Читать книгу: «Вот так и живём… Рассказы», страница 6

В автобусе

В автобусе ехали две молодые женщины. Они, совсем не замечая того, громко разговаривали, и я невольно всё слышала.

Лиц я не видела, поскольку сидела сзади. Обе брюнетки. У одной -короткая стрижка, а у другой немного ниже плеч.

– Представляешь, вчера Толик приходит, и заявляет, что завтра они организуют что-то там с мужиками. Какой-то междусобойчик…

– Это что же, в будние дни – на работе, в выходные – с дружками. И зачем тогда, спрашивается, муж?

– Ой, Галь, не говори! Я ему устроила скандал. Так он теперь заявляет, видите ли, тем более должен отдохнуть! А то, что я без выходных, без проходных, – ему всё равно. Отработаешь, придёшь домой, ужинать соберёшь, а там – спать. Уже толком ничего не успеваешь. В выходные то уборка, то стирка, то в магазин продукты купить… Это как в анекдоте: Приходит женщина к ветеринару, и спрашивает:

– Доктор, какой я породы?

– Как? Вы же – женщина…

– Ничего себе! Утром встаю рано, как курица. Цепляюсь как обезьяна за уходящий трамвай. Проскальзываю внутрь как змея. Там – как повезёт. Либо стою на одной ноге как цапля, либо удастся растолкать как медведице. На работе пашу как лошадь. Потом, как волчица бегу, вынюхиваю по магазинам. Навьючусь как верблюдица, и тащу как черепаха. Прихожу домой, рычу на всех как тигрица. Ложусь спать, наконец, а муж толкает меня в бок, и говорит: «-Подвинься, корова!» …Так какой же я породы?

– Точно! – засмеялась собеседница. —А ты попробуй чтобы поревновал! Может, тогда побоится оставить надолго?

– Мой-то? Скорее голову оторвёт!

– Ну, попробуй внешность изменить как-нибудь.

– Да я уже и блондинкой ходила, и с длинными, и с короткими волосами. Одевала и мини, и макси…

– Может, общения не хватает?

– Какое общение, если его дома не бывает?! О чём ты говоришь, Галя!

– Нет, Надя, надо что-то придумать!

– Что?? Уже не знаю, что делать. Ничем не обременён, детей нет…

Я начала вспоминать свою семейную жизнь… Таких проблем, как в семье у этой женщины, у нас не случалось. Моему мужу наоборот ничего не нужно было, кроме дивана и телевизора. Поначалу даже нравилось. Ещё бы! Постоянно рядом. Никаких, казалось бы, проблем, живи, да радуйся! Зато столкнулась с большой ленью своего Николая. Если нужно что-то сделать по дому, – с напоминаниями по тысяче раз, а то и со скандалом…

Всё изменилось за один день, когда я пришла из женской консультации, и сказала мужу, что у нас будет ребёнок. Он невероятно обрадовался, и, буквально, тут же начал проявлять заботу: то спросит не подать ли попить, то беспокоится удобно ли мне сидеть, не холодно ли, не жарко ли…

Последние два месяца до появления малыша были настоящим испытанием для Николая. Ему приходилось почти всё делать самому. Беременность протекала трудно, и мне с каждым днём становилось сложнее что-либо делать… Изнуряющий токсикоз, запахи изводили дурнотой, ноги отекали.

Из роддома встречал как королеву какую. Вернувшись с новорожденым сыном домой, я не узнала нашу квартиру! Навёл идеальную чистоту, всё отремонтировано. Приготовил праздничный обед!

Как хорошо, что я не совершила ошибку многих женщин, которые берут уход за ребёнком полностью на себя! Николай не чувствовал себя «подсобным». Он с полной ответственностью активно помогал мне, а потом и привык к тому, что все заботы делили пополам…

Мне очень хотелось вмешаться в разговор, подсказать женщине решиться родить, чтобы её муж почувствовал ответственность, но воздержалась, потому что не даром говорят: «Каждая семья одинаково счастлива, но по-разному несчастна»… Тем более, что они с подругой встали с мест, и начали продвигаться на выход…

Вспоминая Аллу Баянову

На концертах известных артистов мне доводилось бывать редко, но однажды посчастливилось увидеть и услышать вживую великолепную певицу Аллу Баянову.

