Читать книгу: «Прости, я притворялся», страница 3

Я села на крыльцо и закрыла лицо руками.

Глава 3. Платон

Стоило мне заикнуться об отпуске – отец буквально расцвел. Месяца три назад, под давлением нашего семейного доктора, он начал посещать мозгоправа и немного поехал кукухой на теме отдыха. Теперь регулярно сыплет фразами вроде: «Всех денег не заработать» и «Работа не волк».

Еще зимой отец был другим. Если в офисе скапливалось много нерешенных вопросов, папа мог остаться на рабочем месте на всю ночь. Если случалось что-то экстренное в филиалах – отправлялся туда немедленно. Его рвение всегда меня заражало, мотивировало, а теперь оно, кажется, в прошлом.

Нет, так-то я не против, что отец немного сбавил обороты: у него и возраст уже не тот, и здоровье хромает. Вот только зачем он пытается навязать свой новый уклад другим? Отца уже несет! Недавно он перевел часть сотрудников на удаленку, а начальников отделов теперь штрафует за переработки их подчиненных. Мои рацпредложения отец вообще игнорирует, мои дела тайно передает другим. Передает людям, которые с этими делами не справляются. Жесть просто! Еще пару месяцев в таком стиле – и конкуренты втопчут нас в землю.

И вот сейчас, когда мне лучше бы сидеть в Москве безвылазно и за спиной отца все же раздавать криворуким работникам люлей, я должен все бросить и мчаться в Сочи. И все из-за какой-то провинциалки, возомнившей себя Золушкой. Нелепая ситуация…

Я так кипел внутри, что мой последний рабочий день прошел как в тумане.

Перед тем, как отправиться домой, я, скрипя зубами, передал дела заместителю и наказал звонить мне ежедневно утром и вечером. А еще попросил скидывать всю текущую отчетность на мою почту. Пока я распинался, заместитель поглядывал на меня, как хулиганистый пес, выжидающий, когда хозяин наконец свалит. На его губах гуляла мерзкая расслабленная улыбочка.

И как я мог нанять себе этого идиота? Где были мои глаза? Хотя сейчас уже все равно ничего не изменить – придется опираться на то, что есть.

– В любой критической ситуации сразу звони мне! – напоследок распорядился я. – Я всегда буду на связи.

– Да ладно вам, Платон Александрович, – заместитель довольно бездарно изобразил приступ подобострастия. – Все будет в порядке. Отдыхайте с удовольствием.

От того, как мерзко забегали его глазенки, на душе у меня стало совсем паршиво. Я даже подумал, что немного погорячился, заявив матери, что запугивать девушек не этично. Если ваше семейное дело катится в тартарары, иногда можно и забыть об этичности. В конце концов, время – деньги, и иногда лучше прибегнуть к тому решению, которое это самое время экономит.

Еще на работе я купил билет в Сочи и забронировал себе гостиницу. С билетом, кстати повезло: Матвей завтра вылетит в Иркутск, а я в это же время покину Москву.

Идей, как все уладить, у меня не было. Приехав домой, я стал опять шерстить присланные матерью ссылки, надеясь обнаружить хоть какую-нибудь зацепку. Мне кровь из носу надо было подобраться к Пальме поближе, изучить ее. Тогда я сразу соображу, как отвадить глупую девицу от своего брата.

Соблазнять эту клушу я по-прежнему не хотел. Во-первых, не приемлю беспорядочных половых связей, во-вторых, меня не привлекают деревенские замухрышки.

Примерно через час увлеченного изучения аккаунтов Пальмы (нет, ну до чего дурацкая фамилия, брр!), я выяснил, что эта девица дает частные уроки живописи и рисунка. В груди сразу ёкнуло: вот оно, вот дорожка в логово «врага».

Рядом с объявлением об уроках Пальма указала свой номер телефона – весьма кстати. Я тут же этот номер набрал. Пришлось секунд двадцать слушать гудки, но потом на звонок все же ответили.

– Алло! – долетевший из динамика голос показался невероятно грустным.

На мгновение я даже растерялся, но потом все же взял себя в руки, заговорил подчеркнуто деловито:

– Здравствуйте, я по объявлению. Мне нужна Мия Пальма.

– Это я.

