Судьба

– Почему ты его так назвала? – я улыбнулась.

– У дяди Родика такие же волосы и шляпа, как у того смешного дядечки, а ещё шарф как наше одеяло.

– Я ничего не понимаю. Шарф как одеяло? – недоумённо переспросил Игорь.

– Дина имеет в виду иллюстрации к книжке «Вот какой рассеянный». Если бы ты, папа, читал своей дочке Маршака, а не рассказывал о каких-то там ненормальных психиатрах, ты бы знал, на кого похож твой бывший однокурсник!

– Слышал бы тебя сейчас Фрейд! – возмутился мой муж.

– Я бы и при нём повторила то же самое! – хмыкнула я, довольная тем, что двусмысленная тема нашего разговора свернула на безопасную тропинку. Нашего папу хлебом не корми – дай поговорить о психике человеческой.

– Я спать хочу! – громко заявила Дина, чуткий барометр наших с Игорем отношений. – И две сказки на ночь!

– А не жирно ли тебе будет, дочь?

– Неа! Про дядюшку Зигмунда расскажешь мне ты, папочка, а про дядюшку Родика – ты, мамулечка!

– Вот теперь и твой приятель удостоился чести попасть в сказку, – я подмигнула мужу. – Так и быть, ребёнок, будет тебе две истории! Папа начнёт первым, а я пока руки помою и переоденусь. Кстати, а у тёти Ляли тебе сегодня весело было? Не скучала?

– Мама! – вспомнила Дина. – Оказывается, у Натки тоже папа есть! Живой!

– Да, Сонь, представляешь, Эльдар за дочерью приехал, в Америку зовёт!

– А ты его знаешь, что ли? – удивилась я.

– Кто же не знает Эльдара Адашева?

– Я не знаю! – в один голос воскликнули мы с дочкой.

– Стыдно, девочки, стыдно!

– Да кто он такой? Психиатр, что ли?

– Он музыкант, а точнее – всемирно известный баритон. Сейчас работает в Нью-Йорке, куда, собственно, и приглашает свою старшую дочь.

– Старшую? Значит, у Ренатки есть ещё братья-сёстры??

– Куча! Он же татарин, сама понимаешь…

Я была поражена. Мало того, что Ляля никогда не упоминала о статусе своего бывшего мужа, так ещё и о многочисленном его семействе я узнаю впервые. Да, не скучно день заканчивается!

– И что теперь будет, Игорь?

– А что будет? Поедет моя ученица учиться в Штаты. Никакой трагедии, одни только положительные эмоции.

– А как же Ляля?

– Ну и Ляля, возможно, с ней. А что, тебя это не радует?

– Ну почему же… если им там будет лучше, чем в России… – углубляться в тему мне не хотелось. – Ладно, я в ванную, а ты постарайся не очень стращать ребёнка на ночь своими баснями!

– Я прослежу за этим – не переживай, мамочка! – Дина взяла отца за руку.

Как только в этой маленькой головке помещаются такие взрослые выражения, в очередной раз удивилась я. А всё книжки! Дина научилась читать в четыре года. Как-то сразу она миновала период детских сказок, переключившись на более серьёзные произведения – той же Астрид Линдгрен, к примеру, или Алексея Толстого. А недавно я видела в её руках повести Куприна, и этот факт меня даже чем-то напугал. Но не отбирать же у ребёнка книжку только потому, что это не вписывается в общепринятые правила: дети должны читать детскую литературу. Отсутствие до недавнего времени телевизора в нашем доме тоже, конечно, сыграло свою роль. А также довольно обширная библиотека – отец Игоря был книгоманом, и сейчас в наших книжных шкафах можно найти произведение на любой вкус – от Мопассана до братьев Стругацких…

– Кстати, на выходные поедем к бабушке Тане! – вспомнила я.

– Ура! – взвизгнула радостно Дина. – Папа, ты слышал?

– Слышал, слышал… – в голосе мужа я уловила некоторую растерянность.

– Игорь, если у тебя дела…

– Все мои дела связаны только с вами, мои дорогие! – быстро проговорил он и звонко поцеловал дочь в пушистую макушку. – Конечно же, поедем, о чём разговор! Тем более мы не были у них уже тысячу лет…

– Игорюня, ты хотел поработать, да? – я заглянула в его глаза. – Над диссертацией?

