Читать книгу: «Что дальше, миссис Норидж?», страница 3

– На эти взгляды способны купиться лишь мужчины, – отрезала Сара. – А я, когда эдак взглядывают на меня, заранее знаю, что у меня будут просить денег. Сколько лет было вашей Клементине?

– Около двадцати пяти. О ней и об Артуре шутили, что из них получится идеальная пара. А все потому, что мисс Тафт была точно такой же обжорой и толстухой. Когда я впервые встретил ее, она весила около трехсот пятидесяти фунтов. Конечно, до Артура ей было далеко! При необходимости мисс Тафт прекрасно справилась бы со шнуровкой своих ботинок. А вот бедняга Артур на такое уже не был способен. В общем, это была милая задумчивая толстушка. Оживлялась она только во время еды. Щечки ее розовели, она просто лучилась наслаждением.

– А что ее сестра? – спросила миссис Норидж. – Она разделяла страсть Клементины?

– Ни в коем случае! Георгина Тафт, на три года старше Клементины, была тощая, как игла! Язык у нее был точно шило, а характер она имела несдержанный. Повсюду таскала, словно муфту, крохотную собачонку самого мерзкого нрава. Георгина не уставала твердить, что сестра доведет себя обжорством до могилы.

– Что не так уж далеко от истины, – вставила Сара Берк.

– Кажется, это был единственный камень преткновения между Георгиной и Клементиной, поскольку в остальном они жили душа в душу. Георгина обожала свою толстушку-сестру и трогательно заботилась о ней. Конечно, когда они прогуливались по городу, горожане посмеивались. Полагаю, это тоже задевало Георгину. Вообразите пухлый моток шерсти и спицу – и вы получите представление о сестрах.

– Была ли Клементина влюблена в Босуорта? – спросила Норидж.

Фостер развел руками:

– Кто заглянет в сердце женщины?

– А в сердце толстой женщины никто и смотреть не захочет! – съязвила Сара Берк.

– Клементина была весьма мила, хотя и не слишком умна. После гибели Артура на нее оказалось устремлено всеобщее внимание. Его убийству не находили разумных объяснений, и как всегда в таких случаях, стали хвататься за неразумные. «Могло ли случиться, что Клементина Тафт убила самого толстого человека в городе, чтобы самой стать таким человеком?» Вот о чем спрашивали себя многие. Согласитесь, это как раз то, о чем мы говорили.

Сара Берк поднялась и прикрыла окно, в которое задувал ветер.

– Бог ты мой, чего только не придумают люди, – задумчиво проговорила она. – Я совершенно уверена, что вашего бедного приятеля прикончил мальчишка – один из тех маленьких прохвостов, которые всюду носятся и творят беспричинные гадости. Не зря их называют бесенятами! Дьявол приходит в наш мир в облике десятилетнего негодяя в коротких штанишках. Нет-нет, виновен или ребенок, или безумец, одно из двух! Однако объясните же, наконец, при чем здесь Пьеретто? Ведь это его обвинили в смерти Босуорта?

– Вы догадливы, миссис Берк. Однако нечестно с моей стороны просить вас назвать убийцу, в то время как я еще не все вам поведал. На первый взгляд, союз Пьеретто с Артуром был идеален. Но когда стали наводить справки, выяснилось, что все не так безоблачно. Видите ли, Артур действительно был хорошей рекламой для кондитерской. Даже слишком! Дети не могли пройти спокойно мимо витрины, чтобы не начать выклянчивать у родителей сладости. А ведь многим не по карману его пирожные. Однажды кого-то из папаш, выложившего кругленькую сумму за коробку с розовым бантом, осенила идея. Он сказал сыну: «Если мы будем заходить к Пьеретто слишком часто, толстяк запомнит тебя в лицо. Именно для этого он там и сидит». – «И что тогда случится?» – спросил встревоженный малыш. «Он придет за тобой ночью и слопает тебя!» Миссис Норидж, как вы оцените этот воспитательный ход?

Гувернантка пожала плечами:

– К чему искать причины, по которым ребенку не купят эклер? Причины нужно искать, чтобы его купить. Таков мой подход.