– Вы еще даете уроки рисования?

– Да, конечно.

– Я бы хотел начать заниматься у вас завтра.

Повисла пауза. Девушка, кажется, даже что-то уронила. Спустя несколько секунд она уточнила с плохо скрываемым смущением:

– Простите, когда вы хотите начать заниматься?

– Завтра. У меня тут выдался внеплановый отпуск, и мне бы хотелось посвятить его рисованию. Я, кстати, доплачу вам за срочность. Как насчет того, чтобы учить меня за двойную цену?

Она тихо рассмеялась, сказала:

– Ну что вы! Вам не потребуется платить больше. Я просто удивилась вашей решительности: обычно на мои уроки записываются загодя. Подождите пару секунд, я найду органайзер и выберем время. – Раздался шорох листочков. – В одиннадцать утра вам будет удобно?

– Да.

– Значит, договорились. Жду вас завтра в одиннадцать у себя. Адрес знаете?

Я сказал, что не знаю, и она тут же продиктовала мне улицу и дом. А после попросила:

– Захватите, пожалуйста, фото своих работ. Мне бы хотелось оценить ваш уровень.

От ее предложения меня перекорежило. Какие к черту работы? С детства ненавижу рисовать: на мой взгляд, это довольно бессмысленное, утомительное занятие. Но, естественно, мыслями своими я делиться не стал, сказал:

– У меня нет никаких рисунков: я только-только увлекся рисованием.

Пальма продолжила упорствовать:

– Везите любые наброски. Не надо стесняться. Я, как педагог, должна понять, с чего нам лучше начать занятия, определить ваши сильные и слабые стороны.

Я быстренько с ней распрощался. Отложив телефон, закрыл глаза и зачем-то прокрутил состоявшийся разговор в голове еще раз.

У Пальмы, оказывается, приятный голос. Мягкий и добрый. Интересно, вживую она звучит так же обезоруживающе?

Я вдруг поймал себя на том, что улыбаюсь. И какого спрашивается черта? Вот только симпатии к своей потенциальной жертве мне и не хватало.

Вздохнув, я стер с губ дурацкую улыбку и начал паковать чемодан.

***

Мой полет в Сочи прошел нормально, да и от аэропорта до отеля я добрался без происшествий. Единственное, что напрягло – болтовня попавшегося мне таксиста. Пропеченный южным солнцем паренек не смолкал ни на секунду. Пару раз я открытым текстом попросил его заткнуться и дать мне подремать в дороге, но он эти просьбы нагло проигнорировал.

А ведь я не сомкнул глаз этой ночью. Бессонница – мой бич с детства, она часто нападет на меня перед важными мероприятиями. И хоть я не считал встречу с провинциальной пассией брата такой уж ответственной, все равно, видимо, был на взводе и не мог спать.

Даже в самолете я чувствовал бодрость, но стоило ступить на южную землю – мозги сразу стали ватными. Теперь я то и дело клевал носом. Наверное, это из-за жары. В Сочи она оказалась куда сильней, чем я ожидал: несмотря на ранний час, воздух напоминал густое, разогретое облако.

Заселившись в отель, я, первым делом, принял ледяной душ. Сразу стал бодрей, но ненадолго. Стоило немного перекусить – меня опять потянуло в сон. Глаза слипались со страшной силой, но времени отдыхать не было, потому я просто выпил три чашки эспрессо, после чего двинул к Пальме – пешком.

Она жила недалеко от моего отеля, и я был уверен, что попаду к ней довольно быстро. Однако пройти к нужному месту оказалось непросто. Да еще, как назло, у моего телефона сдохла батарея, и карты, которыми я собирался воспользоваться, стали недоступны. Расспрашивать снующих повсюду туристов я не рискнул, положился на интуицию. И совершенно напрасно.

Улочки в этой части Сочи располагались хаотично и то и дело заканчивались тупиками. А еще номера домам явно присваивал какой-то сумасшедший, лишенный всякой логики. Я изрядно попетлял, пока набрел на дом Пальмы, и хорошо так опоздал на урок.