– Ничего я не хотел!

– Ну я же вижу! Дина, доченька, ты иди пока в комнату, мне папе что-то сказать нужно. Он скоро придёт.

Дождавшись, когда за ребёнком закроется дверь, я продолжила:

– Игорь, мне не нужны такие жертвы! Ты и так всё это время не отходишь от нас! А я же понимаю, что главное для мужчины – вовсе не домашние дела, а самореализация. Ну, у нас же с тобой всегда так было, вспомни!

– Сонь, мне в тыщу раз важней вы с Динкой, чем какая-то там самореализация, честное слово! – он взял меня за руку. – Послушай меня… Мы с тобой никогда не говорили об этом… В тот день, в тот чудовищный, страшный день меня словно в прорубь с головой окунули. Видно, правду говорят – не было бы счастья, да несчастье помогло. Так вот, оно мне помогло, да ещё как! Я совсем другими глазами взглянул на себя, на жизнь свою, на тебя с Динкой… Я понял, что неправильно жил. Нехорошо. Вот и созрело во мне решение – изменить линию своей судьбы. Исправить то, что возможно ещё исправить, и постараться сделать счастливыми самых дорогих мне людей. Надеюсь, что я не совсем поздно спохватился. Как ты думаешь?

– Игорь… – его слова о судьбе заставили меня вздрогнуть.

– Сонечка, я вижу, что тебе всё ещё больно говорить об этом. Прости меня, родная! Обещаю, что больше никогда не заставлю тебя страдать! Никогда!

Он стиснул меня в объятьях так, что стало трудно дышать. Сбывались самые худшие мои опасения – чужая судьба острым клином врезалась в нашу жизнь и с каждым днём вонзалась всё глубже и глубже. Мой муж изменился до неузнаваемости – я увидела теперь это со всей ясностью.

– Папочка, ты забыл про меня? – донёсся до нас голос дочери.

– Уже иду, солнышко! – Игорь пылко приник к моим губам напоследок, но моё состояние было сейчас таким скомканным, таким смятенным, что обычного воодушевления от его поцелуя я не почувствовала. Наоборот, мне вдруг захотелось оттолкнуть от себя собственного мужа, и, с ужасом осознав это, я крепко вцепилась в его плечи, словно и правда боялась совершить непоправимое.

– Как теперь ночи дождаться… – прошептал он.

– Не переживай, уже скоро… Иди же, а то Динка сейчас сама объявится.

– Как скажешь, жёнушка!

Как скажешь?!! Нет, чем скорее мы найдём этого Архипа, тем быстрее всё вернётся на свои места. И я войду дважды в одну реку, чего бы мне это ни стоило!

Глава 22

Следующим утро поездка моя прошла в нервном нетерпении. За полчаса мне удалось пройти сквозь все вагоны электропоезда, но ни один из них не порадовал меня наличием человека со шрамом на правом виске.

– Ничего, зато теперь у меня есть козырь в рукаве, и никуда тебе, голубчик, от нас не деться! – злорадно думала я, стоя в тамбуре первого вагона в ожидании остановки. Взгляд мой был направлен в бритый затылок впереди стоящего мужчины, сумочка болталась где-то сбоку, прижатая соседкой справа, в спину упиралось что-то острое, но что – посмотреть я не могла, стиснутая со всех сторон. Обычное дело, ничего особенного. Час пик.

Доступ к личным вещам я смогла получить лишь после того, как мощной волной меня смыло на платформу, пронесло по длинному переходу и бросило прямо в открытую пасть вокзала. Кошелька в сумке не было. Как не оказалось маленькой косметички и ключа от нашего сарая.

Трясущимися руками я распотрошила сумочку до основания – увы! Чужая судьба продолжала насмехаться надо мной!

– Обокрали? – сочувственно спросили сзади.

– Обокрали! – Глаза мои наполнились слезами. – Вот гады! И что мне теперь делать?

– Заявление писать, конечно! Только вряд ли это поможет…

– Зачем же тогда писать? – я обернулась. – Это вы??

– Я, – согласился неожиданный собеседник. И знакомым жестом вытер пот под своей шапкой.

– Вы что, следили за мной?

– Следил, ага.

– Ну, знаете!

