради меня держится бодро, пусть и не без помощи отвратительного растворимого кофе, которому он отдает предпочтение, а также «Кровавой Мэри». Судя по ее бледно-оранжевому оттенку, едва ли в ней правильное соотношение томатного сока и водки.

Папа спрашивает, как у меня дела, и я отвечаю, что все замечательно. Я всегда рассказываю отцу лишь отполированную версию своей жизни, сглаживая все острые углы, поскольку не могу предугадать, какая из моих жизненных перипетий потребует дополнительной порции текилы.

– Так когда же вы назначите дату свадьбы? – интересуется он.

– Скоро, – мой обычный ответ. – Когда Роб вернется из Европы.

– Здесь по соседству есть милая католическая церковь, – предлагает мать.

Я мысленно вздыхаю. Ни Роб, ни я не религиозны, и он ни за что не согласится на часовую свадебную мессу в церкви моих родителей.

– Я еще не уверена, планируем ли мы венчаться.

– Но если вы не обвенчаетесь, то вы не будете женаты в глазах Бога! – возмущается отец. – Нужно венчаться, иначе это не считается.

Будь на его месте кто угодно другой, я бы закатила глаза. Но в этом доме я никогда не раскачиваю лодку.

– Роб не католик, – напоминаю я и, увидев шок на лицах родителей, осознаю, что они слышат об этом впервые.

– Что ж, чтобы венчаться, вы оба должны быть католиками… – мамин голос становится высоким и тонким, как бывает, когда она волнуется. – Но мы поговорим с отцом Дунканом. Он обязательно сделает для вас исключение и, возможно, даже позволит провести церемонию в приходском зале.

Я подавляю стон… Боже, как бы я хотела, чтобы эта тема вообще никогда не поднималась. Жаль, что я не солгала им с самого начала. Или, может быть, проблема как раз в моей лжи? Как так получилось, что за четыре года я ни разу не упомянула, что Роб не религиозен? Почему они думают, будто мы проведем нашу свадьбу в Денвере?.. Как бы мне ни хотелось замять этот вопрос, его нужно прояснить прямо сейчас, пока все не запуталось еще сильнее.

– Мам, мы живем в Колорадо-Спрингс, и там же живут наши друзья. Скорее всего, мы устроим все это где-нибудь в Бродмуре.

– В Бродмуре? Это обойдется в целое состояние! – восклицает мама.

– Мы с Робом все оплатим, – заверяю я. – У него на работе дела идут отлично. Вам с папой не нужно ни о чем беспокоиться.

По лицу отца, а затем и матери пробегает тень. Ну что я за дура… Папа вот вот потеряет работу, поэтому для него успех Роба словно упрек в его собственной неспособности обеспечивать семью. Я перевожу взгляд на него, потом на маму и чувствую себя потерянной… Меня охватывает то же чувство, которое всегда было у меня в детстве: будто мы на тонущем корабле посреди бескрайнего моря, и, что бы я ни делала, мы все равно будем обречены. Наш крах – всего лишь вопрос времени.

* * *

Как и следовало ожидать, в третьем часу ночи звонит телефон. Только звонок не от отца, а от мамы, поэтому настало время принять решение… Брендан просил звонить ему в таких случаях. Или правильнее будет сказать – шантажировал меня тем, что обо всем расскажет Робу. Но я не хочу снова втягивать его. Не потому что я не оценила его помощь, вовсе нет, в тот раз он был просто даром с небес. И все же это проблема нашей семьи, наш семейный секрет, и меня возмущает то, что он заставляет меня им делиться.

Я выглядываю из окна, чтобы убедиться, что его машина отсутствует. После недолгого внутреннего спора я наскоро одеваюсь и посылаю короткое сообщение:

«Еду в Денвер. Я справлюсь, помощь

не требуется, но спасибо».

Прежде чем я успеваю спуститься на первый этаж, от Брендана приходит ответ, что он уже едет. А всего через пять минут он уже поджидает меня у дома в своем джипе.

Я настолько переполнена обидой и чувством стыда, что мне на ум не приходит ни одной темы для разговора. Как общаться с человеком, который проявляет к вам доброту и в то же время всерьез огорчает?

– В этом правда не было никакой нужды. Я уже давно справляюсь сама.

Брендан с несчастным видом вздыхает. Его незаправленная рубашка наводит меня на мысль, что мое сообщение прервало его свидание, так что я понимаю его досаду, однако это не я тут шантажирую людей!

– Послушай, мне и так не по душе, что ты обо всем узнал. Ни к чему еще демонстрировать свое раздражение из-за необходимости меня сопровождать!

– Я раздражен не из-за этого. У многих в семье кто-нибудь пьет, отец или мать. Мне самому это знакомо… Но это просто дикость, что твоя мама просит ехать в Денвер тебя, тогда как она там живет.

Возможно. Однако так обстоят дела уже очень давно, даже в старших классах я одна отвечала за своего папу.

– Но мама не заставляет меня этого делать. Просто, когда что-то идет не так, она сразу расклеивается и становится совершенно беспомощной.

Руки Брендана сжимаются на руле:

– Значит, у тебя беспомощная мать, отец-алкоголик и брат-наркоман, и в случае неприятностей все они обращаются к тебе.