Екатеринбург. Май 1990-го года. Увидела яркую афишу, что выступление состоится 12-го числа во Дворце молодёжи. Это довольно просторное помещение, с хорошей акустикой и интерьером. Насколько я знаю, – один из лучших концертных залов города.

Купила сочно-бардовую, только начинающую распускаться розу с длинным стеблем, и к назначенному времени в большом волнении направилась к месту проведения действа. Внутри у меня была твёрдая уверенность, что песни в исполнении Аллы Баяновой непременно понравятся всем! И, конечно же, не ошиблась. Навсегда дорогие моему сердцу екатеринбуржцы ценят настоящее искусство! Полный аншлаг. В основном публика среднего и постарше возраста. Молодые интересуются больше другими музыкальными направлениями, другую музыку слушают обычно. Многие с букетами. Без суеты нарядным потоком растеклись, согласно билетам, по залу.

И вот начало… Если честно, то никак не ожидала, что обладательница достаточно высокого по звучанию голоса – довольно крупная женщина. Это и близко никак не соответствовало моему представлению о ней. Место было недалеко, ряд 3-й или 4-й, помнится, скраю. Когда брала билет в кассе, специально просила ближе к проходу, чтоб не тревожить никого своим перемещением, когда пойду к сцене с цветком. Кроме того, заранее была заготовлена небольшая фотография для автографа.

Аккомпанировала певице небольшая группа музыкантов-цыган. Насколько помню, два гитариста, скрипач, и две женщины, как теперь говорят: «подпев». Они все очень скромно держались «в тени», прекрасно понимая, что пришли зрители, всё-таки, послушать именно Аллу Баянову.

Первое, что сказала, улыбаясь, певица, когда вышла на сцену, поздоровалась с публикой, – это поделилась радостной для неё новостью: теперь она гражданка России! Не знаю, что побудило в немолодом, вообщем-то, возрасте, переезжать в страну, где уже начинало веять назревающими нелёгкими политическими и экономическими переменами 90-х, но, без спора, это поступок Личности!

Музыкальные номера перемешивались с рассказами, смехом. Например, шуточная песня «Чайник». Если кратко: наследники делили имущество. Одному досталась кошка, другому – чайник, а больше ничего в доме, как оказалось, и не было… Певица сама с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. В её исполнении звучали и романсы, и цыганские песни, и французский шансон. Всё изящно, невероятно легко.

Когда я поднялась на сцену с розой, подойдя, только и смогла сказать: «-Восхищена! Просто нет слов!». Она посмотрела на меня, и растерянно спросила: «-Да?». По лицу было видно, что мои слова её растрогали. Прошу написать что-то на память на фото, но певица приглашает подойти с этим после концерта за кулисы. А концерт этот прошёл на одном дыхании! Время будто остановилось, и только стрелки часов на руках зрителей показывали реальность…

Конечно же, я не упустила такого шанса! Вот только зайдя в гримёрку, увидела оборотную сторону успеха: насколько выматывается за три с лишним часа артист! Три с лишним часа песен, причём, «в живую», умудриться держать большой зал с неослабевающим интересом от начала концерта и до конца! Тем не менее, подавляя огромную усталость, она смущённо улыбалась. Взяла ручку, и спросила: «-Как тебя зовут?» «-Катерина» – отвечаю. Через минуту на оборотной стороне фото уже было написано: «Катюше от души на память от Аллы Баяновой. 12 мая 1990г», и размашистая подпись…

Конкретно о чём говорили в короткой беседе тогда, конечно, уже не помню за давностью лет, но до сих пор вспоминаю уставшие, но счастливые глаза Аллы Баяновой.

А даты… Человек жив, пока о нём помнят…

В. Высоцкий и цыгане…

«…Глядя в упор друг на друга, вы берётесь за гитары, как ковбои в вестернах вынимают пистолеты, и, не сговариваясь, чудом настроенные на одну ноту, начинаете звуковую дуэль», «…я наблюдаю за столкновением двух традиций. Голоса накладываются: один начинает куплет, второй подхватывает, меняя ритм. Один поёт старинный романс, с детства знакомые слова, это «Цыганочка». Другой продолжает, выкрикивает слова новые, никем не слышанные:

Я – по полю вдоль реки!

