Читать книгу: «Узы магии. Дуэт с герцогом сирен»

Элис Кова

Шрифт:

Elise Kova

A duet with the Siren Duke

* * *

Всем, кто, перестав мечтать о бесконечном счастье, отыскал его, когда меньше всего ожидал

Примечание автора

Дорогие читатели,

как писатель я прекрасно сознаю, что не все мои книги подойдут для всех. Порой это лишь вопрос личных предпочтений. Иногда же книги содержат мысли, темы или сцены, способные подействовать на одних читателей сильнее, чем на других.

Поэтому заранее хочу предупредить, что в этом романе рассказывается история молодой женщины, которая после неудачного брака обрела себя и второй шанс на любовь. Здесь есть споры и воспоминания о событиях, затрагивающих острые, сложные темы, такие, как эмоциональные травмы и вред, который могут нанести те, на чьи ошибки мы не обращаем внимания. Эти темы не раскрываются чрезмерно откровенно, но в стремлении правдиво донести до читателей историю жизни Виктории их нельзя просто опустить.

Надеюсь, вам понравится эта книга, но помните, насколько важно сохранять свой душевный покой. Превыше всего хочется верить, дорогие читатели, что вы счастливы и в безопасности.

Ваш автор, Элис Кова

Пролог

При первой же возможности море может меня погубить. Помимо волн и течений или животных с острыми зубами, мне грозят призраки и монстры, населяющие его глубины. А если уж совсем не повезет, моей погибелью станут самые жуткие создания из всех – сирены, которые во время пения своего сладкозвучного реквиема утянут меня глубоко под воду.

Стоит окунуться в холодный сумеречный вечер, как кожа покрывается мурашками. Над чернильным морем восходит луна, однако из-за тумана и соленых брызг яркий шар превращается в расплывчатое пятно, пронизанное нитями света.

Волны с яростью разбиваются о скалы маленького острова, который я некогда считала своим домом, но постепенно осознала, что он всегда был для меня лишь тюрьмой. Океан вздымается, обрушивая на сушу языки пены, – выжидает удобного момента, чтобы поглотить все живое, что осмелилось противостоять его приливам.

По камням я шагаю быстро и уверенно, направляясь к задней части маяка. За проведенные здесь годы я очень много раз прогуливалась этим путем, разминая ноги в своей клетке и добывая пищу в приливных бассейнах, но на этот раз меня ждет лодка.

Сегодня вечером я покину этот остров.

Несмотря на возраст, суденышко еще крепкое. Чарльз поддерживает его в хорошем состоянии, ведь оно – наша единственная возможность добраться до побережья. Сама я плавала на этой лодке всего раз, два года назад, когда муж привез меня сюда.

Протянув руку, слегка касаюсь дерева дрожащими кончиками пальцев, потом быстро оглядываюсь, будто ожидая, что Чарльз каким-то образом узнает, что я нарушила его правила, и материализуется позади меня прямо из воздуха. Но пляж по-прежнему пуст, и я бросаю взгляд на уныло высящийся маяк, в стенах которого виднеются несколько крошечных темных окошек. Меня притягивает одно из них, за которым расположена наша спальня.

За ужином мы поссорились, и вскоре Чарльз поймет, куда я делась, но не сможет за мной последовать. Чтобы выбраться с острова, ему придется подать сигнал другому судну, а здесь, поблизости от Серого протока, они появляются нечасто. Конечно, рано или поздно муж уплывет отсюда, но я к тому времени уже исчезну за горизонтом и окажусь там, где он ни за что до меня не доберется. Я буду двигаться вперед, приведу в порядок дела и найду способ жить дальше без него. У меня получится.

Иначе нельзя.

