Читать книгу: «Синдром пустоты», страница 3

Я молчал, не подтверждая и не отрицая.

– Знаешь, что самое интересное? – продолжил Соколов. – Я наводил о тебе справки. Ты ведь начинал как журналист. И, говорят, был неплохим. Писал об экологических проблемах, социальной несправедливости. Что случилось, Кирилл? В какой момент ты перешел на другую сторону?

Этот вопрос ударил сильнее, чем я ожидал. Он был слишком близок к тем мыслям, что мучили меня самого.

– Жизнь случилась, – ответил я после паузы. – Реальность. Я повзрослел и понял, как все устроено на самом деле.

– И как же? – Соколов смотрел на меня с искренним интересом.

– Все продается и все покупается, – я криво усмехнулся. – Нет правды и лжи, добра и зла. Есть только интересы и способы их продвижения. PR, пропаганда, журналистика – разные стороны одной медали. Все манипулируют информацией в своих целях.

– Я с этим не согласен, – спокойно сказал Соколов. – И ты, мне кажется, тоже. Иначе не выглядел бы таким… потерянным.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – резко ответил я.

– Возможно, – он пожал плечами. – Но я знаю, что твоя компания производит и продает поддельные лекарства. Лекарства, от которых зависят жизни людей. И я знаю, что у тебя есть выбор – продолжать защищать их или помочь остановить это.

– Помочь тебе? – я усмехнулся. – Слить информацию и потерять работу, карьеру, все, что я построил?

– Построил? – Соколов покачал головой. – Посмотри на себя, Кирилл. Ты ничего не построил. Ты разрушаешь – других и себя в первую очередь. И я думаю, ты это понимаешь.

Я не нашелся с ответом. Соколов встал.

– Подумай об этом. У тебя есть мой номер – в досье, которое на меня собрали. Если решишь поговорить – звони.

Он вернулся к своему столику, а я остался сидеть, чувствуя странную пустоту внутри. Слова Соколова задели что-то глубоко похороненное, что-то, что я давно не позволял себе чувствовать.

Расплатившись, я вышел из ресторана, не оглядываясь. На улице моросил мелкий дождь, отражаясь в мокром асфальте разноцветными бликами от неоновых вывесок. Москва жила своей обычной вечерней жизнью – люди спешили по своим делам, машины ползли в пробках, витрины магазинов светились приглашающим светом.

Я шел пешком, не обращая внимания на дождь. Мысли крутились вокруг разговора с Соколовым. Он был прав – я действительно начинал как идеалист, верящий в силу слова и возможность изменить мир к лучшему. Когда и почему я изменил себе? Ради денег? Власти? Признания?

В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Олега: «Жду тебя. Есть разговор».

Я поймал такси и назвал адрес. Мне нужна была доза. Нужно было заглушить голос совести, снова обретающий силу после разговора с Соколовым.

Квартира Олега встретила меня привычным полумраком и запахом старых книг. Дилер сидел в кресле, читая какую-то книгу. Увидев меня, он отложил её и кивнул на кухню.

– Кофе? – спросил он, как обычно.

– Что-нибудь покрепче, – ответил я, следуя за ним.

Олег достал бутылку виски и два стакана.

– Паршиво выглядишь, – заметил он, разливая алкоголь. – Тяжелый день?

– Тяжелая жизнь, – я залпом выпил виски. – Товар принес?

Олег кивнул, но не спешил доставать пакетик.

– Знаешь, Кирилл, я давно хотел с тобой поговорить. Не как поставщик с клиентом, а как человек с человеком.

– О чем? – я напрягся.

– О тебе. О том, что ты катишься по наклонной, – он налил еще виски. – Я вижу много людей в твоем положении. Успешных, богатых, с престижной работой. И знаешь, что общего у вас всех? Пустота внутри. Вы пытаетесь заполнить её кокаином, сексом, властью, но она только растет.

– Ты теперь в психотерапевты записался? – я попытался отшутиться.

– Я просто вижу, что происходит, – Олег пожал плечами. – И мне не все равно. Странно, да? Дилеру не все равно, что происходит с его клиентом.

