Читать книгу: «Обжигающий лед», страница 2

– Это… это что, ее бобрик?

Я давлюсь пивом, захлебываюсь и пытаюсь откашляться. А когда прихожу в себя, шутливо интересуюсь:

– «Бобрик»? Ты откуда такой, из Канады?

Он переводит на меня ясный взгляд. Боже, какой он красивый. Еще и сидит близко. Очень. Буквально в нескольких сантиметрах, касаясь крепкой рукой моей. От него пахнет то ли одеколоном, то ли дезодорантом – как бы то ни было, запах потрясный.

Он долго молчит – а может, мне так кажется, потому что я смотрю на него. Или вопрос поставил его в тупик.

По опыту общения с Баком – и тем единственным хоккеистом, с которым я встречалась, – я знаю, что игроки в хоккей по большей части не отличаются великим умом. Я понимаю, что это относится не ко всем. Но Бак подтверждает стереотип: он далеко не ученый. Даже не помощник ученого. С другой стороны, Алекс вроде как пошутил на тему литературы. Он вполне может оказаться исключением из правил. Что интригует.

– Да, из Канады.

– Вы там все называете киски бобриками? Как британцы с их «сумочками»? – В голове не укладывается, что я это спрашиваю. Я даже не пьяная, иначе свалила бы свое поведение на алкоголь.

Алекс часто моргает.

– Что ты сказала? «Киска»?

Такое ощущение, что он неправильно натянул шлем и во время игры его неплохо так приложили. На точеной челюсти красуется синяк. Нос кривой, с приличной горбинкой от, подозреваю, нескольких переломов. Но его нельзя назвать страшным. Наоборот – побитый вид ему очень идет.

– Нет, я сказала «киски», во множественном числе, то бишь несколько. – Я веду себя как полная идиотка.

Чтобы не сболтнуть чего похуже, я говорю, что пойду покурить, и встаю, прихватив сумку со свитером и оставив на столе пиво. Судя по херне, которую я упорно несу, подливать масла в огонь не стоит.

Когда я прохожу мимо Бака, тот хватает меня за руку.

– Эй, что за дела с Уотерсом?

Алекс натягивает пиджак. Уходит, видимо. Жаль; с ним было весело болтать, да и на вид он приятный.

Раздраженно вздыхаю.

– Мы просто поговорили. Не буду же я игнорировать сидящего рядом человека. Или тебя в детском садике этикету не научили?

– Чему?

– Забей. Что мне надо было делать, глухой притвориться? Это обычная вежливость. – Да и сам Алекс интересный.

– Ну да, но я пока плохо знаю ребят, а у него так себе репутация. Так что давай осторожнее.

– Слушай, я же ему под столом не дрочила. Мы просто болтали. Ладно, я курить.

Оставив его с Бобрушкой, я направляюсь к двери. За последние полчаса на улице похолодало, так что я натягиваю свитер, беру сигарету в зубы и роюсь в поисках зажигалки. Ее нигде нет.

– Огоньку? – Я вскидываю голову: Уотерс протягивает мне спички.

– Ты за мной следишь, что ли?

Он пожимает плечами и одаривает меня ухмылкой, от которой трусики испаряются. Но я, конечно, не настолько тупая, чтобы поддаться. Ну, в основном.

– Решил составить компанию. – Он достает из коробка спичку.

Я зажимаю сигарету губами. Алекс чиркает спичкой и прикрывает огонь ладонью. Смотрит на разгорающиеся угольки, когда я прикуриваю и захожусь в кашле.

– Сука! – Дым попадает в глаза, и на них наворачиваются слезы. Матерясь, я прижимаю к лицу ладонь.

– Любишь приложить крепким словцом, погляжу.

– Только когда курю глазами, – говорю я между приступами кашля.

Алекс бросает спички на стол и хлопает меня по спине, пока я пытаюсь выхаркать легкое.

– Что-то Баттерсон не в восторге.