Света – тьма, нет Бога!

А в чистом поле – васильки,

и дальняя дорога…

Вы стоите совсем близко друг к другу, и теперь я вижу в полоске света два упрямых профиля с набухшими на шее венами. Потом вдруг одно движение руки: постой, послушай… И жалуется гитара, и мы тонем в её плаче. Солнце теперь светит с другой стороны, скульптурно вырисовывая ваши лица, потом и они уходят в тень, и видно лишь светлое дерево гитар и ваши такие разные руки, пальцы, рвущие струны. Уважение друг к другу, возникшее с первых минут знакомства, останется у вас на всю жизнь».

Это отрывок из книги Марины Влади «Владимир, или Прерванный полёт». Посвящён он встрече цыганского музыканта Алёши Димитровича и Владимира Высоцкого в ресторане в Париже. Познакомились они друг с другом через художника Михаила Шемякина во Франции в 1975-м году. Насколько известно, у них даже были планы попробовать записать что-то совместно, но, к сожалению, так и не успели осуществить.

Вообще-то, В. Высоцкий никогда не любил играть в паре. Просто не получалось у него полностью сосредоточиться. Однако, нет правил без исключения. В интервью с Марком Цыбульским 24-го апреля 2011-го года один из участников знаменитого цыганского трио «Ромэн» Играф Иошка с теплом вспоминает, как однажды в компании знакомых на дне рождения артиста Всеволода Абдулова, всё же, играл с Высоцким: «-…это ему понравилось, и как будто второе дыхание у него открылось. И я играл, и подпевал ему. И это продолжалось, наверное, часа два, или три. А потом, когда мы стали дружить, Володя мне сказал о том вечере: «-Это первый раз в моей жизни было, что человек мне не мешал, а вдохновлял». У Севы мы потом часто виделись», «-…Сейчас всех принято называть гениальными, но Володю я бы назвал по-настоящему гениальным человеком. Люди с такими эмоциями, таким темпераментом рождаются один раз. Вот вы представьте. Сидит перед вами человек. Ну, ничего нету, ну, совсем пустой вроде. И буквально в одну секунду – как на магнитофоне кнопку нажали, – и всё! Он уже завёлся, преобразился мгновенно! Никакой подготовки! Бах, – и всё начинается! И как-будто уже изнутри сгорать начал».

Собирались, как рассказал позднее артист, компанией, и такие музыкальные вечера называли очень просто: «Под цыганским шатром». Рассказывал: «-…мы собирались каждое воскресенье, приглашали актёров из других театров. К нам приходили Людмила Касаткина, Ролан Быков, Евгений Леонов, Ростислав Плятт. Многие у нас побывали. (О Высоцком): Раза три-четыре был. Потом этот «шатёр» начал как-то разваливаться».

Играф Игоревич рассказал о родословной Марины Влади: «-…Марина из семьи Поляковых, а Поляковы – цыгане. После революции половина семьи эмигрировала, а другие остались в России. Я об этом узнал от самой Марины. Мы втроём сидели: она, я и Высоцкий. Я когда узнал, тоже обалдел. И Высоцкий услышал – сидел с опущенной челюстью… Я тогда её спросил: «-Почему ты скрывала, что ты наполовину цыганка?» «-Да Бог меня знает, почему…». Ну, я рассказал ей про эту семью, и говорю: «-Да если я расскажу, что ты из Поляковых, тебя на руках будут носить!» Она мне: «-Ой, пожалуйста, Графчик, не говори никому, не надо этого!»

Тем не менее, о скандальной книжонке М.В. «Владимир, или Прерванный полёт» Играф Иошка высказался очень резко, отрицательно: «-…мне не понравилось. Я её не видел после этого, а то бы я сказал ей об этом. Нельзя так обливать грязью человека, прожив с ним столько лет, не по-человечески это! Импотент, алкоголик. наркоман… Даже если это было по-настоящему, не надо так об этом писать, разве можно?!».

