Читать книгу: «Секунды до грозы. Книга 2», страница 4

Увы, поздно. Решение принято.

Предупреждение? Отмечено.

Соблюдено? Не в этот раз.

– Месье Антуан д’Арвиль, я сделаю всё возможное, чтобы наше сотрудничество было продуктивным, – сказала я с самой искренней улыбкой, на какую только способна была после портального кувырка. – Но прошу понять: переход через портал – это был мой первый осознанный опыт. И, если честно, я бы не отказалась от небольшой прогулки… прийти в себя. Это возможно?

– Да-да, конечно! Вы же не в заточении, мадемуазель, – великодушно кивнул гранд-маж. – К тому же, насколько мне помнится, Луарион – ваш родной город, верно?

Я кивнула, сдерживая порыв сорваться бегом.

– Натали проводит вас к выходу, – добавил он, и, не дожидаясь повторного приглашения, я пошла за девушкой, даже не попытавшись сделать вид, что не замечаю тяжёлый взгляд Сильвена и растерянное выражение лица Сержио.

Да ладно вам, мужчины. Вы правда не ожидали, что я первым делом захочу домой? Особенно ты, Сильвен. Знал же. Так что не стоит удивляться. Я навещу дом. Свою улицу. Своё прошлое.

А потом вернусь. Обещаю. Не успеете соскучиться. Ну… может, совсем чуть-чуть.

Глава 37 Услуга

Дом.

Вечно в плесени на стенах, с облупленными окнами и дверью, которая скрипела на весь район Восточных Доков… но всё же – дом. Мой. Или… уже нет?

Я стояла на пороге, как непрошеная гостья – с одной сумкой, ворохом воспоминаний и неловким чувством, будто вот-вот попросят предъявить документы на право пройти внутрь. Ну да, удивляться нечему. Уставившись на бумажку, приколоченную к двери, я без особого энтузиазма прочитала: дом больше не наш. Точнее, не отца.

Почерк был такой, будто автор писал, держась зубами за перо: «будьте добры, освободите помещение в срок, иначе…». Даже дочитывать не стала. История с кораблём, как и следовало ожидать, всплыла пузом вверх.

– Не удивительно, – пробурчала я, без особого энтузиазма считая трещины на двери. Занятие глупое, но, как ни странно, помогало не взорваться от злости. Злости на отца – за его глу… да что уж там, за тупость, безответственность и своё полное бессилие.

Мама́, по слухам от вечно всё знающей соседки, ещё месяц назад укатила к своим родителям в Голубой Шато. Стража на набережной дружно чесала языками, что новые рекруты Луарионской армии уже давно в горах – постигают ратную науку на собственной шкуре. Так что и Рене сейчас в такой глуши, что я не уверена, помечены ли на карте те места, где она ошивается, а я… а я стою тут, перед бывшим нашим домом.

А самое обидное – узнай я о долге на неделю раньше, может, что-то бы и придумала. Всё-таки я теперь маг, да ещё из гильдии стихий! С боем выпросила бы у Шаржеля какое-нибудь задание, ночь без сна, другая – без еды, и вуаля, дом снова наш. Хотя… кого я пытаюсь обмануть? Да не хотела я. Устала. Мама́, Рене, я – мы справимся. А вот отец… отец пусть теперь выпутывается сам. Без нас.

Постучала.

Даже не знаю зачем, ведь точно знала, что никто не откроет. Сделала это легонько, чтоб не спугнуть желание войти внутрь. Возможно, в последний раз. А дверь, зараза, возьми да и скрипни. Притом не злобно, а как-то обречённо – мол, заходи уж, если пришла. Не заперто.

Я ступила внутрь. Дом встретил меня привычным запахом отсыревшего дерева, и всё ещё упрямо держащейся в воздухе ромашкой. Солнце лилось через окна, подсвечивая пыль, затоптанный пол, облупленную лестницу и потемневший портрет деда. Всё вроде бы на месте… а вроде бы и нет. Как будто стены смотрели на меня в упор и делали вид, что впервые меня видят.

– Плавать необходимо, жить не обязательно, – буркнула я, косо глянув на выцветшую надпись.

Только теперь понимала я это правильно. Так, как понимал дедушка. Жить – как повезёт. А вот магия мне теперь нужнее воздуха, как для него бескрайнее море.

