Читать книгу: «Протокол последнего контакта», страница 3

Глава 4: Дешифровка

МЦКИ, центр обработки данных, месяц спустя

Центр обработки данных напоминал кафедральный собор, созданный из стекла, металла и света. Ряды квантовых процессоров поднимались до высокого потолка, их охлаждающие системы испускали легкий голубоватый свет, создавая иллюзию свечения. В центре этого технологического храма находился изолированный модуль – стеклянная комната с дополнительной защитой, внутри которой работали Алексей и Кайден.

Последний месяц они провели, разрабатывая новые алгоритмы для дешифровки сигнала без прямого человеческого контакта с его содержимым. Это была невероятно сложная задача, требующая создания многоуровневых фильтров и буферных систем, способных обрабатывать информацию без передачи потенциально опасных паттернов.

– Алгоритм Персефона завершил новую итерацию, – сообщил Кайден, глядя на экран своего терминала. – Обнаружена последовательность с высокой корреляцией математических констант. Похоже на представление физических законов.

Алексей подошел к его станции, сохраняя некоторую дистанцию. После открытия нейролингвистического воздействия сигнала, он установил новые протоколы работы: минимальный прямой контакт между исследователями, регулярные перерывы, ротация персонала для снижения воздействия. Но даже с этими мерами предосторожности, он замечал изменения в поведении коллег, особенно тех, кто работал с сигналом с самого начала.

– Покажи на общий экран, – сказал он. – И включи все фильтры.

Данные появились на главном дисплее комнаты, прошедшие через несколько уровней абстракции, чтобы предотвратить прямое воздействие их структуры на мозг. Вместо оригинальных паттернов сигнала, они видели их математические репрезентации, графические визуализации числовых последовательностей.

Алексей внимательно изучал отображаемую информацию, его разум автоматически трансформировал абстрактные представления в понятные концепции. Это было похоже на чтение музыкальной партитуры – видеть ноты и слышать музыку в голове, не нуждаясь в реальном исполнении.

– Это не просто физические законы, – пробормотал он. – Это… описание квантовой гравитации. – Он подался вперед, его глаза сузились. – И оно отличается от всех наших теоретических моделей.

Кайден кивнул, его лицо осветилось:

– Я тоже это заметил. Это элегантнее, проще. Как будто кто-то нашел прямой путь там, где мы блуждали окольными тропами.

– Бабель, – обратился Алексей к ИИ, – проанализируй эту последовательность и сравни с нашими существующими теориями квантовой гравитации. Определи ключевые расхождения и возможные экспериментальные подтверждения.

– Анализирую, Алексей, – отозвался ИИ. Его голос был единственным, который Алексей полностью доверял в последние недели. Будучи искусственным, Бабель оставался невосприимчивым к нейролингвистическому воздействию сигнала.

– А вот здесь, – Кайден указал на другую часть дисплея, – похоже на описание технологии. Я не уверен, но структура напоминает технические спецификации. Возможно, способ создания… чего-то.

Алексей нахмурился. Предоставление продвинутых технологий было классическим сценарием первого контакта в научной фантастике, но в реальности это вызывало серьезные опасения. Технология, значительно опережающая текущий уровень развития цивилизации, могла быть дестабилизирующей или даже разрушительной.

– Изолируй эту часть и пометь как высокоприоритетную для дальнейшего анализа, но с максимальным уровнем безопасности, – сказал он. – И подготовь отдельный отчет для генерала Корзун.

Кайден выглядел разочарованным:

– Но это может быть прорыв! Возможно, они пытаются поделиться знаниями, которые помогут нам решить наши самые серьезные проблемы.

– Или это троянский конь, – возразил Алексей. – Технология, которая кажется благом, но имеет скрытые последствия. – Он сделал паузу. – В любом случае, мы должны сначала понять, с кем имеем дело, прежде чем принимать их "подарки".