До побелевших костяшек пальцев сжимаю в руках корзинку, и продукты в ней тихо стукаются друг о друга. Жалкие крохи, которые мне удалось припрятать, пока я тайно планировала побег. Если потреблять их разумно, как раз должно хватить на три недели, которые понадобятся мне, чтобы добраться до родителей и сестры. При мысли о столкновении с семьей застываю на месте. Что я им скажу? Что они подумают обо мне после того, как я сейчас намереваюсь поступить? Стоит ли вообще к ним ехать?

Если я и впрямь хочу сегодня сбежать, нужно действовать немедленно. Однако я не двигаюсь, глядя на высокую постройку с медленно вращающимся маяком. Прикидывая, как можно объяснить свой приезд родным, начинаю прокручивать в голове наши с ним разговоры.

«Если бы не ты, Лиззи, я бы давно бросился в море. Ты мой маяк. Мне спокойно по ночам, ведь ты всегда рядом, чтобы помочь противостоять пению сирен. Ты создана для подобной ответственности. Я никогда тебя не отпущу» – будто наяву слышу я слова Чарльза, несмотря на заткнутые ватой уши. От них мучительно ноет в груди. Но я делаю судорожный вдох, укрепляя свою решимость.

Выбор сделан, теперь уже поздно отступать. Я отдала ему два года. Я правда старалась. Молила, плакала, пыталась объясниться, пока от языка жестов не начинали болеть руки, и свято верила, что наши отношения наладятся сами собой. Однако муж продолжал уезжать с острова. Отправлялся навстречу приключениям, которые обещал мне, а меня бросал здесь одну. И все же я не сдавалась.

Но потом, два месяца назад, все изменилось.

Пыль в его кабинете оказалась такой плотной, что прилипала к пальцам. На шее выступил пот – от страха, а не от напряжения.

«Никогда не заходи в мой кабинет, Лиззи», – постоянно говорил Чарльз.

Однако муж остался недоволен ужином, который я приготовила накануне его отъезда, и мне показалось, что неплохо бы немного прибраться…

Пачка писем нашлась в сейфе рядом с его креслом – ключ Чарльз оставил в замочной скважине. Никогда прежде меня настолько не терзало любопытство. Один поворот, и мир подо мной покачнулся. Я доставала их по одному и, путешествуя назад во времени, просматривала даты и читала о событиях, за эти годы случившихся в моей семье, которая, как клялся Чарльз, больше не желала обо мне знать. Все до последнего письма были адресованы мне и только мне, но вместо того, чтобы сжечь доказательства своего предательства, Чарльз хранил их, будто некие нездоровые трофеи.

Мне плевать, что я нарушу клятву, разорву нашу договоренность, прослыву женщиной легкого поведения… или что там еще обо мне наговорят. Если ценой моего счастья станет повсеместное осуждение, я готова ее заплатить.

Как ни странно, узлы на веревке, которая удерживает лодку, легко сдаются под моим натиском, а ведь, если верить Чарльзу, мои «маленькие нежные пальчики» ни за что не смогли бы с ними справиться. Тут же возникает подозрение, будто все это время ключ от моей клетки находился у меня в руках.

Разместив корзинку на носу лодки, я толкаю суденышко в воду, но оно не двигается с места. Упираясь каблуками в землю, пробую еще раз, но ноги лишь скользят по песку.

«Ну давай же! Двигайся!» – мысленно умоляю я.

Прошло почти полчаса с тех пор, как я выбралась из постели, а Чарльз всегда спит беспокойно.

Словно в ответ на мои страхи в окне спальни загорается свеча.

Внутри вскипает неистовая энергия, подпитываемая паникой, и я до предела напрягаю слабые мышцы.

«Да двигайся ты!»

Если я сейчас не сбегу, то останусь здесь навсегда. Он запрет меня в доме, как куклу, заставляя притворяться, будто мои чувства к нему – настоящая любовь, а не просто наивное увлечение.

Меня впереди ждет еще столько всего. Ведь правда? Не может быть, что мне суждено провести на этом острове всю жизнь. На глаза наворачиваются слезы, но я продолжаю толкать лодку. Внезапно остров содрогается от громкого звона массивного колокола, висящего под самым маяком. Вот он, мой шанс! Песни сирен на время смолкли, а Чарльз пока не успел до меня добраться.