Я замечаю их за окном: Бобрушка висит на нем, но не щелкает селфи, так что он терпит ее и недовольно поглядывает на нас. Он сегодня просто нереальный говнюк.

– Да и хрен с ним. – Я делаю вид, что затягиваюсь.

Потом выдыхаю, подавив приступ кашля, и на щеках Алекса появляются ямочки.

– Ты вообще куришь?

Я решаю не врать.

– Не особо. Просто повод избежать неловких разговоров.

– Так ты от меня сбежала?

– Сразу от всех.

Он проходится языком по нижней губе. У него красивые губы, пусть и рассеченные в уголке. Я вспоминаю, как он мутузил игрока из Атланты, и по телу пробегает тепло. Подобные мысли – прямой путь к неприятностям. Не стоит связываться с хоккеистами. Особенно с такими горячими, как Алекс.

Он выжидающе смотрит. Твою мать. Он что-то спросил, да? Мысли разбегаются, как напившиеся «Ред Булла» белки.

– Прости, ты что-то сказал? – Я стряхиваю пепел с сигареты.

– Ты читала во время игры. Что за книга? – В его голосе звучит неподдельное любопытство и легкая обида.

– «Том Джонс». У меня во вторник литературный клуб, вот и дочитывала.

М-да. Я прямо победительница по жизни. Видимо, он наблюдал за мной, пока ждал возвращения на лед.

– Филдинг, пиво и насилие. Интересное попурри.

Я хлопаю глазами, будто в них посветили фонариком. Алекс знает автора «Тома Джонса», да еще и пользуется такими словами. Значит, я не ошиблась; он понял мою отсылку к Шекспиру. Алекс Уотерс единолично развенчал в моих глазах стереотип о низком интеллекте хоккеистов. И попутно стал в тысячу раз привлекательнее, чем секунду назад.

– Ты читал Филдинга? – Я подступаю ближе. Понижаю голос, как оператор секса по телефону.

– Я… я…

Как мило. На его лице написано знакомое выражение: смесь страха и паники. Я выгляжу точно так же, когда случайно выставляю себя заучкой. Честно сказать, я бы лучше валялась дома с книгой или раскладывала пасьянсы, чем сидела в баре. Отсюда и неумение пить, и сигареты, которыми я спасаюсь.

– Меня возбуждает начитанность, – шепчу я.

– Меня тоже. – На его щеках появляются ямочки.

В кои-то веки мозг отказывает, и я делаю нечто совершенно мне не свойственное. Нечто настолько выходящее за рамки привычного поведения, что потом я наверняка буду вспоминать об этом снова и снова, пытаясь понять, что же меня подтолкнуло. Пока же я виню пиво, усталость и отсылки на литературу.

Я хватаю Уотерса за футболку и притягиваю к себе.

Его губы мягкие и теплые. Щетина на подбородке царапает кожу, но мне это нравится. Я запихиваю язык ему в рот. Ладно, не так. Я провожу им по нижней губе, касаясь едва зажившей ранки, и он поддается. Мягкие теплые языки влажно переплетаются. На вкус он как шоколад с привкусом кофейного ликера.

Горячая ладонь скользит по талии, прижимая к крепкому пылающему телу, и… господи… я животом ощущаю, как в него упирается нечто твердое и очень большое.

Вскоре Алекс разрывает поцелуй, не дав мне толком им насладиться, и проводит губами по щеке к уху.

– Пойдем отсюда?

– Бак тебя убьет.

– Пусть только попробует.

2. Хотелось бы свалить все на бухло

Вайолет

Кто-то зовет меня, но я предпочитаю проигнорировать оклик.

Вместо этого я покусываю губу Алекса, уж больно разгоряченная его готовностью подраться с Баком. Тот понимает намек и снова целует меня. Учитывая его поведение на льду, я ожидала агрессии, но его язык движется чувственно. Это лучший поцелуй в моей жизни – и очень жаль, ведь Алекс, скорее всего, такой же шлюхан, пусть и начитанный.