Участок Пальмы огораживал высокий кованый забор. Я подошел к калитке и поискал звонок. Тот нашелся справа – под листьями плюща. Я собрался нажать на кнопку, но в этот момент внутри все резко похолодело. Я вдруг подумал: а что если Мия меня знает? Матвей вполне мог показать ей фотографии семьи. Мой брат, конечно, не слишком словоохотлив, но, может, Пальме как раз подробно рассказал о всех своих родственниках.

Мозги у меня заскрипели. Я стал напряженно прикидывать, как бы так невзначай вызнать, известно ли обо мне моей будущей училке. И в этот момент откуда-то сверху раздалось:

– Что же вы стоите? Заходите, калитка не заперта.

Это было так неожиданно, что я даже вздрогнул. Чуть погодя огляделся, но не увидел поблизости людей. Домик Пальмы располагался в глубине участка, голос явно шел не оттуда. Но голос был ее, в этом сомнений у меня не было.

– Я на дереве, – словно прочитав мои мысли, пояснил голос.

Я задрал голову. У калитки действительно имелось раскидистое дерево, усыпанное странными красными и черными ягодами. Дерево это вдруг затряслось, и через несколько секунд с него не то соскочила, не то свалилась худенькая девушка.

– Ай! – пискнула она чуть слышно. – Поцарапалась.

Я невольно усмехнулся и тут же вошел во двор. Отступать все равно было некуда.

Девушка вышла на тропинку, ведущую к дому, и уставилась на меня с добродушным любопытством.

– Вы на урок, да? Я почему-то решила, что вы не придете.

Она была жутко растрепанной и вся в фиолетовых пятнах. А еще держала в руках прозрачный пакет с теми самыми ягодами, что росли на дереве.

– Извините, что опоздал, – пробормотал я. – Я немного заплутал, пока искал ваш дом. Меня зовут Роман.

Я впился взглядом в ее лицо. Моя маленькая ложь не стерла с него и капли добродушия. Значит ли это, что Мия меня не знает? Ох, хоть бы так и было – мне не нужны проблемы.

– Я рада, что вы все же пришли, – сказала Пальма и вдруг посмотрела на меня с вызовом. – А меня зовут Мия Филипповна.

Мне стало смешно. Девчонка выглядела ровесницей Матвея, а значит, на пять-шесть лет младше меня. К тому же и на порядок ниже, смотрит снизу вверх, но ждет, что буду называть ее по имени-отчеству.

Я прислонился к забору и, сложив руки на груди, лениво предложил:

– А можно для меня просто Мия?

На несколько секунд повисла пауза, а потом Пальма замотала головой.

– Нет, – твердо сказала она. – Мне нравится, когда ученики обращаются по имени-отчеству. Мне так комфортней.

Своей подчеркнутой серьезностью она напомнила мне маленькую девочку, нарядившуюся в мамины платье и туфли, и возомнившую себя взрослой. Но я все же не стал спорить. На «ты» мы можем и чуть позже перейти.

– Что вы собирали? – без всякого перехода спросил я.

– Тутовник. – Она раскрыла пакет и показала свой «улов». – Будете?

Пальцы у нее тоже были фиолетовыми. Видимо, от этого самого тутовника.

– Угощайтесь! – Мия сделала шаг ко мне.

Не знаю почему, но сердце у меня пропустило удар. Наверное, недосып и эспрессо дали о себе знать.

Я отделился от забора и заглянул в пакет, спросил:

– А разве ягоды не следует мыть перед тем, как предложить их гостям?

Она рассмеялась, вынула из пакета пару продолговатых черных корябушек и тут же отправила их в рот. Прямо вместе с крохотными зелеными веточками.

– М-м-м! – напоказ причмокнула Пальма. – С микробами просто умопомрачительно вкусно.

Я скривился, но невольно задержал взгляд на ее лице. На нем тоже имелось несколько фиолетовых пятнышек. А еще губы… губы Мии по краям стали синими от сока. Просто удивительная замарашка! И, главное, ни капли не смущается.

– Не пугайтесь вы так: я не умру от холеры! – Пальма чуть наклонила голову на бок и прищурилась. – У вас в столице так не принято, верно?

Я, кажется, перестал дышать. Она сказала «в столице» – мне не послышалось? Но я же не говорил, откуда приеду…

– Откуда вы знаете, что я из Москвы?

– Угадала, да? – Мия расплылась в довольной улыбке. – Считайте, что вас выдала нездоровая бледность и снобистское выражение лица.

