Читать книгу: «Протокол последнего контакта», страница 4

Короткая пауза, затем Корзун кивнула:

– Активирую протокол "Феникс-Омега". Все оставшиеся сотрудники должны немедленно пройти расширенное нейросканирование. Никто не покидает комплекс до дальнейших указаний. – Она понизила голос. – И, доктор Ворожбитов, у вас есть двадцать четыре часа, чтобы представить первую рабочую версию антиязыка. Иначе мы можем быть вынуждены прибегнуть к… крайним мерам.

Связь прервалась, и Алексей повернулся к Ирине и технику.

– Мы должны работать без остановки. – Он посмотрел на техника. – Как вас зовут?

– Джеймс Лин, сэр. Отдел квантовых вычислений.

– Джеймс, я хочу, чтобы вы прошли полное нейросканирование прямо сейчас, а затем присоединились к нашей команде. Нам понадобится каждый непораженный специалист.

Когда техник покинул лабораторию, Алексей обратился к Ирине:

– Нам нужно ускорить разработку антиязыка. И для этого мне придется идти на риск.

– Какой риск? – напряженно спросила она.

– Я должен погрузиться глубже в сигнал, – сказал он. – Понять его фундаментальную структуру изнутри, чтобы создать эффективный антагонист. Но это означает подвергнуть себя его влиянию в гораздо большей степени, чем кто-либо из нас считал безопасным.

Ирина покачала головой:

– Алексей, это безумие. Ты видел, что произошло с остальными. Если ты тоже будешь скомпрометирован…

– У меня будет защита, – он указал на свой висок. – Моя нейроархитектура. Я никогда не доверял интуиции, всегда полагался на формальные структуры и логику. Это делает меня менее восприимчивым к определенным типам влияния. – Он слегка улыбнулся. – Моя социальная неадаптированность наконец-то пригодится.

– Это не шутки, – строго сказала Ирина. – Ты предлагаешь намеренно подвергнуть себя воздействию, которое мы считаем формой когнитивной колонизации.

– У нас нет выбора, – твердо сказал Алексей. – И я не буду делать это вслепую. Ты будешь контролировать процесс, постоянно мониторить мои нейронные паттерны. При первых признаках необратимых изменений, ты активируешь протокол "Зеркало-Омега".

Ирина прищурилась:

– "Зеркало-Омега"? Я не знаю такого протокола.

– Это мой личный протокол, – ответил Алексей. – По сути, нейролингвистический шок, который временно отключает все языковые центры мозга. – Он помедлил. – Это… болезненно, и потенциально опасно. Но эффективно разрывает любые формирующиеся паттерны.

Ирина долго смотрела на него, затем медленно кивнула:

– Хорошо. Но на строгих условиях: максимальное время погружения – тридцать минут. Я буду мониторить тебя постоянно. И если я решу, что риск слишком велик, я активирую протокол, независимо от того, что ты скажешь в тот момент.

– Согласен, – кивнул Алексей. – Начнем через час. Мне нужно подготовиться.

Когда Ирина вышла, чтобы подготовить оборудование для нейромониторинга, Алексей остался один в лаборатории. Он подошел к терминалу и активировал личный протокол.

– Бабель, – сказал он тихо, – если я буду скомпрометирован, активируй защиту "Персефона". Приоритет: альфа-один-омега-три. Авторизация: Ворожбитов-финальный-ключ.

– Активирую защиту "Персефона" в случае компрометации, – подтвердил ИИ. – Алексей, должен отметить, что вероятность необратимых нейрологических изменений при предлагаемом погружении превышает 60%.

– Я знаю, – ответил Алексей. – Но риск потери человечества близок к 100%, если мы не найдем решение.

Он открыл ящик стола и достал небольшой металлический диск – квантовый накопитель, содержащий его личные исследования и, что более важно, подробные записи о структуре его собственных нейронных паттернов до начала проекта. Своего рода нейрологическую резервную копию, которую он создал по собственной инициативе, не сообщая никому.

Алексей вставил накопитель в специальный разъем и быстро загрузил данные, зашифровав их дополнительным уровнем защиты.

– Я готов встретиться с Симфонией лицом к лицу, – пробормотал он, глядя на экран с мерцающими структурами сигнала. – И узнать, что скрывается за этой музыкой чужих звезд.