Я поднялась наверх. Вот и наша с Рене комната. Стол – бедняга – перекосился ещё сильнее, но мужественно продолжал изображать из себя мебель. На табурете – одежда. Моя. Рене. Слоями, как пирог. Только пыльный. Между кроватями – знакомая тумбочка, немая свидетельница всех наших ночных разговоров и шалостей.

Родное всё до дрожи.

Но я старалась остановить поток воспоминаний. Скучать о прошлом и надеяться, что рано или поздно всё будет как прежде – это всё равно что пытаться влезть в детскую рубашку. Вроде твоя, а дышать в ней уже нечем.

Чайки, к счастью, тут пока не обосновались – мама́ перед отъездом благоразумно всё проверила и заперла окна. А я… а я благоразумием не страдаю. Я открою. Кто бы ни стал новым хозяином, пусть сразу прочувствует все прелести жизни на набережной: и вид на море, и перья в постели, и бесконечное «кир-кир-кир» под окном.

Порылась в шкафу – выудила пару масел от доктора Леклера. Пихнула в сумку. Потом добралась до табурета – нашла там свои любимые носки. Захватила тоже. И, уж совсем для полного счастья, достала с полки над кроватью дневник. Чужим людям мои кривые каракули ни к чему.

Закончив осмотр комнаты и миновав родительскую спальню, я осторожно вскарабкалась на крышу, отковыряв проржавевший крючок на маленькой дверце. Обычно этим ходом пользовалась только Рене – провозгласила крышу своим личным царством и позволяла там находиться разве что морскому ветру да чайкам. Причём ни тот, ни другие разрешения не спрашивали – влетали, вылетали, топали, как хотели.

И, несмотря на все последствия нашего многолетнего соседства с чайками и угрозы лишения жизни каждого, кто ступит на территорию Рене, я всё-таки пожалела, что ни разу раньше сюда не забиралась. Сидя краю крыши – предварительно подстелив свой плащ, – я болтала ногами и смотрела вдаль: на море, на корабли, что лениво ползли к пристани, на людей, не спеша бредущих по улицам. И думала о том, как же тут хорошо. Это не Шатодор с его вечной беготнёй и шумом. Луарион в обычные дни тихий, люди здесь открытые и тёплые… да и виды – такие, что сердце сжимается.

– Знал, что найду тебя здесь.

Шорох шагов за спиной не удивил. Ну а что? Конечно, Сильвен меня одну не оставил – зная, с каким удовольствием в Луарионе могут организовывать на меня охоту. И хотя мы оба понимали, что сейчас вряд ли кто-то рискнул бы сунуться ко мне: я стала опасной добычей, – но, как показывает практика, именно когда думаешь, что всё тихо и спокойно, обычно и прилетает по голове чем-нибудь тяжёлым.

А договорённость о помощи госпожи Удачи я, кажется, благополучно не продлила. Так что в безопасность идеи сбежать из башни зельеваров сюда сама верила не до конца. Поэтому спасибо Сильвену, что пришёл. Если и будет засада, так хотя бы заранее предупредит.

– Мои услуги не бесплатны, – буркнул маг за спиной. Полагаю, он тоже смотрел вдаль, на море и лениво плывущие корабли.

– Конечно.

Острить не хотелось. Да и вообще – ничего не хотелось, кроме как сидеть тут, плюнуть на все заботы и дать мыслям течь куда угодно. Солнце приятно припекало плечи и лицо, волосы, хоть и изрядно пожухли последними тревогами, сейчас весело развевались на ветру, а жёлтая рубаха впитала столько света, что, кажется, начала светиться сама по себе – смотреть на неё без боли в глазах было невозможно.

Я выдохлась, выгорела и вымоталась. И вот сейчас – хотя бы на минутку – я хотела просто быть. Без "надо", без "должна", без "а что если". И просто дышать.

– Странное чувство, – сказала я, не оборачиваясь. – Я знаю в этом доме каждый уголок… А ощущение, будто всё здесь чужое. Не чувствую, что вернулась домой.

Сильвен вздохнул и сел рядом. Прерывать меня он явно не собирался. Слушал, как умел только он – не одними ушами, но и мыслями.

– Говорят, дом – это там, где люди, – продолжила я, не спешив взглянуть на него. – Мама́ вернулась в Голубой Шато, сестра ушла служить и теперь вне зоны досягаемости. А я вот здесь, и не знаю, где место, куда я бы могла вернуться.

– Башня Стихий? – осторожно предположил Сильвен. Конечно, он знал ответ, как и я.