Это было последней каплей. С возгласом «Оставьте меня все в покое!» я ринулась вперёд, быстро прошмыгнула сквозь турникет, пристроившись к дородной спине какой-то дамы, услышала позади себя свист охранника, но оборачиваться, естественно, не стала и припустила по переходу со всех ног. Думать спокойно я в тот момент не могла.

Успокоилась лишь тогда, когда выскочила из вагона на Кропоткинской и, оглядываясь, направилась к выходу. Лысого Паши поблизости не наблюдалось. Слава богу, отстал! Хотя надолго ли? Если он знает, где я живу… Кстати, а откуда ему это известно? Даже если предположить, что он вчера следил за мной, – ведь вечером-то я ехала не на электричке, а в машине Крутова! Я резко остановилась.

– Ненормальная! – меня чуть не сбили с ног. Не упала лишь потому, что рядом оказалась стена. Толстуха, так удачно двинувшая меня своим телом, оглянулась. – Понаехали, блин! Деревня!

– Сама такая, – прошептала я вполголоса, понимая справедливость её упрёков. А нечего, Соня, варежку разевать. Задумалась она, видите ли! Да мало ли как этот Паша мог проследить за тобой! Может, он на такси вечером тебя караулил. Логично? Логично…

Приняв это за рабочую версию, я быстрым шагом, почти бегом, направилась к выходу из метро. Не опоздать бы! Ведь сегодня офис открываю я – Елизавета Макаровна утром собиралась к врачу, а у Риммы, которая тоже обычно приходит рано, отменился первый клиент…

Уже издали, свернув в свой переулок, я увидела немолодую женскую фигуру перед нашим крыльцом. Она нервно вышагивала туда-сюда, а временами прикладывала руку к полям своей огромной красной шляпы и всматривалась вдаль. На мне её цепкий взгляд остановился, лишь только я приблизилась к самой двери.

– Ну наконец-то! – визгливо воскликнула незнакомка, увидев в моей руке связку ключей. – Уже десять ноль три, милочка!

– Извините!

Я не люблю, когда на меня повышают голос. В такие моменты из моих рук всё начинает валиться. Вот и в этот раз – ключи оказались на земле раньше, чем я подумала об этом.

– Брхшц! – донеслось до меня сверху, пока я наклонялась.

– А вы разве записывались? – я нервно прокрутила ключ в замочной скважине, боясь, что, конечно же, справиться мне с ним не удастся – замок был тугой. Ничего, обошлось.

Женщина громко и очень, как мне показалось, сердито засопела, но отвечать почему-то не спешила. Впрочем, даже молчащая, она навевала на меня какое-то тягостное чувство – как будто я украла у неё фамильные драгоценности и отдавать не собиралась.

Она так ничего и не ответила, а второй раз я спрашивать не решилась.

В открытую дверь тётка влетела первая, бесцеремонно отпихнув меня в сторону. Я даже ойкнуть не успела. Значит, это не клиентка, а ещё одна ненормальная? Или – ещё хуже – налётчица? И я своими собственными руками впустила эту заразу?

– Стойте, вы куда? – пискнула я, бросаясь в проход, как на амбразуру. Куда её понесло? Холл был пуст, и я остановилась в замешательстве. Лишь когда до меня донёсся характерный звук смываемой воды, я вздохнула облегчённо. Кажется, зря наговорила на человека!

Из дальнего коридорчика, ведущего в уборную, тётка выплывала, словно шамаханская царица. Красная шляпа её победно взмахивала полями, будто крыльями, глаза блестели, на губах алела яркая помада.

– Еле успела! – ничуть не смущаясь, поделилась со мной она. Я обескураженно молчала. Что говорят в таких случаях, я не знала.

Она, впрочем, никаких комментариев от меня и не ждала, с жадным интересом оглядывая нашу обитель. Заметив, что подол её длинной юбки после похода в дамскую комнату задрался с правого боку и снизу выглядывают чудесные розовые панталоны, я смутилась ещё больше. Ужасно не люблю такие неловкие ситуации!

– Довольно сносно, – наконец кисло произнесла она. – Но вот эти картинки я бы убрала! И жалюзи – фи, какая гадость!

Её губы скривились, а взгляд продолжал придирчиво бродить по нашему офису. Я молчала.

– Кстати, а где мой роман? – вдруг спросила женщина, повернувшись ко мне. Шляпка воинственно дёрнулась в поддержку своей хозяйки.