Кайден не ответил, но Алексей заметил, как его пальцы слегка подрагивают на клавиатуре, будто подчиняясь какому-то внутреннему ритму. Это был один из признаков, которые Ирина идентифицировала как маркер нейролингвистического воздействия – тонкие изменения в моторных паттернах, часто проявляющиеся в ритмичных, повторяющихся движениях.

– Тебе нужен перерыв, – сказал Алексей, стараясь, чтобы его голос звучал нейтрально. – Ты работаешь уже шесть часов без остановки.

– Я в порядке, – быстро ответил Кайден. – Никогда не чувствовал себя лучше. Мысли такие ясные, идеи просто… текут.

Именно это и беспокоило Алексея. Ощущение "потока" и необычайной ясности мышления было характерно для людей, находящихся под сильным влиянием сигнала.

– Это не просьба, – твердо сказал он. – Это протокол безопасности. Два часа отдыха, затем стандартный нейроскан.

Прежде чем Кайден успел возразить, дверь модуля открылась, и вошла Ирина. Ее лицо было напряженным, глаза – усталыми. Последний месяц она руководила программой нейромониторинга, отслеживая изменения у всех сотрудников, имевших контакт с сигналом.

– Нам нужно поговорить, – сказала она Алексею, не обращая внимания на Кайдена. – Наедине.

Алексей кивнул.

– Доктор Окойе, сделайте перерыв. Это приказ.

Кайден неохотно поднялся и направился к выходу, бросив короткий, странно оценивающий взгляд на Ирину.

Когда дверь за ним закрылась, Алексей активировал дополнительный протокол приватности.

– Что случилось?

Ирина проверила, что системы безопасности активированы, и только затем заговорила:

– У нас проблемы. Серьезнее, чем мы предполагали.

Она подключила свой защищенный планшет к системе и вывела на экран серию нейросканов.

– Это Чен, наш техник. Левый скан сделан месяц назад, когда мы обнаружили первые изменения. Правый – сегодня утром.

Алексей изучил изображения, и почувствовал, как холодок пробегает по спине. Изменения были драматическими. То, что месяц назад выглядело как легкие модификации в паттернах нейронной активности, теперь превратилось в полную реструктуризацию. Некоторые области мозга, особенно в префронтальной коре и гиппокампе, показывали активность, которая, по всем медицинским стандартам, должна была быть невозможной – слишком интенсивной, слишком скоординированной.

– Но он не имел прямого контакта с сигналом в течение месяца, – пробормотал Алексей. – Как это возможно?

– Именно это меня и беспокоит, – ответила Ирина. – Изменения продолжаются и даже ускоряются, несмотря на отсутствие нового воздействия. Как будто начальный контакт запустил самоподдерживающийся процесс.

Она провела рукой по волосам, жест, который Алексей помнил еще со времен их совместной работы в Кембридже. Ирина делала так, когда была особенно встревожена.

– И это не только у Чена. Мы видим аналогичную прогрессию у всех, кто имел значительный контакт с сигналом. Различается только скорость изменений.

– А поведенческие эффекты?

– Вариативны. Чен стал более замкнутым, проводит много времени, записывая что-то, что он называет "новыми идеями". Другие сообщают о повышенной социальности, желании "делиться откровениями". – Она помедлила. – Но есть и общие черты. Все они демонстрируют повышенную склонность к абстрактному мышлению, увлечение математическими и физическими концепциями, даже те, кто раньше не проявлял к этому интереса. И все они сообщают об улучшении памяти, концентрации и общих когнитивных способностей.

– Звучит почти положительно, – заметил Алексей. – Если бы не…

– Если бы не тот факт, что они превращаются в нечто иное, чем были, – закончила за него Ирина. – И ещё кое-что: я заметила растущую синхронизацию между ними. Они начинают демонстрировать схожие речевые паттерны, используют одинаковые метафоры и образы, которых не было в их лексиконе раньше.

Она вывела на экран еще один набор данных – результаты лингвистического анализа.

