Читать книгу: «Страшна, как смерть», страница 6

Тяжёл мой ум, обиды не терплю, и грозен гнев Медеи. Ясон с Креонтом заодно, он тоже хочет, чтобы я исчезла. Неужели и сыновья не дороги ему?.. Но вскоре нашлась разгадка: мы встретились с Ясоном на дороге. (стонет) Я чуть не выдала себя – так мне хотелось кричать и высказать всё горе и обиды! Но у меня другая цель была: должна была узнать я, что он думает о детях.

Студентка-Медея: Напомнила я всё же про поход и про Колхиду, про то, как рисковала я, идя к дракону, чтоб усыпить его, чтобы Ясон смог золотое руно забрать, как против воли отца пошла, запреты все нарушив, как, наконец, причиной смерти брата младшего я стала…

Медея: А он, глумясь, ответил, что его поход удачен был благодаря (помолчав) Киприде. Что если уж кого благодарить ему, то малыша Эрота, пустившего стрелу Медее в сердце. Медея же сама тут ни при чём.

Студентка-Медея: Глядела на него я и не знала, как можно так жестоко ошибаться в человеке… Его как будто подменили. Ради власти готов он был отречься от всего, чем раньше дорожил.

Медея: Тогда я злобу скрыть кой-как сумела и нежным тихим голосом сказала: «Ясон, жила любовь меж нами, вот плоды любви, то дети наши. Неужели ты и их в изгнание отправишь?» И сыновья приблизились к отцу, и стали доверчиво к нему ласкаться, а он их гладил, и улыбка бродила по лицу его.

Студентка-Медея: Заплакала тут я – Ясон спросил, о чём я плачу. «Как о чём? Ты обещал когда-то возвысить наших сыновей, теперь же обрекаешь на вечные скитанья! О если б мог ты детей с собой оставить!» Эта мысль понравилась Ясону. Он обещал уговорить Креонта и царевну, развеселился даже.

Медея: И поняла тогда я, что дети были дороги ему. Так дороги, что их потеря стала б для него ужаснейшим несчастьем.

Студентка-Медея: Приняв весёлый вид, тогда такую роль тут разыграла: в знак примирения хочу я-де отправить с детьми царевне чудные дары, они достались от Гелиоса, деда моего, – то пеплос дивный и золотая диадема.

Медея: Ясон приятно удивлён был, говорил, что зря я расстаюсь с богатствами такими: они же мне в дороге пригодятся. (усмехается) Расстались мы, я ядом напоила подарки роковые и с детьми передала. О, как ждала я из дворца известий!..

Студентка-Медея: Царевна даров таких не ожидала, сначала не хотела принимать, но вид детей её одушевил, она наряд отравленный надела… И вдруг венец златой на волосах объялся пламенем, сорвать его нельзя – прирос он к телу, уже лица не видно, только кровь, одежда вся в огне, и мясо от костей уж стало отрываться…

Медея: Вошёл тут царь Креонт, увидел свою дочь погибшую и бросился, рыдая, чтобы её оплакать, но только прикоснулся к ней, как труп царевны, точно плющ, обвил царя, и началась борьба ужасная. Креонт подняться хочет, а мертвец его к себе влечёт, царь рвётся прочь, но только от себя куски и клочья мяса отрывает. Вот гаснет, гаснет царь, и дух свой испустил. Погас Креонта род. Свершилось.

Студентка-Медея: То первый акт был мести. Для истинной любви никто не страшен. Безмерно я любила, так неужто вражда моя теперь предел узнает?!

Медея: Я всё разворочу и опрокину, и ярость мщенья не утихнет в душе моей. В одном лишь я найду покой – когда с собою всё, всё в пропасть увлеку. Пусть гибну, но разрушу всё, пусть всё со мной погибнет.

Студентка-Медея: Дерзостный нрав мой кормилице хорошо был известен. Она давно уж боялась, чтобы не навредила я близким. Детям моим говорила: «Душа матери вашей охвачена гневом, дика и горда, и пощады не знает, бегите подальше от злобы её раскалённой, бегите!»

Медея: И прятались дети, не зная, какая ужасная мука глодала мне сердце. О горе! Вы, дети… О будьте вы прокляты вместе с отцом! На милые лица гляжу я, на нежные щёки, глаза и улыбки – а вижу его… А-а-а! Что задумала я?! (смотрит на свои руки) Нет-нет, я мать, я откажусь, я не приму ужасного решенья! Детей возьму с собой!