По прошлому опыту я понимаю, что мне не стоит идти к нему. Вот только мы не встречаемся и он не зовет меня на свидание, а я и не жду. В голове звучит Let’s Make Out – «Давай поцелуемся», – и я хочу, чтобы она стала мне гимном.

– Какого хрена? – вопит мне Бак на ухо.

Отшатнувшись, я разрываю поцелуй. Бак, сука! Немногочисленный народ, стоящий на улице, оборачивается на шум. Я и забыла, что мы не одни. Спишу на пиво и язык Алекса у меня во рту, затуманивший разум.

– Чем вы тут занимаетесь? – кричит Бак, бешено размахивая громадными волосатыми руками.

– Я ему отсасываю, – отвечаю с сарказмом. Иногда жалею, что мозг совершенно не фильтрует то, что я говорю.

Алекс давится, дернувшись, а лицо Бака багровеет. Ситуация просто бредовая; неловкость толкает меня продолжать пороть чушь.

– Ладно, подловил. Я ему не отсасывала. Но мы трахались языками. Целовались, короче, но «трахались языками» звучит пошлее, так что остановимся на этом.

У Бака раздуваются ноздри. Вот я сволочь. Алексу за это может и прилететь.

Бак понимает, что со мной сладить не получится, и набрасывается на Алекса:

– Убрал лапы от моей сестры!

– Сводной, – не удержавшись, добавляю я.

– Какая разница!

– Даже не начинай! – Я трясу пальцем у него перед носом и попутно мотаю головой. – Не тебе решать, чем я занимаюсь и где Алексу держать руки!

– Я Скай расскажу, – угрожает Бак, будто нам по четыре и я стащила его любимую игрушку.

– А ей будто не пофиг.

Бак выгибает бровь.

– Смеешься? Она всем подругам растреплет.

Черт. И правда. Мама не умеет держать язык за зубами. Еще и вопросами завалит. Спасибо, не надо.

Схватив Бака за пиджак, я пытаюсь подтянуться к его лицу. Это все равно что карабкаться по скале – большой волосатой скале, – так что я быстро сдаюсь и дергаю его за рубашку, чтобы он наклонился сам.

– Слушай сюда, придурок. Скажешь маме хоть слово, и я всем расскажу, как ты напился и полез меня лапать, понял? Я не шучу, уж поверь мне.

Бак меня, конечно, не лапал. Разве только случайно.

– Не посмеешь, – шипит он.

Я крепче наматываю волосы на кулак. Образно, разумеется – в жизни не стала бы трогать его волосню.

– Уверен? Давай, проверь, мне терять нечего.

– Ладно, ладно. Ничего я ей не скажу. Давай… отойдем, а? Поговорим с глазу на глаз? – В панике вскинув руки, он мечется взглядом между мной и Алексом.

Об инциденте знаем только мы двое. На самом деле, если начистоту, Баку не о чем волноваться. Он тогда был пьян вдрызг. Но пока он думает, что действительно случайно меня облапал, у меня есть козырь на случай подобных ситуаций.

Я отпускаю его.

– Все настроение испортил. Я пошла.

Я бы позвала с собой Алекса, чтобы еще больше разозлить Бака и, возможно, еще немного поцеловаться, но я делю номер с родителями. Ну вот. Все будто сговорились помешать мне творить херню.

Алекс шепчет что-то мне на ухо. «Стой», кажется. Ну или просто с присвистом дышит.

– Как хочешь, – смирно говорит Бак.

Слишком злая, чтобы отступать, я поворачиваюсь к Алексу:

– Дать мой номер?

– Давай. – Он достает телефон из заднего кармана, открывает контакты и протягивает мне.

– Даже не думай! – Раздражение Бака злит меня еще больше.

Пропустив его слова мимо ушей, я оставляю Алексу номер, просто чтобы побесить Бака. Целоваться было, конечно, приятно, но я сомневаюсь, что он позвонит.

– Отлично пососались, спасибо, – шепчу я, передавая ему телефон.

Он подмигивает.

– Только попроси.