Мне лично очень гадко было узнать, что Влади продала много вещей Высоцкого с аукциона в Париже. Да, он был муж, и, вроде, имеет право распорядиться по своему усмотрению… Но ОН ведь ЧАСТЬ КУЛЬТУРЫ РОСССИИ, а не просто так! 45 лет прошло, но Его не забыли! Она не имела морального права так поступить. Тяготят вещи – отдай или продай в музеи Поэта, чтобы сохранить для людей достояние, а не по частным коллекциям богачей, чтобы потом никто раритеты не увидел. Ей не понравился фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой». Назвала это оскорблением их жизни. А то, что в своей книжонке расписала ЕГО как последнего алкаша, наркошу, гуляку, – это, выходит, нормально! Выставляет себя как Его спасительницу, хотя как могла спасать, если месяцами были врозь? И, конечно, явно задело, что последнее время с Ним была другая, а не она.

В интервью с Марком Цыбульским 29-го сентября 2007-го года Рада Волшанинова вспоминает: «-…точно помню, что это было до «Опасных гастролей», так что где-то в 1967—68 годах мы впервые встретились…,Самая яркая встреча у нас была, наверное, году в 1975-м или 1976-м. Мы с моим мужем получили квартиру на Калининском проспекте. Ничего ещё не было, стояли просто стулья, стол в большой комнате. …Вдруг вечером раздаётся звонок в дверь. Открываю – стоят Володя и Марина Влади. …Володя, естественно, принёс бутылку водки. Новоселье же! И вот мы сидели и пели до самого утра. И Володя, и мы с Колей, и Марина. Необыкновенная была ночь! …Ещё был яркий такой эпизод в Одессе. Мы там отдыхали или гастролировали, я уже не помню. И Володя с Колей выступали в каком-то ресторане. И там было просто какое-то паломничество, даже стёкла разбили. Он (Высоцкий) пользовался безумной популярностью. …Коля пел свои цыганские песни, Володя пел своё. Вот эти несколько встреч запомнились, а остальные наши встречи были просто в актёрской среде».

Как ни сомнительно звучит, но Владимир Высоцкий не только просто общался с цыганскими артистами. У него были концерты, и не один, на сцене легендарного театра «Ромэн». Первый прошёл 5-го декабря 1975-го года, а следующий – в январе 1976-го.

Если уж разговор коснулся цыган, то просто невозможно не упомянуть об их вечных спутниках – лошадях. Особо надо отметить частое упоминание о конях в стихах и песнях Владимира Семёновича. Упоминал и как действующий персонаж, и как сравнение. Не буду углубляться, это отлично получилось сделать у автора Проза.ру Валерия Таирова в публикации из трёх частей «Кони Высоцкого». Кто заинтересовался, может найти на этом сайте страницу автора и прочитать.

В творчестве Владимира Семёновича Высоцкого встречается много «цыганской темы», начиная с далёкого 1967-го года. Такие «стилизации», как он сам их называл, звучат в художественных фильмах, исполнялись на концертах. Даже в дискоспектакле для детей «Алиса в Стране Чудес» в «Песне Алисы про цифры»:

Эх, раз, ещё раз!

Голова одна у нас.

Ну, а в этой голове —

уха два, и мысли две.

Вот и дразнится народ,

и смеётся глухо:

«-Посмотрите, вот идёт

Голова – два уха!

«Моя цыганская» была написана зимой 1967-68-й г.

Где-то кони пляшут в такт,

нехотя и плавно.

Вдоль дороги всё не так,

а в конце – подавно.

И ни церковь, ни кабак,

ничего не свято!

Нет, ребята, всё не так,

всё не так, ребята!

«Цыганская песня» появилась на свет в начале 1969-го года. Песня написана к х/ф «Опасные гастроли», который снимался в Одессе режиссёром Хилькевичем. Вошла в картину с музыкой Александра Билаша. Исполнили её Рада и Николай Волшаниновы.

Утоплю тоску в реке,

украду хоть ночь я,

там в степи костры горят,

и пламя меня манит.

Душу и рубаху, эх,

растерзаю в клочья,

только пособите мне, цыгане!

Я сегодня пропьюсь до рубля,

Ля ля ля ля ля ля, ля ля ля ля!

Пусть поёт мне цыганка шаля,

Ля ля ля ля ля ля, ля ля ля ля!