– Он… – я сглотнула слюну. – Его пока не было. То есть он не записывался, наверное…

Я поспешно открыла журнал посещений. Никакого Романа тут не было. Она явно что-то путает, эта странная дама!

– Мой роман должен быть здесь! – кажется, она меня не услышала.

– Но я же вам говорю…

– Ну что ты трясёшь этой дурацкой тетрадкой! – она поджала свои блестящие губы. Нижняя граница помады слегка размазалась. Наверное, от жары. – Я дарила свой роман вашему начальству. Где он?

– Родион Матвеевич будет позже… – видимо, эта же жара мешала мне сосредоточиться как следует.

– Девушка, я у вас русским языком спрашиваю – куда вы дели мой роман?

– Но я не знаю ни о каком…

– А-а-а! – неожиданно громко закричала она. – Вот он! На подоконнике! На грязном пыльном подоконнике! Мой! Роман!

Вздрогнув, я оглянулась. Ну да, на нашем подоконнике валялись какие-то книги. Позавчера я ещё подкладывала их себе под ноги, чтобы дотянуться до верхней полки. Возможно, даже испачкала немного…

– Кровинушка моя выстраданная! – выхватив один том из стопки, тётка прижала его к себе, как младенца. – Дитятко моё ненаглядное! Единственная отрада моей несчастной жизни!

– Так это ваше э-э-э… сочинение? – прочесть заголовок книги мне никак не удавалось – белые дряблые руки скрывали обложку полностью. Успокаивало лишь одно – подол красной юбки расправился сам собой, и теперь я могла без смущения смотреть на эту экзальтированную особу.

– Сочинение? – негодующе фыркнула она. – Тут вся моя жизнь! Суровая в своей неприглядности!

– Так это мемуары?

– Мемуары!! – она потрясла книгой в воздухе. – Мемуары, деточка! Сам Рубен Анисович восторгался! А вы их – на подоконник!!

Рубен Анисович, похоже, её родственник. Или лицо заинтересованное. Хотя кто знает, может быть пишет эта особа разумнее, чем говорит…

– Извините, я не знала… Я тут всего третий день.

– Ах, да! – она небрежно швырнула драгоценный фолиант обратно на подоконник и резво подбежала ко мне. – Новенькая! Мы же ещё не познакомились!

Поля шляпы плавно заколыхались в знак приветствия.

– Генриетта Аркадьевна! Интеллигент! В пятом! Поколении! Коренная! Москвичка! – всё это она выкрикнула, безбожно потрясывая мою правую ладонь. Надеюсь, руки она мыла после туалета, пронеслось в моей очумевшей голове.

– Софья Артемьева! Администратор! – кажется, на меня тоже подействовало взбудораженное состояние этой тётки. Интересно, безумие – это заразно?

– Ах, Соня! – пропела дама. – Так звали мою собачку, мою маленькую беленькую сучку. Бедняжка сдохла пять лет назад.

– Ой…

– Ничего-ничего! – она хлопнула меня по плечу. – Я уже смирилась! А где же ветерок?

Она так быстро переходила от одной темы к другой, что я не успевала реагировать.

– Что, простите? – Жарко ей, что ли?

– Шеф ваш, Ветерков. Я называю его ветерком, он такой же лёгкий и быстрый! Не правда ли, удачное сравнение? – она зашлась в громком смехе, радуясь собственной шутке. – Это потому, что я не только коренная москвичка, но ещё и писательница! Рубен Анисович весьма меня ценит!

– А Рубен Анисович – это кто?

– Мой редактор, милочка! – острый подбородок подлетел вверх, а зрачки закатились куда-то в астрал. – Великий человек! Великий!

– Генриетта Аркадьевна, – осторожно вставила я. – Родион Матвеевич, наверное, опоздает, может быть вам лучше в другое время зайти? Завтра, например? Или через недельку? Я вас запишу…

– А я никуда не тороплюсь! – бодренько воскликнула она и плюхнулась на диван. – И записывать никого не нужно. Я всегда прихожу сама!

– Подождите… – до меня, наконец, дошло. – Так вы Лисянская?

– Лисянская? – оторопела женщина. – Так меня никто ещё не называл!

По мрачной тени, набежавшей на её, лишённое возраста, лицо, я поняла, что обиду нанесла ей страшную. Не смываемую никаким покаянием!