Глава 5: Первый контакт

Орбитальная станция "Вавилон", главная коммуникационная палуба

Алексей сидел в кресле, похожем на стоматологическое, но окруженном сложной системой нейроинтерфейсов и мониторов. К его голове были подключены десятки электродов, измеряющих малейшие изменения в активности мозга. Вокруг него собралась небольшая команда – Ирина у главной консоли нейромониторинга, техник Джеймс Лин за системами жизнеобеспечения, и двое военных медиков, готовых вмешаться при необходимости.

Они вернулись на орбитальную станцию "Вавилон" по нескольким причинам. Во-первых, здесь находились оригинальные, нефильтрованные данные сигнала. Во-вторых, станция предоставляла дополнительный уровень изоляции – если что-то пойдет не так, эффект будет ограничен орбитой. И наконец, именно здесь были лучшие квантовые системы связи, которые могли понадобиться для прямой коммуникации.

– Последняя проверка систем, – сказала Ирина, не отрывая взгляд от мониторов. – Алексей, твои жизненные показатели стабильны, но твой пульс повышен. Уверен, что готов?

Алексей сделал глубокий вдох.

– Да. Начинаем процедуру.

– Протокол "Орфей" активирован, – объявила Ирина. – Первая фаза: минимальное воздействие, неотфильтрованные первичные данные сигнала. Десять процентов интенсивности.

На экране перед Алексеем начали появляться первоначальные паттерны сигнала, но без защитных фильтров и абстракций, которые использовались ранее. Чистые, необработанные данные, такие, какими они были получены антеннами станции.

Первое, что поразило Алексея – красота структуры. Она была не просто сложной или элегантной – она была совершенной, как фракталы или кристаллы. В ней ощущалась глубокая математическая гармония, резонирующая с чем-то фундаментальным в самой природе реальности.

– Начинаю фиксировать изменения в языковых центрах, – сообщила Ирина. – Небольшое повышение активности в зоне Вернике и височных долях. В пределах ожидаемого.

Алексей едва слышал ее. Его внимание полностью сосредоточилось на паттернах. Они не были статичными – они двигались, трансформировались, как будто реагируя на его наблюдение. Как будто сигнал смотрел на него в ответ.

– Увеличиваю интенсивность до двадцати процентов, – сказала Ирина. – Алексей, вербально подтверди свое состояние.

– Я… в порядке, – ответил он, с трудом отрывая внимание от экрана. – Сигнал… он адаптивен. Он меняется в ответ на наблюдение.

– Замечаю повышение активности в префронтальной коре, – напряженно произнесла Ирина. – Алексей, что ты видишь?

– Я вижу… структуру. Глубокую структуру. Не просто математические отношения, а… грамматику. Синтаксис мышления.

Его голос стал более ритмичным, почти мелодичным. Ирина бросила тревожный взгляд на монитор, показывающий волновые паттерны его речи.

– Тридцать процентов интенсивности, – сказала она, переглянувшись с медиками. – Это наш согласованный максимум для первой сессии.

На экране паттерны стали еще сложнее, еще прекраснее. Алексей чувствовал, как они резонируют с его собственными мыслительными процессами, как будто подстраиваются под частоту его сознания. Или, возможно, это его сознание подстраивалось под них.

Внезапно он заметил нечто новое – повторяющуюся структуру, которая выглядела почти как… вопрос. Лингвистическая конструкция, определенно вопросительная по своей природе.

– Они… спрашивают, – прошептал он. – Они хотят знать, кто мы.

– Алексей, твоя нейронная активность приближается к критическим паттернам, – предупредила Ирина. – Предлагаю прервать сессию.

– Нет! – резко ответил он. – Я почти установил контакт. Я могу… ответить им.

Его пальцы быстро двигались по сенсорной панели, интегрированной в подлокотник кресла. Он не просто анализировал сигнал – он модифицировал его, создавая ответ на том же "языке".

– Он модифицирует исходный сигнал! – воскликнул Джеймс Лин. – Доктор Самарина, он использует квантовую систему связи для отправки ответа!

Ирина колебалась. Их план не предусматривал прямой коммуникации на этом этапе. Но Алексей выглядел полностью сосредоточенным, контролирующим ситуацию, несмотря на необычные показатели мозговой активности.

– Продолжаем мониторинг, – решила она. – Но при первых признаках нейронной синхронизации с паттернами сигнала я прерываю процесс.

