Читать книгу: «Лето, хлопья, баскетбол!», страница 2

Шрифт:

Я помешала ложкой сладкое молоко.

– Эй, попробуй, – сказал Джереми, резко возвращая меня в настоящее.

Его миска выглядела как арт-проект, в котором наделали ошибок. Молоко стало коричневым, и в нем плавали странные желтые кусочки.

– Это отвратительно.

Я кашлянула и быстро заела это зрелище своей нормальной смесью из одного вида хлопьев.

Он пожал плечами:

– Мне нравится.

Воцарилось неловкое молчание. Внезапно мне стало стыдно, что я так резко веду себя с ним, но, судя по всему, Джереми это не задевало. Может, он такой меня и видел: колкая мелкая критиканка, которая иногда оказывалась с ним в одной комнате и отнимала ценные воздух и пространство. Или он считал ниже своего достоинства обращать внимание на те мелочи, которыми я занималась. А может, он вообще не думал обо мне.

Невротичность была моей самой доверенной подругой, не считая Джесс.

– Кори сказал, ты работаешь репетитором и собираешься летом еще раз пройти академический оценочный тест.

Я кивнула в ответ.

– Я просто люблю школу, – сказала я с некоторым сарказмом.

– Ты что, учителем хочешь быть?

– Не особо.

Я выпила остатки молока; направление, которое принял разговор, было отвратительным. В последнее время при каждом разговоре с кем угодно мне в разных формах задавали этот вопрос, и я начала его ненавидеть. Я ответила спокойно только потому, что это был Джереми.

– Я люблю учиться, а репетиторство приносит больше денег, чем ресторан прошлым летом. Но я понятия не имею, что мне делать со своей жизнью.

Джереми поднял бровь.

– Что, даже в целом?

– Не все получат стипендию за баскетбол.

Он перебрался на стул рядом со мной.

– Кажется, я ее еще не получил.

– Даже если не будет стипендии, тебя все равно ждут в команде. Тебя готовили к этому чуть ли не с рождения.

Джереми скорчил гримасу, оттолкнув миску, и я поняла, что наступила на больную мозоль.

Я сменила тему разговора. У нас с Джереми была куча общих воспоминаний, некоторые из них прятались в фотоальбомах, но сейчас общение стало поверхностным. Проживем недалеко друг от друга еще с год или около того, а потом он уедет играть в баскетбол в какой-нибудь известный университет. И может быть, потом мы столкнемся, когда жизнь занесет нас домой.

Мы не делились друг с другом своими «надеждами, мечтами и глубинными страхами», и было бы странно лезть в его дела.

Но по какой-то причине я хотела это изменить.

Можно было назвать это неудовлетворенностью собственной жизнью или любопытством, вызванным усталостью, но внезапно я поняла, что изучаю Джереми.

Сейчас он сидел, погруженный в свои мысли. Склонил голову чуть влево, опираясь лбом на кончики пальцев, а пальцы правой руки рисовали круги на бицепсе левой. Жилы вздувались с каждым движением, и я с удивлением подавила в себе желание коснуться его кожи.

Он изменился с тех пор, как я в последний раз рассматривала его. А может, это я была слепой и никогда особо не вглядывалась. Его присутствие было постоянным – идеальное дополнение к нашей семье и нашему кругу общения, и вообще было ощущение, что он все время рядом.

Джереми неплохо учился в школе, но в основном был известен своими успехами в спорте: в прошлом году он вывел нашу сборную в финал штата, где мы все наблюдали за их сокрушительным поражением от гораздо лучшей команды. Джереми набрал рекордные семьдесят очков и привлек внимание бесчисленных агентов от колледжей.

Благодаря своей природной харизме он блистал тем ярче, чем больше вокруг было людей, и умел этим пользоваться, отбалтываясь от нарушений в школе, в общественном бассейне, в кино и во многих других местах – всех не перечислишь.

Джереми мог бы обходиться и без этого, но он перебарщивал при любых обстоятельствах, и я впервые задумалась об этом.