Я ухожу, попутно толкнув Бака в плечо – мог бы ради приличия хоть шелохнуться, – и пробираюсь через бар к лифту. То, что Бак помешал, бесит, но так будет лучше. Алекс для меня слишком шикарный и слишком хорошо сосется.

Родители закрылись в комнате, так что мне удается избежать бессмысленной болтовни. Сидни иногда выходит в одних трусах. К обильной растительности у него на груди я привыкла, но белые боксеры – это перебор. У меня есть твердое подозрение – ха-ха, – что маму он покорил не только своим чудесным характером.

Я на цыпочках прохожу через номер и запираюсь в комнате. Там первым делом иду к чемодану. Пора позаботиться о своем бобрике. Я хихикаю; как же забавно это звучит.

Вывалив содержимое на пол, я понимаю, что забыла взять не только вибратор, но и кучу других важных вещей. Зато захватила много носков и один-единственный потрясающий лифчик.

Поцелуй с Алексом изрядно меня завел, а потому приходится использовать пальцы. У меня нет даже журнала с рекламой молока, где снимался Алекс, чтобы было на что посмотреть.

Опасаясь, что родители услышат, я иду в ванную и включаю там вентилятор. На все про все уходит пятнадцать минут. Запястье и пальцы сводит судорогой, что мешает толком расслабиться. Закончив с дрочкой, я роюсь в куче одежды в поисках пижамы и усмехаюсь, когда нахожу. Не видела ее со школы. Даже не думала, что она у меня до сих пор есть.

Пижама оказывается мала, но делать нечего. Футболка сидит на груди тугой повязкой. Штаны, превратившиеся в капри, едва прикрывают задницу и не застегиваются. Да и ладно. Вряд ли меня кто-то увидит.

Я привычно готовлюсь ко сну: умываюсь, чищу зубы, снимаю линзы и ищу очки, так как ума проверить их сразу мне не хватает. Нахожу их на полу среди чистых носков и единственных чистых трусиков, которые придется оставить на завтра. Из-под одежды доносится приглушенный звук телефона. Бак, видимо, – проверяет, не похитили ли меня по пути в номер.

– Чего надобно, придурыш? Недостаточно испортил мне вечер? Не дал пососаться с секси сокомандником, а теперь еще и дрочить мешаешь?

Я прикрываю рукой трубку, пытаясь подавить смех. Бак не любит разговоры о мастурбации. Видимо, потому, что как-то спросил, будет ли считаться инцестом, если он посмотрит, как я дрочу. Тогда же, кстати, он и попытался меня «облапать». Возможно, я самую чуточку приукрасила, когда пересказывала ему события.

Из динамика доносится хрип Дарта Вейдера, а затем:

– Твою мать.

Голос принадлежит точно не Баку.

– Алло?

– Вайолет?

– Кто спрашивает?

– Алекс, секси сокомандник. – Я практически вижу эту самодовольную лыбу.

– О. Привет. – Что ж, неожиданный поворот событий, да еще и весьма унизительный. Хотя, подозреваю, он и так в курсе, что очень горячий, так что для него это не станет открытием. Да и вообще – мы только что сосались. Он должен догадываться, что нравится мне.

Повисает тишина. В голову с опозданием приходит шесть остроумных ответов. Увы, момент упущен.

– Ты правда дрочила? – снова хрипит он.

– Нет, я… уже погладила бобрика. – Хихикаю. Да, мне пять лет. – А что, ты как раз этим и занят? – Не удивлюсь, судя по его дыханию. Фантазия подкидывает приятный визуал; представляю, с каким кайфом он это делает.

– Что? Нет, – отвечает он быстро. Слишком быстро.

– Уверен? Ты даже не подумал. Ответил раньше, чем я договорила. – А вот и неправда. – Признавайся: врешь, а у самого рука в штанах?

– Что? Нет. Честно. Погоди… ты не шутила? – Голос становится ниже. В нем слышится напряжение. Я пытаюсь представить его лицо.