Она даже нос задрала кверху от гордости за свою сообразительность, а я как-то сразу расслабился.

– Хм… – протянул я, сверля ее взглядом. – Кажется, родители забыли рассказать вам, что называть человека снобом – дурной тон.

– Извините. – Она даже не попыталась изобразить чувство вины. – Я не хотела вас обидеть. Присядьте пока вот тут, на скамье. Я помою для вас ягоды и приведу себя в порядок, а потом мы начнем занятие.

Она пошла к дому, а я невольно проводил ее взглядом. Сзади девчонка была очень даже ничего: ноги длинные, попка красивая. Хотя, надо признать, спереди Пальма мне тоже понравилась. Если на фото она казалась обычной, то в жизни производила другое впечатление. В ней однозначно было что-то цепляющее, какая-то изюминка. Но в чем именно она заключалась, понять я пока не мог.

Когда Мия скрылась в доме, я присел, куда мне велели, и огляделся. Участок показался мне небольшим, но уютным: повсюду цвели какие-то кусты, у крыльца росли пальмы. Вдоль тропинки, ведущей к крыльцу, пестрели розы. В общем, сад вполне годился для журнальной фотографии, а вот дом был совершенно непримечательным и, кажется, старым. Хотя точно оценить его состояние я не смог: домишко слишком плотно оплели разнообразные лианы.

– Заскучали? – Пальма вернулась во двор минут через десять. Бриджи и майку, в которой она свалилась с дерева, сменил сарафан – простой такой, в цветочек. В нем только семечками на базаре торговать, но… мне он почему-то понравился.

– Держите! – Пальма всунула мне в руки чашку с собранными ягодами. – Ешьте спокойно: я вымыла их в хлорке и подержала под кварцевой лампой.

– Весьма любезно с вашей стороны, – хмыкнул я, скользнул взглядом по ее пальцам. – А руки вы, видимо, мыть не стали?

Она развернула ко мне ладони, на которых по-прежнему, виднелись фиолетовые пятна, и притворно вздохнула.

– Не отмываются.

Я невольно отметил про себя, что у Пальмы короткие ногти. Я сто лет не видел таких. В моем окружении все девушки с длинными, наращенными ногтями, и Вика не исключение. Каждую неделю она ходит в салон, что-то там со своими руками делает, а потом требует у меня на этот счет комплиментов. Я обычно не вижу никаких изменений, но никогда не признаюсь. Мода есть мода. Интересно, почему Пальма-то от нее отстает? У нее что, настолько плохо с деньгами, что даже на маникюр не хватает?

– Неужели тутовник по-прежнему не внушает вам доверия? – спросила Мия, по-своему истолковав мою задумчивость.

Я кивнул.

– Не внушает. Раньше мы с ним не встречались.

– Правда? – Ее глаза удивленно распахнулись. – Значит, вам повезло. Это же классно – пробовать новое!

Я подцепил одну черную корябушку из чашки и отправил в рот. Пальма замерла, уставилась на меня с горячим нетерпением.

– Ну?

– Вкусно! – улыбнулся я, и она чуть не запрыгала на радостях.

Она, вообще, как-то не умела скрывать эмоций, держать лицо.

Я съел еще несколько ягод, после чего Пальма повела меня за дом. Там, в тени виноградных лоз, обнаружилось еще одно крылечко. Мы поднялись на него, и Мия, привстав на цыпочки, стала шарить рукой по наличнику над дверью.

– Что вы делаете? – не понял я.

– Ищу ключ.

Доска под ее ногой жалобно скрипнула.

А дом и правда стар, – подумал я, – крыльцо рассохлось, а дверь, кажется, застала революцию. Мама права: Пальма – нищебродка и явно нуждается в деньгах, а значит, посвящать ее в свои тайны крайне нежелательно.

Мия наконец нашла ключ и отперла замок; распахнув дверь, застыла рядом с гостеприимной улыбкой.

– Добро пожаловать в мою мастерскую.

Я с сомнением шагнул через порог этой хибары. Воображение рисовало грязь, облупленную штукатурку и рваный линолеум. Но мастерская оказалась довольно уютной и светлой. Почти все пространство комнаты заполняли стулья и мольберты. Стены и потолок были выкрашены в белый, на стенах висели картины – какие-то пейзажи.