Исходя из своего ограниченного жизненного опыта и того, что узнала за просмотром фильмов про героев и их врагов, я поняла: люди не становятся такими обаятельными просто так. Они искусственно создают эту ауру очарования ради защиты, из необходимости, и внезапно я отчаянно захотела узнать, как он это сделал и зачем.

Его жизнь со стороны казалась простой, даже беззаботной, но я знала больше о Джереми и его проблемах – в основном с отцом, – чем многие другие, просто потому, что выросла рядом с ним. Мне было интересно, пускал ли он кого-нибудь еще ближе, и эта идея завораживала меня.

Он провел рукой по макушке, как будто почувствовал мой пристальный взгляд. Его темно-каштановые волосы были длиннее, чем обычно, и я всерьез задумалась о том, чтобы запустить пальцы в кудряшки у основания его шеи, умоляя его открыться мне.

Я не могла этого сделать, точнее – просто не сделала бы. Я была слишком робкой и почти предсказуемой в тот момент.

Но возможно ли это изменить? Почему я не могла радикально переделать свой характер за одно лето? Совсем как Логан Лэкни, который превратился из тощего прыщавого парнишки в высокого спортивного красавца между восьмым и девятым классом. Но меня не интересовала такая физическая перемена. Я хотела освободиться умственно, стать беззаботнее, легче и отважнее. Стать похожей на Джереми.

Его нога случайно коснулась моей, и я оценила свою напряженную позу: хотя мама столько лет придиралась к моей осанке, позвоночник остался деревянным. Я заставила себя ссутулиться, попытавшись скопировать небрежную позу Джереми.

Затем облокотилась на стол и вздохнула, думая, насколько я безнадежна.

Его взгляд метнулся ко мне, и наши глаза встретились слишком надолго, чтобы считать это чем-то проходным.

– Нравится то, что ты видишь?

Я вздрогнула, звякнув ложкой по стеклу. Было достаточно темно, так что он не увидел, как пылают мои щеки. Я откашлялась, не зная, как объяснить, что творится в моей голове.

– Ты сейчас изучала меня, – сказал он, смыкая губы в прямую линию.

Я втянула нижнюю губу, прикусив ее зубами. И поняла, что он прав. Я не просто хотела быть как Джереми – отчасти мне было интересно, каково быть с таким, как он: провести эксперимент, проникнуть под его защиту, примерить на себя его привычки. Так рациональная часть мозга пыталась оправдать мои мысли о нем, пока безрассудная часть, которой я редко позволяла вступать в силу, была в самом расцвете.

Джереми тряхнул головой, широко распахнул глаза и выдохнул через уголок рта. Я завороженно следила за его губами, водя ручкой ложки вокруг своих. Он снова посмотрел на меня и слегка усмехнулся.

Мои мышцы напряглись, будто не знали, как действовать, когда мозг, осознавший, что именно находится рядом со мной, взорвался. Я встала, чтобы чуть увеличить дистанцию. Я не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя такой живой, осознающей каждое сокровенное желание своего тела. Внезапно я ощутила алчность.

Я несколько раз взмахнула руками, сбрасывая нервное напряжение, но голова кружилась.

У Джереми бывали такие же мысли? Его сердце колотилось в моем присутствии? Или он воспринимает меня только как назойливую младшую сестру? Он видит меня такой, как сейчас – метр шестьдесят семь, с худощавой фигурой, – или как пухлую двенадцатилетку с брекетами на зубах? Какие возможности в этой вселенной приходили ему в голову? И еще – я совсем с ума сошла?

Он смотрел, как я мечусь туда-сюда, с веселым выражением на лице, пока я не остановилась напротив холодильника.

– Джереми, – серьезно произнесла я.

Он взглянул на меня, скептически и в то же время любезно.

– Анна.

Мой речевой аппарат пытался оформить хоть один из мечущихся во мне вопросов, но вместо этого я выдала:

– Ты думаешь, я сексуальная?

Он подавился воздухом, а я заставила себя не реагировать. Внутри меня царил полный бардак, я ругала себя за прямоту и сомневалась в собственной нормальности.

– А ты думаешь, что нет?