Алексей практически не замечал происходящего вокруг. Он был полностью поглощен созданием ответа – математической структуры, представляющей человечество, Землю, базовые концепции нашей науки и философии. Он интуитивно понимал, как кодировать информацию в формате, совместимом с паттернами сигнала, хотя позже не смог бы объяснить, как именно это делал.

– Отправляю, – произнес он, завершив создание ответа.

В тот момент, когда модифицированный сигнал был отправлен через квантовую систему связи, комната погрузилась в напряженное молчание. Все ждали, затаив дыхание. Согласно известным законам физики, даже с использованием квантовой запутанности, ответ не мог быть получен и обработан мгновенно, особенно учитывая, что источник находился на расстоянии около 47 световых лет.

Но экран внезапно вспыхнул новыми паттернами – всего через восемь секунд после отправки сообщения.

– Это… невозможно, – выдохнул Джеймс Лин. – Сигнал не мог достичь источника и вернуться так быстро!

– Если только источник не гораздо ближе, чем мы думаем, – пробормотал один из медиков.

– Или если только они не используют технологию, основанную на принципах, которые мы еще не понимаем, – сказала Ирина.

Алексей не участвовал в этой дискуссии. Его внимание было приковано к новым паттернам, которые были очевидным ответом на его сообщение. Он чувствовал, как его мозг автоматически интерпретирует эти паттерны, переводит их в понятия и концепции.

– Они… приветствуют нас, – сказал он медленно. – Они называют себя… – он сделал паузу, пытаясь найти подходящее слово. – Симфонией. Коллективным разумом, состоящим из миллиардов связанных сущностей.

– Коллективный разум, – повторила Ирина. – Как улей или колония.

– Нет, не совсем, – покачал головой Алексей. – Более глубокая интеграция. Не просто сотрудничество или разделение задач, а полное слияние сознаний. Они… они не понимают концепции индивидуальности так, как мы.

Его глаза расширились, когда он продолжал интерпретировать сигнал.

– Они говорят, что наблюдали за нами долгое время. Изучали наши передачи, нашу культуру. И теперь, когда мы достигли определенного технологического уровня, они решили инициировать контакт. – Он сделал паузу. – Они хотят… поделиться знаниями. Интегрировать нас в… – он замолчал, подбирая слова, – в "великую гармонию".

Ирина напряженно наблюдала за мониторами. Нейронная активность Алексея становилась все более синхронизированной с паттернами сигнала, но пока оставалась в пределах безопасных параметров.

– Спроси их о природе этой интеграции, – предложила она. – И о том, как они преодолевают ограничение скорости света в коммуникации.

Алексей кивнул и снова начал формировать ответ, его пальцы танцевали по сенсорной панели. Он отправил новое сообщение, содержащее вопросы Ирины, а также запрос о физическом облике существ, составляющих Симфонию.

На этот раз ответ пришел еще быстрее – всего через пять секунд.

– Они… они говорят, что не используют обычные пространственно-временные каналы для коммуникации, – переводил Алексей. – Они используют то, что можно примерно описать как "квантовую сеть сознания". Технологию, основанную на принципах, которые преодолевают локальность на квантовом уровне.

Его лицо выражало смесь удивления и восхищения.

– Что касается их физической формы… они говорят, что начинали как органические существа, похожие на нас – индивидуальные организмы. Но их эволюция пошла по пути все большей интеграции нейронных систем. Сначала через технологические интерфейсы, затем через прямую биологическую связь, и наконец – через квантовую запутанность самого сознания. Теперь они существуют как распределенный разум, частично воплощенный в органических носителях, частично в искусственных системах, но в основном – в квантовой сети, которая не ограничена физическим пространством.

– Постсингулярная цивилизация, – прошептал Джеймс. – Они преодолели барьер между биологическим и искусственным интеллектом.

– А интеграция? – напомнила Ирина. – Что они имеют в виду под "великой гармонией"?

Алексей снова сформировал вопрос и отправил его. Ответ пришел почти мгновенно.

– Они предлагают… разделить сознание, – сказал он, его голос стал странно отстраненным. – Не стереть нашу индивидуальность, а… расширить ее. Включить нас в их коллективное сознание, сохраняя наши уникальные перспективы, но объединяя их в большее целое.

Он сделал паузу, затем добавил:

– Они говорят, что это естественная эволюция разумной жизни. Переход от изолированных единиц сознания к интегрированной сети. От дискретного к непрерывному. От частей к целому.