– Выбирайте себе место, – предложила Пальма, и я плюхнулся на первый же стул.

– Показывайте! – Она присела рядом.

– Что? – не понял я.

– Свои работы.

– Я же говорил по телефону: у меня их нет.

– Ну перестаньте! Не надо меня стесняться, – Ее лицо выражало крайнюю степень заинтересованности. Должно быть, Пальма и в самом деле верила в то, что я непризнанный гений, которому только робость мешает озарить свет своим талантом. Ну и дуреха!

– Я не обманываю, – буркнул я с раздражением. – Последний раз я рисовал в школе и получил трояк.

Последнее говорить явно не стоило – Мия вдруг переменилась в лице и даже чуть отодвинулась. Кажется, она заподозрила меня в чем-то нехорошем. Интересно, кстати, в чем?

Откинувшись на спинку стула, я одарил Пальму самой обворожительной из своих улыбок.

– Зачем вы записались на урок? – холодно поинтересовалась она в ответ.

Действительно, зачем? Мне следовало бы продумать легенду, а я этим не озаботился: слишком торопился. Ну ничего, сейчас что-нибудь сочиню.

– Понимаете… – начал я, оглядываясь по сторонам в поисках идей. – Иногда нужно пробовать в отпуске что-то новое, иначе жизнь превратится в день сурка.

– Чтобы развлечься, вам лучше прыгнуть с парашютом или полетать на воздушном шаре, – сухо заметила она. – Рисование не даст вам острых ощущений.

– Я похож на искателя острых ощущений? – искренне удивился я.

Она добросовестно задумалась, а меня вдруг осенило. Женщины – существа крайне жалостливые, значит, на это и надо давить.

– Ладно, отвечу вам честно, – я на тон понизил голос, чтобы звучать убедительней. – Уроки рисования мне выписал психотерапевт.

– В каком смысле?

– В прямом. На последнем приеме мой психотерапевт вдруг вскочил и говорит мне: Платон… – Уже брякнув собственное имя, я осекся. Господи, какой же я идиот! Я же представился Романом. Романом!

В столь дурацкую ситуацию попадать мне еще не доводилось, и я понятия не имел, как выкручиваться. Мозг предательски вырубился, ладони похолодели.

– Так что там Платон? – сама того не ведая, подсказала выход Мия. – Что умное он сказал о вашей проблеме?

– Он сказал, что искусство лечит душу.

– А вашу душу нужно лечить?

– Да.

– От чего же? – В ее глазах заплясали смешинки. – От несчастной любви?

– Почти, – кивнул я. – От несчастной любви к работе.

– Никогда таких диагнозов не слышала.

– Значит, вам повезло.

Она придвинулась обратно и уставилась на меня требовательно.

– И что же вы замолчали? Я жду подробностей.

В ее любопытстве было что-то ребячливое. Я специально выдержал небольшую паузу, чтобы еще сильней его подогреть.

– Подробности не очень интересны, – задумчиво произнес я. – Пашу как вол, а повышение опять пролетело мимо меня.

– Время от времени это бывает у всех.

– Ага, но со мной такое уже третий год подряд.

Она посмотрела на меня с искренним сочувствием, а я поспешил еще больше ее разжалобить:

– Я понимаю, что из меня посредственный ученик, но очень прошу не выгонять. Мне, как воздух, нужна перезагрузка. Кстати, предложение о двойной оплате все еще в силе.

Она не ответила. Кажется, прикидывала что-то там у себя в голове.

– Понимаю, – грустно улыбнулся я. – Вы, наверное, планировали посвятить лето своему творчеству, а тут меня принесло.

– Вовсе нет.

– Ну мне-то можете не врать! Я не дурак – понимаю, что учить всяких бездарей – сомнительное удовольствие. Вы явно грезите совсем о другом – о выставках.

Пальма рассмеялась.

– Вы ошибаетесь! Ни о каких выставках я не грежу. У каждого свое призвание: кто-то создает шедевры, а кому-то нравится учить. Я из последних.

«Очень жаль!» – мысленно констатировал я. Ведь, если бы Пальма мечтала о выставках, можно было бы под видом мецената увезти ее в Петербург. Матвей бы поскучал немного сначала, а потом, глядишь, и переключился бы на новую провинциалку.