– Весьма здраво! – одобрил Фостер. – Должен сказать, что изобретательный папаша добился своего. Среди детей разнесся слух о том, зачем на самом деле Артур Босуорт сидит в кондитерской. Теперь они ревели перед дверями Пьеретто уже от страха. Кроме того, начали поговаривать, что полнота Артура Босуорта – прямой результат поедания этих пирожных. Что, конечно, было неправдой: Артур растолстел задолго до того, как познакомился с кондитером. Но вы же знаете людей! Клиентам нравилось видеть тучного румяного Артура в витрине, однако им вовсе не нравилась мысль, что они могут стать такими же. Доходы Пьеретто упали, и кого он мог в этом обвинить? Ему стоило бы просто сказать Артуру, что отныне места в кондитерской для него нет. Но Пьеретто был слишком деликатен! Артур сиял, приходя к нему, и обнимал его как старого друга. Как можно было объявить, что их соглашение расторгнуто? И вот бедняга мучился, не зная, что и делать.

– Похоже, мистер Босуорт умер как раз вовремя, чтобы освободить его, – сказала миссис Норидж.

Фостер поднял к потолку указательный палец:

– И не только его! Когда полиция взялась за дело, выяснилось, что Артура на дух не выносили извозчики и местный паромщик. Лошади под толстяком выбивались из сил, а рессоры ломались.

– Мистер Босуорт, должно быть, даже не догадывался, какую бурю гнева посеял в сердцах, – сказала миссис Норидж.

– Это и заставляет задуматься! – подхватил Натаниэль. – Не так ли и мы живем, не зная, что одним фактом своего существования мешаем нашим близким? Однако вернемся к Пьеретто. Полиция задержала его и собиралась предъявить обвинение. Он имел неосторожность признаться кое-кому в истинном отношении к Босуорту. Что ж, теперь, когда я выложил все факты, спрошу: кто, по-вашему, был убийцей?

Гувернантка попросила листок бумаги и карандаш. Она что-то написала, сложила листок вчетверо и передала дворецкому. Сара Берк пожала плечами:

– Гаргулью столкнул мальчишка.

– Иными словами, вы полагаете, что гибель Артура была случайностью. Должен вас разочаровать! Это было обдуманное деяние. Но вернемся к нашему кондитеру. Пьеретто – волшебник на кухне; там он мечет молнии и громы, ему повинуются люди и взбитые яичные белки. В обыденной жизни он маленький неуверенный человечек. Под натиском инспектора он совершенно потерял душевное равновесие и мог только плакать. Мой родственник служил констеблем; от него мне известны подробности. Но на второй день страданий Пьеретто в полицию явилась – кто бы вы думали! – сестра Клементины Тафт. Георгина пылала гневом. Она отчитала полицейских и сообщила, что она и есть убийца, а они держат за решеткой невиновного. Неудержимая дама!

– Георгина Тафт? – изумленно повторила Сара. – Неужели она и в самом деле убила вашего приятеля? Но зачем? У нее был роман с Босуортом?

– Они даже не были знакомы.

– Тогда я решительно не понимаю, для чего она так поступила. А вы, миссис Норидж?

Эмма, поразмыслив, кивнула.

– Думаю, да. Георгина была в отчаянии. Сестра предавалась обжорству, не слушая уговоров. Она потеряла всякую надежду достучаться до ее разума и решила, что на Клементину можно воздействовать лишь страхом.

– Неужели Клементину должна была испугать гибель другого толстяка? – озадаченно проговорила Сара.

– Вы смотрите на происходящее с точки зрения здравого смысла. Представьте себе экзальтированную женщину, одержимую мыслью остановить сестру и заставить ее свернуть с гибельного пути. К чему она придет рано или поздно? К идее греха и возмездия. Клементина предавалась чревоугодию. То же самое делал и Артур Босуорт. Эти двое были незримо объединены общим пороком. Вот что пыталась сделать Георгина: показать младшей сестре, как выглядит гнев Господень – ни больше ни меньше.

Сара отодвинула надкушенное пирожное.

– Но это же… Бог мой, это безумие!

– И все же в ее измученном воображении замысел выглядел идеальным. Гаргулья падает с крыши. Босуорт погибает. Разве не поползут по городу слухи, что иначе как карой небесной случившееся нельзя назвать? Ведь это в буквальном смысле она!