– Насчет?

– Насчет бобрика. Не шутила?

Господи, как же комично звучит. Я хохочу в голос.

– Да ну на хрен, – бормочет Алекс.

Смех обрывается. Во-первых, потому что я теперь представляю его хрен. Во-вторых, потому что представляю, как он нависает сверху, и смотрится это восхитительно.

– Не шутила, – подтверждаю я с придыханием; спасибо порно, которое крутится в голове.

– Серьезно? – спрашивает он с восторгом.

– Ну, бобрика я не гладила. Опасные животные. Их лучше не трогать.

– Можешь перестать говорить о бобрах? Ладно, так. Чем ты сейчас занимаешься?

– Пью пиво и смотрю порно, а что? – Уверена, завтра мне будет стыдно вспоминать об этом разговоре, но сейчас он слишком меня забавляет.

– Просто я у твоего номера. Составить компанию?

Я подрываюсь так быстро, что голова кружится.

– Врешь.

– Нет. Шестьсот девятый номер. Постучать?

– Нет! Не надо! Подожди.

Я вылетаю из спальни и мчусь в гостиную. Там никого. Хочется перекувырнуться через себя, как шпион, но я неуклюжая, так что просто подбегаю к двери и распахиваю ее. В коридоре действительно стоит Алекс с перекинутым через руку пиджаком и телефоном у уха.

Я выхожу в коридор.

– Ты правда здесь.

– Миленько.

Я пытаюсь понять, куда он смотрит. Ах да, точно. На мне же пижама с Человеком-пауком, рассчитанная на маленьких мальчиков. В коридоре холодно, а я без лифчика, что привлекает внимание к груди. Мои соски топорщатся, приветствуя Алекса через тонкую ткань.

– Забыла кружевное белье дома. – Сейчас я даже немного жалею, что у меня его нет, но кружево – материал неудобный и непрактичный. – Что ты здесь делаешь? – Я прикрываю грудь, защищая соски от визуальных домогательств.

Алекс мельком косится вниз, будто они притягивают взгляд, а потом вскидывает глаза.

– Я… э… не хочешь поболтать?

Морщусь.

– Я с родителями.

– Можем пойти ко мне.

– Я спать собиралась.

– Заметил.

И снова он улыбается. Как же ему идут чертовы ямочки. Общий побитый видок и синяки только подчеркивают его красоту.

– Я не собираюсь с тобой спать. – Господи, мне нужно учиться фильтровать слова.

Его это не смущает.

– Да ничего. Я и не ожидал.

– Серьезно? – Я думала, что под «поболтать» подразумевается «раздеваться».

– Серьезно. Клянусь. – Алекс кладет руку на сердце, и его взгляд смягчается, а на щеки выползает румянец. Он смутился. Это даже мило.

– А. Ну, раз так, то пойду переоденусь, наверное.

Я только что согласилась пойти к чертовски горячему хоккеисту посреди ночи, да еще и не ради секса.

Обернувшись к двери, дергаю за ручку. Та не подается. Дергаю снова, хотя понимаю, что бесполезно. Постучу – разбужу предков. Тогда мы с Алексом точно не «поболтаем». А я хочу, пусть это и плохая идея. Поход к нему не сулит ничего хорошего. Разве что потрясные поцелуи.

– Ключа у тебя нет.

– Именно. Нет.

– Можешь не переодеваться. Ничего не имею против. Люблю Человека-паука. – Его улыбка одновременно бесит и возбуждает. – Но если очень хочешь, можем попросить у администратора запасной ключ.

– Ты е… в смысле, стебешься? Что? Нет. Я не спущусь в таком виде. – В ужас приводит и то, что я едва не сказала, и мысль о том, что придется идти на ресепшен в супергеройской пижаме.

– Пойдем ко мне. Потусим, а когда захочешь вернуться, я сам спущусь и попрошу принести тебе ключ.

