Читать книгу: «Заметь меня в толпе», страница 3

Глава 7

Больше всего хотелось запереться в комнате и даже носа в коридор не показывать. Но не прийти на занятия значило бы навлечь на себя лишние подозрения. Может, все-таки не опознают…

Гадство! Ведь из-за съемок в Клементинуме не было посторонних. А возле старой библиотеки находилась лишь наша группа.

Как только полиция не пришла за мной еще вчера?

Я все-таки собралась и поехала на утренние лекции вместе с Софи.

И точно! Возле аудитории, подперев спиной подоконник, стоял мужчина. Он внимательно вглядывался в лица проходящих мимо студентов, время от времени сверяясь с бумажкой в руках. Заметив меня, он поднял бровь и довольно хмыкнул.

– Добрий дэн, – сказал он по-чешски. Потом перешел на английский. – Меня зовут Томаш Войтишек. Я следователь чешской прокуратуры, – он вытащил из внутреннего кармана куртки корочки и протянул мне.

Мог бы и не представляться. Вид у следователя был вполне протокольный: одет неприметно в короткую коричневую куртку и темные брюки, стрижка – ёжик, и серые круги под глазами.

– Я бы хотел с вами поговорить, если позволите, – обращался следователь исключительно ко мне.

– А в чем дело? – встрепенулась Софи.

– Вы можете идти, вас это не касается.

Софи с недовольным видом направилась в аудиторию.

– Если что, зови, – шепнула она мне.

Я кивнула.

– Давайте отойдем в сторонку. Сюда, пожалуйста.

Мы вошли в соседнюю пустую аудиторию. Следователь уселся за первую парту, достал маленький блокнот и ручку. Я осталась стоять, волнуясь, как у зубного.

– Как вас зовут и гражданкой какой страны вы являетесь?

– Надина Серова. Я из Бельгии.

Следователь сделал запись.

– У вас славянский акцент. И имя не бельгийское…

– Мы с семьей эмигрировали из России три года назад. С тех пор там не бывали.

Он опять чиркнул в блокноте.

– Ваш родной язык русский?

– Да.

– Тогда можем говорить русский.²⁴

Все звуки у него выходили твердо, неестественно.

– Я в школе учил и на универзите²⁵ тоже. Тогда всех заставляли. Вам не мешает?

– Нет, пожалуйста.

– Сколько е вам лет?

– Семнадцать.

Следователь разочарованно хмыкнул.

– Мы только немного поговорим, неофициально… Не знаете, почему я с вами говорю?

– Нет.

Только бы не покраснеть сейчас. Надо держать себя в руках! Я ничего не знаю!

– А новости не смотрите?

– Я почти не понимаю чешского, и телевизора у нас нет.

– Но так²⁶, – следователь вздохнул и поскреб висок концом авторучки. – Имею здесь фотку з системы наблюдения в Клементинуме. Посмотрите просим²⁷. Вы узнаете?

Я взглянула на распечатку. Мутная черно-белая фотография с обычного принтера, но узнать меня можно. Схвачен как раз тот момент, когда я дико таращусь на парня в белом халате. На него…

– Да, это я.

– Добрже²⁸. Тогда расскажите то в порядку²⁹, что вы делали в Клементинуме?

Следователь быстро постукивал кончиком авторучки по столешнице. На тыльной стороне его ладони, виднелись несколько шрамов, и не хватало одной фаланги указательного пальца. Мой взгляд так и приклеился к изуродованной руке.

– Мы рисовали библиотеку с нашей группой. Тут на фотографии я как раз вышла в соседний зал, чтобы подышать свежим воздухом. В библиотеке воздух спертый. В общем, я окно открыла, а тут как раз библиотекарь пришел.

– Почему то так разрешили³⁰, же то был библиотекарь?

– Э… почему библиотекарь? Ну он был в белом халате и в перчатках. Потом он книгу привез на тележке. Он меня не заметил сначала.