Я промолчал, не зная, что ответить.

– Что случилось сегодня? – спросил он. – Что-то явно выбило тебя из колеи.

И неожиданно для себя я рассказал ему все – о Соколове, о кампании против него, о документах, о «физической нейтрализации проблемы», о разговоре в ресторане. Слова лились потоком, будто прорвало плотину. Олег слушал молча, не перебивая.

– И теперь я не знаю, что делать, – закончил я. – Если я не выполню задание, Рогов меня уничтожит. Если выполню… уничтожу себя окончательно.

Олег задумчиво покрутил стакан в руках.

– Знаешь, в чем проблема людей вроде тебя? Вы думаете, что у вас нет выбора. Что вы в ловушке. Но выбор есть всегда. Просто некоторые варианты кажутся слишком страшными, слишком рискованными.

– И какой у меня выбор? – горько спросил я. – Потерять все?

– А что такое «все»? – Олег посмотрел мне в глаза. – Деньги? Статус? Машина, квартира, возможность покупать дорогой кокаин? Это действительно все?

Я молчал.

– Может быть, настоящее «все» – это возможность смотреть в зеркало, не испытывая отвращения? Спать ночью без кошмаров? Чувствовать что-то настоящее, а не химическую имитацию счастья?

Он достал пакетик с белым порошком и положил на стол.

– Выбор за тобой, Кирилл. Как всегда.

Я смотрел на кокаин, чувствуя странное смешение желания и отвращения. Часть меня отчаянно хотела забыться, уйти от реальности в знакомую эйфорию. Другая часть, неожиданно окрепшая после разговора с Соколовым, сопротивлялась.

– Дай мне день, – наконец сказал я, отодвигая пакетик. – Мне нужно подумать.

Олег кивнул, явно удивленный, но удовлетворенный моим решением.

– Один день может изменить всю жизнь, – сказал он. – Если провести его правильно.

Я встал, собираясь уходить.

– Спасибо, – сказал я. – За разговор. И за… понимание.

– Не за что, – Олег пожал мне руку. – Удачи, Кирилл. Какой бы выбор ты ни сделал.

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул свежий ночной воздух. Дождь прекратился, но на асфальте все еще блестели лужи, отражая огни города. Я поднял голову к небу, но звезд не было видно – только тяжелые облака и редкие просветы между ними.

В эту ночь я не поехал домой. Я бродил по ночной Москве, размышляя о своей жизни, о выборах, которые привели меня сюда, о возможностях, которые все еще оставались. О Соколове, ставшем мишенью из-за того, что делал то, во что верил. О себе – человеке, потерявшем веру во все, кроме власти денег и силы манипуляций.

Где-то глубоко внутри зрело решение, которого я еще не осознавал полностью. Но чувствовал – оно изменит все.

Глава 5: Без права на ошибку

Утром следующего дня я приехал в офис раньше обычного. После ночных размышлений и разговора с Олегом голова была на удивление ясной, несмотря на отсутствие кокаина и нормального сна. Пустой офис встретил меня тишиной – идеальное время, чтобы сосредоточиться и обдумать план действий.

Я включил компьютер и просмотрел последние новости о кампании против Соколова. Ситуация развивалась даже лучше, чем мы ожидали. Десятки публикаций в СМИ, тысячи комментариев в социальных сетях, миллионы просмотров разоблачительных видео. Машина пропаганды работала безупречно. Образ Соколова как продажного, некомпетентного журналиста, выполняющего заказ конкурентов и иностранных спецслужб, прочно закреплялся в общественном сознании.

Меня прервал звонок от Рогова.

– Кирилл, нужно ускориться, – без приветствия начал он. – Служба безопасности выяснила, что Соколов планирует публикацию уже в ближайшие дни.

– Но вы говорили о следующем четверге, – я напрягся.

– Планы изменились. Он почувствовал угрозу и решил действовать быстрее. У нас есть максимум два-три дня.

– Понял, – я быстро перестроил в голове план действий. – Сегодня запустим главный козырь – фальшивые документы о его связях с иностранными фондами и финансировании расследований против российских компаний.