Да, я хотела вернуться в Башню. Хотела в ту маленькую комнату, с распахнутым шкафом, в библиотеку, где пахнет старым пергаментом и пылью с привкусом магии, даже на тренировочную арену, где я пролила больше пота за месяц, чем за всю жизнь в Луарионе в летний сезон. Там было… привычно. Безопасно. Почти уютно. Но назвать это домом? Я всё ещё верила, что когда-то эта эпопея с магией закончится, и я смогу вернуться к прежней жизни. Верила, но правду знала.

Я покачала головой.

Молчание.

Заметила, как по набережной плёлся маг земли. Поняла я это по его одежде и камням, которые он перебирал в пальцах, как обычный смертный не смог бы. Детвора, как и полагается, восторженно шла за ним, но на расстоянии. Маг выглядел странно: потрёпанный болотного цвета плащ, кое-где грязный, хромающая нога и тихие бормотания под нос.

Может, он возвращался с какой-то миссии? Удивительно, раньше я бы наверняка восторженно пищала, увидев вживую мага стихии. А сейчас только улыбнулась интересу детей.

– Мне жаль, что напугал тебя, – голос Сильвена был тихим, почти неуверенным.

– Что? – не сразу вернулась я из своих мыслей.

– В первую нашу встречу, – задумчиво протянул он.

Я удивлённо посмотрела на него. Неожиданное откровение. Более того, признание.

– И во вторую.

– И в третью, – вспомнила я болота.

Он ухмыльнулся.

– Пожалуй, – как-то обречённо согласился он. – Хотя ты напугала меня там своей молнией не меньше.

– Извиняться не буду, – и тихо хихикнула.

Молчание.

– Тебе ведь тоже непросто сюда возвращаться, верно? – даже не знаю, почему решила спросить. И Сильвен не был готов к этому вопросу. Он поджал губы, согнул колено и оперся на него локтём. На крыше стало неуютно. Словно город и прошлое обрушились на нас всем тяжким грузом. – Извини, не лучшая тема для разговора.

– Нет, ты права, – тихо ответил он, не встречая моего взгляда. – Сложно.

Рука Сильвена вздрогнула, но он быстро её убрал за спину, опираясь на неё. Может, боль утраты читалась в этом жесте, а может, раздражение от моего любопытства – я не могла точно сказать.

– Я ненавижу этот город, – сказал он, и его лицо стало пустым, как у мертвеца: кожа побелела, игнорируя жаркое солнце, а волосы, казалось, потемнели ещё больше, хотя ни одной тени поблизости не было. Привычные мне злость, раздражение, наглая усмешка на его лице – всё это говорило мне о том, что он умеет хоть что-то чувствовать. Но что было у него внутри сейчас? – Ненавижу ту ночь, ненавижу воронов и нашу встречу тогда… но больше всего я ненавижу своё бессилие.

Я застыла, как перепуганная курица перед лисой. Мне и правда было жаль – не только себя, но и его. Тогда он потерял родного человека, и уж какими способами выбирался из этой ямы – не мне судить. Кто знает, может, окажись я на его месте, давно бы уже гвоздями к полу себя приколотила – для душевного спокойствия усопшей.

Мне правда хотелось поддержать его, но ощущала я себя… скажем так, неловко, как голубь на балу у чаек. С одной стороны – ну вроде как понимаю его боль… почти. Моя-то сестра вернулась. Живая и целёхонькая. А у него – вечное напоминание перед глазами, что её уже не вернуть. С другой стороны – может, я вообще последний человек на этом свете, который имеет право лезть с утешениями к нему. Может, только орущим чайкам вокруг нас суждено понять Сильвена сейчас.

Он продолжал смотреть вдаль. Как заброшенный маяк в штормовом море, маг сидел рядом, но был где-то там, за толщей дождя.

– Не думаю, что ты мог что-то изменить, – прошептала я, боясь голосом задеть его боль сильнее, чем уже есть. Слова слетели с губ тихо и невесомо, как пылинка в солнечном луче. И были такими неловкими и неуместными, что я сжалась, стараясь занимать своим присутствием как можно меньше пространства.

Я снова уставилась на набережную, на лениво перекатывающееся море, цепляясь за его спокойствие. Глупо, конечно, ждать утешения от солёной воды, но в этот момент оно было ближе и понятнее, чем все слова мира. Море просто дышало – тяжело, медленно, как уставший дракон, которому всё равно, кто ты и что натворил.