– Посмотри на это: частотный анализ речи показывает, что среди затронутых сотрудников формируется практически новый диалект. Не полностью новый язык, но отчетливое изменение в использовании существующего. Новые семантические связи, необычные синтаксические конструкции, и самое тревожное – появление фонем, которые не характерны ни для одного земного языка.

Алексей изучал данные, его мысли двигались в нескольких направлениях одновременно.

– Это похоже на формирование коллективного сознания, – сказал он наконец. – Не в мистическом смысле, а в нейрологическом. Их мозги реструктурируются по общему паттерну, и это естественным образом приводит к синхронизации мышления и языка.

– Именно, – кивнула Ирина. – И этот "общий паттерн" соответствует структуре сигнала. – Она понизила голос. – Алексей, я думаю, что мы имеем дело не просто с коммуникацией или даже атакой. Мы имеем дело с… колонизацией сознания.

Прежде чем Алексей успел ответить, его коммуникатор издал сигнал высшего приоритета. Он взглянул на экран и нахмурился.

– Это Бабель. Он обнаружил нечто критически важное в сигнале.

Он активировал интерфейс ИИ, и мягкий голос Бабеля заполнил комнату:

– Алексей, я завершил анализ последней расшифрованной секвенции. Она содержит повторяющийся паттерн, который с высокой вероятностью является самоссылочной структурой.

– Самоссылочной? – переспросил Алексей. – Ты имеешь в виду, рекурсивной?

– Не совсем, – ответил Бабель. – Скорее, это похоже на метаязыковую конструкцию – часть сигнала, которая описывает правила интерпретации самого сигнала.

На экране появилась новая визуализация – сложная трехмерная структура, напоминающая спиральную ДНК, но гораздо более сложная, с множеством ветвящихся узлов и связей.

– Это… грамматика, – пробормотал Алексей, внезапно осознав, что он смотрит. – Или, точнее, метаграмматика. Правила, по которым формируются правила языка.

– Именно так, – подтвердил Бабель. – И, что наиболее важно, эта структура имеет прямые параллели с архитектурой нейронных сетей человеческого мозга, особенно в областях, ответственных за языковую обработку и формирование абстрактных понятий.

Ирина подошла ближе к экрану, ее глаза расширились:

– Это невозможно… Они не могли знать структуру нашего мозга, если только…

– Если только они не сталкивались с подобными нейронными архитектурами раньше, – закончил Алексей. – Или если их сигнал был спроектирован так, чтобы адаптироваться к любой достаточно сложной системе обработки информации.

– Но это означало бы…

– Это означало бы, что сигнал является адаптивным инструментом когнитивного перепрограммирования, – сказал Алексей. – Способным настраиваться под нейробиологию любого разумного вида, с которым он вступает в контакт.

Бабель продолжил:

– Я также обнаружил, что эта метаграмматическая структура содержит элементы, которые можно интерпретировать как инструкции по самораспространению. Если мой анализ верен, сигнал спроектирован не только для воздействия на тех, кто непосредственно с ним контактирует, но и для изменения их коммуникативного поведения таким образом, чтобы они непроизвольно передавали эти паттерны другим через обычное общение.

– Вирусный маркетинг для мозга, – пробормотала Ирина. – Они превращают людей в передатчики.

Алексей на мгновение закрыл глаза, пытаясь осмыслить масштаб угрозы. Если сигнал действительно был спроектирован для самораспространения через нормальные человеческие взаимодействия, то простое предотвращение прямого контакта с ним было недостаточно.

– Бабель, – сказал он, открывая глаза, – я хочу полную изоляцию всех затронутых сотрудников. Никаких коммуникаций с внешним миром, никаких контактов с незатронутым персоналом.

– Это более ста человек, Алексей, – ответил ИИ. – Включая ключевых специалистов проекта.