Владимир Высоцкий про этот момент рассказывал: «-Ещё там была такая песня, которую поют Рада и Коля Волшаниновы. Я для них писал эту песню. Такая она получилась действительно цыганская. Так что, в общем, все я туда написал, все песни, которые, в общем, мне не свойственны. Первый раз я попробовал себя в этом жанре, в таком жанре стилизации, лёгкости какой-то».

На концерте (1971г) Владимир Высоцкий делился своим мнением об этом фильме со зрителями: «-Мне кажется, просто что критиковали нас не с тех позиций. Нельзя говорить: «-Как же так! О революции…». Это не о революции фильм. Фильм, просто затрагивающий один из эпизодов, когда подполью помогали актёры. Могут же помогать подполью актёры Малого или Академического театра? А почему не актёры варьете? Так что, я считаю, это фильм развлекательный, к нему так и надо было относиться».

Рада Волшанинова рассказывала в интервью Марку Цыбульскому: «-Володя для нас написал песню, это вы знаете, конечно. Причём писал он ёё на ходу, на кузове машины. Карандашом быстро записывал. Съёмки были довольно странные. Режиссёр фильма Хилькевич пригласил нас уже когда фильм был отснят, и нужно было ночью снять и записать две песни. Моей старшей дочке было двенадцать лет, я её схватила, и мы срочно приехали в Одессу. Текст был написан огромными буквами и находился в оркестровой яме. Мы пели и подглядывали. Вот на таких скоростях это снималось».

«Очи чёрные» или «Погоня» написана в августе 1974-го года. Предполагалась для фильма «Емельян Пугачёв», но использована в х/ф И. Хейфица «Единственная», где Высоцкий играл руководителя хора Бориса Ильича. Снят по рассказу П. Нилина «Дурь».

Во хмелю слегка лесом правил я.

Не устал пока – пел за здравие.

А умел я петь песни вздорные:

«-Как любил я вас, очи чёрные!

Из выступления Владимира Высоцкого. (1976г.): «-В этом фильме я играю странную для себя роль, первый раз я такое играю. Я играю там роль такого соблазнителя… но не в полном смысле этого слова, Дон Жуана, а он такой «обшарпанный соблазнитель». У него все вещи, вроде бы, хорошие, но только они были хорошими лет десять тому назад, а так у него все пуговицы оторваны, пиджак замшевый обшарпанный. Мне этот пиджак сшили в Доме моделей, а потом мы его долго, дружно, дня три тёрли песком и грязью… Носки промокшие, осенью ходит он в сандалиях. В общем такой ненатуральный соблазнитель, но получается, что по ходу дела он должен соблазнять. Ну, а чем он должен соблазнять? Значит, я там тоже пою песню…».

«Грусть моя, тоска моя» – одно из последних написанных Высоцким стихотворений, датировано 1980-м годом.

Одари, судьба, или за деньги отоварь!

Буду дань платить тебе до гроба.

Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь,

до чего ж живучая хвороба!

Много можно найти и других примеров связи Владимира Высоцкого и цыган. Но уверена, читателю интересней будет узнать об этом у авторов, которые серьёзно, вдумчиво занимаются разбором творческого наследия Поэта, барда, актёра Владимира Семёновича Высоцкого. А я предлагаю вниманию своё стихотворение, посвящённое Высоцкому, на мотив его песни «Он не вернулся из боя»:

Почему же сегодня не так, как всегда,

пусть и небо опять голубое?

Утекла, убежала в июле вода,

когда Он не вернулся из боя…

Он все песни свои написал ради нас,

ни минуты не зная покоя.

Как же сильно Его не хватает сейчас,

когда Он не вернулся из боя…

Кто, нескладно порой, но Ему подпевал,

пусть и думал, порой, про другое,

тот всегда непременно с Ним рядом вставал,

только Он не вернулся из боя…

Пусть «по-чёрному» пил,

не про то разговор,

а про то, что тогда было двое…

Разве память так просто затушит костёр,

если Он не вернулся из боя?!

Но случилось, – победа досталась беде,

и бессильны, порой, часовые…

Наши дни тоже канут когда-то в воде,

превратятся в снега голубые…

И в такое поверить возможно вполне,

что так схожи мечты у обоих…

Одно слово: «Добра!», и кажется мне

до сих пор Он не вышел из боя!