– Клементина должна была устрашиться, – подхватил Фостер. – Но вскоре стало ясно, что падение каменного монстра – дело человеческих рук. Дальше – хуже! Из-за волнений Клементина начала есть еще больше! Это был крах всех надежд. Услышав, что арестован невиновный, Георгина сдалась в руки правосудия. А знаете, что самое поразительное? После того как ее сестру заключили в тюрьму, Клементина за каких-то полгода исхудала до неузнаваемости! Вскоре она вышла замуж. В конечном счете Георгина добилась своей цели, хоть и не совсем тем способом, на который рассчитывала.

Фостер развернул тетрадный листок, на котором гувернантка написала имя убийцы, и вслух прочел: «Георгина Тафт».

– Но как вы догадались, миссис Норидж?

Дворецкий и экономка вопросительно уставились на Эмму.

– Видите ли, – задумчиво начала та, – убийца Артура определенно не был в здравом рассудке. А из всех описанных вами людей лишь Георгина Тафт выглядела помешанной. Сумасшедший лодочник – нонсенс! Извозчики и вовсе самые здравомыслящие люди в мире. Некоторые сомнения у меня имелись насчет Пьеретто… Но его мания находит выход на кухне. Оставалась лишь мисс Тафт.

Фостер озадаченно уставился на нее.

– Но из чего вы заключили, что она душевно нездорова?

– Ни одна вменяемая женщина не станет повсюду таскать с собой на руках живое существо размером с крысу, – отрезала гувернантка. – Поверьте, мой дорогой: это первый признак тяжелой одержимости.

2

Когда в саду сгустились сумерки и сырость просочилась сквозь оконные рамы, Фостер встал, отворил дверцу шкафа и с подобающей случаю торжественностью водрузил на стол бутыль кларета, алой на просвет, как рубин. Дрова в камине почти догорели. Хозяин подбросил еще и поворошил угли. Дерево вспыхнуло, затрещало, и по стенам заметались тени.

Сара Берк сидела в задумчивости. Наконец она тряхнула головой и проговорила:

– Что ж, мистер Фостер, вы задали нам отличную загадку. Она навеяла мне воспоминания об одной любопытной истории…

И поскольку экономка сделала паузу, Норидж и Фостер не преминули ею воспользоваться.

– Расскажите же! – попросил Натаниэль, устраиваясь поудобнее.

– В Кларидже, где я провела несколько лет, жил человек по имени Генри Гибсон, – начала Сара. – Ох, до чего неприятный! Щеки в оспинах, а губы толстые, влажные; он постоянно их облизывал. Гибсон был не стар, но повадки у него были стариковские. Постоянно кряхтел, жаловался на прострелы, – а ведь ему было не больше сорока. Он купил дом-развалюху и взялся перестраивать его сам. Думаю, жадность тому виной. Не хотел платить. Дела у него шли небыстро, но Гибсон частенько повторял, что торопиться ему некуда. Вечно он грубил, и ему ничего не стоило харкнуть на землю в присутствии дамы.

Последние слова экономка произнесла таким тоном, что немедленно стало ясно, кто была эта дама.

– Какой неприятный тип, – понимающе откликнулась миссис Норидж.

– Было ли в этом мерзавце хоть что-то хорошее? – сдерживая улыбку, спросил Натаниэль.

– Удивительно, но да. У Гибсона жила дворняга по кличке Даффи. Страхолюднейший из псов! Лапы короткие и кривые, а пасть широкая, как у жабы. Но такой умница – все только диву давались. У него на ошейнике имелся специальный кармашек. Гибсон по утрам клал туда монетку, и Даффи со всех ног мчался в лавку. Продавец забирал монету, протягивал Даффи газету, и тот с газетой в зубах бежал обратно. Он и на задних лапах умел танцевать, и замирать, если скажут «умри». Бывало, крикну ему «Пой, Даффи!» – так он принимается выть. До чего ж похоже на леди Глорию, когда она начинает голосом выкручивать кренделя!

И миссис Берк покатилась со смеху.

– Неужели это Гибсон обучил его фокусам? – спросил Натаниэль.