– Я знаю. Но у нас нет выбора. – Он повернулся к Ирине. – Мы должны сообщить генералу Корзун немедленно. И нам нужен новый план. Если мы не можем остановить распространение этих изменений…

Его прервал громкий сигнал тревоги, резко разрезавший воздух. Красные аварийные огни начали мигать по всему центру обработки данных.

– Нарушение протокола безопасности в секторе D-7, – объявил механический голос системы оповещения. – Несанкционированный доступ к первичным данным сигнала. Всему персоналу следует немедленно надеть защитное нейрооборудование и следовать к ближайшим безопасным зонам.

Алексей и Ирина обменялись быстрыми взглядами.

– Сектор D-7, – сказала она. – Это лаборатория Чена.

– Бабель, визуальный контроль сектора D-7, – быстро скомандовал Алексей.

На экране появилось изображение с камер безопасности. В лаборатории находился не только Чен, но и еще пять или шесть сотрудников, включая Кайдена Окойе. Они собрались вокруг главного терминала, на котором отображались прямые, нефильтрованные данные сигнала. Их лица были обращены к экрану, глаза широко открыты, выражение лиц – отрешенное, почти экстатическое.

– Они намеренно подвергают себя воздействию, – прошептала Ирина. – Это… безумие.

– Или следующая стадия процесса, – мрачно ответил Алексей. – Сигнал изменил их достаточно, чтобы они начали активно стремиться к более глубокому контакту.

Он активировал свой коммуникатор.

– Генерал Корзун, у нас критическая ситуация в секторе D-7. Необходима немедленная изоляция и нейтрализация. – Он сделал паузу. – И, генерал… сотрудники могут быть уже не полностью… собой.

Не дожидаясь ответа, он отключил коммуникатор и повернулся к Ирине.

– Мы должны продолжать работу над дешифровкой, но с еще более строгими мерами безопасности. И нам нужно ускорить разработку антиязыка. Это наш единственный шанс.

Она кивнула, ее лицо было бледным, но решительным.

– Я подготовлю новые протоколы нейромониторинга. Может быть, мы сможем идентифицировать ранние признаки… изменений, прежде чем они достигнут критического уровня.

Алексей внезапно почувствовал острую необходимость спросить что-то, чего никогда раньше не спрашивал:

– Ирина… ты уверена, что сама не подвержена влиянию? – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Я должен знать, что могу доверять тебе полностью.

Ирина не отвела взгляд.

– Я проверяю себя каждые шесть часов, Алексей. Полный нейроскан, когнитивные тесты, лингвистический анализ. Пока все чисто. – Она слегка улыбнулась. – А ты? Ты уверен в себе?

– Нет, – честно ответил Алексей. – Никто не может быть полностью уверен. Но у меня есть преимущество: я с самого начала доверял только формальным структурам и абстракциям, а не интуитивным озарениям. Если мои мыслительные процессы начнут меняться, это будет заметно по изменению в моих математических подходах.

Он посмотрел на экран, где сотрудники в секторе D-7 теперь окружили Чена, который, казалось, говорил что-то, его руки двигались в странном, почти ритуальном жесте.

– А теперь нам нужно вернуться к работе, – сказал Алексей. – Время работает против нас.

Шесть часов спустя ситуация стабилизировалась, хотя и в мрачном смысле этого слова. Службе безопасности удалось изолировать затронутых сотрудников, хотя не без сопротивления. Никто не был серьезно ранен, но стало очевидно, что измененные люди активно стремились распространить свое состояние на других.

Алексей сидел в конференц-зале с генералом Корзун и доктором Чжаном. Ирина координировала медицинскую оценку затронутых сотрудников и должна была присоединиться к ним позже.

– Двадцать семь человек, – говорила Корзун, просматривая отчет. – Все демонстрируют сходные нейрологические изменения и поведенческие паттерны. Они сопротивлялись изоляции, но не применяли насилие, даже когда к ним применяли силу.