– Простите меня, пожалуйста! Просто пару дней назад наши как раз говорили о какой-то невыносимой особе, прихода которой они ужасно боятся, вот я и подумала. Но раз это не вы… – тут я смутилась ещё больше, потому что поняла, что мои неловкие попытки исправить положение осложнили ситуацию окончательно.

– Моя фамилия не Лисянская, а Лисовская, прошу это запомнить! – сухо ответствовала дама. – Хотя вам это уже не пригодится никогда! Ноги моей больше здесь не будет!

И она, вскочив и сдёрнув зачем-то с головы свою прекрасную красную шляпу, понеслась к двери. Правда, не к той, которая ведёт на улицу. Хорошо, что Римма этого не видит! Иначе её реакция по поводу насилия над бедной дверью в массажный кабинет могла бы быть весьма непредсказуемой.

– Ах, вы ещё и выпускать меня не хотите! – возопила раскрасневшаяся дама, ударяя шляпой о несчастную дверную ручку.

– Генриетта Аркадьевна, умоляю вас, успокойтесь!

– Не дождётесь! – прервала на секунду она свои действия и грозно обернулась ко мне. – Как вы могли! Это я-то невыносимая особа? Я?

Она вновь принялась за дверь, правда удары теперь стали потише. И ещё какой-то звук примешивался к ним. Я не сразу поняла, какой. Я вообще очень медленно соображаю, это факт.

– Генриетта Аркадьевна, что с вами?

– Не дождётесь! – повторила дама уже совсем другим голосом. И вдруг, уткнувшись лицом в покалеченную дверь, затряслась всем телом.

Тут уж я не выдержала.

– Генриетта Аркадьевна, миленькая, ну простите меня! Это я во всём виновата! – я обняла её за плечи, оказавшиеся по-стариковски щуплыми и костлявыми.

– Не-вы-но-си-и-имая… осо-о-ба, – всхлипывая, повторяла она вновь и вновь. – Не-вы-но-си-и-и-ма-я-я-я…!..

Глава 23

Когда в офис гурьбой ввалились шеф, Елизавета Макаровна и Римма, мы с Лисовской сидели на диване в холле и пили чай. А ещё при этом счастливо улыбались друг другу.

Первым желанием Ветеркова было провалиться сквозь землю или, на крайний случай, спрятаться под шапкой-невидимкой. Бухгалтер с массажисткой тоже не выглядели очень радостными. Приглядевшись же повнимательней к нашей пасторали, троица недоумённо затопталась на месте. Поняв, что из них сейчас слова не вытянешь, я решилась начать первой.

– А мы с дорогой Генриеттой Аркадьевной так заболтались, что забыли про время!

– Добрый вечер, Генриетта Аркадьевна! – откашлявшись, выдавил из себя шеф и дикими глазами посмотрел на меня.

– Ах, какой же вы рассеянный, любезный Родион Матвеевич! – мило улыбнулась Лисовская в ответ. – Ещё только утро – самое прекрасное утро в моей жизни! Даже уходить не хочется! Но увы, – как правильно заметила Сонечка, – мы заболтались, а ведь вас ещё ждёт работа. Ну, мои дорогие, я побегу.

– Вы уже уходите?? – в один голос воскликнули Елизавета с Риммой.

– Не хочется надоедать хорошим людям! – хитро подмигнула Лисовская остолбеневшей троице и поднялась. – Но вы не переживайте, я к вам ещё как-нибудь загляну. Обещаю!

Она чмокнула меня в щёку, напялила на голову свою нелепую шляпу, распахнула дверь на улицу и с возгласом «До чего же хорошо жить!» – выпорхнула из офиса. Мои дорогие сотрудники проводили её непонимающими взглядами, а потом развернулись ко мне.

– Что это было, Соня?

– О чём вы, Елизавета Макаровна? – небрежно спросила я, собирая со стола чашки.

– Ты вообще поняла, с кем ты тут чаи распивала?

– С очень хорошим человеком. Возможно, немножко несчастным, но при этом жутко обаятельным.

– Обаятельным? Лисовская – обаятельная? Если бы мне кто другой это сказал, я бы покрутила пальцем у виска. Но ты, Соня…

– Мне кажется, Римма, мы все недооценивали Генриетту Аркадьевну. А ей нужно-то было всего чуточку внимания и капельку понимания. Вот и всё.