«Давай же, Лиззи!»

Впервые в жизни море, кажется, на моей стороне.

Начинается прилив, и волны ударяют в корпус маленького судна. Его сопротивление уменьшается, а после вовсе исчезает, и лодка отплывает от берега.

Глядя на темную воду, которая плещется возле моих лодыжек, я вдруг ощущаю, как горло сжимается от страха. Теперь, чтобы добраться до лодки, мне придется зайти по колено в воду. Какой глубины хватит сиренам, их монстрам или призракам, чтобы предъявить на меня права? Как быстро они смогут оправиться после звона колокола? Мне бы следовало это знать, ведь я как-никак жена смотрителя маяка и прожила здесь уже два года…

Вот только исследования Чарльза всегда были для меня под запретом.

Я бросаю взгляд через плечо. Чарльз высовывается из окна и, гневно хмурясь, смотрит прямо на меня.

– Что ты задумала? Сейчас же вернись! – яростно требует он на языке жестов, знакомом всем, кто живет возле побережья: когда уши заткнуты ватой, остается изъясняться лишь с помощью рук.

Собрав всю некогда присущую мне храбрость, я бросаюсь в воду и запрыгиваю в лодку. Чарльз исчезает из окна. Значит, решил погнаться за мной.

Море, на краткий миг ставшее мне другом, вновь превращается во врага. Теперь приходится бороться с приливом, который пытается вернуть меня в объятия мужчины, бегущего сейчас вокруг маяка. Я изо всех сил налегаю на весла, не обращая внимания на боль в содранных деревянными рукоятками ладонях.

За проведенные здесь два года я стала слишком мягкой. Исчезли мозоли, возникшие во время работы с отцом по дому. Мышцы, натруженные, когда я таскала мамины ящики и посылки, ослабели. Никогда еще я не ощущала себя настолько немощной и поклялась себе, что, если сумею от него сбежать, приложу все силы для укрепления тела.

– Лиззи! – одними губами произносит Чарльз уменьшительное имя, которым меня называл. Хотя, возможно, на самом деле он кричит. Обогнув маяк, муж мчится к пляжу, но я уже плыву прочь. – Вернись! – Он указывает на меня, затем прикладывает руки к груди, скользит ими вниз по телу и тыкает в землю. Сделав еще несколько жестов, в конце концов проводит пальцами по шее. – Сумасшедшая женщина! Ты же себя погубишь!

За последние годы это одно из самых сильных проявлений его заботы. Чарльз хотел меня, лишь когда видел во мне ту, которую требовалось спасти, – молодую женщину, жившую на окраине маленького городка и смотревшую на него, как на бога. Он меня не любит и никогда не любил, но ему нравится чувствовать себя нужным, важным и знать, что я рядом в любое время дня и ночи и готова всем ему услужить. Что я здесь, на этой скале, всякий раз ожидаю его возвращения.

– Я уезжаю. Ты не сможешь меня остановить. – Выпустив весла, отвожу руки от груди и быстро шевелю пальцами, потом вновь принимаюсь грести. Теперь, когда я постепенно выплываю из зоны течения, которое тянет меня к нему, лодка движется легче.

– И куда ты пойдешь? К кому? Ты и дня без меня не протянешь! – яростно сообщает он жестами. – Я тебе нужен.

Нужен? Он мне нужен?

– Я никогда не нуждалась в тебе. – С ним я чувствовала себя особенной. Важной. Желанной. Все то, к чему стремилась молодая женщина, которая никогда не считала себя особенно ценной. Но нуждаться? Ничуть. Я отлично справлялась и без него. Отец научил меня охотиться, готовить и вести домашнее хозяйство; мама объяснила правила торговли – как ловко обращаться с цифрами и вести переговоры. Рядом с Чарльзом же я не узнала ничего… кроме молчания и покорности. – Это ты во мне нуждался!