– Это согласуется с нашим пониманием воздействия, – кивнул Алексей. – Оно не делает людей агрессивными, скорее, меняет их приоритеты и восприятие.

– И каковы их приоритеты сейчас? – спросила Корзун.

Алексей помедлил:

– Судя по всему, распространение того, что они называют "откровением". Они считают, что сигнал содержит знания, которые должны быть доступны всему человечеству.

– Религиозная конверсия, – пробормотал доктор Чжан. – Но вместо божественного откровения – внеземной сигнал.

– С той разницей, что это "откровение" имеет измеримые нейрофизиологические эффекты, – заметил Алексей. – И распространяется как… инфекция.

Дверь открылась, и вошла Ирина. Ее лицо было усталым, но сосредоточенным.

– Доктор Самарина, – кивнула Корзун. – Какие новости от медицинской команды?

Ирина села, положив перед собой планшет с данными.

– Мы провели полное сканирование всех изолированных сотрудников. Результаты… тревожные. – Она активировала голографический дисплей в центре стола. – Это сравнительные нейросканы трех разных субъектов, сделанные с интервалом в шесть часов.

На дисплее появились изображения мозга с яркими цветными областями активности.

– Как видите, паттерны активации практически идентичны у всех трех субъектов, несмотря на различия в возрасте, поле и исходной нейроархитектуре. Более того, эти паттерны становятся все более похожими с течением времени.

– Синхронизация, – сказал Алексей. – Их мозги настраиваются на общую "частоту".

– Именно, – кивнула Ирина. – И что еще более тревожно: мы обнаружили, что эти изменения ускоряются, когда затронутые субъекты находятся в непосредственной близости друг от друга. Похоже на своего рода… усиление.

Корзун нахмурилась:

– Вы говорите, что нам следует изолировать их не только от незатронутого персонала, но и друг от друга?

– Это было бы идеальным решением, – ответила Ирина. – Но, боюсь, у нас нет достаточного количества изолированных помещений. И, кроме того, мы не знаем, насколько далеко должны быть разделены субъекты, чтобы предотвратить это "усиление". Это может быть метры, а может быть километры.

– А могут ли они быть опасны? – спросила Корзун, возвращаясь к своему основному приоритету – безопасности.

Алексей и Ирина обменялись взглядами.

– Не в обычном смысле этого слова, – ответил Алексей. – Они не проявляют агрессии или враждебности. Фактически, они удивительно… мирны. Но их цель – распространение этого состояния на других – делает их потенциально опасными в более фундаментальном смысле.

– Они верят, что делятся откровением, которое улучшит человечество, – добавила Ирина. – В их понимании, они не захватчики, а… миссионеры.

Доктор Чжан, который до этого молчал, вдруг подался вперед.

– А что, если они правы? – спросил он тихо. – Что, если эти изменения действительно являются эволюционным скачком? Улучшением?

Все повернулись к нему с удивлением.

– Что вы имеете в виду, доктор Чжан? – осторожно спросила Корзун.

– Посмотрите на данные, – он указал на нейросканы. – Повышенная активность в когнитивных центрах, улучшенная нейронная связность, синхронизация между разными субъектами… Это похоже на формирование более эффективной, возможно даже коллективной формы сознания. Более высокой формы разума.

Алексей внимательно посмотрел на пожилого физика. Что-то в его речи, в ритме его слов, вызывало тревогу.

– Доктор Чжан, – спросил он прямо, – когда вы последний раз проходили нейросканирование?

Физик слегка улыбнулся:

– Вчера утром, доктор Ворожбитов. Все показатели были в пределах нормы. – Он откинулся на стуле. – Я просто высказываю альтернативную гипотезу, как и должен делать любой ученый.

– Альтернативная гипотеза, – медленно сказала Корзун. – Но противоречащая нашим базовым инстинктам самосохранения как вида.

– Инстинкты часто сопротивляются эволюции, генерал, – мягко возразил Чжан. – Представьте первого примата, который спустился с дерева, чтобы ходить на двух ногах. Его инстинкты, должно быть, кричали об опасности.