Я вцепилась ногтями себе в ладонь. Я решила, что это первое испытание: быть и честной, и отстраненной, как будто беззаботное спокойствие – это норма для меня.

– Нет, – решительно сказала я и покачала головой. – Я считаю, что достаточно привлекательна, чтобы как-то с этим жить.

Я быстро взглянула на свой наряд: черно-полосатые легинсы, заправленные во флисовые тапочки-сапожки, поверх них старые баскетбольные шорты Кори, свитшот на размер больше, чем нужно, а под ним майка, футболка с коротким рукавом и рубашка с длинным рукавом. Я выглядела как неряшливый персонаж мультика, собравшийся в прачечную.

– Ну, может, не прямо сейчас, но в общем и целом.

Джереми постучал себя в грудь и откашлялся. Обалдеть: он впервые был ошарашен, а я полностью спокойна.

– Я просто хотела знать твое мнение, – беспечно надавила я, понимая, что это гораздо проще, чем я думала.

Ощутив уверенность, я стащила заколку с волос и встряхнула ими, только чтобы посмотреться в свое отражение в окне. Я хотела показаться естественносексуальной, но вместо этого выглядела как тронутая, так что собрала волосы обратно и закрепила их пучком на затылке.

– С чего бы это вдруг? – спросил Джереми, разглядывая мое лицо в поисках ответов.

Я застонала:

– Просто ответь на вопрос.

– Откуда такой интерес? Тебе всегда было плевать на все такое.

– Ты уходишь от ответа на вопрос, Джереми, – напомнила я. – Но это неправда. Мне не плевать на важные для меня вещи.

– Значит, мое мнение важно для тебя?

– Просто. Ответь. На. Вопрос.

Он скрипнул зубами – вряд ли его отец оценил бы это, – и я видела, с каким трудом он готовится мне ответить. Я раньше не видела, чтобы он сталкивался с трудностями. Я хотела посмотреть, как он делает и другие вещи, которых я еще не видела – и которые не приходили мне в голову до этого момента.

Джереми собрал посуду, чтобы помыть ее в раковине, но я вмешалась, отправив все в посудомойку. Закрыла дверцу и встала перед ним, скрестив руки на груди.

– Я не буду сейчас этим заниматься, Анна.

Мне нравилось, что он слегка выведен из равновесия, и приятно было знать, что в этом виновата я.

– Сейчас? – Я сделала шаг вперед, чтобы он не смог уйти, разве что если бы только отодвинул меня. И черт возьми, я хотела узнать, каково это. – Значит, есть и другой вариант? Я знаю твои планы на лето, Джереми: ты проведешь кучу времени в радиусе десяти километров от меня. Так что мы можем поговорить в любой момент, как ты будешь готов.

Он сузил глаза.

– Что с тобой такое? Это какой-то проект на лето?

– Нет, – сказала я вызывающе.

Я уперла руки в бока, готовая защищаться, но потом до меня дошло. Это могло бы помочь разобраться с зашкаливающими подростковыми гормонами, нарушить правила и напрямую поучиться у мастера самоуверенности.

– Но это отличная идея!

Джереми потер подбородок большим пальцем.

– Не понимаю.

– Послушай, Джереми, у меня сегодня случилось озарение по поводу моей безрадостной жизни, – призналась я, обводя рукой кухню.

Он хохотнул:

– Это Сильвестр Сталлоне и Уэсли Снайпс помогли?

– Не трогай «Разрушителя». Это отличный фильм, там есть отсылки к «Дивному новому миру» Олдоса Хаксли, а это один из моих любимых романов. Ты знаешь, что его сравнивают с…

Он притворился, что засыпает, в шутку падая на меня.

Я оттолкнула его, задержав руки у него на груди чуть дольше, чем было нужно.

– Джереми!

– Да, прости, ты говорила, как восхитительна твоя жизнь.

Я поежилась, теряя терпение.

– Давай скажем просто. Моя жизнь очень скучна. Твоя – не такая скучная, несмотря на схожее воспитание. И я подумала, может быть, тебе будет интересно провести время со мной этим летом, чтобы помочь мне изменить свою жизнь.