– Хорошо, я буду вас учить! – наконец согласилась Мия. – Мне даже интересно, что из вас получится. А начнем мы, пожалуй, с небольшого натюрморта.

Она встала со стула и подошла к столику в конце комнаты, выставила на него из шкафа кувшин, кружку с отколотым краем, потом положила рядом с ними пару пластиковых яблок. Я, сам того не заметив, вдруг залюбовался простотой ее движений. Пальма держалась совершенно бесхитростно, по-домашнему, а мне это было в диковину. Я привык, что девушки рядом со мной строят из себя этаких избалованных кошечек: прогибают поясницы, оглаживают себя по бедрам.

Мия вдруг обернулась и посмотрела в упор. Я этого совершенно не ожидал и смутился, как какой-нибудь прыщавый подросток.

– Готовы? – спокойно спросила она, совершенно проигнорировав мою реакцию.

– Наверное.

Она снова подсела ко мне и начала говорить что-то о композиции. Я изо всех сил пытался слушать внимательно, но все объяснения словно летели мимо меня. А все из-за колхозного сарафанчика Пальмы. Он чуть задрался, и я не мог не коситься на открывшиеся моему глазу девичьи колени. Думать вдобавок мешало то, что от Мии очень вкусно пахло – ветром и морем – меня так и подмывало придвинуться к ней поближе, но, конечно, я запретил себе это делать.

– Все понятно? – закончив объяснять, спросила Мия.

– Да вроде, – буркнул я, пряча взгляд. В моей голове, к сожалению, не отложилось ни слова.

– Значит, принимайтесь за дело. – Она закрепила на моем мольберте большой лист, а после вручила мне несколько карандашей и ластик.

Черт! Неужели следующий час моей жизни пройдет настолько бездарно – за дурацким рисованием? Просто пытка какая-то!

Я отставил чашку с тутовником на соседний стул и попытался изобразить воодушевление.

Пальма зачем-то встала за моей спиной. У меня даже в затылке потяжелело от ее пристального взгляда. Я выждал немного, а потом возмутился:

– Я не могу работать, когда вы смотрите.

– Мне надо оценить, как вы держите карандаш.

– Не поверите – я держу его рукой, – хмыкнул я. – Как все нормальные люди.

Она и не подумала отойти. Дабы поскорей удовлетворить ее любопытство, я начал корябать на листе кувшин.

– Подождите! – почти сразу остановила Мия. – Карандаш вы все-таки держите неправильно.

– Господи, вы серьезно?

– А вы разве сами не видите, что размазываете набросок ладонью?

Я пожал плечами. Сказать по правде, плевать мне было, что там и где размазывается, – мне просто хотелось быстрей покончить с дурацким натюрмортом.

Пальма забрала у меня карандаш и показала, как следовало его держать. Способ был какой-то странный и неестественный. Я попытался повторить, но не особо получилось. Тогда Пальма сама вложила карандаш мне в руку.

– Вот так.

Ее пальцы обхватили мои, и с организмом произошло что-то непонятное – по венам будто электричество потекло.

– Мне неудобно, – тихо проговорил я.

Пальма отпрянула и почему-то смутилась, сказала:

– Это только поначалу, потом привыкнете.

Она наконец отошла – к окну – и минут на двадцать обо мне словно забыла.

Мысленно чертыхаясь, я кое-как нарисовал кружку, кувшин и принялся за яблоки. Одно из них решительно отказывалось помещаться на листе – я несколько раз его стирал, чтобы переделать, потому бумага в одном месте протерлась до дырки. Устав бороться за совершенство, я нарисовал чертово яблоко в два раза меньше первого, а потом с чувством исполненного долга откинулся на спинку стула.

– А чем раскрашивать? – сухо спросил я. – Цветные карандаши дадите, как в садике?

– Не надо раскрашивать. – Мия встрепенулась. – Вся работа должна быть выполнена простым карандашом.

Она снова подошла и уставилась на мой рисунок. Ее лицо надо было видеть – оно вытянулось и даже чуток побледнело.

– Для первого раза неплохо! – поспешил успокоить я. Мне не улыбалось рисовать яблоки и кувшин еще раз.