Воспоминания

Радиоприёмник тянул помаленьку из розетки своё питание, и негромко бормотал, но Мария Семёновна в свои восемьдесят пять лет неплохо ещё слышала. Сидела себе тихонько за вязанием, вооружив глаза очками с толстыми линзами, и слушала, что вещает приёмник. Даже в свои немолодые годы не утратила интерес к жизни. Машинально перебирала петли на спицах, а в памяти всплывали истории из жизни близких, из своей жизни…

Сейчас Мария Семёновна вспоминала рассказы своего деда Ивана Кузьмича, и отца Семёна Ивановича о том, как в их небольшую деревню пришла весть о революции 1917-го года. В то время был жив ещё прадед Кузьма Тимофеевич. Но ему уж минуло восемьдесят лет, болел, и бОльшую часть времени проводил на печке, сопя во сне. Деду исполнилось пятьдесят, а вот её отцу – всего двадцать два.

Многие деревенские вынужденно батрачили тогда у местного богача Игната Федулова. Хозяйство у него было справное. Скотины – не сосчитать. Дом хороший, крепкий и большой унаследовал от своего отца. Молодой ещё, а навеличивали по имени – отчеству: Игнат Михалыч. Что делать, если это единственный способ был прокормиться. Не выкажешь ему почтения – вмиг работы лишишься, с голоду помирать придётся. Работали у него на поле с раннего утра до вечера, молодые тогда ещё, дед и отец Марии Семёновны Иван и Семён. Самой Марии ещё не было на свете. Её бабушка Елизавета Матвеевна, молодая жена Ивана, дома по хозяйству управлялась. Она одна женщина в доме оказалась. Пыталась хоть как – то сэкономить заработанные мужем и сыном гроши, только всё равно не велик доход получался, кое-как перебивались.

Пока докатилась новость о революции в Петрограде до деревни, уж начался 1918-й год… Однажды, в морозный зимний день, вздымая ворохи снега, прискакал большой отряд вооружённых людей, и, сразу же повесив над одной из пустых изб попросторнее красный флаг, объявили, что это будет помещение сельского совета. Они ходили по домам, шумно созывали людей, чтобы объяснить им происходящее…

Как расказывал дед Иван, народу набилось много. Все хотели узнать, с чем же пожаловали в Пихтовку приезжие. Необычно всё… Не каждый смог прочитать, что было написано белыми печатными неровными буквами на кумаче, прибитом к стене. Строчки будто приплясывали. Из деревенских мало кто умел читать. Спрашивали друг у дружки. А написано было: «Вся власть – Советамъ!».

Стол покрыт таким же красным лоскутом. На нём – графин с водой, заляпаный многочисленными отпечатками пальцев гранёный стакан, лист бумаги, и ручка с чернильницей. За столом молча сидели несколько человек из отряда. С ними парень из местных Макарка Долгов. Родители, брат и сестра умерли друг за другом, и он остался совсем один. Недолго думая, бросил всё, и пропал из деревни неизвестно куда. С полгода прошло, как его никто не видел. Теперь вот неожиданно объявился…

Собравшиеся люди, покряхтывая, покашливая, терпеливо ждали от нежданно нагрянувших гостей объяснений. Наконец, встал один из приезжих, и решительно выступил вперёд. Худощавый молодой мужчина быстро окинул лихорадочно блестевшими глазами присутствующих, ещё крепче сжал пальцы в кулаки, и, покашляв, громко начал:

– Товарищи! В Питере совершилась революция, и мы, как представители новой, рабоче – крестьянской власти, призываем вас пополнять ряды борцов за новую жизнь! Мы имеем постановление Центрального Исполнительного Комитета рабочих и солдатских депутатов о создании Советов на местах. Теперь вы сами будете строить свою новую жизнь!

Народ в замешательстве начал негромко перешёптываться, а дед Филипп, невысокий хлипкий мужичок, с трудом протиснувшись сквозь толпу поближе к столу, часто моргая, спросил:

– Мил человек, енто чево такое будем строить, ежели жить нечем? Тута работа тока и есть, что у Игната Федулова…

Люди активно поддержали его вопрос репликами с мест:

– Верно, дед Филлип!