– Зачем такому состоятельному мужчине, как я, нужна женщина вроде тебя? До встречи со мной ты жила в лачуге на городской окраине. – Он тычет в меня пальцем. – Ты была никем. Я вытащил тебя из грязи и дал комфортную, благополучную жизнь, и за это тебе бы следовало днем и ночью ползать у меня в ногах. Ты же своей наглостью продолжаешь испытывать мое терпение.

– Ты мне солгал! – кричу я и повторяю то же самое руками. Голос дрожит от боли, которую я скорее чувствую, чем слышу. Горло жжет, ведь я так давно не говорила вслух. – Ты сказал, родные меня не любят. Я им больше не нужна.

Но они всегда меня любили, пусть даже десятки писем, которые я просила отправить Чарльза, так и остались лежать у него в сейфе. Родные продолжали мне писать… и поэтому я точно знаю, что, даже если нарушу клятву, они по-прежнему меня поддержат.

– Но это правда, – возражает Чарльз. Его лицо становится алым, как последние отблески заката на горизонте. Руки порхают, будто осы; он явно стремится побольнее ужалить меня словами. И когда я сознаю их смысл, к глазам подступают слезы. – Ты грустная, одинокая, жалкая девчонка, и всякий раз, покидая этот остров, я испытывал облегчение, потому что мог хоть на время от тебя освободиться. Конечно же, родные тебя не любят. За что? Кто вообще на этой огромной земле способен тебя любить?

Его слова пощечиной бьют по лицу, от них жжет глаза. Чарльз столько раз твердил мне эти фразы, что я машинально повторяю их про себя еще до того, как он успевает выговорить с помощью пальцев. Они колючками впиваются в плоть, сковывают меня, удерживают на месте так крепко, что я не способна вырваться, не отдав в качестве платы свою кровь. Похоже, какой-то части меня суждено умереть здесь этой ночью.

Я вновь порываюсь грести, однако медленно опускаю весла. Слова Чарльза, словно веревка, тянут меня назад, к нему, а со стороны материка ко мне заманчиво взывают большая земля и свобода. И я разрываюсь между тем, чего хочу, и мыслями, которыми он забил мне голову.

«А что, если… он прав?» – шепчет из глубин сознания девчонка, вышедшая за него замуж в ту пору, когда ей едва исполнилось восемнадцать.

Потом я вновь вижу письма – столь же отчетливо, будто до сих пор держу их в руках.

Глядя прямо на Чарльза, кладу весла и поднимаюсь. Я уже не та девчонка, которую он прежде знал. Так пусть же увидит во мне силу, подобную той, что таится в бушующем под дном лодки море, которого он так боится, и осознает наконец, в какую женщину я превратилась. И неважно, что я сейчас притворяюсь, а на деле чувствую себя разбитой стеклянной статуэткой, кусочки которой удерживаются вместе лишь усилием воли. Главное, чтобы Чарльз мне поверил.

– Я ухожу от тебя, как ты уходил все эти годы. Только я никогда не вернусь. Я отправлюсь к тем, кто по-настоящему меня любит, – жестами показываю я.

– И кто же это?

– Мои родные.

– Ты правда веришь, что они тебя любят? Да они вздохнули с облегчением, когда ты уехала! Только я один все это время был с тобой рядом.

– Они писали мне!

– Ты… – Он замирает, уставясь на меня широко распахнутыми глазами, круглыми, как восходящая луна. Лицо мужа вдруг искажается, выдавая истинное уродство души. – Ты посмела нарушить приказ и войти в мой кабинет? Не забывай: ты принадлежишь мне!

– Нет, – качаю головой и с трудом сдерживаюсь, чтобы не застучать зубами от беспокойства. Мне инстинктивно хочется сжаться, и я с огромным трудом заставляю себя стоять прямо.