– Хорошо, – одобрил Рогов. – Действуй. Ресурсы не ограничены, используй все, что нужно.

Как только в офисе начали появляться сотрудники, я созвал экстренное совещание команды.

– Меняем график, – объявил я. – Переходим к финальному этапу немедленно. Соколов готовит публикацию раньше, чем мы думали.

Команда заметно напряглась. Все понимали, что на кону стояло гораздо больше, чем обычно.

– Полина, связывайся с блогерами – нужно чтобы основные выпустили разоблачения сегодня же. Олег, звони в редакции – вечерние новости должны подхватить тему. Кристина, запускай полномасштабную атаку в соцсетях. Александр, готовь для журналистов пакет документов, о которых мы говорили.

Все разошлись выполнять задания, а я остался с Денисом, чтобы проработать детали самой сложной части операции – публикации фальшивых документов, якобы доказывающих связь Соколова с иностранными структурами.

– Насколько убедительными они выглядят? – спросил я, просматривая подготовленные материалы.

– Достаточно, чтобы обмануть среднего читателя, – ответил Денис. – Банковские выписки, контракты, переписка – все выглядит правдоподобно. Эксперт, конечно, увидит подделку, но до экспертов дело не дойдет.

– Хорошо, – кивнул я. – Какие каналы используем для вброса?

– Telegram-канал «Инсайдер» – он специализируется на сливе компромата. Никто точно не знает, кто за ним стоит, так что обвинить напрямую нас будет сложно. Оттуда подхватят другие каналы и СМИ.

– Запускай, – решил я. – И пусть кто-нибудь из наших «независимых экспертов» подтвердит подлинность документов.

День пролетел в лихорадочной работе. К обеду фальшивые документы появились в сети и начали распространяться с невероятной скоростью. К трем часам дня основные новостные сайты уже писали о «сенсационном разоблачении» журналиста Соколова. К пяти часам несколько федеральных каналов анонсировали специальные репортажи в вечерних новостях.

Рогов несколько раз звонил, чтобы узнать о ходе операции, и каждый раз был доволен результатами.

– Отлично, Кирилл, просто отлично, – сказал он при последнем звонке. – Смотрел новости? Они уничтожают его. После такого никто не поверит ни единому его слову.

Я сидел в своем кабинете, наблюдая за разворачивающейся травлей Соколова, и чувствовал странную пустоту. Не удовлетворение от хорошо выполненной работы, а именно пустоту. Я создал идеальную информационную бурю, которая должна была уничтожить репутацию и карьеру человека, чья единственная вина состояла в том, что он пытался делать свою работу. Работу, которой когда-то хотел заниматься и я сам.

Телефон снова зазвонил. На этот раз это был Денис.

– Ты видел последние новости? – его голос звучал необычно напряженно.

– Нет, только что был на совещании. Что-то случилось?

– Соколов дал комментарий РБК. Он не отрицает связи с иностранными фондами – говорит, что получал гранты на независимые расследования, все официально. И главное – он заявил, что на днях опубликует материалы о коррупции в «Меркурий Групп», несмотря на кампанию дискредитации.

– Чертов упрямец, – пробормотал я. – Что еще?

– Он назвал тебя лично, Кирилл. Сказал, что именно ты руководишь кампанией против него, и что ты это делаешь не по своей воле, а по приказу руководства.

Я замер. Ситуация становилась критической. Если Соколов начнет разбирать механизмы PR-атаки, это может подорвать эффективность всей операции.

– Где он сейчас?

– Не знаю, – ответил Денис. – Но Рогов в бешенстве. Он созывает экстренное совещание на шесть вечера.

Я положил трубку и несколько минут сидел неподвижно, глядя в пространство. Что-то подсказывало мне, что ситуация выходит из-под контроля. Соколов оказался более стойким, чем мы предполагали. Он не собирался сдаваться и уходить в тень. А это значило, что Рогов может прибегнуть к тем самым «другим методам», о которых говорил.

Совещание у Рогова было коротким и жестким.