– Ну, Софья, ты даёшь! – Ветерков плюхнулся на диван. – За три дня из домохозяйки в опытного психолога превратилась. Такую лошадку укротить! Просто волшебство какое-то!

– Да ладно вам, Родион Матвеевич! – смутилась я.

– Нет, серьёзно! – подхватила Филатова. – С этой дамой ведь никто сладить не мог вот уже… сколько, Родион Матвеевич?

– Пару лет точно! – шеф почесал в затылке. – Она начала к нам ходить, когда мы ещё на Войковской были. Помните, девочки?

– Мы, Соня, сначала в другой конторе работали, у Геннадия Андреевича Шестопалова, – объяснила Римма. – А уже потом наш Родион Матвеевич решил отделиться, собственную консультацию открыть, ну и нас позвал, разумеется. К тому времени Геночка совсем невыносимым стал. Мы, конечно, с радостью, да, Лиз? А Лисовская твоя – какая-то дальняя Генкина родственница. Тётка, что ли…

– Двоюродная тётя его супруги, – сказала я. – Старшая.

– О как! – они с уважением посмотрели на меня.

– А ещё у Генриетты Аркадьевны есть дивный кот восьми лет, и она очень любит его рисовать!

– Да? Лисовская – и кот? Более странной компании я представить себе не могу, – с сомнением в голосе протянула Римма.

– Она ведь нашего Перса ненавидит! – поддакнула Елизавета Макаровна. – Да и он её, кстати, тоже не жалует. Шипит задолго до её появления. Как чувствует, собака!

– Это я кошек не люблю, а Генриетта Аркадьевна обожает!

– Да ладно! А по тебе и не скажешь…

– Ты только Прохоровой не проговорись, ладно? Она уверена, что все нормальные люди от кошек без ума. Ну, Лисовская, сама понимаешь, – это отдельный разговор. Не будем нашу Сашу травмировать, в последнее время на неё и так всего навалилось…

– А что у неё случилось? – живо отреагировал шеф. – И почему я ничего не знаю?

– Да так, это личное, – тут же смутилась Елизавета. – А вам не кажется, мои дорогие, что мы заболтались? Уже двенадцать часов дня! Обеденное время почти! А у нас ещё конь не валялся.

– Ох, сейчас ведь Жукова придёт на массаж, а я даже руки не помыла! – спохватилась Римма. – Лизавета, поставь чайник, пока я себя в порядок приводить буду!

– И у меня работа стоит, – Ветерков поднялся. – А Александра когда придёт, никто не знает?

– У неё в час первая группа, – этот ответ Филатова бросила уже из своего кабинета. – Рим, а ты чай купила?

– Да, сейчас принесу!…

Ветерков направился к себе, а я села на рабочее место. Мне ведь даже некогда было включить компьютер, со всеми моими утренними происшествиями! Ох, а ведь случилось и ещё что-то! Надо же, совсем вылетело из головы…

– Вы представляете, меня сегодня ограбили! – заявила я громко, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Как – ограбили? Кто? – из своих комнат тут же повыскакивали все трое. Даже Перс снизошёл – его толстая морда на миг показалась в проёме Сашиного кабинета и, фыркнув, быстро скрылась опять. Всё-таки не любит меня это животное!

– В электричке. А кто – не видела. Да в такой толчее кто угодно мог это сделать. Я ведь весь поезд обошла, с первого до последнего вагона!

– Место свободное искала? – понимающе заметила Римма.

– Ну… да, – быстро согласилась я, отругав себя за длинный язык.

– В полицию заявила?

– А что украли-то? – посыпались вопросы.

– Кошелёк с косметичкой и ключ.

– От квартиры? – ахнула Елизавета.

– От сарая! – хмыкнула я. – Но всё равно жалко. Там у нас банки с вареньем стоят. Много.

– А в кошельке?

– А в кошельке только деньги! – я улыбнулась. Спустя час после случившегося ситуация уже не казалась такой уж катастрофичной. Подумаешь, деньги! Заработаю. А вот если бы телефон спёрли… – Не так много денег, даже жалко вора. Расстроился, небось, бедному улову. Правда, в косметичке губнушка новенькая была…

Упомянув губную помаду, я вспомнила и ещё кое о чём, а, вспомнив, – расстроилась. Ведь через час мне к Крутову на работу идти, а теперь даже губы подкрасить нечем! Какая досада!