– Знаете того человека, библиотекаря? Вы разговаривали с ним.

– Нет… – внутри все задрожало, и распечатка заплясала в руках. Я поспешила убрать руки за спину. – Я только извинилась, что окно открыла. Это ведь, наверное, не разрешается…

– Что вас так напугало, удивило?

Кажется, я все-таки покраснела.

– Я… Я просто… Я думала, он ругаться будет.

– Что-то он вам сказал?

– Да ничего. Он не возражал… ну, что я окно открыла. Потом просто ушел.

– Как он выглядел?

– Да я и не помню уже… Мм… Волосы светлые, русые. Высокий. Ничего особенного.

Следователь опять скривил губы и поскреб висок обрубком пальца.

– Но добрже³¹. Сколько вы еще останетесь в Празе?

– До конца августа.

– Угу… Ваши родиче приедут?

– Родители? Да, собираются.

– Они должны приехать скоро.

Это вопрос?

– Мы должны официально допросить вас в присутствии родителей. Они должны приехать на этой неделе. Здесь напиште ваш адрес а³² телефон, – он вырвал из блокнота листок и протянул мне вместе с ручкой. – Я пришлю вам волани. Как это? Приглашение на допрос.

– А что случилось?

– Случилось серьезное преступление, а вы свидетель. Вот мой телефон. Позвоните, если еште нецо³³ вспомните.

Следователь встал и протянул мне визитку.

– Спасибо. До свидания.

Я вернулась в группу. Софи тут же накинулась с расспросами. Я так нервничала, что не смогла скрыть от нее практически ничего. Софи слушала с выпученными глазами.

– Круть! – выпалила она.

– Что же тут хорошего?

– Ты будешь участвовать в расследовании грандиозного преступления!

Скорее, меня сочтут соучастником…

– Тебе нужно вспомнить каждую деталь! Все может иметь значение, – не унималась Софи, ерзая на стуле. – Вдруг устроят очную ставку, и ты должна будешь опознать того бандита? Как интересно!

Сердце заколотилось так, что меня замутило.

А если его поймают, если меня заставят его опознать?..

– И почему я не послушалась тебя?! – воскликнула вдруг Софи почти в голос. Преподаватель опять нахмурился, но злиться на симпатичную рыженькую было, похоже, выше его сил.

– Что? – переспросила я тихо.

– Мне нужно было самой пойти и выкинуть мусор… Чертовы карандашные очистки! Я могла бы поймать вора на месте преступления!

Все! Больше не могу!

Ноги сами вынесли из класса. Три пролета лестницы пронеслись мимо, и я уже шагала по улице, сама не зная куда.

Я пропустила все занятия и вернулась домой только к вечеру. Софи распахнула дверь, стоило мне заскрести ключом в замочной скважине.

– Где ты была целый день?

– Софи, я устала…

– Я вижу, с тобой что-то происходит. Ты сама не своя.

– Со мной все в порядке.

Я попыталась протиснуться в комнату, но подруга не пускала.

– Нет, нет… Ты, как камера хранения, в которую запихали слишком много вещей. Дверца уже не закрывается.

– Боже! Это что значит?

– Надо освободить место. Надо довериться кому-то… Иначе все вывалится в самый неподходящий момент.

– Тебе бы книжки писать, Софи.

– Не расскажешь значит?

– Не сегодня. Дай мне пройти. Хочу прилечь.

Она пропустила меня.

– Твоя мама звонила пять раз.

– Что хотела?

– Сказала, что паспорта нашлись, и они вылетают завтра первым рейсом.

Глава 8

Значит, сегодня последняя ночь, когда я могу попытаться построить мост к черной башне.

Как обычно, я дождалась, когда Софи затихнет, проскользнула в коридор и вошла в отражение.

Куда я попала? Ни моей скалы, ни моря у подножья, ни черной башни вдалеке… Где башня!?