Да, а я – обманщица, которая скрывает все это от его лучшего друга…

– Это никак не отразится на Робе, если в этом причина твоего беспокойства. Я ни в коем случае не жду, что он будет с этим разбираться или тянуть на себе их проблемы.

– Конечно не ждешь! – восклицает Брендан. – Он ведь даже не догадывается, что эти проблемы существуют.

Я прислоняюсь головой к окну, мечтая оказаться где угодно, только не в этой машине. Мне не нужно, чтобы вдобавок ко всему он еще усиливал мое чувство вины.

– Но если ты согласен, что это никак не отразится на Робе, тогда почему тебя это волнует?

На его челюсти вздрагивает мускул.

– Я знаю тебя шесть лет, Эрин. Мне позволено беспокоиться и о тебе.

У меня в груди снова появляется какое-то щемящее чувство. Брендан всегда беспокоился обо мне. Он думает, я не знаю, что в то лето, когда мы работали вместе, он всегда следил за тем, чтобы я благополучно добралась до своей машины. Или что на каждую сказанную им гадость приходился какой-нибудь милый поступок – например, он пожаловался на помощника менеджера, потому что тот ко мне приставал, а еще включал мою любимую радиостанцию, когда я приходила на работу. Однажды он даже помыл мою машину, хотя, когда я попыталась поблагодарить его за это, он заявил, что она намокла «случайно», пока он мыл каяки. Все эти мелочи заставляли меня цепляться за надежду, даже если мне хотелось, чтобы это прекратилось. И я ловлю себя на желании делать это снова… Вот только это опасная перспектива, учитывая, что я помолвлена с другим.

Мы приезжаем в Денвер, где повторяется наше прошлое приключение: отец снова обнаруживается в третьем по счету баре, а мама опять в ярости из-за того, что я выставляю наше грязное белье напоказ. На этот раз она решает вовсе не разговаривать со мной и не произносит ни единого слова за весь мой визит. Перед моим уходом папа хватает меня за руку и бормочет невнятные извинения и обещания исправиться.

Он столько раз мне это обещал… Я знаю, что он будет стараться, но также понимаю, что не стоит надеяться, будто его решимости хватит надолго.

Из квартиры родителей я выхожу измученная, с чувством безнадежности. Бывают такие моменты, вот как сейчас, когда я просто хочу, чтобы все закончилось. Не только пьянство отца или проблемы Шона, а вообще все. Я не могу их бросить, но порой мне хочется, чтобы я закрыла глаза – и мы вчетвером перестали существовать.

Я чувствую, что скоро расплачусь, хочу я того или нет, поэтому отворачиваюсь к окну в попытке скрыть свои слезы от Брендана. Тем не менее мне это не удается.

– Это из-за твоего отца или из-за чегото еще? – тихо спрашивает он. Я вытираю глаза краем футболки и откашливаюсь.

– У меня такое чувство, что вся моя жизнь рушится, с тех пор как уехал Роб, – поясняю я хриплым голосом. – Я имею в виду не только дела моих родных, но и себя. Я даже не могу понять, чем хотела бы заняться в свободное время! Похоже, никакие занятия больше не вызывают у меня интерес, и это самая удручающая мысль из всех.

– У тебя-то? У тебя куча интересов: ты любишь печь и кататься на велосипеде, а еще путешествовать на машине. Помнишь, как ты поехала в Портленд на концерт какой-то группы просто потому, что тебе понравилась одна из их песен?

Я удивлена, что он вообще что-то помнит обо мне, а тем более столь длинный список моих увлечений. Даже Роб с трудом бы его составил.

– После университета наша жизнь меняется, – негромко отвечаю я. – Печь мне больше не для кого, да и все остальное уже не актуально. Посуди сам, с кем мне сплавляться по реке или кататься на велосипеде? Кто сейчас согласится поехать в Портленд? Теперь у всех есть работа.

– Я всего лишь хочу сказать, что раньше у тебя была масса увлечений, – говорит он, нахмурившись. – Точно не знаю, почему ты перестала всем этим заниматься, но причина вовсе не в том, что тебе это стало неинтересно.

Наверное, он прав. Моя жизнь действительно изменилась после выпуска, спектр моих увлечений стал гораздо уже, но это произошло не потому, что у меня закончились интересы. Просто для них не осталось места… От чего еще я тогда отказалась? И получится ли вернуть хоть что-то из того, что я любила?

Дорога до дома занимает меньше времени, чем я ожидала. Брендан выключает двигатель, но никто из нас не выходит.

– Так мы теперь друзья или вроде того? – уточняю я. Если у нас лишь временное перемирие, я бы хотела знать об этом заранее.

Брендан отвечает не сразу. Он бросает взгляд на меня, а затем вновь отводит его. Тем временем лунный свет вычерчивает резкий силуэт его челюсти.

– Мы можем попробовать.

Я вздыхаю:

– Я же не просила тебя взбираться на Эверест! А всего лишь хотела узнать, будем ли мы друзьями.

– Да, я понял. Я тебя понял.

У меня такое чувство, что он бы предпочел Эверест.