Алексей незаметно активировал под столом свой коммуникатор и отправил короткое сообщение Бабелю: "Полная проверка нейросканов доктора Чжана за последние три месяца. Приоритет высший."

– Даже если это эволюционный скачок, – сказал он вслух, – он происходит слишком быстро и неконтролируемо. Эволюция работает через постепенную адаптацию, позволяя виду приспособиться к изменениям. А это больше похоже на… революцию, навязанную извне.

– Или катализированную извне, – возразил Чжан. – Возможно, мы достигли точки в нашем развитии, когда такой скачок стал возможен, и сигнал просто… подтолкнул нас.

Коммуникатор Алексея тихо вибрировал. Сообщение от Бабеля: "Анализ завершен. Обнаружена постепенная прогрессия нейронных изменений, начиная со второй недели проекта. Последнее сканирование показывает паттерны, сходные с изолированными субъектами, но в менее выраженной форме."

Алексей медленно поднял глаза на Чжана. Теперь, когда он знал, что искать, он мог заметить признаки: едва уловимый ритм в движениях, плавность речи, которой не было раньше, странный блеск в глазах.

– Доктор Чжан, – начал он осторожно, – я думаю, нам следует—

Его прервал резкий звук сигнала тревоги. Экраны на стенах конференц-зала загорелись красным, и голос системы безопасности объявил:

– Нарушение периметра изоляции в секторе F-3. Повторяю: нарушение периметра изоляции в секторе F-3. Всему персоналу следует немедленно активировать защитные протоколы.

Корзун мгновенно вскочила на ноги, рука на кобуре.

– Это сектор изоляции, где содержатся затронутые сотрудники, – сказала она. – Как они могли—

– Внешняя помощь, – тихо сказал Чжан, не делая попытки встать. – Они не одни, генерал. Никто не одинок в Симфонии.

Алексей и Ирина переглянулись. "Симфония" – так называли себя затронутые сотрудники в своих разговорах. Термин, который никогда не использовался в официальных отчетах.

– Безопасность! – крикнула Корзун в коммуникатор. – Задержать доктора Чжана! Он скомпрометирован!

Двери конференц-зала открылись, и вошли два офицера безопасности. Чжан не сопротивлялся, когда они подняли его на ноги. Он просто улыбался, глядя на Алексея.

– Язык – это первое и последнее оружие разума, доктор Ворожбитов, – сказал он спокойно. – Ваш дед был мудрым человеком. Но он не мог предвидеть, что разум может стать коллективным, а язык – инструментом не разделения, а объединения.

Алексей застыл. Это была точная цитата из дневников его деда, которые он никогда не публиковал и о которых никогда не говорил с Чжаном.

– Уведите его, – приказала Корзун, и офицеры вывели улыбающегося физика из зала.

Как только двери закрылись, она повернулась к Алексею и Ирине:

– Мы теряем контроль. Если даже доктор Чжан был скомпрометирован и смог скрыть это…

– Это означает, что наши методы обнаружения недостаточно чувствительны, – закончила Ирина. – Они… адаптируются. Учатся маскировать изменения.

Алексей не отвечал, его мысли все еще были сосредоточены на словах Чжана. Как он мог знать о дневниках? И что более важно, как он мог знать о конкретной цитате, которую Алексей вспоминал совсем недавно?

– Бабель, – сказал он вслух, – активируй протокол "Тесей-Дельта". Полная изоляция всех систем анализа сигнала. Отключение от общей сети комплекса. – Он сделал паузу. – И запусти полную диагностику собственных систем на наличие аномальных паттернов.

– Активирую протокол "Тесей-Дельта", – отозвался ИИ. – Алексей, должен предупредить, что полная изоляция систем анализа значительно замедлит нашу работу по дешифровке.