Под ногами плоские выщербленные камни брусчатки. Вокруг непроглядный молочный туман. Силясь разглядеть хоть что-нибудь, я пошла вперед. Мало помалу туман начал редеть, и я различила высокую арку темной готической постройки. Арка вела на мост. Я тут же узнала его. Это Карлов мост в Праге.

Не успела я миновать проход, как ноги сами понесли. Строгие статуи по сторонам моста провожали черными пустыми глазницами, грозили крестами и епископскими посохами. Чайки скакали по перилам, били крыльями и жалобно кричали. Было слышно, как Влтава мечется и стонет в тесных арках внизу под мостом. Мне стало жутко, но ноги тащили все дальше и дальше.

Я остановилась только на середине моста. В нише, между двумя статуями, пряталась темная фигура в диковинном плаще. Густая тень от капюшона смазывала черты его лица. Таинственный незнакомец сидел, широко расставив колени, сжимая одной рукой гриф виолончели, а другой – растрепанный смычок. Заметив меня, он занес смычок над инструментом и замер.

– Кто вы? – спросила я.

Узловатые пальцы сжали гриф, смычок коснулся струн, и в протяжном звуке я различила: «БОЛЬБОЛЬБОЛЬБОЛЬ…»

– Послушайте, мне нужно отыскать черную башню…

Смычок опять коснулся струн и виолончель простонала: «ПРОСТИПРОСТИПРОСТИ…»

Вдруг стало очень холодно. Я задрожала всем телом. Хотелось бежать, но ноги будто приросли к земле. А фигура в плаще продолжала терзать инструмент, извлекая из него мольбы о прощении.

– Я прощаю, прощаю! – завизжала я, зажимая уши ладонями.

Музыкант отбросил инструмент и смычок в сторону. Голова его чуть приподнялась, и из-под капюшона показались бескровные синеватые губы. Человек тяжело выдохнул, будто выталкивал из легких не воздух, а смолу. Он гортанно прохрипел: «СЕБЯ ПРОСТИ!» Из провала его беззубого рта на меня бросилось полчище черных тварей. Они хлопали крыльями и били по щекам острыми коготками. Я вскинула руки, пытаясь защититься, зажмурилась и вдруг почувствовала, что лечу куда-то вниз.

Внезапно все закончилось. Я открыла глаза и увидела Софи. Она склонилась надо мной, придерживая мою голову.

– Вот это нихрена себе! – выпалила Софи по-русски.

– Софи?..

– Это что сейчас было?! – Софи разжала ладони, и я стукнулась затылком об пол. Подруга вскочила и принялась ощупывать зеркало. – Нади, оно выгнулось к тебе! – Софи посмотрела на меня выпученными глазами. – Merde! Merde!

Я, покачиваясь, встала и поймала ее за руку.

– Софи, перестань…

Подруга затравленно пискнула:

– Я не чокнулась… Я видела… – она закивала.

– Да-да, ты видела, – ее руки дрожали. – Я тоже видела. Я тебе все объясню. Только успокойся. Пойдем.

Я повела ее в комнату.

……

Я все рассказала Софи. Теперь она знала о людях-зеркалах, энергетических вампирах, ограбленном банке, а заодно и о том, кто и как украл Вышеградский Кодекс.

Мы просидели до утра. Софи в очередной раз покачала головой.

– Ты весь мой мир перевернула! И как теперь жить с такими знаниями?

Она поплелась к кровати, плюхнулась лицом в подушку.

– Покажешь вампира, если встретим на улице? – пробурчала она.

– Софи! Ну что ты говоришь? После всего, что я рассказала, тебя именно это больше всего волнует?

– Я так хочу посмотреть хоть на одного настоящего вампира!

И что она за человек?

– Я же объясняла, они внешне ничем не отличаются от людей. Нужно наблюдать…

– Теперь я буду на всех пялиться! Слушай, не пойму, как они все-таки этой энергией питаются?

– Софи, давай хоть немного поспим.