– Да, и проявил удивительный талант. Гибсон постоянно твердил, что Даффи его обогатит. «Уж не знаю, как именно, но этот пес принесет мне кучу денег». Другого подняли бы на смех. Но не его; ведь все мы видали, каков Даффи в деле. Немного я встречала людей, которые были бы и вполовину так умны, как этот пес. Гибсон без всякой жалости лупил его палкой или ремнем, коли был не в духе. Из-за этого у него выходили ссоры с соседями.

– Видно, они были сердечными людьми, – подал голос дворецкий.

– Кори Блустайла вы вряд ли назвали бы добряком, если б узнали поближе. Он был горбун. Крепкий, точно дубовая колода! Борода черная, а зубы – чисто сахар. Вы, должно быть, думаете, что увечье озлобило его? Что ж, с мужчинами Кори и впрямь был суров. Но с женщинами… – Глаза ее затуманились. – Он знал к ним подход. Женат он не был, но всегда находилась та, что стряпала ему еду и штопала его рубахи.

Дворецкий и гувернантка переглянулись.

– Кори держал дома белую суку по кличке Альма, – продолжала Сара. – Альма была дворняга, как и Даффи, и тоже большая умница, хотя до тех фокусов, что показывал этот пес, ей было далеко. А все ж она умела ходить на задних лапах и знала счет до пяти. Мечтой Кори было свести Даффи с Альмой. «От них пойдут такие щенки, – говаривал он, – что смогут читать проповедь с амвона вместо священника!» Горбун становился сам не свой, когда садился на любимого конька. Но вот загвоздка: Гибсон не подпускал его к своему псу.

– Отчего же? – удивился Натаниэль.

– Они с горбуном в прошлом судились из-за клочка земли. Дело давнее, однако Гибсон был злопамятен. Он не отказывал, но и не соглашался, постоянно находя отговорки. Обещал, что вот-вот Даффи войдет в лучшую свою форму и уж тогда он непременно отпустит его к Альме. Горбун пытался хитрить. Только начнется у Альмы течка, он уже под воротами у Гибсона. Но тот был начеку! Приглядывал за Даффи в такие дни строже, чем богатый папаша за дочкой на выданье. Когда горбун понял, что хитростью ничего не выйдет, он принялся подлизываться. Расписывал, какое великое вырастет потомство у этих двух собак, прельщал Гибсона картинами безбедной жизни, крутил так и сяк… Без толку! Гибсон держал Даффи при себе. Горбун злился, однако ж ничего не мог поделать. Приходилось ему облизываться на Даффи издалека и ждать, когда Гибсон сменит гнев на милость.

– Вы сказали, Гибсон ссорился с соседями, – напомнила Эмма.

– Так и было. С другой стороны участок Гибсона граничил с фермерской землей. Там жила вдова Нельда Вайсон со своими пятью отпрысками. Мал-мала меньше. Они обожали возиться с псом. Если Нельде надо было призвать эту ораву к порядку, она угрожала, что больше не пустит к ним Даффи, и ее сорванцы делались шелковыми. Не раз и не два Нельда пыталась выкупить Даффи у Гибсона. Но тот лишь хохотал ей в лицо. «Дурак я буду, если избавлюсь от этого пса. Я научу его сотне новых трюков и однажды продам заезжему богачу». Нельда не скопила бы денег на Даффи, даже если бы сдала в рабство своих детей. Вот она и скандалила с Гибсоном – от бессилия да несдержанного нрава. Один из ее сыновей, любимчик Нельды, страсть как привязался к этому псу. Это был болезненный мальчуган, тихий и ласковый. Если он начинал плакать, Нельда хваталась за сердце. А когда он улыбался, она выглядела счастливей всех на свете. Ее сынок прибегал к Гибсону каждое утро, чтобы погладить пса. Однажды Гибсон не пустил мальчишку, и Нельда так разоралась, словно у них дом сгорел. Может быть, вы скажете, что все это чепуха и никакая собака не стоила эдаких войн…

Экономка с тревогой взглянула на собеседников.

– Моя дорогая миссис Берк, каждому известно: соседи – это те люди, что готовы свернуть вам шею по самому ничтожному поводу, – утешил Натаниэль. – К тому же найти хорошую собаку не легче, чем хорошую жену. Продолжайте, прошу вас!

Сара приободрилась.