– Не расстраивайся, Соня! – тут же кинулись все меня успокаивать, неверно истолковав выражение моего лица. – Подумаешь, деньги! Зато сама жива осталась! Ведь могли и ножичком пырнуть.

– Это да!

– Сонь, ты подойди ко мне в конце рабочего дня, я компенсирую тебе эту маленькую неприятность, – Ветерков похлопал меня по плечу.

– Ну что вы, Родион Матвеевич! Это лишнее! К тому же там действительно было немного.

– И всё-таки подойди!

Улыбнувшись, он вновь направился к своему кабинету. Какой всё-таки хороший у нас начальник! Мечта просто! И как жаль, что трудовое существование моё продлится совсем недолго…

– Да, Родион Матвеевич, я отлучусь через час, хорошо? – бросила я ему вслед. – Часа на полтора. Можно?

– Конечно, это ведь твоё обеденное время! – не спрашивая меня более ни о чём, он скрылся за дверью.

Я вздохнула. Через час я увижу Крутова. И не скажу, что сегодня меня это очень пугает…

Глава 24

Все мои представления о работе детективов складываются из книжек. Один из моих любимых литературных сыщиков, Ниро Вульф, очень проницательный господин, любитель орхидей и пива и имеющий «двести шестьдесят четыре фунта живого веса», работал вместе с Арчи Гудвином, своим помощником. Наверное, именно из воспоминаний об этой паре, а также о другой, ещё более звёздной, – Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне – складывались мои нынешние ожидания, когда я входила в парадный подъезд агентства «Крутов и Ко». Моя фантазия подсказывала мне, что сейчас я увижу небольшой кабинет, ну, может быть два, где трудятся бок о бок сам глава фирмы с парочкой молодых, но талантливых помощников. Но, как и обычно, мои представления оказались очень далеки от реальности.

Дело у господина Крутова было поставлено на широкую ногу. Не знаю, занимался ли он сам поисками и расследованиями, но сотрудников у него было множество – насколько я успела заметить. По крайней мере с десяток кабинетов на одном этаже, и не меньше – на втором. Пока я поднималась по широченной роскошной лестнице с мраморными перилами и чудесными панно на стенах, мне встретилось несколько человек с озабоченными лицами. Уж не знаю, клиенты ли это были или сотрудники, но вид у них был весьма респектабельный и даже, я бы сказала, богатый. Под стать всему облику здания. Да, так просто сюда не придёшь, пожалуй, – не благотворительное заведение. Статус фирмы абсолютно соответствует фамилии его основателя! И теперь становится понятным, почему у главы этого шикарного агентства целых два телохранителя – не столько из насущной необходимости, сколько престижа ради. Положение обязывает, как говорится.

Остаётся только один вопрос – зачем такому человеку, как Крутов, помощь психолога? Или у него иная цель визитов к нашему Ветеркову? Надо будет поинтересоваться у Родиона, так, невзначай…

Гришу – того, у которого разные глаза, – я встретила в приёмной перед кабинетом начальника. Миша, кстати, всё это время тяжело вышагивал за мной следом. Именно он довёз меня сюда и именно ему я обязана любопытными взглядами, которые провожали меня от ступенек крыльца до двери Крутова.

При моём появлении Григорий вскочил, убрав скучающую мину со своего лица, и улыбнулся одним уголком губ. Вежливо и в то же время не фамильярно. Идеальная такая улыбка вышла, на мой взгляд. Предварительно постучавшись и услышав с той стороны громкое «угу», он распахнул дверь. В некоторой нерешительности я переступила порог.

В залитом солнце кабинете Крутов был не один. Второго человека я увидела не сразу. Сгорбившись, он сидел в ближнем углу огромного помещения и напряжённо всматривался в мерцающий экран компьютера. На моё появление он не отреагировал ни одним движением. Даже не вздрогнул. В отличие от своего начальника, который, приветливо улыбнувшись, кинулся ко мне через всю комнату, чуть не уронив при этом стул. Только на этот звук и среагировал незнакомец. Он взлохматил кучерявые волосы, удивлённо поднял голову и, увидев меня, тут же вскочил.