– Твоя душа принадлежит мне. Ты поклялась в этом в день нашей свадьбы и подписала контракт. Я не позволю тебе его нарушить, никчемная девка! Остаток своей жизни ты проведешь, присматривая за этим маяком, ублажая меня и выполняя все мои распоряжения!

Не успеваю я ответить, как лодку резко подхватывает морская волна. Покачнувшись, я пытаюсь опуститься на дно, однако теряю равновесие. Небо кружится над головой, и миг спустя я погружаюсь в море.

Вода в нем ледяная. Вынырнув на поверхность, я делаю резкий вдох, и тут же на меня обрушивается еще одна волна, срывая наушники и выталкивая из ушей вату.

– Чарльз! – голосом кричу я, с помощью рук стараясь удержаться на воде. Шарфы и пальто, надетые для защиты от холода, пропитались морской водой и теперь силятся меня задушить. – Чарльз! – Я тянусь к стоящему на берегу супругу.

В ужасе глядя на меня, он отшатывается. Некогда у него на глазах море так же поглотило его родных. Возможно, их призраки сейчас плавают в воде вместе со мной.

– Не бросай меня! Пожалуйста!

Медленно качая головой, Чарльз отступает еще на шаг. Он больше не видит во мне живого человека. Я ведь в море, и уши у меня ничем не защищены. Поэтому для него я все равно что мертва.

Осознав, что кричать бесполезно, я отворачиваюсь от мужа и лихорадочно соображаю, как быть дальше: цепляться за лодку или попробовать добраться до берега. Поскольку волны уже перевернули мое суденышко и до сих пор продолжается прилив, вероятно, лучше выбрать берег. Я плыву вперед, надеясь попасть в течение, которое отнесет меня к суше до того, как здесь появятся сирены или их монстры.

Но уже слишком поздно. Прошло довольно много времени с тех пор, как на острове звонил колокол, и шум ветра доносит их шепот.

Едва слышный призрачный гимн постепенно нарастает, вздымается во мне сильнее, чем прилив. Я неосознанно закрываю глаза, расслабляю мышцы и тихо, созвучно выдыхаю. Долетающие звуки уносят прочь физическую боль и успокаивают сердце, которое мучительно ноет уже несколько лет.

Певец-мужчина с превосходным басом, лучше которого я в жизни не слышала, выводит низкие ноты, полные скорби и тоски. Такое впечатление, что его песня разносится по всему простору моря… и посвящена всем заледенелым, потерянным душам, обреченным жить в его глубинах.

Невольно растягиваю обветренные губы в улыбке. Он кажется таким сломленным и печальным.

Совсем как я.

Мелодия вдруг меняется, становясь более призывной.

И она приближается, пульсирует за закрытыми веками. Звуки почти походят на рычание, и внезапно я сознаю, что вокруг меня в воде что-то движется, мелькают тени.

В этот момент море невидимыми пальцами сжимается вокруг моих лодыжек, и поток тянет меня вниз. Я не издаю ни криков, ни рыданий, лишь судорожно вздыхаю и с головой погружаюсь в волны.

Уши наполняет шум воды, ревущей в такт мелодии песни. Легким уже не хватает воздуха, и я борюсь, снова силясь всплыть. Срываю с себя шарфы и пальто, разметавшиеся вокруг водоворотом тканей и красок, надеясь, что теперь сумею грести лучше. Не могу же я так умереть. Невозможно, чтобы для меня все здесь закончилось. Я ведь только набралась смелости снова стать самой собой – отбросить все стеснение и начать жить настоящей жизнью.

Содрогаясь от ледяного холода, я сражаюсь с потоками, которые призрачными руками все тянут меня вниз. Легкие уже разрываются.

Однако потоки здесь вовсе ни при чем. Тени внезапно оживают, и я вижу монстра – помесь человека с рыбой, с ввалившимися, молочно-белыми, явно незрячими глазами и чуть приоткрытым ртом, плавниками вместо ушей и хрящами, проступающими сквозь кожу на щеках.