– Может быть, горбуну или Нельде удалось бы добиться своего. Но в наш захудалый городок приехал бродячий цирк. Не какой-то запущенный зверинец с цыганами и грязными мартышками! Настоящий, все честь по чести: шатер, а в нем бородатая женщина, канатоходец и пудель в цилиндре. Он танцевал и бегал на передних лапах. Гибсон сходил на представление и вдруг объявил, что продаст своего Даффи хозяину цирка. «Их облезлый пудель ничего не стоит против моего пса!» Цирк остался на месяц. Гибсон пообещал, что к концу этого срока выколотит из циркачей кругленькую сумму. Может, он был прав, – задумчиво проговорила она. – Даффи умел много такого, что пуделю и не снилось.

– И все же его план не осуществился? – спросила Эмма.

– Неделю спустя Гибсон был найден мертвым. Его повесили на его же собственной веревке. Незадолго до этого он взялся укреплять изнутри стропила; с помощью веревки он собирался поднимать наверх доски. Кто-то затянул на его шее петлю да и выбил стремянку из-под ног.

Сара откинулась на спинку стула и переплела на животе пальцы, показывая, что история завершена.

– Что ж, мы должны угадать преступника… – неторопливо начал дворецкий, – но тогда я хотел бы получить кое-какие ответы…

– Извольте!

– Кто нашел тело?

– Его приятель, заглянувший тем же вечером, чтобы потребовать долг.

– Надо полагать, подозрения сразу пали на горбуна и соседку?

– Именно так. Гибсон продал бы Даффи, к гадалке не ходи. И разбил бы сердце сразу двоим: сынку Нельды и горбуну.

– Хм-хм-хм… – Натаниэль осушил свой бокал. – Подозревать могли обоих в равной степени?

Сара кивнула:

– И Нельда, и Кори в день убийства были дома. Гибсон погиб около полудня, и в это время их никто не видел.

– Еще сложнее… – пробормотал дворецкий. – Что ж, тогда скажите: как выглядела фермерша?

– Рослая крепкая женщина, – с готовностью отвечала экономка. – Она могла схватить бегущего барана за рога и уткнуть мордой в землю, чтобы он стоял смирнехонько.

– А характер, по-видимому, вспыльчивый?

– Когда Нельда впадала в ярость, ей старались не попадаться под руку, – подтвердила Сара. – К тому же она была не дура заложить за воротник.

– Мда… Вы задали непростую задачу, миссис Берк! Что скажете, миссис Норидж?

– Спрошу, сколько лет было старшему сыну фермерши.

Сара обернулась к ней:

– Двенадцать или около того.

– А тому, которого Нельда любила больше прочих?

– Не больше восьми.

Гувернантка сложила руки на груди и задумалась. Натаниэль озадаченно чесал в затылке, пока Сара, посмеиваясь, переводила взгляд с одного на другого.

– Позвольте уточнить: в каком месяце приехал цирк? – наконец спросила Эмма.

– В июле.

– Гибсон отправился туда сразу же?

– В первых рядах, – подтвердила экономка. – Трижды смотрел представление!

– И все же он не собирался продавать Даффи незамедлительно, верно?

– Так и было, – признала Сара.

Миссис Норидж негромко засмеялась.

Натаниэль озадаченно уставился на нее:

– Только не говорите, что вы разгадали загадку!

– Это не так сложно, как кажется.

– Поверить не могу!

– И все же я думаю, что знаю ответ.

– Как вы догадались?

– Ключ в том, что Гибсон не отвел своего пса в цирк сразу, – объяснила Эмма. – Он хотел дождаться конца месяца.

Дворецкий вопросительно взглянул на экономку, но та хранила непроницаемый вид. Натаниэль запустил пальцы в седеющую шевелюру.

– Нет, я отказываюсь понимать, – признался он наконец. – Объясните же, миссис Берк!

– Уступлю эту честь миссис Норидж! Вдруг она ошибается?

– Миссис Норидж, умоляю!

– Я рассуждаю так, – начала Эмма. – Задержка в месяц может объясняться лишь одной причиной: Гибсон намеревался обучить пса новым трюкам.

– Звучит разумно! – согласился Натаниэль. – И что же из этого следует?

– Несомненно, он хотел поразить владельца цирка. Даффи должен был произвести впечатление. Старых фокусов было недостаточно. Гибсон придумал другие. Уверена, он поставил настоящий цирковой номер. Даффи должен был во всем превзойти пуделя. Лишь тогда Гибсон мог получить за него кругленькую сумму.