– А я думаю, – отозвался Сильвен глухо. – Я слышал её мысли. – Голос у него был шероховатым, будто каждое слово приходилось доставать, как занозу. – Слышал, как ей было больно. Как она кричала там, внутри себя, боясь произнести хоть слово вслух. Боялась, что если скажет, порвёт связь между нами… – Он замолк, сглотнул, пытаясь затолкать обратно весь тот ком, что душил его изнутри. – И я слышал, как она звала меня. Верила, что я найду. Я шёл… я цеплялся за её голос. А потом… – Сильвен сжал кулаки. – Потом она начала прощаться. А я… Я не успел.

Его голос надломился на последних словах, как сухая ветка под ногами.

Что-то оборвалось и внутри меня. Тихий всхлип вырвался сам собой из груди. Слёзы горячими дорожками побежали по щекам. Я торопливо склонила голову, пытаясь скрыть лицо волосами. Хотелось стать маленькой. Такой маленькой, чтобы можно было спрятаться в складке собственной рубахи и пересидеть там эту жизнь.

Мне так жаль. До ломоты в груди, до холода в кончиках пальцев, до звона в ушах…

Но нельзя. Нельзя бросать другого, когда ему ещё хуже, чем тебе. Нехорошо это. Даже если сам при этом становишься мокрой тряпкой.

Я медленно протянула руку, чуть коснулась его локтя, но лица всё также не поднимала. Лёгкий, почти невесомый жест. Напоминание: ты не один. Даже если рядом я. Хотя бы я.

– Прости, – выдохнула я. За что? За всё. За неё. За себя. За то, что не могу ничего изменить.

Глупо. Нелепо. Бесполезно.

И так жаль.

Слёзы текли и не прекращались. Всё, что осталось у Сильвена от Алиэтты, – это воспоминания и магия, что теперь живёт во мне. Если бы был хотя бы один способ вернуть всё назад… И зачем я вообще выпила это проклятое зелье в день фестиваля?

Тяжёлая, тёплая мужская рука опустилась мне на голову и слегка потрепала волосы, словно я какой-то нахальный щенок, стащивший еду со стола.

– Ну прекрати, – тихо произнёс Сильвен. В его голосе была такая усталость, что мне стало ещё сложнее сдержать слёзы. – Лучше уж ты, чем, например, – он сделал задумчивую паузу, – твоя сестра. Она бы уже меня, наверное, на части разорвала и на ужин какому-нибудь дракону подала. А самая большая угроза от тебя – это твоё пение. Считай, мне повезло.

Я едва сдержала смешок, он вырвался через всхлип. Стало немного легче. И вообще, плохо ему, а успокаивают меня. Как эгоистично.

– Нет, мне просто проще, – Сильвен убрал руку и расслабленно выдохнул, как будто наш разговор постепенно снимает с него тяжесть, которую он не знал, куда деть. Сомневаюсь, что он вообще когда-либо с кем-нибудь обсуждал события тех дней. Его взгляд стал чуть мягче, но в нём всё равно осталась усталая тень. – Я с детства учился контролировать эмоции. Иначе магу-телепату просто не выжить. Мне тяжело, да. Но ловлю себя на мысли, что я – бездушная тварь. Ведь должно быть ещё тяжелее. А я уже даже не помню деталей её лица.

Время тянулось, как переваренная каша. Море вздыхало. Где-то вдалеке всплеснула вода – может, морская обезьяна, может, дельфин, а может, это моя печаль тонула.

– Хочешь с ней попрощаться?

Сильвен посмотрел на меня с недоумением. Если бы я могла посмотреть на себя также, я бы тоже это сделала. То ли он не понял, что я задумала, то ли не поверил, что это возможно. Но я не отступила от своих слов, и, кажется, это было для него большим удивлением.

Я сдержала последний всхлип, наконец справившись с захлебнувшими меня эмоциями. Глаза мои явно распухли и покраснели. Быстро вытерла лицо рукавом, и, поджав колени под себя, развернулась телом в сторону Сильвена.

– Я не она, и ты это знаешь, – начала я, немного напряжённо. – Но её магия во мне, и кое-чему я всё же научилась. Дай руку. – Я произнесла это требовательно, но с долей неловкости. К моему удивлению, Сильвен не стал спорить и протянул мне ту, что была ближе.