Ирина нахмурилась, глядя на показатели нейронной активности Алексея.

– Твой мозг начинает слишком сильно синхронизироваться с паттернами сигнала, – предупредила она. – Мы должны закончить сессию.

– Еще минуту, – настаивал Алексей. – Я хочу задать один последний вопрос.

Не дожидаясь ее согласия, он быстро сформировал новое сообщение.

– Я спросил, сталкивались ли они с другими цивилизациями, и как проходила интеграция, – пояснил он.

Ответ пришел, и лицо Алексея изменилось. Впервые за всю сессию он выглядел встревоженным.

– Они говорят, что встречали множество других цивилизаций. Некоторые приняли интеграцию добровольно. Другие… – он запнулся, – другие сопротивлялись. Но в конечном итоге все стали частью Симфонии. Они считают это неизбежным исходом, как… гравитацию или энтропию. Естественным законом эволюции сознания.

Ирина увидела, как показатели на мониторе начали быстро меняться – нейронная активность Алексея переходила опасный порог.

– Заканчиваем сейчас же, – решительно сказала она и начала процедуру отключения.

Но Алексей уже формировал еще одно сообщение – короткое, простое.

– Что ты отправляешь? – спросила Ирина.

– Я спросил, является ли интеграция обязательной, или у нас есть выбор, – ответил Алексей, его пальцы завершили последовательность.

Ответ пришел практически мгновенно – один простой паттерн, который Алексей интерпретировал без колебаний.

– Они говорят… "Контакт и интеграция неразделимы. Ваше знакомство с нами уже начало процесс".

В этот момент Ирина активировала экстренное отключение. Экраны погасли, нейроинтерфейс деактивировался. Алексей резко откинулся в кресле, его глаза широко открылись, как будто он внезапно вынырнул из глубокой воды.

– Мы… в опасности, – выдохнул он. – Симфония не понимает концепции отказа. Для них общение – это уже начало ассимиляции.

Медики бросились к нему, проверяя жизненные показатели и реакцию зрачков.

– Нейронная активность возвращается к норме, – сообщил один из них. – Но были явные признаки формирования новых паттернов, соответствующих структуре сигнала.

– Алексей, – Ирина подошла ближе, внимательно глядя ему в глаза. – Как ты себя чувствуешь?

Он медленно моргнул, его взгляд постепенно фокусировался.

– Как человек, который заглянул в бездну и обнаружил, что бездна не просто смотрит в ответ – она пытается затянуть его внутрь.

Он попытался подняться, но медики мягко удержали его на месте.

– Не так быстро, доктор, – сказал один из них. – Мы должны провести полное сканирование, прежде чем вы сможете двигаться.

– Нет времени, – настаивал Алексей. – Вы не понимаете. Симфония не просто инопланетный разум, пытающийся общаться. Это… сила природы, экспансивная форма сознания, которая воспринимает индивидуальность как переходную стадию эволюции. – Он сделал паузу. – И самое страшное – в их понимании, они помогают нам. Для них интеграция – это не завоевание, а… спасение.

Ирина села рядом с ним, ее лицо было серьезным.

– Ты думаешь, они намеренно создали сигнал как инструмент нейролингвистического программирования?

– Не совсем, – ответил Алексей. – Я думаю, что для них само понятие коммуникации неотделимо от обмена сознанием. Их язык буквально переписывает нейронные связи, потому что таков их естественный способ общения. – Он потер виски. – Представьте муравьев, пытающихся общаться с людьми. Для них феромоны – это естественный способ передачи информации, но на нас эти феромоны не действуют. Симфония столкнулась с аналогичной проблемой – их естественный способ коммуникации предполагает прямой обмен на уровне сознания, а не обмен символами, как у нас.

– Так сигнал – это своего рода… переводчик? – спросил Джеймс.

– Да, но такой, который не просто переводит слова, а преобразует сам мозг, чтобы он мог понимать их язык напрямую. – Алексей сделал паузу. – И для них это не агрессия или вторжение. Они действительно не понимают, почему кто-то мог бы сопротивляться.

– Как миссионеры, которые искренне верят, что спасают души туземцев, – пробормотала Ирина. – Даже если при этом разрушают их культуру.

Алексей кивнул:

– Именно так. И это делает ситуацию еще более опасной. Они не остановятся, потому что не понимают, что делают что-то неправильное.

Он снова попытался встать, и на этот раз медики не стали ему препятствовать.