Он побарабанил пальцами по стойке.

– И это имеет отношение к тому, что ты мне нравишься?

– А я нравлюсь? – спросила я. В моем голосе прозвучало столько надежды, что я смутилась.

– Я сейчас говорю гипотетически, Анна.

У меня упало сердце, и я заправила за ухо несуществующую прядь волос.

– Я просто перепроверяла. То есть просто хотела удостовериться, ну, не знаю, что тебе понравится проводить со мной время.

В конце предложения мой голос сделался неестественно высоким, но я очень гордилась тем, что сохранила зрительный контакт.

– Ты просишь меня заняться с тобой сексом? – Он усмехнулся, прикусывая язык.

Нет, я не просила, но от его уверенности в себе у меня задрожали колени.

Это было заразительно, и я хотела найти в себе нечто подобное. Я хотела ради разнообразия побыть кем-то совсем другим. Той, кто ночью сбегает из дома. Той, кто пробует что-то новое. Той, кто действует, а не наблюдает, как действуют другие.

Я шагнула ближе к нему, собрав всю свою храбрость, и обняла за шею. Притянула его к себе, и он позволил мне это сделать.

– Не прошу, – прошептала я, молясь, чтобы смелый ход прикрыл мою нервозность. – Но я рада, что ты поднял эту тему.

Я прижалась своими губами к его губам, и спустя секунду шока он отреагировал, прижимая меня к себе.

Сочетание избыточного сахара в крови и Джереми оказалось для меня чересчур. Я как будто вылетела из тела, выкрикивая непристойности в пустоту. Я хотела двигаться. Я хотела коснуться его, двигаться рядом, чувствовать. И я двигалась, стремясь проникнуть в его губы языком, чтобы почувствовать кого-то, быть с кем-то, и я вдыхала это чувство.

Он скользнул рукой по моей спине, под слои одежды, водил ладонью по коже, пока у нас не кончился воздух в легких.

– Это что, сон?

Его вопрос прозвучал серьезно, но, честно говоря, я и сама думала о том же.

Он поцеловал меня еще раз, желая доказать, что это была не просто случайность. Мои руки затряслись, но не от нервов, а от желания, и я просунула большие пальцы в петли для ремня на его брюках, притягивая его еще ближе. Это было самое простое, самое умиротворяющее ощущение на свете, и я не могла поверить, что так долго не позволяла себе сделать что-то подобное.

Джереми отстранился, хватая ртом воздух. Его глаза были в сантиметрах от моих, и я искала в них следы сожаления или смущения. Но видела только желание.

В соседней комнате кто-то пошевелился, и его глаза метнулись к двери, потом обратно ко мне, оглядывая меня сверху вниз. Тут же вернулось ощущение реальности, и я, как и он, остро осознала, что солнце встает, а под окнами гостиной спит куча народу.

– Иди в кровать, Анна, – приказал он с неожиданным раздражением. На меня, на себя или на людей в доме – я не была уверена.

Но сама мысль оставить его в этот момент казалась невозможной. Я не могла представить, что мое тело – не говоря о ногах, которые были как желе, – позволит мне уйти отсюда.

– Ты пойдешь со мной? – спросила я как в бреду.

Его взгляд метнулся к моим рукам, и он болезненно вздохнул.

– Иди в кровать и подумай о том, чего просишь, потому что мне кажется, что ты и сама не понимаешь. А это полная ерунда, учитывая, что «обдумывание» и «Анна» почти синонимы.

Дымка вокруг нас рассеивалась, пока он говорил именно о том, от чего я пыталась дистанцироваться.

– Я не хочу думать, Джереми, – признала я, постучав его по подбородку, чтобы он посмотрел прямо на меня. – Я хочу чувствовать. Я хочу пробовать новое. Я хочу побывать в других местах. В том-то и смысл.

– И ты хочешь, чтобы я тебе помог?

Я кивнула.

– Найди меня позже, и мы поговорим об этом, – сказал он, выпуская меня из объятий. – Нам с Кори надо прибраться, а то ваши родители будут дома через пару часов.