– Софья, рад вас видеть! – Крутов приложился губами к моей руке, чем вызвал во мне ещё большую неловкость, и повернулся к незнакомцу. – Александр Яковлевич, знакомьтесь, Софья Артемьева. Соня, а это Александр Яковлевич, о котором я вам уже говорил.

– Очень приятно! – сказали мы одновременно и улыбнулись друг другу. Художник оказался совсем молодым парнем лет двадцати, а то и меньше, с густой шевелюрой цвета горького шоколада и со смуглой кожей. Мулат! – восхитилась я про себя. – Какая прелесть!

Имя подходило этому парнишке так же мало, как и весь его облик – этому шикарному кабинету. Впрочем, как и мой тоже, чего уж душой кривить? Никогда прежде не доводилось мне бывать в таких апартаментах – а иначе и не назвать этот огромный, с высоченными потолками, кабинет, в котором любой обычный человек наверняка будет чувствовать себя некомфортно и неловко, как ощущала себя сейчас я. И дело даже не в вычурной мебели, обоях, явно не из дешёвого магазина, прекрасном столе из тёмного дерева, книжном шкафу во всю стену – сама аура этого места угнетала простого смертного. Хотя Крутов здесь, кажется, чувствовал себя вполне в своей тарелке. По крайней мере вид у него был довольный, а состояние духа – спокойно-величавое. Как всегда, впрочем.

– Добрались без приключений, Соня? – его улыбка говорила сама за себя. Хитрая это была улыбочка.

– С вашим Михаилом по-другому бы и не получилось, – улыбнулась я в ответ.

– Теперь вы меня понимаете! – живо воскликнул он. – И так каждый день! Никакой свободы!

– Ну да, трудно вам живётся, – хмыкнула я, но тут же устыдилась своей фамильярности. А он моё состояние просёк сразу же. Умный всё-таки человек.

– Познайте самоё себя! – проговорил он тихонько. – Легче жить станет, Сонечка.

И добавил уже громче:

– Давайте сначала к делу, а потом пообедаем, идёт?

– Я думаю, до еды дело вряд ли дойдёт, всё-таки процесс долгий предстоит, наверное…

В моём представлении составление фоторобота выглядело так: я вслух вспоминаю детали Архиповского облика, а этот смуглолицый юноша, взяв в руки карандаш и ластик, пытается запечатлеть все мои фантазии на бумаге. Зная свою нерешительность, я могла представить, сколько тонн бумаги придётся ему израсходовать!

– У вас устаревшие сведения! – словно прочитав мои мысли, рассмеялся Крутов. – Идёмте!

И, больше не говоря ни слова, он приобнял меня за плечи – меня будто пламенем опалило! – и повёл к столу Александра Яковлевича.

– Зовите меня просто Алекс! – умоляюще попросил меня кучерявый молодец на чистейшем русском языке.

– Хорошо, Алекс. Что мне надо делать? – улыбнулась я, присаживаясь с ним рядом.

Крутов, придвинув кресло, сел позади нас. Такое соседство меня смущало, но недолго. Очень быстро процесс работы увлёк настолько, что я позабыла обо всём.

Не знаю, возможно где-то и применяется ещё рисунок от руки, но то, чем мы занимались сейчас, было, на мой взгляд, гораздо быстрее и эффективнее. Всё делалось с помощью обыкновенной компьютерной программы. Впрочем, может быть обыкновенной она и не была. Даже скорее всего не была. Но мне, как человеку не сведущему, такое незнание простительно.

Алекс работал с удовольствием. Это было видно по его счастливому лицу. Мне тоже понравилось, как из небытия вдруг возникал человеческий облик и как менялись черты его лица, то вытягиваясь, то расширяясь. Несколько раз я даже сознательно фантазировала, придумывая несуществующие детали, – мне хотелось посмотреть, как будут смотреться, например, вот эти маленькие усики под этим мясистым носом. В такие моменты, мне кажется, мои соседи вполне понимали мой манёвр, но нисколько не возражали против этого. А даже, кажется, и сами веселились, рассматривая получившиеся образины. Всё-таки мужчины – большие дети!

Память меня не подвела. К концу нашей совместной работы на меня смотрело удлинённое скуластое лицо с тонким шрамом на правой щеке – вылитый Архип. Насколько я его запомнила, конечно. Но думаю, что этого рисунка будет вполне достаточно, чтобы при встрече с ним сразу же его узнать.