… -Кака тут нова жисть, коли деваться некуды?!

– Да откуль чего возьмём?

– Сами едва перебивамся!

– Вот для этого мы и здесь! – начал пояснять приезжий мужчина, энергично жестикулируя руками. – Всякие эксплуататоры, кулаки, должны быть ликвидированы как класс! Всё теперь должно принадлежать народу! Мы должны вести беспощадную борьбу с такими мироедами! Теперь имеются все полномочия изъять у кулаков излишки…

– О, как! – послышался чей-то удивленный возглас.

… -Изъять – изъяли, скажем… а дальше чево с ентим делать будете? – не унимался дед Филипп. – Народу раздадите, али с собой всё забранное прихватите?

Этот вопрос деревенских тоже крайне взволновал.

– А я вот другое узнать желаю: у кого чего изымать станете? – спросила горластая Фёкла Пряхина. – У мово мужика последню рубаху сымете?

– И то верно! У нас, почитай, кажный – голь перекатная!

– Наживали по крохам кто чё, а теперича задарма отдай?! Это по справедливости?

Сельчане возмущались, перекрикивая друг друга. Приезжий поднял руки, призывая этим жестом к тишине, и когда смолкли выкрики, стал пояснять:

– Товарищи! Спокойно! Мы сейчас составим список лиц, подлежащих раскулачиванию, а всё то, что изымем – будем складировать до особого распоряжения… Называйте кандидатуры зажиточных! Василий, пиши там… – выступающий поглядел на одного из сидящих за столом. Тот с серьёзным лицом молча придвинул к себе бумагу, обмакнул ручку в чернила, и приготовился записывать.

Послышались выкрики с мест:

– Игната Федулова – в первую очередь!

– Спиридоновых запиши!

– Кожемяко тожа недалеча ушли от этих мироедов!

– А что Кожемяко то?! Поглянь-ко, много нажили! Чуток поболе твово… – возмутился сразу Устин Кожемяко, и зло поглядел на Афанасия Ивцева, предложившего в список раскулачивания. Между ними давно была вражда. А началась с того, что ещё в молодости Устин увёл у Афанасия невесту. Просто раньше посватался к девушке, и родители благословили дочь. Все знали, что Устин из более зажиточной семьи, не то, что босяк Афанасий.

Долго тогда решали деревенские кого записать, кого обойти. Фамилий получилось мало. Решили, не откладывая, сразу же и пойти по домам людей, оказавшихся в этом списке…

1930-й год. Позади Первая мировая война, революция, гражданская война, расстрел царской семьи, разгул НЭПа, кончина Ленина. Сама страна называлась уже не Российская Империя, а Союз Советских Социалистических Республик. Царицын переименовали в Сталинград…

К этому году в семье Марии Семёновны, а тогда – девчушки пяти лет, тоже произошли перемены: семь лет прошло, как похоронили её прадеда Кузьму Тимофеевича, а деду Ивану шестьдесят три исполнилось. У его жены Елизаветы Матвеевны появилась помощница – мать Марии Семёновны Наталья Васильевна. Сноха такая же тихая оказалась, работящая, и женщины без труда поладили. Отец Марии Семёновны женился в тридцать лет. Сейчас ему было тридцать пять, самый активный возраст для мужчины… Эта активность сыграла немаловажную роль в дальнейшем для него лично, и всей семьи в целом…

Случилось это когда деревенские собрались обсуждать очень важный вопрос. На повестке дня был обозначен всего один, но очень важный пункт: организация колхоза в деревне, что называлось незнакомым, непривычным словом «коллективизация». Разница сейчас была только в том, что представитель приехал один, а не отряд. Похолёнее, при портфеле… Но и люди менялись: стали более грамотные. Страсти же разгорелись не менее острые. Многие не желали отдавать в колхоз свою скотину. В их числе – отец Марии Семён Иванович. Он выступил на этом собрании, очень резко высказав своё несогласие, а через неделю в их избу нагрянули люди в форме. Не объясняя ничего, посадили в «воронок», и увезли неизвестно куда…