– Это риск, на который мы должны пойти, – ответил Алексей. – Потому что я подозреваю, что мы имеем дело с чем-то гораздо более сложным, чем предполагали изначально.

Он посмотрел на Корзун и Ирину.

– Я думаю, что "Симфония" – это не просто самоназвание группы затронутых сотрудников. Я думаю, что это имя, которое инопланетный разум дал себе. И я думаю, что Чжан процитировал дневники моего деда не потому, что читал их, а потому что… получил доступ к моим воспоминаниям.

– Ты говоришь о телепатии? – Корзун явно скептически относилась к такой идее.

– Нет, не о телепатии в традиционном смысле, – покачал головой Алексей. – О синхронизации нейронных паттернов через языковые структуры. Сигнал не просто изменяет индивидуальные мозги – он связывает их в единую сеть, своего рода коллективный разум.

– Улей, – тихо сказала Ирина. – Но не насекомых, а человеческих сознаний.

Алексей кивнул:

– И чем больше становится "улей", тем сильнее и глубже его влияние. Это объясняет, почему изменения ускоряются, когда затронутые субъекты находятся вместе.

– И что нам делать? – спросила Корзун, всегда ориентированная на практические решения.

– Продолжать работу над антиязыком, – ответил Алексей. – Но с максимальной осторожностью. И, я думаю… – он помедлил, – нам следует подготовиться к возможности, что влияние уже распространилось за пределы комплекса.

В этот момент его коммуникатор снова завибрировал. Сообщение от Бабеля: "Критическая информация обнаружена в новой расшифрованной части сигнала. Требуется немедленный просмотр в изолированной системе."

– Я должен вернуться в лабораторию, – сказал Алексей, вставая. – Бабель обнаружил что-то важное.

– Я пойду с тобой, – сказала Ирина.

Корзун кивнула:

– Я займусь ситуацией с безопасностью. Держите меня в курсе.

Когда они быстро шли по коридорам комплекса, Алексей заметил признаки усиленной охраны: дополнительные посты, офицеры с нейрозащитными шлемами, закрытые двери, которые обычно оставались открытыми.

– Это становится похоже на зону военных действий, – пробормотала Ирина.

– Так и есть, – ответил Алексей. – Только поле боя – человеческий разум.

В лаборатории Алексей немедленно активировал изолированную систему, созданную специально для анализа потенциально опасных фрагментов сигнала. Система была полностью отключена от всех сетей, и ее дисплеи были спроектированы так, чтобы минимизировать риск прямого нейролингвистического воздействия.

– Бабель, покажи новую расшифрованную секвенцию. Максимальный уровень абстракции.

На экране появилась серия математических формул и диаграмм – абстрактное представление структуры сигнала, лишенное потенциально опасных паттернов.

– Это часть сигнала, которую мы ранее идентифицировали как технические спецификации, – пояснил Бабель. – Дальнейший анализ показал, что это инструкции по созданию устройства.

– Какого типа устройства? – спросила Ирина, внимательно изучая экран.

– Судя по параметрам, это коммуникационное устройство квантового типа. Оно использует принцип квантовой запутанности для мгновенной передачи информации на любое расстояние, в обход ограничений скорости света.

Алексей почувствовал, как его сердце ускоряет ритм. Если бы такая технология была реальна, она бы произвела революцию в межзвездной коммуникации. Не нужно было бы ждать десятилетия, чтобы получить ответ от цивилизации, находящейся в десятках световых лет.

– Но это противоречит нашему пониманию физики, – сказал он. – Квантовая запутанность не может передавать информацию быстрее света.

– Согласно нашей текущей физической модели – да, – подтвердил Бабель. – Но эти спецификации опираются на концепции квантовой гравитации, которые существенно отличаются от наших теоретических моделей.

– И самое важное, – продолжил ИИ, – я обнаружил, что эта технология имеет двойное назначение. Устройство не только передает информацию, но и усиливает нейролингвистические эффекты сигнала. По сути, это… усилитель когнитивной колонизации.