– Нам нужно полностью уничтожить Соколова до того, как он опубликует свои материалы, – отчеканил он, обращаясь ко мне и Игорю Павловичу, начальнику службы безопасности. – Кирилл, что еще вы можете сделать в информационном поле?

– Мы уже используем все возможные рычаги, – ответил я. – Дальше только личная жизнь – семья, друзья, интимные подробности.

– Используйте все, – распорядился Рогов. – Найдите, раскопайте, сфабрикуйте, если нужно. Мне плевать на методы, мне нужен результат.

– Есть еще вариант, – осторожно произнес Игорь Павлович. – Более… радикальный.

Рогов вопросительно посмотрел на него.

– Мы можем организовать компрометирующую ситуацию. Подставить его с наркотиками, например. У нас есть связи в полиции, это можно устроить быстро.

Я напрягся. Это уже выходило за рамки информационной войны и вторгалось на территорию уголовного кодекса.

– А если он не возьмет наркотики? – скептически спросил Рогов.

– Возьмет, – уверенно сказал Игорь Павлович. – Добровольно или нет – это уже детали.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Я смотрел на этих двух людей, спокойно обсуждающих возможность подбросить человеку наркотики, и чувствовал, как внутри нарастает протест.

– Это слишком рискованно, – наконец сказал я. – Если всплывет, что мы причастны к такой операции, скандал будет огромным. Репутационные потери перевесят возможные выгоды.

– Кирилл прав, – кивнул Рогов после некоторого размышления. – Пока продолжаем действовать информационными методами. Но время на исходе. У вас есть сутки, чтобы окончательно дискредитировать Соколова. Если не получится – перейдем к плану Игоря Павловича.

Выйдя из кабинета Рогова, я почувствовал, что меня трясет. Ситуация выходила из-под контроля, принимая угрожающий оборот. Я не был готов участвовать в уголовном преступлении, каким бы циничным манипулятором ни считал себя.

В кабинете меня ждал Денис с новостями.

– Кирилл, ты не поверишь! Соколов дал интервью «Дождю». Прямой эфир, только что закончился. Он назвал документы фальшивкой, высмеял всю кампанию против него и пообещал завтра опубликовать свое расследование о «Меркурий Групп».

– Черт! – я стукнул кулаком по столу. – Как он прорвался на «Дождь»? У нас же договоренности со всеми основными медиа!

– Не со всеми, как выяснилось, – Денис покачал головой. – Что будем делать?

Я не успел ответить – зазвонил телефон. Это был Рогов, и он был в ярости.

– Ты видел этого ублюдка на «Дожде»?! – заорал он, не дожидаясь моего приветствия. – Какого хрена, Кирилл? Я думал, у тебя все под контролем!

– Виктор Сергеевич, мы не могли предусмотреть…

– Мне плевать на твои оправдания! – перебил он. – Ситуация выходит из-под контроля. Я даю добро Игорю Павловичу на его план. Ты продолжай свою линию, но теперь это уже второстепенно.

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Я медленно опустил телефон, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Это означало, что Соколову грозила реальная опасность. И я был частью этого.

– Что будем делать? – повторил Денис, наблюдая за моим лицом.

– Продолжать кампанию, – механически ответил я. – Пусти все резервы.

Он кивнул и вышел, а я остался один, пытаясь разобраться в вихре противоречивых эмоций. Часть меня хотела просто делать свою работу, как всегда. Другая часть – та, что проснулась после разговоров с Соколовым и Олегом – протестовала против происходящего.

Весь вечер мы с командой работали не покладая рук, запуская новые волны атак на Соколова. Теперь в ход пошло все – грязные намеки на личную жизнь, инсинуации о психическом здоровье, даже сфабрикованные фотографии, якобы компрометирующие журналиста. Я действовал как робот, отдавая приказы, согласовывая материалы, координируя усилия, но внутри нарастало ощущение неправильности происходящего.

Около полуночи, когда большая часть команды разошлась, я сидел в своем кабинете, просматривая результаты дневной работы. Массированная атака в социальных сетях, разгромные статьи в СМИ, уничижительные комментарии «экспертов» в вечерних телепрограммах – казалось, мы задействовали все возможные ресурсы.