На мгновение я потрясенно застываю.

Песня становится громче и все быстрее отдается у меня внутри. Трудно сказать, кто ее поет – та сирена, что сейчас передо мной, или та, что появляется в отдалении, или вообще какая-то другая. Все вокруг лишено красок и жизни. Я словно зависла где-то между живыми и мертвыми.

Охваченная паникой, я начинаю брыкаться в стремлении оттолкнуть сирен, которые ко мне тянутся; бьюсь, словно пойманная в сети рыба, и в своей попытке освободиться отчего-то застреваю еще сильнее. Ощутив на себе их руки, содрогаюсь от ужаса того, что должно произойти. Эти сирены утащат меня вниз, в свое логово, и отдадут в качестве лакомства своим монстрам.

Легкие нещадно горят. Я тянусь к бледной луне, которая светит высоко в небе. Ее вдруг окутывает тень.

Я издаю беззвучный крик.

И внутрь врывается обжигающе холодная вода, ножами пронзая мышцы груди, вырезая легкие, полосуя ребра. Горло сжимается. Сердце съеживается и замирает.

В тот же миг невыносимая боль исчезает и вокруг воцаряется спокойствие. Онемение. Ночь внезапно сгущается.

«Это конец… все кончено… вот чего я добилась в жизни…»

Жестокость произошедшего ошеломляет.

Внезапно я вижу вспышку света. Молния? Несмотря на угасающее зрение, я замечаю движение. Песня теперь звучит неимоверно громко. И вдруг… стихает.

«Неужели вновь прозвенел колокол?»

Меня за талию обхватывают чьи-то руки. Чарльз все-таки последовал за мной. Даже не верится. Никогда не думала, что он добровольно бросится ради меня в море… или нырнет на глубину. Возможно, ему не все равно…

Однако я заблуждаюсь.

Луна полностью исчезает, поглощенная безмерностью ночи. Меня же тянет все ниже. Сознание постепенно ускользает, растворяясь в по-прежнему звучащей в ушах мелодии. Другие сирены, похоже, исчезают, поскольку одна из них предъявила на меня права.

Вокруг простирается лишь бесконечная толща воды, но пару мгновений спустя в пронзающих ее потоках возникают пятнышки света, которые напоминают светлячков и пульсируют в такт песне. Из меня исчезает холод, тело вновь начинает согреваться. Сознание возвращается, и я, моргая, прихожу в себя.

Кто-то, по-прежнему не отпуская мою талию, меня разворачивает, и я встречаюсь взглядом со своим спасителем. Точнее, с врагом.

Лицо этого мужчины не такое, как у сородичей. В свете плывущих вдоль потока ярко-зеленых и лазурных светящихся сфер отчетливо видны высокие скулы, выступающие над угловатой челюстью, и резко очерченный, почти человеческий подбородок. Никаких впалых, скелетообразных, угловатых черт, как у прочих сирен. Он выглядит… цельным и более реальным. Столь же настоящим, как изгиб его хвоста подо мной.

Возле щек, там, где у людей находятся уши, тянутся бледные хрящи, разветвляясь веерами бирюзовых перепонок, похожих на рыбьи плавники. На переносице сходятся платиновые дуги бровей того же оттенка, что и обрамляющие лицо волосы. Сферы отбрасывают тени на его щеки и освещают глубокие темно-карие глаза. Вовсе не молочно-белые, не пустые и безжизненные. Нет, я ловлю на себе живой, осмысленный взгляд мужчины в расцвете сил.

У него светлая кожа, правую руку почти полностью покрывают черные, темно-синие и белые татуировки в виде линий, которые разворачиваются, будто ленты, на шее и груди. На левом предплечье имеются похожие символы. За спиной пристегнуто деревянное копье. И пусть выглядит мужчина лишь немного старше меня, вокруг него отчетливо ощущается аура безвременья.

Он создает впечатление неестественного, неприятного, запретного.