– Однако я по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните.

– С чего начинаются цирковые номера, мистер Фостер? – спросила гувернантка.

– М-м-м… Я не большой любитель цирка.

– И все-таки?

– Полагаю, с музыки?

– Они начинаются с того, что открывается занавес.

Натаниэль замер, сжимая в руке недопитый бокал.

– Занавес, – эхом откликнулся он и вдруг привстал. – Постойте! Уж не хотите ли вы сказать…

Лицо его озарилось догадкой.

– Все просто, – сказала миссис Норидж. – Чтобы открыть занавес, нужно потянуть за веревку, а затем закрепить ее.

– Бог ты мой!

– Обучая собаку новому трюку, его разбивают на несколько этапов. Для начала Гибсон тренировал Даффи дергать за веревку. Бедный пес так радовался, что его в кои-то веки не бьют, что старался изо всех сил. Теперь вспомните: Гибсон ремонтировал крышу. Вот он лезет по стремянке, чтобы поправить веревку, которую заело в блоке. Он не слишком-то осторожен: середина веревки обвивает его плечи, а конец лежит на земле. Что видит Даффи? Задание, которое нужно выполнить! Он хватает веревку и тянет изо всех сил. Гибсон был уже на самом верху стремянки. От рывка он потерял равновесие, свалился, а остальное довершил самозатягивающийся узел. Это дело раскрыли бы сразу, если бы Гибсон имел обыкновение запирать дверь. Но он оставил ее открытой. Стремянку Гибсон уронил, когда дергался, пытаясь достать ее ногами. Все выглядело как убийство. Надеюсь, фермерша и горбун не стали жертвами судебной ошибки?

– Не беспокойтесь на этот счет, – сказала экономка. – Пока шло расследование, Даффи жил у Нельды. Мальчишки заметили, что пес тащит каждую веревку, словно крысу за хвост из норы, и прибежали к матери. А она уж пошла в полицию. Инспектор оказался сметливым человеком. Он забрался под крышу и увидел, что веревку заело в механизме. Так и стало понятно, что произошло. В другие времена Даффи повесили бы, но слава богу, мы живем в просвещенном обществе.

Натаниэль с недоверчивым восхищением покачал головой:

– Миссис Норидж, мои аплодисменты!

Гувернантка поклонилась:

– Благодарю! Но скажите, миссис Берк, какова была дальнейшая судьба Даффи?

– Отчего вы решили, что мне она известна?

Щеки экономки слегка порозовели.

– Вы описываете подробности, которые может знать лишь близкий наблюдатель, – сказала Эмма. – Если бы вы рассказывали с чужих слов, вы не смогли бы так замечательно описать Даффи.

– Я буквально увидел этого пса! – подхватил Натаниэль.

Румянец миссис Берк стал ярче.

– Видите ли, – запинаясь, начала она, – в те годы я была знакома с Нельдой… А что это вы так смотрите на меня, миссис Норидж?

– Я лишь внимательно слушаю!

– А вы, похоже, ухмыляетесь, мистер Фостер?

– Это игра света и тени, – заверил дворецкий.

– Святые небеса! – воскликнула Сара. – Вы оба невыносимы! Да, я водила тесную дружбу с Кори Блустайлом, раз вам так угодно. Он мечтал заполучить Даффи и заслуживал этого. А все ж собака досталась Нельде. Так решил городской совет. Нельда на радостях пообещала горбуну, что он получит своих щенков, и обещание сдержала. Но что же вы думаете? У Альмы с Даффи не родилось ничего выдающегося. Неудивительно: ведь и у людей все точно так же. Альма трижды приносила помет, прежде чем Кори смирился с тем, что гениального щенка ему не получить. «Так всегда бывает, когда чего-то хочешь слишком сильно», – говорил он с тех пор. Даффи прожил много лет в семействе Нельды. Сидел с ними за обеденным столом и спал на пуховой перине. А Кори мне жаль до сих пор, – созналась она.

– Полагаю, он нашел чем утешиться, – только и сказал Натаниэль, глядя на ее цветущее гладкое лицо.