– Представь, что меня здесь нет, – продолжила я, решив, что проще будет сказать прямо. – Или закрой глаза – так будет легче нам обоим. Не сдерживайся, и знай, что я забуду всё, как только мы спустимся с этой крыши.

Он выглядел растерянно. Его рука, протянутая ко мне ладонью вверх, чуть дрожала. Он волновался. И я тоже. Но самое странное – он доверял мне. Сильвен закрыл глаза в попытке отрешиться от всего, что происходило вокруг. Он хотел этого. Ему нужно было это. Попрощаться.

Работая над световыми шарами, я натаскала себя концентрировать энергию молнии где угодно – хоть в мизинце, хоть в носу, если очень приспичит. Сейчас же, когда я поднесла ладонь к его руке, пришлось собрать всю волю в кулак и направить молнию туда, в кончики пальцев. Маленькие, тёплые иголочки молний выскальзывали наружу, как непоседливые щенки, щекотали воздух и весело потрескивали, будто им всё происходящее было в диковинку.

И, что удивительно, в этом лёгком клокотании было столько жизни, что даже мне стало чуть-чуть легче дышать.

Между нашими ладонями было едва ли два дюйма. Пальцы у меня слегка подрагивали, молнии щекотали кожу, словно не могли решить, то ли лягнуть меня, то ли приласкать Сильвена. Ощущение было странное – лёгкое, тёплое, как будто кто-то только что сильно сжал руку, а потом отпустил, оставив после себя не боль, а тёплый, пульсирующий поток, который струился по венам, не обжигая, а утверждая: "Ты ещё жив. Всё ещё жив."

Сильвен молчал, только вдруг резко – почти судорожно – сжал мою ладонь. Он словно пытался удержать нечто важное, что вот-вот ускользнёт. Я вздрогнула, но не отдёрнулась. Мы застряли в этом странном, почти нереальном моменте, где дыхание казалось лишним, а любое движение могло разрушить хрупкость момента.

– Ты в порядке? – выдохнула я, хотя и так знала ответ. Глупый вопрос. Знала же, что нет.

В ответ Сильвен сжал мою ладонь ещё сильнее, как утопающий хватается за обломок доски посреди шторма.

Моя магия, слабенькая, тёплая, шевельнулась между нами очередным потоком иголочек, создавая тонкую, невидимую нить от него к той, которую он потерял. И всё же иногда искры умудрялись противно ущипнуть кожу, напоминая, что магия ещё не до конца мне покорна, но я только сильнее сосредоточилась на концентрации. Главное – не растерять тепло. Главное – не потерять эту нить.

Сердце с каждой секундой билось всё быстрее, горячие волны жара прокатывались по коже волнами. Горло пересохло так, будто я проглотила пригоршню песка, и каждое сглатывание слюны отзывалось неприятной скрипучей болью. Дыхание стало осторожным и обжигающим, будто сейчас жаркий летний день в период засухи. И вот это всё состояние хочется очистить под дождём.

Не плакать. Только не плакать.

Я стиснула зубы так, что аж скулы свело, но от этого легче не стало. Слёзы, эти предательские твари, уже собирались в уголках глаз, угрожая хлынуть, стоило мне хоть чуть-чуть дать слабину.

Свободной рукой я вытерла глаза, сбив с ресниц собравшиеся капли, и почувствовала, как всё вокруг будто замерло. Пульс, дыхание – всё остановилось, как в момент, когда буря затаивается перед грозой. Не думая, не давая себе времени испугаться, я наклонилась вперёд и коснулась его губ своими. Легко, чтобы все эти переживания, вся эта боль, сгорели за одну секунду. Это был не поцелуй. Нет. Скорее, последний жест Алиэтты, маленький кусочек её любви, который я могла ему подарить, давая шанс попрощаться.

Он не ответил, не отстранился – просто замер, растерянный, обожжённый воспоминаниями.

Прощание.

Так прощаются только с теми, кого уже никогда не вернёшь.

Лишь одним неуверенным движением – коротким, неловким, словно он боялся спугнуть меня и разорвать нить, – Сильвен ответил на прикосновение. Губы его были солёными на вкус, пропитанными слезами – моими, его, нашими вместе. Всё внутри меня скрутилось тугим узлом от этой горечи, пронзительной и безысходной.