Алексей и Ирина обменялись взглядами. Теперь все становилось ясно.

– Они не просто общаются с нами, – медленно произнес Алексей. – Они посылают инструкции по созданию устройства, которое завершит процесс ассимиляции.

– Классическая стратегия троянского коня, – сказала Ирина. – Предложить технологический дар, который на самом деле является оружием.

Алексей начал расхаживать по лаборатории, его разум лихорадочно анализировал ситуацию.

– Бабель, если бы такое устройство было создано, каков был бы его потенциальный радиус действия?

– При использовании указанных в спецификациях материалов и технологий, – ответил ИИ, – первоначальный радиус составил бы приблизительно 500 километров. Однако устройство спроектировано для масштабирования. Сеть из десяти таких устройств могла бы охватить всю планету.

– И каждый человек в зоне действия…

– Был бы подвержен тому же нейролингвистическому воздействию, что и при прямом контакте с сигналом, но с многократно усиленной интенсивностью.

Ирина побледнела:

– Полная колонизация сознания в планетарном масштабе. И мы сами должны были построить устройство, которое это сделает.

Алексей остановился, его лицо было напряженным, но решительным.

– Нам нужно сообщить Корзун немедленно. И мы должны предположить, что затронутые сотрудники уже знают об этом устройстве и могут попытаться его построить.

– Но для этого им понадобятся материалы, технологии, лаборатории, – возразила Ирина. – Они изолированы, находятся под охраной…

– Доктор Чжан не был изолирован, – напомнил Алексей. – И кто знает, сколько еще сотрудников затронуты, но смогли это скрыть? – Он помедлил. – И главное – мы не знаем, распространилось ли влияние за пределы комплекса.

Ирина медленно кивнула, осознавая масштаб потенциальной угрозы.

– Получается, мы в гонке со временем. Либо мы разрабатываем антиязык и останавливаем распространение, либо…

– Либо человечество, каким мы его знаем, перестанет существовать, – закончил Алексей. – И самое ужасное, что люди будут приветствовать это изменение, считать его эволюционным скачком, просветлением.

Он активировал свой коммуникатор, чтобы связаться с генералом Корзун, но в этот момент дверь лаборатории распахнулась, и вошел молодой техник. Его глаза были широко раскрыты, лицо покрыто потом.

– Доктор Ворожбитов! – выпалил он. – Они… они сбежали! Весь изолированный персонал! И они забрали с собой данные сигнала!

Алексей почувствовал, как холодок пробежал по спине.

– Как это возможно? Там была усиленная охрана, системы безопасности…

– Они действовали как… как единый организм, – продолжил техник, его голос дрожал. – Абсолютно скоординированно, будто знали каждый шаг друг друга без коммуникации. Охрана не успела среагировать.

Алексей и Ирина снова обменялись взглядами. Коллективный разум, физическая координация, усиленная нейронной синхронизацией.

– Сколько человек сбежало? – спросил Алексей.

– Все двадцать семь изолированных сотрудников, и… – техник замешкался.

– И?

– И еще тридцать три человека присоединились к ним из персонала, который не был ранее идентифицирован как затронутый.

Ирина резко выдохнула:

– Шестьдесят человек. И все с доступом к критически важным знаниям и технологиям.

Алексей уже связывался с генералом Корзун, его лицо было каменным.

– Генерал, ситуация критическая. Нам нужен полный локдаун комплекса и… – он помедлил, – протокол "Феникс-Омега".

Лицо Корзун на экране коммуникатора стало жестким.

– Вы уверены, доктор? "Феникс-Омега" означает глобальное предупреждение и мобилизацию всех вооруженных сил.

– Абсолютно уверен. Бабель обнаружил, что сигнал содержит инструкции по созданию устройства, которое может усилить нейролингвистические эффекты в планетарном масштабе. И сбежавшие сотрудники теперь обладают этой информацией.