– Если бы у меня парень был вампиром, я бы все узнала в самых мельчайших деталях! Тебе не интересно было что ли?

– Он не рассказывал. А когда я узнала, возможности порасспрашивать уже не представилось.

Я легла и отвернулась к стенке.

– Ты не поедешь встречать родителей?

– Нет. Сами как-нибудь доберутся.

– Как хочешь. Я постараюсь уснуть. Хотя какой сон после такого…

Она спала уже через пять минут.

Какая она сильная! Почему я не такая? Будь Софи на моем месте, она бы никому не позволила отнять то, что ей дорого. Она была бы тайфуном, которому бесполезно сопротивляться. А я всего лишь сквозняком… Я так легко отказалась от него.

«Себя прости» – так сказал тот человек. Кто он? И мост, и ожившие статуи? Я никогда не видела ничего подобного в зазеркалье. Как получилось незаметно миновать отражение и дверь? Нужно вернуться и проверить, действительно ли я видела то, что видела. Но главное, я должна убедиться, что черная башня на месте. Ведь я знаю, он там! Мне только нужно найти способ добраться к ней.

Послышался стук в дверь.

Часы в коридоре показывали девять тридцать утра. Я отперла.

– А мы с папой сразу к тебе.

Так я и думала… Явились, не запылились!

Отец держал ручку маленького чемодана, какой обычно берут в ручную кладь. Непохоже, чтобы они планировали провести в Праге два месяца, как обещали.

– А мы спим, – ответила я без приветствий. Приглашения войти они не дождутся.

– У вас сегодня нет занятий? – заискивающе поинтересовалась мама.

– Есть.

Она поджала губы.

– Я думала, ты нас встретишь… Софи не передала номер рейса и время?

– Передала.

– Надя, в чем дело? – подал голос отец.

– В вас. Разве не понятно?

– Мы устали с дороги, – вздохнула мама примирительно и слащаво. Она попыталась протиснуться в прихожую. – Наденька, давай чайку попьем… – она осеклась, увидев в коридоре зеркало в полный рост. Ее лицо тут же приобрело жесткое выражение, которое я хорошо знала. Вот она настоящая.

– А ну-ка, дай пройти, – приказала она.

– Нет! Вам здесь делать нечего. Отправляйтесь в свой отель и там хозяйничайте!

Но мать отпихнула меня и вошла.

– Стас, – крикнула она отцу, – не стой столбом! Посторожи возле зеркала, пока я буду собирать вещи.

Проснулась Софи, вылезла из кровати и мутным взглядом обвела присутствующих.

– Привет, – сказала она по-русски, – как дела?

– Добрый день, Софи, – ответила мама на ломаном французском. – Боюсь, что Надина возвращается в Льеж.

– С чего это вдруг? Я никуда не еду.

– С того, что ты не выполнила обещание! – взвизгнула мама. – С того, что ты ведешь себя вызывающе, пропускаешь занятия, из-за которых ты, собственно, здесь! Ты едешь домой!

Отец стоял в проходе, угрюмо разглядывая что-то за окном.

– Я не могу вернуться, – решительно возразила я по-французски. – Мне запретили.

– Здесь только я могу что-то запрещать! – мама бешено сверкала глазами.

– Полиция запретила.

Мама замерла.

– Что ты говоришь?!

– Я свидетель преступления.

Отец, наконец, удостоил меня недоуменным взглядом.

Подошла Софи и начала выуживать из чемодана свои вещи.

– Ее вчера допрашивали, – мимоходом бросила подруга.

Неожиданно в дверь постучали. Служащий с рецепции попросил спуститься вниз, чтобы расписаться в бланке получения заказного письма.

Глава 9

Когда я вернулась, мама сидела за столом и утирала платком глаза. Отец, еще более угрюмый и мрачный, все разглядывал что-то за окном. Софи с папкой для рисунков на плече шепнула, что убегает на лекции, и скрылась за дверью. Вот бы и мне так…

Занятые поиском паспортов, родители пропустили главную новость недели, взволновавшую всю Европу.