Алекс протягивает руку. Посмотрев на нее, задумчиво перевожу взгляд обратно. Возможно, алкоголь до сих пор не выветрился из организма или дрочка не принесла должного удовольствия, но я беру его за руку, и мы идем к лифту. Вызвав его, он накидывает пиджак мне на плечи. Я стараюсь не думать о том, насколько для него это привычная ситуация. Наверняка таких девушек – сотни.

Дверь открывается, и он пропускает меня вперед. Стены в лифте зеркальные, что позволяет разглядеть Алекса со всех сторон. Он красавчик, зато я – пугало. Растрепанная, в очках, без макияжа. Я незаметно пытаюсь пригладить волосы.

– Эй. – Он тепло смотрит на меня и проводит рукой по щеке. У него грубые, мозолистые пальцы, но прикосновение нежное, почти чувственное. – Я просто хочу поболтать. Правда.

Хочется верить.

– Два часа ночи, Алекс. Обычно в такое время не болтать приходят.

Он убирает руку.

– Любые бары рано или поздно надоедают, а после игры сложно уснуть. Вот я и подумал: ты дала мне свой номер, да и пообщаться было приятно, согласись? Редко встретишь человека, который не раздувает из этого черт знает что.

– Ага. – Ладно, плевать. Не в заложники же он меня возьмет. Захочу уйти – возьму да уйду.

– Я не знал, когда вы уезжаете. Вот и хотел…

Лифт останавливается. Алекс берет меня за руку, переплетает пальцы и ведет в номер. Внутри он практически такой же, как наш, только дверь всего одна – видимо, в спальню.

– Обычно мы живем по двое, но на прошлой неделе я выиграл пари, так что Даррену пришлось поселиться отдельно.

– Даррену?

– Вестингаузу. Приятель мой, двадцать шестой номер. Правый нападающий.

Тут я вспоминаю, что должна была его сфоткать, а в итоге отвлеклась на то, чтобы запихнуть Алексу язык в рот. Надеюсь, Шарлин сможет меня простить.

– Вы живете по двое?

– Обычно да.

Сложно привести девушку в номер, когда там кто-то есть. Разве что они не прочь посмотреть или поучаствовать. Меня пробирает дрожь. Интересно, что за пари он выиграл.

Я иду за Алексом к барной стойке, где он мешает мне безалкогольный коктейль, а себе открывает бутылку минералки.

Мы стоим, смотрим друг на друга и молчим. Наконец, не выдержав неловкости, я сдаюсь:

– Мне не по себе. – А потом добавляю: – Для меня это впервые.

Мысленно закатываю глаза. Какая заезженная фраза.

В уголках его губ мелькает улыбка, и она же освещает глаза.

– Что, человеческое общение?

– Нет. Я, знаешь ли, не расхаживаю по номерам знаменитых хоккеистов посреди ночи, особенно когда до этого мы прилюдно сосались.

– А что, тебя часто зовут?

– Нет. Говорю же: впервые.

Я возвращаю ему пиджак – из-за перепалки мне и так жарко.

– Пижама у тебя – это нечто.

– Тебе просто нравится пялиться на мою грудь.

Я отворачиваюсь; почему я не могу сначала подумать, а потом говорить? Перегнувшись через барную стойку, бросаю в стакан пару кубиков льда. Алекс кашляет, и я вспоминаю о штанах, которые на меня толком не налезают. Есть неплохой шанс, что я только что продемонстрировала ему голую задницу. Поспешно выпрямившись, я натягиваю их чуть ли не до верблюжьей лапки. Как ни повернусь, Алекс обязательно что-нибудь да увидит.

Заметив неподалеку мягкий диван, я иду к нему и сажусь в уголок, подтянув ноги, чтобы гардероб больше меня не позорил. Алекс молчит и не говорит, что он видел. Он в целом не произносит ни слова.

Просто присаживается рядом, откидывается, весь такой спокойный и сексуальный. А потом делает то, чего я боялась. Нет, не перегибает меня через спинку дивана и стаскивает штаны. Только в метафорическом смысле.