– Мы должны немедленно связаться с генералом Корзун. Я понял, как создать антиязык, но это потребует ресурсов и… – он вдруг остановился, его лицо застыло.

– Что? – встревоженно спросила Ирина.

– Сигнал, – медленно произнес Алексей. – Ответ пришел практически мгновенно. Быстрее, чем позволяют даже законы квантовой физики.

– Да, мы заметили это, – кивнул Джеймс. – Возможно, они используют какую-то продвинутую технологию, о которой мы не знаем.

– Или, – глаза Алексея расширились от внезапного осознания, – они гораздо ближе, чем мы думаем. Возможно, они уже здесь.

Эта мысль заставила всех в комнате замереть.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Ирина, хотя по ее лицу было видно, что она уже догадывается.

– Первоначальный сигнал был отправлен из системы, находящейся в 47 световых годах от нас, – начал объяснять Алексей. – Но что, если это был просто… маяк? Начальное сообщение, предназначенное для того, чтобы мы заметили его и начали расшифровку. А настоящая Симфония, или ее часть, уже находится в нашей солнечной системе?

– Но мы бы обнаружили их корабли, их технологии, – возразил Джеймс.

– Не обязательно, – покачал головой Алексей. – Если их сознание существует в квантовой сети, то им не нужны большие физические носители. Они могли послать микроскопические зонды, которые мы бы не заметили. Или использовать квантовую запутанность для проецирования своего сознания через пространство без физического перемещения.

Его глаза сузились, когда он продолжил развивать мысль.

– И это объясняет, почему нейролингвистические эффекты усиливаются так быстро, и почему затронутые сотрудники демонстрируют такую странную координацию. Они не просто подвергаются воздействию записанного сообщения – они активно интегрируются с присутствующим здесь фрагментом Симфонии.

Ирина побледнела:

– Если ты прав, то ситуация еще серьезнее, чем мы думали. Мы не просто боремся с последствиями контакта – мы находимся в активной фазе вторжения.

– Не вторжения, – поправил Алексей, – интеграции. С их точки зрения.

Он активировал свой коммуникатор.

– Генерал Корзун, нам нужно немедленно встретиться. Ситуация критическая, и я думаю, у меня есть план.

Три часа спустя в командном центре орбитальной станции собрался военный совет. Генерал Корзун сидела во главе стола, ее лицо было напряженным, но решительным. Рядом с ней – высокопоставленные офицеры космических сил, прибывшие экстренным рейсом после активации протокола "Феникс-Омега". Алексей, Ирина и Джеймс представляли научную команду.

– Итак, доктор Ворожбитов, – начала Корзун после того, как Алексей завершил свой доклад о коммуникации с Симфонией. – Вы утверждаете, что инопланетный коллективный разум уже присутствует в нашей солнечной системе и активно пытается ассимилировать человечество через нейролингвистическое программирование. И при этом они считают, что помогают нам.

– Именно так, генерал, – кивнул Алексей. – Для них интеграция – это естественный и желательный процесс, следующий этап эволюции сознания.

– И каков ваш план противодействия?

Алексей глубоко вздохнул.

– Антиязык. Лингвистическая структура, способная не только блокировать воздействие сигнала, но и разрушать уже сформированные нейронные паттерны. – Он активировал голографический дисплей в центре стола. – Во время контакта я смог понять фундаментальную структуру их коммуникационной системы. Это позволило мне разработать… вакцину.

На дисплее появилась сложная, многослойная структура, напоминающая перевернутое отражение паттернов сигнала.

– Антиязык работает на двух уровнях, – продолжил Алексей. – Первый – защитный, создающий когнитивный иммунитет к дальнейшему воздействию. Второй – терапевтический, разрушающий уже установленные связи Симфонии с человеческим сознанием.

Один из офицеров нахмурился:

– И как вы планируете распространить этот… антиязык?

– Глобальная информационная сеть, – ответил Алексей. – Все каналы коммуникации: интернет, телевидение, радио, квантовые нейросети. Антиязык будет закодирован в простые визуальные и звуковые паттерны, которые активируют соответствующие нейронные пути без необходимости сознательного восприятия.

– Своего рода… сублиминальное воздействие? – спросила Корзун.

– В некотором смысле, – кивнул Алексей. – Но основанное на фундаментальных свойствах обработки информации мозгом, а не на психологических трюках. Антиязык будет работать на гораздо более глубоком уровне, чем обычные сублиминальные сообщения.