– То есть ты видела вора? – сказал отец после моего краткого пересказа. Он старательно растирал лоб, оставляя на нем красные полосы. Делал он так исключительно в моменты полной растерянности.

– Да я сама толком не поняла. Он подменил книгу, ну а я…

– Ты его запомнила?

– Не так чтобы очень… Вроде бы сотрудник архива. Белый халат там, перчатки…

– Надя, тебя даже на день оставить нельзя без присмотра! – мать, как всегда, в своем репертуаре.

– Анастасия, давай не будем… В чем она, собственно, виновата?

Отец покрутил в руке повестку, предписывающую мне явиться в полицию сегодня в 14:00. Он шумно выдохнул.

Стало жаль его. Он всегда был слабее и чувствительнее мамы и всегда относился ко мне с куда большим пониманием. Мать хоть и плакала по любому поводу, но я давно поняла, слезы – всего лишь средство манипуляции. Своими слезами она уже никого не растрогает.

– Ты уходила в отражение? – опять набросилась на меня мать.

– Я здесь и со мной все хорошо. Что еще тебе надо?

Как же она достала!

– Что?! Это не ответ!

– Анастасия, сейчас есть проблемы посерьезнее. Надя, собирайся. Пора ехать в полицию.

Мы взяли такси. Мама всю дорогу хватала меня за руку, будто опасаясь, что я убегу.

……

В допросной пахло канцелярской пылью и потом. Из угла угрюмо пялился телевизор, рядом раскорячилась тренога с видеокамерой. Я все никак не могла оторвать взгляда от наручников, привинченных к холодному столу. Волной накатила тревога.

Родители тоже были в замешательстве. Мама поинтересовалась у проводившей нас дамы в форме, возможно ли побеседовать в более спокойной обстановке. Та велела располагаться и ожидать следователя.

Мы с мамой присели на жесткие стулья. Отец нервно прохаживался вдоль зеркального окна, бросая недобрые взгляды своему отражению.

Минут через пятнадцать в комнату вошел тот самый следователь с изуродованной рукой.

– Здравствуйте, – он деловито положил на стол папку с видеокассетой и направился настраивать видеокамеру.

Сердце бухало так громко, что я опасалась, как бы следователь не услышал этот грохот.

– Мы должны снимать допрос, – пояснил следователь.

Он повернулся к видеокамере, зачитал с бумажки какой-то текст на чешском.

Задрожали руки. Мама схватила мои пальцы и сжала. Захотелось бросится ей на шею и спрятать голову на груди, как бывало в детстве.

Начался допрос. Следователь задавал те же вопросы, что и вчера. Я немного приободрилась и на этот раз отвечала без запинок.

– Вы утверждаете, что не знаете этого человека. Библиотекаря. Е то так?³⁴

– Да, я просто извинилась, что самовольно открыла окно.

– Добрже. Давайте посмотрим видеозапись.

Следователь подвинул поближе тележку с телевизором, вставил кассету в плеер, промотал видео и остановил как раз в тот момент, когда на экране появился молодой мужчина в белом халате и матерчатых перчатках. Мужчина вытаскивал из коробки книгу. Сердце ёкнуло.

– Вы утверждаете, что не знаете этого мужа… мужчину?

– Нет, – выдохнула я, не узнавая собственного голоса.

– Я здесь имею заключение эксперта, который читает по губам – следователь покопался в папке и достал какой-то документ, – он утверждает, что вы сказали по-русски: «Это ты, я знаю».

Я захлопала глазами. Но тут за меня вступилась мама.

– Это что за эксперты у вас такие? Может, они и мысли читать умеют?

Следователь сдвинул брови.

– Посмотрите внимательно на фотографию, – он протянул снимок. – Здесь тот мужчина, которого вы видели в Клементинуме?

– Да, это он, – отозвалась я.