Телефон снова зазвонил. На этот раз номер был незнакомым.

– Кирилл Андреевич? – раздался женский голос, когда я ответил.

– Да, кто это?

– Меня зовут Вера Соколова. Я сестра Алексея.

Я напрягся, не понимая, чего ожидать от этого звонка.

– Чем могу помочь?

– Вы можете прекратить то, что делаете, – ее голос звучал не агрессивно, а скорее устало. – Вы можете остановить эту кампанию лжи против моего брата.

– Послушайте, я не знаю, о чем вы…

– Не надо, – перебила она. – Мы оба знаем, о чем я говорю. Алексей рассказал мне о вашей встрече в ресторане. Он считает, что вы не такой, как Рогов и остальные. Что где-то глубоко внутри у вас еще осталась совесть.

Я молчал, не зная, что ответить.

– Знаете, что самое ироничное? – продолжила она. – Алексей уважает вас. Говорит, вы профессионал высочайшего класса. Только использующий свой талант не на ту сторону.

– Зачем вы мне звоните? – наконец спросил я.

– Чтобы сказать: еще не поздно все изменить. Помогите нам остановить Рогова и его компанию. Помогите спасти жизни людей, которые пострадают от фальшивых лекарств.

– Я ничего не могу сделать, – устало ответил я. – Механизм запущен. Я всего лишь исполнитель.

– Нюрнбергский процесс доказал, что «я просто выполнял приказы» – не оправдание, – тихо сказала она. – Подумайте об этом, Кирилл Андреевич. Спокойной ночи.

Она повесила трубку, а я остался сидеть, глядя в пространство. Слова Веры Соколовой задели что-то глубоко внутри меня, какую-то струну, которая, как я думал, давно оборвалась.

Я вышел из офиса и поехал домой, чувствуя смертельную усталость. Ночной город мелькал за окном такси размытыми огнями, а в голове крутились слова Веры о Нюрнбергском процессе и ответственности исполнителей.

Дома я первым делом проверил новости. Кампания против Соколова продолжала набирать обороты. Социальные сети были переполнены негативными комментариями, мемами, карикатурами. Складывалось впечатление, что вся страна ненавидит этого человека. А ведь еще неделю назад большинство даже не знало, кто такой Алексей Соколов.

Я достал бутылку виски и налил себе полстакана. Впервые за долгое время не было желания принимать кокаин. Хотелось просто выпить и забыться, уйти от навязчивых мыслей о том, что я делаю и кем становлюсь.

Телефон зазвонил снова. На этот раз это был Игорь Павлович.

– Кирилл Андреевич, у нас проблема, – его голос звучал напряженно. – Соколов исчез. Мои люди потеряли его несколько часов назад.

– Как это – исчез? – я не понимал, почему это должно меня беспокоить.

– Он пропал после интервью. Не вернулся домой, не отвечает на звонки. Это может означать, что он готовит публикацию материалов из какого-то безопасного места.

– И что вы хотите от меня? – я начинал раздражаться.

– Если у вас есть какие-то контакты с ним или информация о его возможном местонахождении – сообщите мне немедленно.

– У меня нет никаких контактов с Соколовым, – отрезал я. – И я не имею ни малейшего представления, где он может быть.

– Жаль, – сухо ответил Игорь Павлович. – В любом случае, будьте на связи. Ситуация развивается не по плану.

Я выключил телефон сразу после разговора. Мне нужна была пауза, тишина, возможность подумать без постоянных звонков и сообщений.

Выпив еще виски, я включил телевизор, чтобы отвлечься. Переключая каналы, я наткнулся на ночной выпуск новостей. Ведущая с фальшивой скорбью в голосе сообщала сенсационную новость:

«Журналист Алексей Соколов найден мертвым в своей квартире. По предварительным данным, причиной смерти стало самоубийство. Рядом с телом обнаружена предсмертная записка, в которой Соколов признается в получении денег за заказные статьи и выражает раскаяние. Полиция проводит расследование обстоятельств смерти…»

Я замер, не веря своим ушам. Соколов мертв? Самоубийство? Но Игорь Павлович только что сказал, что Соколов исчез, что его не могут найти…

Телефон, который я только что выключил, вдруг ожил – видимо, экстренный вызов обошел блокировку. Это снова был Игорь Павлович.