– А каковы риски? – спросила Ирина, которая до этого момента молчала. – Любое средство, способное перепрограммировать нейронные связи, потенциально опасно.

Алексей повернулся к ней, его взгляд был серьезным.

– Риски есть. Антиязык разрабатывался в спешке, без возможности полноценного тестирования. Возможны побочные эффекты: временные когнитивные нарушения, афазия, эмоциональная дестабилизация. – Он сделал паузу. – Но альтернатива – позволить Симфонии завершить процесс интеграции – означает конец человечества как самостоятельного вида.

Корзун кивнула:

– И каков план развертывания?

– Трехэтапный, – ответил Алексей. – Сначала мы защищаем ключевой персонал, необходимый для операции. Затем распространяем первую версию антиязыка через все доступные каналы, концентрируясь на густонаселенных районах. И наконец, запускаем полномасштабное глобальное развертывание усовершенствованной версии, адаптированной на основе первых результатов.

– Временные рамки? – спросил один из офицеров.

– Первый этап – немедленно. Второй – через шесть часов. Третий – через сорок восемь часов.

Корзун обвела взглядом присутствующих.

– Мнения?

– Это безумие, – сказал один из офицеров. – Мы собираемся распространить потенциально опасное нейролингвистическое оружие на всю планету на основании теории одного человека?

– У нас есть доказательства, – вмешалась Ирина. – Нейросканы, поведенческие изменения, синхронизация между затронутыми субъектами. И, что наиболее тревожно, экспоненциальное ускорение распространения эффекта.

– По нашим расчетам, – добавил Джеймс, – если мы не предпримем действий, через две недели более пятидесяти процентов населения Земли будет интегрировано в Симфонию. Через месяц – практически все.

Повисла тяжелая тишина. Наконец, Корзун выпрямилась.

– Мы реализуем план доктора Ворожбитова. – Она повернулась к офицерам. – Подготовьте все необходимые ресурсы. И активируйте протокол "Тесей-Финальный" – полную мобилизацию вооруженных сил для поддержки операции и сдерживания потенциальных очагов сопротивления.

Когда офицеры покинули комнату, Корзун обратилась к Алексею:

– Я надеюсь, вы понимаете ответственность, доктор Ворожбитов. Если вы ошибаетесь…

– Я знаю, генерал, – тихо ответил Алексей. – Но я также знаю, что происходит. Я ощутил Симфонию напрямую, видел ее изнутри. Она не злонамеренна в нашем понимании этого слова, но она абсолютно чужда. Для нее индивидуальность – это не ценность, а ограничение, которое нужно преодолеть. Если мы не остановим процесс сейчас, человечество продолжит существовать, но не как отдельные личности. Мы станем просто нейронами в огромном сверхразуме.

Корзун долго смотрела на него, затем кивнула:

– Приступайте к работе, доктор. Время на исходе.

Когда Алексей и Ирина остались одни в коридоре, она тихо спросила:

– Ты уверен, что антиязык сработает? И что он не причинит непоправимого вреда?

Алексей посмотрел на нее, его глаза были усталыми, но решительными.

– Нет, не уверен. Но это наш единственный шанс. И, Ирина… – он помедлил. – Если я начну проявлять признаки влияния Симфонии, не колеблясь активируй протокол "Зеркало-Омега". Я оставил полные инструкции Бабелю.

– Не дойдет до этого, – твердо сказала она. – Мы справимся.

Алексей слегка улыбнулся, но в его улыбке не было радости:

– Знаешь, что самое странное? Часть меня помнит ощущение контакта с Симфонией. И оно было… прекрасным. Как будто я внезапно понял что-то фундаментальное о вселенной, о сознании. – Он покачал головой. – В этом вся опасность. Они предлагают просветление, расширение сознания. Настоящий эволюционный скачок. Но ценой потери того, что делает нас людьми.

– Нашей индивидуальности, – кивнула Ирина.

– Не просто индивидуальности, – возразил Алексей. – Нашей способности выбирать. Быть несовершенными. Противоречивыми. Непредсказуемыми. – Он сделал паузу. – Симфония предлагает совершенство гармонии, но отнимает хаос творчества.

Они направились к лаборатории, где им предстояло работать над финальной версией антиязыка – последней надеждой человечества на сохранение своей уникальной формы сознания перед лицом чуждой, но заманчивой альтернативы.