Что же еще могло сломить мою и так хрупкую решимость, кроме шикарной внешности? Да вот что: как и обещал, Алекс завязывает со мной разговор.

– Значит, у тебя свой литературный кружок? И как, нравится? – Он вытягивает руку, скользя по плечу кончиками пальцев.

Я не знаю, как ответить так, чтобы не выставить себя неудачницей.

– Он не мой, я просто туда хожу. В основном чтобы выпить вина и наесться всякой фигни под обсуждение порнушных книжек. Мы редко читаем классику, но последние несколько месяцев был один разврат. Лидию задолбало читать слово «текут», и она выбрала Филдинга. Из крайности в крайность, так сказать.

Алекс вздрагивает.

– Я ее понимаю. Ужасное слово.

– Согласна. Течь должен только хорошо пропитанный торт.

– Именно. – Алекс смеется. Перебирает мои волосы. – Значит, ты филолог?

– Нет, но я изучала в универе литературу. Так, для себя. А ты? – Во рту пересыхает, и становится жарко. Я подношу к губам грейпфрутовый коктейль.

– На первом курсе изучал литературу и биомеханику, но биомех пришлось бросить, когда меня взяли в команду. Я припозднился со спортом.

Алекс хотел получить двойную вышку. Пижама чуть не слетает сама собой.

– А когда тебя взяли?

– На первом курсе.

– И ты все равно доучился?

– Не сразу, но да. Я все еще хочу доучиться на биомехе, но пока нет возможности. А ты, значит, художку не любишь, а?

У него такой милый канадский говор. Повыше груди и пониже пояса разливается жар.

– Люблю. Мне нравятся Толстой и Остин, но Филдинг после откровенной порнухи – это перебор.

Алекс снова смеется, скользя пальцами по моей шее.

– Он видел ее, как солнце, и не глядя.

Господи. Он цитирует Толстого и гладит меня. Мне конец.

Когда все твое окружение состоит из спортивных фанатиков, не заглядывающих дальше хоккейных новостей и спортивных разделов в журналах, трудно не повестись на парня, который читает книги без картинок.

Не успевает он толком договорить, как я набрасываюсь на него и целую. Слышится звон стакана, поставленного на стол, а мгновение спустя его руки сжимают меня за пояс, скользнув под футболку, и обжигают и без того разгоряченную кожу.

– Я очень надеялся, что получится потрахаться языками, – говорит Алекс мне в губы.

С губ срывается смех, затем стон. Громкий и откровенный. Давно ко мне не прикасались мужские руки. И под «давно» я подразумеваю полгода без секса. Эти прикосновения сводят с ума.

Скользнув пальцами по его челюсти, я запускаю их ему в волосы. Они мягкие, как из рекламы шампуня, где привлекательные мужчины хвастаются шикарными шевелюрами.

Я прижимаюсь ближе, но этого мало, и я залезаю к нему на колени. Идея отличная, но вместе с тем – очень плохая. Становится плевать, спит он со всеми подряд или нет, когда я ощущаю под собой налившийся член.

Кончики пальцев Алекса спускаются к поясу сползших штанов. Все мои мысли крутятся вокруг его прикосновений и жарких поцелуев.

Отстранившись, он скользит по линии челюсти губами, влажно и горячо.

– Можно? – спрашивает он, спускаясь ладонями ниже.

– Ага.

Он хватает меня за задницу и нежно сжимает.

– А так?

Вместо ответа я просто мычу, чтобы не сболтнуть лишнего. Его нижняя губа так и манит, так что я прикусываю ее и посасываю. Мы долго целуемся, прижимаясь друг к другу: его руки на моей заднице, мои – в его волосах.

А потом он тянет меня ближе, попутно двигая бедрами.

– А вот так?

Именно этого мне так не хватало. Какие там пальцы – подо мной внушительный член, о который можно в любой момент потереться.

– Трахни меня.

Я замираю. Твою… шайбу. Надеюсь, для хоккейных шлюшек есть группа поддержки.

Потому что она мне понадобится.