– Вы видели новости? – без предисловий спросил он.

– Да, – ответил я, чувствуя, как внутри все холодеет. – Что произошло?

– Официальная версия – самоубийство. Всё, больше никаких вопросов по телефону. Рогов собирает экстренное совещание завтра в 8 утра. Не опаздывайте.

Он повесил трубку, а я остался сидеть с телефоном в руке, пытаясь осознать происходящее. Соколов мертв. Человек, с которым я разговаривал всего пару дней назад, которого мы травили по всем каналам, больше не существует. И обстоятельства его смерти вызывали слишком много вопросов.

«Самоубийство» после массированной кампании дискредитации. «Предсмертная записка» с признанием в том, в чем его обвиняли. Все слишком удобно, слишком аккуратно уложилось в нужную нам версию.

Я вспомнил разговор в кабинете Рогова, слова Игоря Павловича о «радикальных методах». Неужели они действительно…?

Мой телефон снова зазвонил. На этот раз это был Денис.

– Ты видел? – он говорил тихо, почти шепотом.

– Да, – ответил я. – Не могу поверить.

– Ты думаешь, что…? – он не закончил фразу, но я понял, о чем он.

– Не знаю, – честно ответил я. – Но слишком много совпадений.

– Кирилл, мы во что-то влезли, – голос Дениса дрожал. – Что-то очень грязное.

– Знаю, – я потер лицо руками. – Увидимся завтра на совещании.

Я положил трубку и выключил телевизор. В квартире стало тихо – только тиканье часов и отдаленный шум города за окном. Я сидел в темноте, пытаясь осмыслить произошедшее и свою роль в этом.

Мы травили Соколова, разрушали его репутацию, создавали образ продажного журналиста. И вот теперь он мертв, а рядом с телом – записка, подтверждающая все наши обвинения. Слишком удобно. Слишком подозрительно.

И я был частью этого. Не непосредственным исполнителем, но соучастником. Человеком, который создал информационный фон для этой «идеальной» развязки.

Виски больше не приносил облегчения. Я достал заначку кокаина, которую хранил в сейфе, и сделал дорожку. Вдохнул белый порошок, чувствуя, как он обжигает носоглотку. Через минуту пришла знакомая эйфория, но она не смогла заглушить голос совести, который становился все громче.

Я вспомнил Соколова – его открытый взгляд, его прямоту, его бесстрашие. Вспомнил наш разговор в ресторане и его вопрос: «В какой момент ты перешел на другую сторону?»

Телефон зазвонил в третий раз. Я почти не удивился, увидев на экране имя Рогова.

– Видел новости? – спросил он без приветствия.

– Да, – коротко ответил я.

– Отлично. Проблема решена. Теперь нужно правильно подать это в СМИ. Завтра на совещании обсудим детали, но основную линию я хочу обозначить сейчас: Соколов не выдержал разоблачения, осознал, что его карьера разрушена, и выбрал трусливый путь.

Я молчал, не находя слов.

– Кирилл, ты меня слышишь? – раздраженно спросил Рогов.

– Да, – наконец ответил я. – Слышу.

– Завтра в восемь в моем кабинете. И, Кирилл… хорошая работа. Премия тебе обеспечена.

Он отключился, а я бросил телефон на диван, чувствуя приступ тошноты. Меня хвалили за «хорошую работу» – работу, которая, возможно, привела к смерти человека. И мне обещали премию – деньги за чужую жизнь.

Я провел остаток ночи в кокаиновом угаре, пытаясь заглушить мысли и чувства. Одна дорожка сменяла другую, виски лился рекой, музыка грохотала на полную громкость. Но ничто не могло заглушить внутренний голос, который повторял одно и то же: «Ты соучастник. Ты помог им убить его».