Напрасно его жена плакала, умоляла отпустить мужа. Даже не сказали куда увозят. Наталья со свекровью потом ездили не один раз в город, в надежде хоть что – то узнать. Попытки оказались бесполезными…

Наступало время, когда люди стали просто бояться говорить откровенно, по душам друг с другом, опасаясь доносов. Совсем не на шутку пугались сначала упоминания аббревиатуры ЧК, потом – НКВД…

Вернулся Семён Иванович домой только год спустя. Причём, он совсем другим человеком стал: исхудавший, молчаливый, с потухшим взглядом… Семён уже и сам не верил, что когда – нибудь увидит родных…

В селе же шла уже совершенно новая жизнь. Существовал колхоз. Их коровушка теперь была в колхозной собственности. Получали мизерную оплату по трудодням…

Многие не хотели их семью принимать в колхоз, поскольку Семён ведь числился в «неблагонадёжных» после того своего неосторожного выступления на собрании, да после года заключения. Деревенские побаивались поддерживать с ними дружбу, заметно сторонились. Проголосовали «за» принятие с перевесом всего в два голоса. Жалели мать Марии Семёновны Наталью и её, малолетнего тогда ребёнка. Многие уважали Ивана Кузьмича и Елизавету Матвеевну, но страх за себя, свою семью не давал духу поднимать руку «за»…

Сначала Семён никому не рассказывал, даже отцу и жене, что было после того, как его арестовали. Вообще не вспоминал, просто замыкался. Если спрашивали – отмалчивался, переводил разговор на другое. Только спустя годы под настроение поведал…

– Посадили в машину, поехали. Всю дорогу промолчали. Ни на какие мои вопросы не отвечали. Твердили только: «-Не положено!». Приехали куда – то. Я и понять не успел, где нахожусь. Меня из машины быстро завели в какое – то помещение. Коридоры без окон, и много много дверей… Конвойные команды подают, как настоящие дрессировщики: «-Вперёд!», «-Налево!», «-Стоять!», «-Заходи!». Зашёл в кабинет. Небольшой, с зарешёченным окном. Почти пустой. Стол, несколько стульев, в углу – шкаф со всякими папками, бумагами. За столом сидит человек, и что – то пишет. Увидел меня, – убрал сразу листок, и уставился. Не глаза, – буравчики! Даже не по себе стало. Молча смотрит так, а я растерялся, не знаю, что и делать. Поздоровался. Он в ответ, ни слова не говоря, только рукой на стул указал. Взял чистый листок бумаги. Перо ручки в чернильнице полоскает, и спрашивает:

– Фамилия, имя, отчество.

Голос неприятный, громкий. На всю жизнь такой запомнишь…

– Лапиков Семён Иванович…

– Год рождения…

– 15 мая 1895-го года.

– Семейное положение…

– Женатый… Жена – Лапикова Наталья Васильевна. 1897-го года.

– Дети…

– Лапикова Мария. 1925-го года… Пять лет дочке….

Улыбаюсь, думаю, станет подобрее, а он даже не изменился в лице! Продолжает допрос:

– Отец…

– Лапиков Иван Кузьмич. 1867-го года.

– Мать….

– Елизавета Матвеевна. 1870-го…

– Братья, сёстры есть?

– Нет. Маленькие померли… Тиф был.

– В какой организации состоишь?

– Ни в какой организации не состою… – отвечаю ему честно, а он поднял свои буравчики на меня, и сквозь зубы говорит:

– Врёшь, гад!.

Так с размаху долбанул по столу кулаком, что конвойный из коридора заглянул в кабинет, потом опять закрыл дверь. А тот продолжает:

– Налицо намерение мешать проводить в деревне важную политическую линию партии – коллективизацию! Это значит, что ты являешься врагом советской власти. Знаешь, чем чревато против народа идти?

– Да какой же я враг народа?! Я просто считаю, что нельзя забирать у людей то, чем они кормятся!

– Народная власть грабит народ?? Ты говори, гад, да не заговаривайся! – а сам всё сверлит своими глазами – буравчиками.

– Но ведь получается так.

– А забирает куда? Лично себе? Куму, свату, брату? Не понимаешь, что лучше всем вместе вести хозяйство, а не прозябать поодиночке?