Студентка-Медея: Вот только… Ясону я не отомстила. Неужли не найду решимости? Свой план забыла?! Иль рождена со слабым сердцем я?! Ну нет, моя рука не дрогнет, не видать врагам моих детей. Теперь я знаю…

Медея: Детей нашла, они уйти хотели, но я их привлекла и стала целовать лицо и руки, порывисты мои движенья были и судорожны, плохо я владела собой… «Дети, дети, – шептала я, – о сладкие объятья и уст отрадное дыханье… Ваше счастье украдено отцом…»

Студентка-Медея: Глядеть на них – такая мука. Раздавлена любовью я своей и ненавистью. Только гнев сильней. О смерть, приди, возьми меня, я ненавижу жизнь, о развяжи её узлы скорее!

Медея: Если кто из богов и слушал бессвязные те речи, то вряд ли мог понять, чего хочу я. Да, я хотела саморазрушенья, желала упасть в ту бездну, откуда нет возврата. Желанье мести, исступленье гнева такую силу дали, что уничтожили любовь, и даже к детям.

Студентка-Медея: Нет, это всё любовь! Сильней всего на свете я любила Ясона, героя своего, весь мир была готова к ногам его сложить, чтоб счастье длилось вечно. И муки совести не истерзали сердце моё – о нет, но каждое мгновенье, что видела Ясона, было счастьем. Делить с ним ложе, быть женой покорной, участвовать во всех делах его и думах, дышать одним дыханьем – вот блаженство. Киприда златая, благодарю тебя за десять сладких лет, прелестная богиня.

Медея: Когда Ясон меня отверг, хоть страшной клятвой был со мною связан, то дико я глядела, не понимая, что случилось. Отчаянье и слёзы, обида, крики, боль и униженье – всё испытала я. Эрот свирепый, зачем моё ты сердце уколол, чтоб так страдала я? Пусть никогда Киприды ужасной не чувствую я больше в сердце, отвергаю грозный и яростный дар Афродиты!

Студентка-Медея (ломая руки): Сам Ясонов дом я вырву с корнем. Пускай изгнание, пусть все детоубийцей меня зовут, безбожницей ужасной – врагу я отомщу, мой враг не посмеётся надо мной. Меня любили – я вдвойне любила, а предали – пусть захлебнутся моею местью. Чем уязвить могу сильней Ясона?..

Медея и Студентка-Медея отходят друг от друга, смотрят с большим пониманием и сочувствием, как заговорщики, и расходятся в противоположные стороны, уходят ненадолго за кулисы. Там слышатся невнятные стенания, крики женщин, плач и крики детей.

Медея и Студентка-Медея медленно выходят из-за кулис, у каждой в руке окровавленный нож. Они кажутся оцепеневшими, идут медленно навстречу друг другу.

Медея (с загадочной улыбкой): Видишь, это просто. Билось дыхание нежное, билась жилка на шейке – взмах, только взмах, одно лишь движенье – и сорван цветок, лежит на земле.

Студентка-Медея (со странным светлым взглядом): Я чувствую теперь освобожденье. Не знала, что это значит – убивать, когда так любишь.

Медея: Любовь в душе так и осталась к детям, теперь она бессмертной станет, как они.

Студентка-Медея: Навечно, навсегда любить их буду, нежных, юных, прелестных, непорочных. Всегда об идеале я мечтала, боялась разочарованья. А можно ль разочароваться в мёртвом?

Сцена заполняется оранжевым светом.

Медея: Теперь я улетаю. Бог Гелиос, мой дед, послал защиту. (делает знак рукой назад) Там колесница с крылатыми драконами, на ней я улечу, чтобы сюда не возвращаться. В ней мальчики мои уже лежат.

Студентка-Медея: Придёт сейчас Ясон и что увидит? (смеётся) Просить он будет хоть в последний раз детей обнять. (смеётся) Как месть сладка!

Медея подходит к Студентке-Медее сзади с улыбкой, обнимает её левой рукой, а правая, держащая нож, смыкается с правой рукой и ножом девушки. Обе стоят, закрыв глаза и умиротворённо улыбаясь. Свет гаснет.

Свет загорается. Студентка уже одна, без ножа, с обычным, немного растерянным выражением лица. Она оглядывается по сторонам.