К утру пакетик с кокаином опустел, бутылка виски была допита, а я сидел на полу в гостиной, глядя в пространство невидящими глазами. В таком состоянии меня и застал звонок водителя, сообщавшего, что он ждет внизу, чтобы отвезти меня на совещание к Рогову.

Я с трудом поднялся, принял холодный душ, выпил двойной эспрессо и таблетку модафинила, чтобы хоть немного прийти в себя. В зеркале на меня смотрело лицо незнакомца – опухшее, с красными глазами, с выражением загнанного зверя.

Машина доставила меня к офису ровно к восьми. У входа в бизнес-центр уже собирались журналисты – новость о смерти Соколова стала главной темой утренних выпусков. Я прошел мимо них, не отвечая на вопросы, и поднялся на лифте на верхний этаж.

В кабинете Рогова уже собрались ключевые фигуры холдинга – финансовый директор, начальник юридического отдела, Игорь Павлович и мой заместитель Денис. Все сидели с серьезными лицами, но в воздухе чувствовалось странное возбуждение, почти эйфория. Рогов выглядел довольным – как человек, решивший сложную проблему.

– А, Кирилл, проходи, – он указал на свободное кресло. – Мы как раз обсуждаем нашу коммуникационную стратегию в связи с последними событиями.

Я сел, чувствуя на себе взгляды присутствующих. Денис смотрел с тревогой – он видел мое состояние и, похоже, догадывался о моих мыслях.

– Итак, – продолжил Рогов, – ситуация развивается в нашу пользу. Соколов мертв, его репутация разрушена, угроза публикации компрометирующих материалов миновала. Теперь нам нужно закрепить результат и извлечь максимальную выгоду из сложившейся ситуации.

Он говорил о смерти человека как о выгодной бизнес-возможности. Я смотрел на него и не узнавал – неужели я все эти годы работал на такого монстра?

– Кирилл, – Рогов обратился ко мне, – твоя задача – организовать вторую волну публикаций. Теперь уже с акцентом на «трагедию человека, запутавшегося в собственной лжи». Нужно создать образ Соколова как слабого, морально нестабильного человека, который не выдержал разоблачения. Предсмертная записка, – он сделал легкое ударение на этих словах, – дает нам прекрасный материал.

– А полиция? – спросил я. – Они будут расследовать обстоятельства смерти?

Игорь Павлович усмехнулся.

– Не беспокойтесь об этом. Все необходимые формальности будут соблюдены. Официальная версия – самоубийство на фоне депрессии, вызванной профессиональным крахом.

– И никто не усомнится? – я не мог сдержать скептицизма.

– Усомнятся, конечно, – пожал плечами Рогов. – Коллеги, друзья, родственники. Но их голоса утонут в общем хоре, который мы организуем. Кирилл, это твоя задача – создать такой информационный фон, чтобы любые сомнения воспринимались как теория заговора.

Я кивнул, не доверяя своему голосу. Внутри нарастало отвращение – к Рогову, к Игорю Павловичу, к самому себе. Я был частью этой системы, этой машины лжи и манипуляций. И теперь, возможно, соучастником убийства.

Совещание продолжалось еще час. Обсуждались детали коммуникационной стратегии, распределялись задачи, утверждались бюджеты. Я сидел молча, кивая в нужных местах, но мысли мои были далеко.

Когда все начали расходиться, Рогов задержал меня.

– Кирилл, задержись на минуту.

Я остался, чувствуя неприятный холодок. Когда дверь за последним участником совещания закрылась, Рогов внимательно посмотрел на меня.

– Ты какой-то странный сегодня, – сказал он. – Проблемы?

– Нет, – я попытался улыбнуться. – Просто не выспался. Тяжелая ночь.

– Понимаю, – кивнул он. – События развивались стремительно. Но результат того стоил, не так ли?

Я промолчал, не зная, что ответить.

– Послушай, Кирилл, – Рогов наклонился ближе, понизив голос, – я знаю, что ты человек умный и понимаешь, как устроен мир. Иногда приходится принимать жесткие решения. Это бизнес, ничего личного.