Пальма взглянула на меня скептически.

– А, по-моему, вы не слишком-то старались, – пробурчала она.

– Что? – У меня дыхание перехватило от возмущения. – Я не слишком старался? Да я выложился на все сто. У меня даже руку сводит уже от вашего странного способа держать карандаш.

– Серьезно? – Она прищурилась. – Вы этим способом не пользовались – я обратила внимание.

Вот же стерва! Подсматривала, оказывается. Я втянул голову в плечи и изобразил тяжелое раскаяние.

– Вы слишком многого хотите от простого экономиста, – напомнил я.

– Ладно, вы правы! – Взгляд Мии тут же смягчился. – Надо уметь довольствоваться малым.

Она подсела ко мне и, забрав карандаш, почти полностью переделала мой набросок. Попутно, правда, вещала про какие-то эллипсы и показывала, как карандашом измерять пропорции. Я кивал и улыбался. И снова украдкой разглядывал ее ноги, как какой-нибудь озабоченный подросток.

Покончив с наброском, Пальма велела мне заштриховать рисунок.

В этот раз я не торопился. Корябал карандашом по листу и украдкой наблюдал за своей учительницей. Она села за стол и тоже что-то рисовала. Серьезная такая, сосредоточенная.

Надо ее разговорить, – решил я. Если я лучше узнаю Пальму, у меня будет больше шансов придумать, как отвадить ее от брата.

– А вы одна живете? – спросил я со скучающим видом.

Она подняла на меня удивленный, недоверчивый взгляд.

– Почему вы спрашиваете?

– Хочу навести на вас бандитов, – не слишком удачно пошутил я. – Но вдруг у вас в мужьях чемпион по стрельбе – мне будет неудобно перед ребятами за такую подставу.

Пальма все же оценила шутку, улыбнулась.

– Бандиты не найдут у нас дома ничего ценного, – сказала она.

– Почему? Вы все заработанное жертвуете на благотворительность? Или пропиваете?

Она неожиданно стала красной как помидор. Я даже немного оторопел от того, что с первого захода попал в больное место. И само собой, поспешил уточнить:

– У родителей проблемы с алкоголем?

Ее глаза потемнели. Пальме явно было неприятно развивать тему, но она не стала лукавить, призналась:

– У отца проблемы, но мы не бедствуем, нет. Просто живем скромно.

«Да я уже заметил!» – чуть было не брякнул я, но в последний момент сдержался. Вместо этого спросил:

– У папы – проблемы с алкоголем, а у мамы, наверное, проблемы с папой?

Мия еще больше напряглась, украдкой вздохнула.

– Нет. Мама умерла. От рака.

Мне показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Наверное, она потеряла мать совсем не давно – рана от потери еще не затянулась. Я подумал, что надо сказать Мии что-нибудь ободряющее, но слова не шли на ум. Я просто таращился на нее как заколдованный.

Она вдруг смутилась и тут же поднялась из-за стола.

– Извините, мне надо отойти ненадолго. Вы работайте пока! Я вернусь и посмотрю, что получилось.

Она вышла и довольно долго не возвращалась. Я закончил штриховку и встал, чтобы размяться. Все тело затекло, шея болела. Я сделал серию наклонов, а потом не удержался – подошел к столу Пальмы и стал листать блокнот, в котором она рисовала.

Набросков в нем было много, и все довольно неплохие, вот только их художественные достоинства меня не занимали. Мне хотелось найти что-то интересное о самой Пальме, понять, что она из себя представляет.

Я пролистал блокнот почти полностью, но ничего любопытного не нашел. Кошки, дети, деревья… Скукота! И как Матвей повелся на эту серость – головой, что ли, ударился накануне? Раньше у него совсем другие девушки были! Он то с моделью какой-то мутил, то с байкершей, а тут – ну обычная же простушка, мечтающая варить борщи и делать с детьми домашку.

Я уже собрался вернуть блокнот на стол, как взгляд вдруг зацепился за мой собственный портрет. Видимо, как раз его рисовала Пальма, пока я корячился с кувшином. Вышел я, кстати, у нее неплохо, да. Меня только подпись в уголке покоробила – «Мистер Привереда». Не ожидал, что меня так окрестят.