– Это во правду сотрудник библиотеки. Але…³⁵ Хочу еште нецо вам указать³⁶, – следователь перемотал пленку на начало. – Вот, посмотрите, он идет по коридору, везет книгу в хранилище. Теперь се подивейте на его ноги.

– Что не так с ногами? – отец приблизился вплотную к экрану.

– Смотрите дальше. Другая камера. Прошло несколько секунд. Не замечаете?

– Тот же самый парень везет тележку.

– Ано! Але!³⁷ Посмотрите на ноги.

Отец уставился на следователя.

– Обувь…

– Кеды.

– Ано, пресне так!³⁸ Когда он успел переодеться? Только что был в ботах, а теперь… как вы сказали? Кеды… Как объясните?

Мы молчали.

– Я думаю, это другой человек, – заключил следователь.

Родители переглянулись и, перебивая друг друга, начали кричать, что это работа полиции искать воров, а «бедная девочка» к этому никакого отношения не имеет. Следователь молчал.

– Допрос окончен, – сказал он. – У меня есть основания полагать, что вы покрываете преступника. Поэтому вы будете задержаны. Надина Серова, вы имеете право хранить молчание. Советую найти адвоката.

Что тут началось! Мама плакала и умоляла, отец хмурился и что-то доказывал. Я же настолько потерялась, что не могла разобрать ни слова, как будто выключили звук. Сидела и изучала свое бледное, осунувшееся лицо в окне для наблюдений.

Родители и следователь пошли на выход. Я уловила только, что опекуны должны подписать какие-то бумаги, а мне следует ожидать в допросной. Замок щелкнул. Стало тихо.

Я встала и подошла к окну. Есть там кто-нибудь в смежной комнате? Наблюдают ли за мной? Да какая разница…

Я дотронулась до зеркальной поверхности. Она мягко поддалась, рука провалилась в отражение. Тогда я подтащила к окну стул, забралась с ногами так, чтобы отразиться целиком, и прыгнула в отражение. Мое тело в реальном мире грузно повалилось на пол.

Родители догадаются, а большего и не надо. По крайней мере, за стартовое зеркало теперь можно не опасаться.

Глава 10

Прошло пара часов. За это время погода менялась несколько раз. То неизвестно откуда набегали тучи, и океан под скалой начинал стонать, то опять становилось светло и спокойно.

А я все думала о нем. Прокручивала пленку памяти…

Впервые я увидела его на школьном дворе и сразу занесла в категорию самовлюбленных мерзавцев. Кривая полуулыбка, нахальный прищур и смазливая внешность, на которой обычно и заканчиваются достоинства таких, как он.

Новый одноклассник не заинтересовал. Его посадили рядом, но я была уверена, скоро парта будет опять принадлежать только мне, а красавчик найдет компанию под стать. Но неожиданно он взялся помогать на проверочной.

Вот так несостыковка!

Помню, пялилась на него, как дура! Самой потом стыдно сделалось. Пришел незнакомый парень, с детского дома, а я сразу записала в подонки.

Я вдруг увидела мальчишку совсем по-другому. Задумчивый и непохожий на всех остальных. Руки зудели нарисовать его… Он заметил и повел себя так, будто у него от моих художеств рези. Испугалась, что опять, как с раздевалкой получится… Все загладить порывалась. После уроков встретила его в парке, и началось…

Он вдруг заболел.

А я навещала одноклассника каждый день. Сидела у его постели по часу, а случалось и дольше. Он лежал один, весь бледный, лоб в капельках пота, зубы сжаты так, что жилы на шее вздыбились, и лицо… Как реагировать, когда лицо человека меняться у тебя на глазах? Вся жизнь перевернулась в тот момент.

Страх понемногу улегся. Я наблюдала и зарисовывала каждую перемену в его внешности. Скоро болезнь начала отступать. Я не могла дождаться, когда это «существо» придет в себя и расскажет, кто он. Вот только секретами новый одноклассник делиться не собирался и повел себя, как полный кретин.