– Конечно, – автоматически ответил я.

– Вот и отлично, – он похлопал меня по плечу. – Сегодня вечером в «Консерватории» – небольшой праздник для узкого круга. Успешное завершение операции заслуживает отмечания, не так ли?

– Разумеется, – я поднялся, собираясь уходить.

– И, Кирилл, – Рогов задержал меня, – я ценю твою работу. Ты незаменимый член команды. Никогда об этом не забывай.

Это прозвучало одновременно как комплимент и как угроза. Я кивнул и вышел из кабинета, чувствуя, как дрожат колени.

День прошел как в тумане. Я механически выполнял свою работу – давал указания команде, согласовывал тексты, проводил совещания. Но внутри была пустота, заполненная лишь отвращением к самому себе.

Вечером я поехал в «Консерваторию» – ресторан на крыше отеля «Ритц-Карлтон» с видом на Кремль. Рогов арендовал отдельный зал для «узкого круга» – около двадцати человек из высшего руководства холдинга и особо доверенных подчиненных.

Шампанское лилось рекой, подавали изысканные блюда, играла живая музыка. Со стороны это выглядело как обычная корпоративная вечеринка по случаю успешного завершения проекта. Но я знал истинную причину торжества – смерть человека, угрожавшего благополучию компании.

Я стоял у окна с бокалом шампанского, глядя на ночную Москву, когда ко мне подошел Игорь Павлович.

– Прекрасный вид, не правда ли? – сказал он, указывая на освещенный Кремль.

– Да, впечатляет, – безразлично ответил я.

– Знаете, Кирилл Андреевич, – неожиданно перешел он на серьезный тон, – я хотел бы кое-что прояснить. То, что произошло с Соколовым – необходимая мера безопасности для компании. Иногда приходится принимать сложные решения.

– Вы о чем? – я напрягся, не понимая, к чему он клонит.

– Я о том, что некоторые вещи лучше не обсуждать. Даже с близкими друзьями, – он многозначительно посмотрел в сторону Дениса, который разговаривал с кем-то в другом конце зала. – Люди, которые слишком много знают или догадываются, иногда становятся… проблемой.

Это была недвусмысленная угроза. Игорь Павлович давал понять, что любые разговоры о подозрительных обстоятельствах смерти Соколова могут иметь серьезные последствия.

– Я не понимаю, о чем вы, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие. – Но я всегда был командным игроком.

– Вот и отлично, – он слегка улыбнулся. – Наслаждайтесь вечером, Кирилл Андреевич.

Он отошел, а я остался стоять, чувствуя, как холодный пот выступает на спине. Теперь я понимал, что тоже стал заложником ситуации. Я слишком много знал или догадывался, и это делало меня потенциальной угрозой.

Вечеринка продолжалась. Рогов произнес вдохновляющую речь о командной работе и корпоративной лояльности. Все аплодировали, улыбались, пили за успех. Я улыбался вместе со всеми, поднимал бокал, поддерживал разговоры. Но внутри была только пустота и страх.

Около полуночи я незаметно ушел, сославшись на головную боль. Сел в такси и попросил водителя просто покататься по ночному городу. Мне нужно было время подумать, осмыслить произошедшее и решить, что делать дальше.

Москва за окном сверкала огнями, жила своей обычной жизнью. Миллионы людей спали, работали, любили, страдали, не подозревая о той грязной игре, в которой я принимал участие. О человеке, которого, возможно, убили, чтобы заставить замолчать. О моей роли в этом.

Я попросил водителя остановиться у круглосуточной аптеки, купил снотворное и поехал домой. Мне нужно было забыться хотя бы на несколько часов, не думать, не чувствовать.

Дома я принял две таблетки, выпил виски и лег в постель. Но сон не приходил. Перед глазами стояло лицо Соколова, его прямой, открытый взгляд. В ушах звучали его слова: «В какой момент ты перешел на другую сторону?»

И я не мог найти ответа на этот вопрос. В какой момент я из идеалиста-журналиста превратился в циничного манипулятора? Когда потерял себя? И есть ли путь назад?