Читать книгу: «Тропинка на северо-запад», страница 3

– Извини, что я сегодня такой неприветливый… Пошли посидим за тем столиком в углу, где не так шумно. Если ты не очень занята.

Эн-Софи улыбнулась и поморщила лоб, словно бы хотела показать, что Крупу не стоит переживать о такой ерунде.

– Конечно, не занята. Пойдём – только закажу нам что-нибудь перекусить.

Круп прошёл к невысокому деревянному столу, сел на мягкое кресло и поставил кружку. Через минуту Эн-Софи села рядом с ним.

– Ты был прав – здесь намного лучше. Часто сюда заходишь?

– Чаще, чем хотелось бы, – улыбнулся Круп. – А ты здесь недавно?

– Два месяца. Мне тут нравится. Все кажутся такими добрыми.

– Они и правда добрые, даже по утрам.

– И ты тоже?

– Временами. Все говорят, что я хмурый, но это неправда – у меня просто такая форма головы.

Эн-Софи рассмеялась, и Круп подумал, что в другой жизни он хотел бы с ней встретиться лет на пять раньше. Правда, в итоге он бы наверняка оказался на этом же месте и в той же ситуации, сожалея о том же, о чём сожалеет сейчас.

– О чём будет книга?

Эн-Софи смущённо засмеялась, словно само слово «книга» уже накладывало на неё ожидания, которые она боялась не оправдать.

– Если честно, я пока сама не знаю. Просто пишу и смотрю, что станет с моими персонажами. Они будто начинают жить своей жизнью и уже сами ведут меня по истории, а не я веду их. Понимаешь?

– Наверное. Сам я не пишу, но думаю, что самые правдивые истории рождаются именно так.

– Хорошая фраза, – улыбнулась Эн-Софи. – Ты не против, если один из моих персонажей её когда-нибудь использует?

– Не против. Главное, чтобы этот персонаж не стал похожим на меня. Особенно внешне – никто не любит мрачных и закрытых кроликов.

В этот раз они рассмеялись оба. Крупу было хорошо – возможно, впервые в этой таверне, где он почти никогда не бывал один. Ему не надо было принимать небрежный вид, казаться уверенным в себе и пытаться кого-то впечатлить. Оказалось, что быть самим собой гораздо приятнее и легче, даже если ты себе никогда не нравился.

И гораздо приятнее было просто сидеть и общаться, не ожидая получить чего-то взамен. Круп ощущал это давно – когда чуть ли не каждый день знакомился в «Еловых ветках» с новой крольчихой, а уже через пару дней не мог вспомнить её имя. У него в голове всегда был смутный образ счастья и комфорта, к которому он стремился, но оказалось, что всё это время он двигался в противоположную сторону.

– Когда ты улыбаешься, ты выглядишь совсем иначе. Пропадает морщинка на переносице, которая бывает, когда над чем-то постоянно думаешь. Ты не казался мне хмурым – просто задумчивым и немного закрытым. Но тебе это шло. Как будто тебе хорошо с самим собой, и никто другой тебе не нужен.

– Я и сам так всегда думал. Но реальность оказалась немного иной.

– Да, заранее не знаешь никогда. У меня всё наоборот – я до смерти боялась остаться в одиночестве и делала всё, чтобы меня не бросили. Однако этого было недостаточно, и я осталась одна. И знаешь? Это лучшее, что со мной произошло.

Круп ухмыльнулся и уставился на дно пустой кружки. Волк-бармен принёс ещё две порции и хитро подмигнул Крупу, но тот лишь с печальной ухмылкой кивнул в ответ. Он чувствовал какую-то безысходность – каждый раз, когда он оказывался на развилке своей жизни, он выбирал ту тропу, которая в итоге заводила его в тупик. И он не понимал, можно ли это изменить.

– Я ошибался, – внезапно сказал Круп. – У меня было всё: любящая жена и ребёнок, уютный дом… Но я всегда хотел чего-то другого. Я всерьёз считал, что могу найти себе кого-то лучше, а потом ещё и ещё, и бесконечно искать, и каждый раз испытывать приятное предвкушение от того, с кем окажусь в этот раз, а потом в любой момент молча уходить и искать заново. Я отказывался от любви своих близких так, словно это было чем-то само собой разумеющимся, словно я должен получать это всегда и бесплатно. Что они должны испытывать благодарность просто за то, что я нахожусь рядом.

Круп давно разучился плакать, но лет двадцать назад слёзы уже наверняка текли бы по его щекам. Сейчас он чувствовал лишь какой-то комок в горле, но это уже давало надежду, что за прошедшие годы он не успел зачерстветь окончательно.