И вызывает ужас.

И все же… я остро ощущаю, как он одной рукой поддерживает меня под ребра и прижимается ко мне сильным телом. Незнакомец почти касается носом моего носа, когда проводит кончиками пальцев по моему виску, убирая падающие на лицо волосы. Легчайшее прикосновение, но отчего-то у меня внутри вдруг разливается жар. Сирен смотрит на меня, будто на некое божество – словно бы здесь, в этот миг, весь мир начинается и заканчивается мной.

– Человек… – эхом отдается в ушах его голос. Бросая вызов законам природы, он говорит, не шевеля губами, и обнимает меня уже двумя руками. – Ты умираешь.

Тоже мне новость! Удивительно, что я до сих пор в сознании. Я ведь ощущала, как погружаюсь в вечный сон. И все же… пока я здесь.

– Моя песня лишь оттягивает неизбежное. Но я могу тебя спасти.

«Что?» – мелькает в сознании невольная мысль.

Незнакомец растягивает губы в ухмылке. Тени скользят по его лицу, придавая чертам почти зловещее выражение. Он склоняется ко мне ближе. Я выгибаю спину, прижимаясь к нему бедрами и торсом. Сирен не сводит с меня глаз, жадно пожирая взглядом.

Даже когда он говорит, его песня каким-то образом продолжает звучать в глубине сознания, рассеивая все мои страхи и тревоги, приглашая раствориться в ней… и в нем. Стараясь подавить это желание, я быстро моргаю и пытаюсь сосредоточиться. Нет, я не сдамся.

– Ну-ну, полегче, – успокаивает он. – Так или иначе, скоро все это закончится. Я либо спасу тебя, либо отпущу и оставлю в море.

«Нет… все не может так закончиться. Должно быть что-то еще».

– Отлично. Значит, я тебя спасу. Но мне придется нелегко, я потрачу много магии, соответственно, цена будет высока. Я вернусь через пять лет и возьму то, что мое по праву.

«Пять лет».

Через пять лет мне исполнится двадцать пять, почти двадцать шесть. Кажется, до этого еще целая вечность. У меня есть пять лет, чтобы увидеть мир. Пять лет ничем не сдерживаемой свободы. Или смерть.

– Согласна?

Незнакомец крепче сжимает меня, и под его разрисованной кожей отчетливо перекатываются мышцы. Он скользит пальцами по моей пояснице, и я чувствую жар, проникающий сквозь тонкую ткань платья.

Моя жизнь и свобода – всего лишь условия сделки, бартер. Впрочем, я давно об этом знала. И каким бы невероятным это ни казалось… другого выхода у меня нет. Не столь уж важно, умру я сейчас или через пять лет от руки сирены.

Мне с трудом удается кивнуть.

– Я знал, что ты согласишься, – сообщает вкрадчивый голос в глубине моего сознания.

Потом сирен снова начинает петь. Его мелодия окутывает меня, струится надо мной, проникает внутрь.

Я прижимаюсь к его сильному телу. Вода больше не курсирует между нами, но я все еще ощущаю подводное течение, его энергию, сущность… Или так проявляет себя магия, которая омывает нас, пульсирует, продолжая поддерживать во мне жизнь? Она накатывает, вздымается… Я беззвучно вздыхаю и, слегка запрокинув голову, закрываю глаза, как будто собираюсь подхватить его песню, бесконечно повторяющиеся слова которой звучат в такт с моим трепещущим сердцем.

На языке появляется соленый привкус океана, тело покалывает, словно к нему легко прикасаются тысячи рук, поддерживая во мне жизнь. Сирен наклоняется вперед, обвивая хвостом мои ноги, и я все глубже погружаюсь в его зачарованную песню. Мысли постепенно ускользают. Еще немного, и мой разум станет столь же пустым и бесконечным, как океанский простор вокруг нас.