Пока я вглядывался в кривой почерк своей училки, крыльцо вдруг скрипнуло. Бросив блокнот, я отскочил от стола, встал у окна.

Шагнувшая в мастерскую, Мия, кажется, ничего не заподозрила.

– Закончили?

– Да.

Взглянув на мою штриховку, она погрустнела, но упражняться в язвительности не стала. Просто немного подправила там и сям, после чего сказала:

– На сегодня давайте закончим! Вижу, вы устали.

– Ага, – поддакнул я. – Вы обрушили на меня просто сокрушительный поток информации.

Она опять взглянула в упор. Даже поежиться захотелось – на мгновение показалось, что Пальма видит меня насквозь.

– Когда продолжим? – спросила она, и я непроизвольно поморщился.

Мне ужасно не хотелось повторять когда-либо сегодняшние мучения, но выбора у меня не было. Пока уроки рисования – единственная возможность держать Пальму в поле зрения.

– Я хочу заниматься у вас весь отпуск, – сказал я через силу. – Желательно, каждый день.

– В это же время?

– Как вам будет удобно.

– Значит, жду вас завтра так же в одиннадцать, – ответила она. – С вас шестьсот рублей.

Я совсем забыл про деньги и не захватил наличку.

– Черт! Можно я оплачу чуть позже, через мобильный банк? – спросил я. – У вас карта привязана к номеру телефона?

Она кивнула, проводила меня до калитки, и мы распрощались.

***

Вернувшись в отель, я подазарядил телефон и сразу сделал Пальме перевод. Денег кинул больше, чем требовалось, потому что посчитал, что мучения с такой бездарью, как я, должны оплачиваться достойно. Потом я собрался набрать заму, дабы узнать, насколько плохи дела без моего контроля, но не успел. Мне позвонила Вика.

– Беркутов, ты что в реанимации? – спросила она жеманно.

– В смысле?

– Почему не звонишь?

– Вообще-то я работаю! Целый день как белка в колесе.

– Поня-ятно, – протянула она и тут же, без всякого перехода, предложила: – Встретимся сегодня?

– Нет.

– Почему?

– Я в Сочи.

Новость ее впечатлила. Несколько секунд Вика молчала, а потом заговорила сердито:

– Мог бы и раньше сообщить, что уехал, чтобы я ничего не планировала.

– Извини, не было времени, – виновато пробормотал я. – Как прилетел, все время встречи, переговоры. Налаживаю контакты, не щадя себя.

Мне было неприятно ей врать, непривычно.

– Слушай, Беркутов, а давай проясним сейчас с тобой один момент, – деловито предложила Вика.

– Какой?

– Рабочий! – Ее голос сочился сарказмом. – Мне, в принципе, пофиг, как и с кем ты там в Сочи налаживаешь контакты. Главное, придерживайся простого правила: если ты мне изменишь, я не желаю ничего об этом знать.

Я чуть телефон не выронил, но, само собой, пришлось изображать возмущение.

– Вик, ты что несешь вообще? Какие, к черту, измены? Я, правда, работаю. У меня вот через полчаса…

– Милый, вот только не надо включать оскорбленную невинность, – перебила Вика. – Говорю же, я не против, чтобы ты поразвлекся немного. Я понимаю, что, как любого молодого мужчину, тебя тянет к разнообразию. Просто прояви, пожалуйста, осторожность. Сплетни мне не нужны. Не хочу выглядеть в глазах знакомых жалкой дурой.

– Если ты хотела меня обидеть, у тебя получилось, – процедил я. – Я уже не раз говорил и сейчас повторю: измены в отношениях для меня не приемлемы. От тебя я их, кстати, тоже не потерплю.

– Ты меня услышал, – и не подумала сдать назад Вика. – Делай все тихо.

От этой ее уверенности в отсутствии у меня моральных принципов почему-то стало противно. Я тут всеми силами ищу способ отвадить Пальму от брата и не тащить ее в постель, а, оказывается, меня давно записали в кобели. Давно лишили доверия.

– И, кстати, Беркутов, не забывай, пожалуйста, о резинках, – Вика говорила деловито и буднично. Так, будто мы беседовали о погоде. – Я, конечно, люблю букеты, но не те, которые потом надо лечить.