Студентка 3-я: Что это было? (осматривает свои руки, особенно правую) Я была Медеей… Я нож держала над горлом мальчика… (снова осматривает всю себя, ища пятна крови) Не понимаю. Это мне приснилось? Но разве сны такими яркими бывают? И как такое мне могло присниться? И даже во сне как я могла убийцей стать?!

Ходит быстро по сцене.

Из этого проклятого пространства я выйти не могу, хожу по замкнутому кругу полжизни, ни голода не чувствуя, ни жажды. Быть может, это ад? То есть Аид. Его так древние греки называли. Но там были тени умерших людей. Тогда что это? Какой-то особый мир, в котором я застряла?

Подходит к краю сцены. Садится на пол.

Как устала я. С чего всё началось? (трясёт головой и стонет) Господи, я же читала Гомера, готовилась к занятию, девчонки рядом сидели, болтали, мешали мне. О чём мы говорили? (радостно) О любви! «Дай мне любви, Афродита!» – вот что, я вспомнила!

«Дай мне любви, Афродита, дай мне тех сладких желаний,

Коими ты покоряешь сердца и бессмертных, и смертных…»

Нет крови на руках моих! Я никого не убивала! Я не Медея! Любить хочу без гнева и без мести, без ярости безумной, но с сладкой негой в сердце, и с душой, желаний полной, и с ответною любовью. (вставая на колени и исступлённо молясь невидимой Афродите) Ты всё можешь, о Киприда, ты смягчи скорей суровых, чары пусть твои развеют страх, и злобу, и жестокость, пусть не будет равнодушных, злосердечных, бессердечных. От любви пусть не страдают – утешаются любовью! Чувство это всё объемлет! Души шире распахнутся, все добрей и лучше станут! Я молю тебя, Киприда!

Падает на пол. По сцене разливается неестественный, неземной, странный белесоватый свет, местами туман. Через несколько секунд свет гаснет до полной темноты.

Комната в студенческом общежитии. Три кровати, три тумбочки, стол, на нём лежат книги, тетради, ручки, стоит настольная лампа, она включена. Три девушки лет восемнадцати-девятнадцати сидят за столом, средняя лежит лицом на столе, спит, её соседки по бокам болтают. Сначала слышится невнятный говор со смешками.

Студентка 2-я (с жадным любопытством): И в парке?

Студентка 1-я: И в парке.

Студентка 2-я: И на лестничной площадке?

Студентка 1-я (широко улыбаясь): Ага!

Студентка 2-я: Ну и фантазия!

Студентка 1-я: Какая фантазия! Ка-амедия! Есть с кем, да негде!

Студентка 2-я (про себя): Хорошо хоть, есть с кем.

Студентка 1-я (тянется): Эхх, Макса бы сюда…

Студентка 2-я: Нельзя, тут же общага, вахтёрша не пустит.

Студентка 1-я (пренебрежительно): Да из-за вас нельзя. Вы же первые кудахтать будете.

Студентка 2-я (примирительно): Ну, я-то понимаю, ушла бы куда-нибудь.

Студентка 1-я: Как же, от тебя дождёшься. А эта (показывает пальцем на спящую) тихоня всех сразу сдаст.

Студентка 2-я: Да ладно, чё ты, она просто жизни не понимает.

Студентка 1-я: Скажи уж лучше – тупая.

Студентка 2-я: Ну тупая. И что? Да у нас полмира тупых, и ничего, живут.

Студентка 1-я: Чё-то я устала, и жрать так хочется. (со злостью) А эта тёлка всё спит. (кричит Студентке 3-й) Эй, просыпайся!

Студентка 2-я: И правда. Хоть чаю попить, что ли. (кричит Студентке 3-й) Эй, вставай, слышишь?

Студентка 1-я (тормошит Студентку 3-ю за правое плечо): Просыпайся, Любка!

Студентка 2-я (тормошит Студентку 3-ю за левое плечо): Эй, Любка, вставай давай!

Студентка 3-я медленно поднимает голову, выпрямляется, сидит, погружённая в себя. Её соседки с удивлением смотрят на неё. Студентка 3-я, не глядя на них, с необычным выражением лица, очень сосредоточенная, медленно встаёт, как будто расправляет крылья и вырастает над миром и над собой. Соседки в ужасе смотрят на неё, отстраняясь и опускаясь, словно прячась.

Студентка 3-я (медленно, отчётливо, делая открытие): Меня… зовут… Любовь!

Звучит хоровое пение – пугающе красивый торжественный древний гимн любви.