3

За окнами сгустилась темнота. Натаниэль отлучился, чтобы сварить глинтвейн, и вскоре вернулся с кувшином.

Что может быть лучше, чем выпить кружечку глинтвейна, прежде чем выходить в промозглую сырость! Мистер Фостер добавил в бузинное вино немного малинового уксуса и сушеные листья мелиссы. Чудесный аромат распространился по комнате.

Осторожно прихлебывая горячий глинтвейн, экономка сказала:

– Что ж, ваша очередь, миссис Норидж. Порадуйте нас напоследок рассказом о зловещем убийстве!

– История о плотнике была хороша, но слишком уж коротка, – поддержал ее Натаниэль.

– И потом – швея! – Экономка скривилась. – Вот если бы это была знатная леди! Или хотя бы жена священника… Ее заточили в подвале, и стенания несчастной тревожили путников долгие годы, хотя тело ее давно истлело в каменном мешке…

Сара Берк мечтательно вздохнула.

– Мне действительно доводилось слышать стоны из каменного подвала, – сказала миссис Норидж. – Это оказался бакалейщик. Он спускался за свиной лопаткой, поскользнулся на лестнице и сломал ногу. Правда никогда не бывает столь же романтична, как вымысел. Однако, – подумав, продолжала она, – у меня и впрямь есть история, которая подходит к теме нынешнего вечера. Прекрасного – благодаря вашему гостеприимству, мистер Фостер.

Сара Берк согласилась, что ужин был выше всяких похвал.

– Преступление, о котором я хочу поведать, произошло на благотворительном балу. Раз в году его устраивала леди Оделия Бауэр-Александер. Не могу сказать, чем руководствовалась леди Оделия, приглашая в тот год на свой бал супругов Пиксетт. О Дункане Пиксетте не было известно ровным счетом ничего. Нет-нет, его положение в обществе, имена его родственников, количество унаследованных акров – все это вы могли бы узнать без труда. Но что собой представлял характер Дункана? Загадка! Это был полный мужчина с усами, похожими на сапожную щетку, и невыразительным лицом. Где бы он ни оказывался, всегда рассказывал анекдотический случай о некоем англичанине. Тот рыбачил на берегу Темзы, когда к нему подошел констебль, сообщил, что рыбалка в этом месте запрещена, и потребовал выплатить штраф. Джентльмен, однако, отвечал, что он вовсе не рыбачит – он купает своего червяка. Констебль вынужден был отойти, но через некоторое время вернулся. «Вы купаете своего червяка, сэр?» – спросил он. – «Да, я купаю своего червяка», – был ответ. – «Позвольте мне взглянуть на него, сэр». – «Прошу вас, констебль», – сказал джентльмен, вытаскивая крючок из воды. – «Благодарю! С вас два фунта штрафа». – «За что?!» – «Вы нарушили общественный порядок, купая его в публичном месте без купального костюма». Завершив свой рассказ, Дункан Пиксетт разражался громким смехом и больше на протяжении всего вечера не произносил ни слова.

– Каждому из нас знаком такой джентльмен, – с ухмылкой сказал Натаниэль.

– Его супругу звали Шерил, – продолжала миссис Норидж. – Шерил Пиксетт была, несомненно, добропорядочной женщиной. Она посещала церковь и помогала сиротскому приюту. Однако нелепо было бы отрицать, что везде, где бы ни появлялась Шерил, вспыхивали склоки. Шерил ничего особенного для этого не делала. Да, она перевирала чужие слова, сплетничала и говорила чрезвычайно неприятные вещи с самой милой улыбкой. Однако многие люди ведут себя схожим образом. И все же только вокруг Шерил постоянно существовало нечто вроде смерча из скандалов и ссор.

– Как она выглядела? – заинтересовалась Сара.

– О, Шерил была очаровательна. Такой тип называют цветущим. Невысокая, улыбчивая, румяная… У нее были густые черные волосы и ярко-синие глаза. В то время ей было около пятидесяти, но выглядела она значительно моложе. Шерил отличалась чрезвычайной энергичностью. Она напоминала щенка терьера, который ни минуты не способен побыть в покое. Поручите ей какое-нибудь дело – и она справится с ним вдвое быстрее, чем любой другой. Она никогда не сидела сложа руки. У нее был талант к рисованию, и она чудесно пела.