Я думала о нём, о том, как тяжело нести в груди такую потерю, которую ни утешить, ни забыть. Думала – и вместе с тем где-то в глубине сознания, как хитрая змейка, проскользнула чужая, ненужная сейчас мысль, не имевшая никакого отношения к прощанию. Я с силой оттолкнула её прочь. Сейчас я не я, а мостик между живым и ушедшей. И права на свои собственные чувства в этот момент у меня не было.

Ещё одно короткое мгновение – и я отступила. Сначала разорвала прикосновение губ, затем осторожно, чтобы не потревожить хрупкое равновесие момента, выскользнула из его ладони.

Сильвен молча позволил мне уйти, лишь пальцы его чуть дрогнули, будто пытались удержать призрак.

Я не стала ничего говорить – какие тут слова. Просто развернулась обратно к набережной и, свесив обратно ноги с крыши, уставилась в перекатывающееся море.

Он молчал.

Я тоже молчала.

Время застыло где-то между нашими пальцами и последним касанием губ. И так хотелось пнуть это время, чтоб оно само с визгом рвануло к горизонту, запуская свой ход и давая возможность забыть солёный привкус.

– Спасибо, – наконец выдохнул Сильвен. Голос у него был такой, будто он где-то в болотах потерялся и только сейчас нашёлся – промокший, уставший, но живой.

Я кивнула. Очень умно, кстати. Если говорить не можешь, лучше молчать и кивать. Так меньше вероятность, что слёзы польются, как весной вода с крыши. Но я всё ещё чувствовала его ладонь в своей, хотя там уже была одна сплошная пустота. И мне это категорически не нравилось. Совсем. Ни капельки. Ни ложечки. Ни даже чайной.

– Я впервые жалею, что могу читать твои мысли, – сообщил он уже ровным голосом.

– Прям-таки впервые? – уточнила я с сомнением. Отдирать с души чужие эмоции, как прилипший к пальцам варёный сахар, я буду ещё долго. Но сама ввязалась – сама и разгребать буду.

Сильвен снова ушёл в молчание. И смотрел на меня… странно. Недоверчиво. Словно я только что превратилась в трёхголового ворона. А я быстро собрала свои мысли в кучку, скатала в шарик, засунула в коробку, завязала её волшебным канатом и пнула всю конструкцию куда-то в район мизинца левой ноги – в отдел несрочных и крайне нежелательных воспоминаний.

– Это была оплата, – глубоко вдохнув, произнесла я твёрдо и уверенно, натянув самую искреннюю улыбку. И тут же заметила, как на лице Сильвена проступило полное замешательство. Ну, в последнее время он явно стал немного заторможенным. Сильно перегревается на солнце, что ли? – За услуги телепатии, пока я в Луарионе, – добавила я, как бы случайно напомнив ему наш разговор в начале всей этой посиделки.

– Ну, знаешь, – продолжила я с внутренним смехом, «слегка» прищурившись, – если ты так смущаешься, значит, «услуга» была ого-го какая. Прям как в хорошем борделе: всегда готов, и неприлично дешево. А значит, теперь получается, что ты мне ещё и должен. И смею напомнить, уже трижды за один день.

Он резко наклонил голову вбок, видимо, пытаясь убедиться, что я серьёзно, а не просто прикалываюсь. Спасать его от недоумения или не стоит?

Я сморщила нос и честно призналась:

– Прости. Я просто… Если не ржать, то реветь. А я сегодня уже выработала лимит слёз.

Он смотрел на меня ещё мгновение – долгое, тяжёлое – а потом вдруг хрипло рассмеялся. Так, будто этот смех застрял у него где-то в рёбрах ещё лет десять назад.

– Но про три долга я серьёзно! – поспешила уточнить я.

И на какое-то маленькое, крошечное мгновение стало легче. Совсем чуть-чуть. Но иногда и этого достаточно, чтобы не сломаться.

Тем временем за горизонтом сгущались тучи. Скоро они доползут до города и как шарахнут! С громом, молниями и поваленными деревьями на главной площади.

Я поёжилась. Вот чего-чего, а приключений сегодня мне хватило. Надо бы возвращаться.

Когда мы шли по крыше к выходу, я краем глаза заметила, как в небе над городом прокатилась первая, ещё неуверенная молния. И вдруг мне показалось, что это Алиэтта улыбается там, наверху, сквозь капли дождя и прощальные шорохи ветра.

И я тоже улыбнулась.

Чуть-чуть.

Так, чтобы Сильвен не заметил.