Сирен проводит правой ладонью вниз по моей левой руке, оставляя после себя жжение, а левой скользит вверх между лопаток и обхватывает мой затылок. Я смотрю в его глаза, и остатки напряжения, стараниями Чарльза поселившиеся в моем хрупком теле, исчезают. Я вцепляюсь в сильные, рельефные плечи сирена и, позабыв обо всем прочем, просто держусь изо всех сил.

Вокруг нас поднимаются пузырьки. Нос снова наполняется воздухом, и от этого ощущения непроизвольно издаю смешок. Я словно бы очутилась в бокале с игристым вином, которое толкает меня все выше, выше, выше…

Вскоре я уже оказываюсь над поверхностью волн и резко вдыхаю, но миг спустя обрушившаяся волна вновь погребает меня под собой. Я разворачиваюсь, сминая, скручивая одежду, но сирен по-прежнему держит меня в объятиях. Удовольствие от его ласк сменяется жгучей болью – как будто обнаженной плоти касается раскаленное клеймо. Зашипев, я дергаюсь так, что плечо чуть не выскакивает из сустава, и бросаю последний взгляд на ореол почти белых волос сирена, выделяющихся в лунном свете на черной поверхности моря. Миг спустя он выпускает мое запястье и исчезает. Хруст ракушек и песок под ногами возвещают о близости суши.

Стоит оказаться на берегу, как тело немедленно восстает. Закашлявшись, исторгаю из себя морскую воду и скудное содержимое желудка. Я сотрясаюсь от спазмов до тех пор, пока в горле не пересыхает, а внутри не остается ничего, кроме желчи. Наконец, сложившись пополам, падаю на песок; набегающие волны мягко касаются моей руки.

Луна по-прежнему наблюдает за мной с небес, как будто чего-то выжидая. Постепенно я немного прихожу в себя и, усевшись на песок, принимаюсь вглядываться в волны. Этот сирен был настоящим или привиделся мне в предсмертном бреду, а вместо его рук меня удерживали водоросли? Я стряхиваю их с себя и вдруг замечаю на левом предплечье пурпурные и золотые завитки. Часть из них, почти того же оттенка, что мое платье, резко выделяются на фоне кожи, другие почти с ней сливаются. На правой руке сирена были точно такие же татуировки; мои зеркально отражают его.

Я тру кожу, однако узоры остаются на месте. Их не берут ни ногти, ни морская вода. И тут я понимаю, что на пальце больше нет обручального кольца. Ужас мешается во мне с облегчением, но все эмоции вдруг приглушаются, когда при взгляде на эти странные рисунки я в мыслях слышу звуки песни, которая всплывает где-то на краю сознания.

Жизнь твоя чудесна,
Жизнь твоя чиста,
Станет она жертвой
Для древнего божества.
А пока откроются
Для твоего взора
Все уголки земли
И глубины моря.

Ни зверь, ни птица,
Ни куст, ни человек
Не станут преградой
Для тебя вовек.

И коли пожелаешь
Ты искренне уйти,
Препятствий не возникнет
На твоем пути.

Издали доносится эхо мелодии, будто звучащей в унисон с моими мыслями, но ее вдруг прерывает низкий, громкий звон колокола. Неужели прошло уже полчаса?

Впрочем, маяк остался на острове. Меня же выбросило на один из дальних берегов, в окружении которых я жила эти годы.

Минут десять я сижу на земле, вдыхая чудесный воздух и разминая предплечье, которое, несмотря на новые отметины, похоже, не пострадало. Потом поднимаюсь на ноги и, повернувшись к маяку спиной, оставляю прежнюю жизнь позади.

Если двигаться быстро, к рассвету я буду уже далеко. Без сомнений, Чарльз считает меня мертвой, а значит, не станет сообщать в Совет, что я отказалась от брачного контракта. Пока никто не знает, что я жива… можно жить свободно.

Милостью сирена у меня есть пять лет. Пять лет приключений, о которых я всегда мечтала.

Практически вечность…