– Какая милая дама! – воскликнул Натаниэль. – Не верится, что она могла обижать людей.

– О, постоянно, – заверила миссис Норидж. – Когда ее племянница выходила замуж, Шерил сказала: «Дорогая, как я счастлива за тебя! Надеюсь, твой муж не умрет так же рано, как его отец». Боюсь, именно из-за этих слов лицо невесты на церемонии выражало противоречивые чувства. Однажды Шерил вошла в комнату, где ожидали ее подруги. Она радостно засмеялась и воскликнула: «Бог мой, какое счастье: наконец-то я не самая толстая из присутствующих».

– Миссис Пиксетт была женщиной небольшого ума, – поморщилась Сара.

– Я бы так не сказала, – возразила гувернантка. – Видите ли, Шерил попросту не имела обыкновения задумываться, прежде чем открыть рот. В этом отношении она была непосредственна, как дитя. Она легко приходила в возбуждение. Когда начался благотворительный бал, ее супруг, стоя в кругу незнакомых джентльменов, завел свою традиционную историю о рыбаке и констебле. Шерил подбежала и прервала его на полуслове. «Леди Оделия приказала запускать фейерверки! – выпалила она. – Пойдемте скорее в сад! Это будет невообразимо прекрасно!» Фейерверки и впрямь были изумительны. В темнеющем небе распускались золотые и алые цветы, а в завершение на гостей обрушился звездный дождь.

Миссис Норидж осушила кружку и тщательно промокнула губы салфеткой.

– Во время фейерверка всё и произошло, – сказала она. – На балу присутствовала Камилла Фортингейл, кузина хозяйки. Пока ее супруг, майор Фортингейл, наслаждался видами, Камилла уединилась в оранжерее с неким эсквайром по имени Редклифф Тулье. Надо думать, они спасались от шума. Как бы там ни было, Редклиффа и Камиллу застигла врасплох Шерил Пиксетт. Ей вздумалось обежать дом, чтобы предупредить всех о фейерверке и вытащить в сад даже самых нелюдимых. Женщина большой доброты! Положение этих двоих можно было назвать… довольно двусмысленным.

Натаниэль явственно хмыкнул.

– Полагаю, довольно недвусмысленным.

– Естественно, слуги все видели, – добавила гувернантка. – Слуги всегда все видят, не правда ли?

Дворецкий и экономка согласно кивнули.

– Майор был очень ревнив. Быть может, поцелуй – не самый страшный грех. Но ни мистеру Тулье, ни миссис Фортингейл не удалось бы убедить в этом своих супругов. Шерил узнала тайну, способную разрушить две жизни. Был ли хоть один шанс, что она удержит секрет при себе?

– Им следовало всё отрицать, – категорично заявил Натаниэль. – Я бы так и поступил.

– Им следовало применить подкуп, – возразила Сара. – Джентльмен, разумеется, взял бы расходы на себя.

– Это не понадобилось. Полчаса спустя Шерил Пиксетт была найдена задушенной в библиотеке.

Сара приглушенно ахнула.

– Ее удавили шелковым шнуром от портьеры, – добавила миссис Норидж. – Кто-то зашел вслед за Шерил в комнату, выдернул шнур и накинул ей на шею.

– Кто обнаружил тело? – деловито спросил Натаниэль.

– Один из слуг. Ваш практичный ум сразу начинает искать ответы… Но скажите, мистер Фостер: могла ли Шерил избежать печальной участи?

– Что вы имеете в виду?

– Эта женщина так упивалась собой, что ни разу не задумалась о чувствах других. Она удивлялась, отчего невеста бледна, при том, что сама напугала бедняжку. Она недоумевала, отчего мрачны ее подруги, хотя уязвила их всего минутой ранее. Шерил Пиксетт была не просто слоном в посудной лавке. Слон – умное животное: он способен осознать хрупкость фарфора. Шерил же вела себя так, словно люди вокруг были лишь декорациями к ее жизни. Как будто, стоило ей выйти из комнаты, они замирали, точно куклы, и оставались неподвижными до ее возвращения. И вот я спрашиваю: долго ли могла прожить Шерил Пиксетт в окружении тех, кому она бессознательно отказывала в том, что они – живые и способны страдать?