А потом оказалось, что я и сама… «существо».

Не могу вспомнить момента, когда презрение переродились в совсем другое чувство. Сначала очень хотелось напугать его. Так же сильно, как он напугал. И, надо сказать, получилось. Я веселилась от души, наблюдая, в каком он замешательстве.

Сам-то, небось, не видел девчонок в зеркальных отражениях. А еще «существо»…

А потом все как-то постепенно изменилось, и совсем расхотелось над ним издеваться. Захотелось совсем другого… Никогда и никого так близко к себе не подпускала. Никто не знал обо мне так много. Никто меня так не касался. Все было впервые, ново, остро…

Вспоминаю о нем, но даже в мыслях имени произнести не смею. Силюсь выдохнуть, а воздух застревает в легких, губы не слушаются. Имя… Чувствую его холодящий мятный вкус на кончике языка, его мягкий аромат – загадочное, таинственное. Оно спряталось где-то глубоко в груди, и я не могу выманить его наружу.

Указательным пальцем я принялась вычерчивать в воздухе буквы, украшая их завитушками и вензелями: надежная «Т», протяжная «И», задумчивая «М»… Вдруг ощутила, как воздух под руками загустевает и материализуется. Меня охватило волнение. Бодрящий импульс электрической волной пробежал по телу, и я начала рисовать. Пальцы, будто кисти, заполняли бесцветное пустое пространство воплощениями образов, рожденных памятью и фантазией. В небо взмыли башни с высокими шпилями, брызнули фонтаны и водопады, все сплеталось паутиной переходов, галерей и террас…

Смелым движением я прочертила в воздухе линию, разрезающую водное пространство и соединяющую черную башню со скалой. В то же мгновение легкая дымка у основания башни загустела и превратилась в сизое облако. Облако заклубилось, закипело и из самого его центра брызнуло серебряно-ртутной массой, застывающей на лету. Тонкий арочный мост вырос на глазах.

Внутри все ликовало. Я устремилась на мост. Но не успела ступить на дымчато-прозрачную поверхность, как громадные птицы – сторожа башни – поднялись в небо и тут же пикировали вниз, рассаживаясь по перилам вдоль всего пути.

– Убирайтесь! Убирайтесь! Откуда вы взялись!?

Я попыталась прорваться сквозь птичий кордон, но они свирепо набросились на меня.

– Чего вы хотите?! – взмолилась я. – Пустите!

Птицы галдели, щелкали клювами и хлопали крыльями.

– Это мой мир и только мне решать, кому здесь быть!

Неужели даже здесь я не свободна?

С той стороны родители, здесь эти птицы – всегда кто-то или что-то не позволяет приблизится к нему.

Неужели нам не суждено быть вместе? Или всему виной моя ошибка?

Каждую ночь во сне снова и снова приходится выбирать между его спасением и собственной жизнью. Я слышу голос и слова «Это мой выбор!» Нет! Это был МОЙ НЕПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР! Это я выбрала для тебя совсем не тот путь, не ту судьбу, который ты был достоин.

Как вернуть мгновение, когда липкий страх прогнал решимость? Испугалась умереть в четырнадцать лет. А он не боялся… И после всего, что произошло, исчезла, не сказав: «Спасибо!», не сказав: «Прости!»… Как бы не стерегли родители, я могла вернуться раньше. МОГЛА!

– Я должна помочь ему, пустите!!!

Но птицы были неумолимы.

– Пустите! Я люблю его!

Я любила того мальчика… Никогда не поверю, что ему плевать, ведь глаза кричали об обратном. И пусть меня сожрут эти мерзкие твари, пусть скинут в океан! Уж лучше погибнуть, чем остаться на одинокой скале, так и не попробовав исправить ошибки.

Я решительно ступила на мост. Птицы опять засуетились, заклацали клювами. Я рванула к башне. Черные твари провожали злыми взглядами, но сторонились.