Читать книгу: «Проект «Спасение»», страница 2

Глава 3. Кибернетика

Туманность опережала четкий разум. Чертоги расширялись, словно вселенная ежесекундно. Капли, раз за разом падали с края крана, в такт симфонии сна.

Машина стремилась куда-то. Песчаные дороги не могли затормозить огромные колесы пикапа. Он мчал со скоростью гепарда и с такой же упрямостью. Обшивка уже давно слазила, пороги гнили, а стекла на зеркалах трещала, но двигаться это не мешало. За рулем сидел мужчина в респираторной маске. На его глазах были Гогглы, песчаного цвета шарф и перчатки на руках. Одежда была повседневной, ведь на первый взгляд можно было подумать, что это военный, выполняет очередную специальную операцию. Но это было не так, это была рутина каждого жителя Земли в 2025 году.

Машина остановилась у заправки, последние галлоны бензина еще были на станциях, но полагаться нужно было на удачу. Либо тебе прибью рейдеры, либо уже все давно было слито.

Все это было в мыслях мужчины, и сопровождалось это неимоверным страхом за свою жизнь. Мужчина вставил шланг в отделение для заправки, но оказалось пусто. Он еще раз перепроверил, но это оказалось таковым. Последовал удар кулаком по машине и моментально он сел обратно. Машина уехала дальше. Поступил сигнал на рацию.

– Ричард, Ричард, ты меня слышишь, прием, – голос был не четкий, вторая рация была далеко.

– Слушаю, Марк. Ты как? Я еду обратно, бензина нигде нет. Прием.

Связь на этом закончилась. Нужно было экономить батарею, – думал про себя мужчина и давил на газ, что есть мочи. Попутно наблюдая за видами вокруг.

Ветер гуляет меж развалин, перекатывая звенящие песчинки по ржавым обломкам цивилизации. Когда-то здесь стояли города, шумели улицы, светились окна. Теперь лишь скелеты зданий, полузасыпанные песком, торчат из земли, как ребра исполинского зверя, павшего под солнцем.

Стены, некогда гладкие и крепкие, теперь изъедены временем и ветром. Штукатурка осыпалась, обнажая арматуру, которая корчится в предсмертных судорогах. Окна – пустые глазницы, сквозь которые заглядывает пустыня. Песок медленно, но неумолимо заполняет коридоры, забивается в трещины, хоронит под собой последние следы человеческого бытия.

Кое-где еще держатся таблички с полустертыми надписями, обрывки рекламных плакатов, шелестящие на ветру, как пергаментные страницы забытой летописи. Ржавые автомобили, вросшие в землю, похожи на окаменевших чудовищ. Их стекла давно выбиты, двери сорваны, а внутри гнездятся лишь скорпионы да сухие колючки перекати-поля.

Над руинами царит вечное, безжалостное солнце. Оно выжигает последние следы влаги, превращая все в пыль. Лишь по ночам, когда жара спадает, руины оживают – скрипят расшатанные металлические балки, воют шакалы среди развалин, а песок, холодный и безмолвный, продолжает свое медленное шествие, погребая под собой последние воспоминания о мире, который был.

Тенистый вечер опускался на город, как пепел. Ричард, остановился недалеко от места встречи, встречи двух друзей на краю света. Он шагал по пустынной улице, где ветер гнал перед собой обрывки газет и пустые пластиковые бутылки. Запах гнили и пыли висел в воздухе. Он уже привык к этому. Марк сидел на крыльце полуразрушенного магазина, курил последнюю в округе сигарету и смотрел вдаль, где ржавела на обочине маштна с пустым баком.

– Кончилось, – хрипло сказал он, даже не оборачиваясь. Шаги Ричарда были узнаваемы.

– Кончилось, – согласился Ричард, опускаясь рядом.

Тишина повисла между ними, густая, как дым. Где-то далеко скрипела вывеска, качаясь на последних креплениях.

– Помнишь, как мы на той заправке у шоссе останавливались? – вдруг произнёс Марк, и в его голосе прорвалось что-то тёплое, почти живое. – Бензин по тридцать рублей, кофе из автомата, который всегда был слишком сладким…

Ричард усмехнулся.

– А ещё тот продавец, который вечно матерился, когда не мог сдачу найти.

– Да. И мы смеялись, он был забавным, интересно жив ли он сейчас. И могли так свободно ехать, мир был повсюду

Глаза Марка блеснули в сумерках. Он затянулся, потом швырнул окурок на асфальт, и тот рассыпался искрами.

– Теперь никуда не уедешь.

Ричард вздохнул, глядя на горизонт, где когда-то садилось солнце, а теперь лишь тлел тусклый отсвет.

– Может, это и к лучшему. Всё равно ехать некуда.

Марк хрипло рассмеялся.

– Вот и финал. Без бензина, без дорог. Остались только воспоминания да этот чёртов ветер. Они сидели плечом к плечу, слушая, как мир медленно выдыхается вокруг. А в памяти ещё жили огни заправок, рёв двигателей и бесконечная дорога, уходящая вдаль – туда, где когда-то было будущее.

Внезапно Дарем открыл глаза. Он был вспотевшим, отдышка не могла дать ему покоя. Рядом лежал на своем спальном месте Сет, что-то изучая в своем планшете. Он не оборачиваясь обратился к парню с паническим приступом.

– Что, снова воспоминания?

– Ты о чем? – проглатывая комок в горле, ответил Дарем, явно удивившись.

– Ну, имплант в твоем голове и да… не удивляйся, что я знаю об этом. Была возможность почитать твое дело, – тогда он повернулся к Дарему и сел на кровать, – эти чипы для поддержания работоспособности мозга почти всегда содержат информацию о человеке. Их давно уже нет, но они всегда тут, – он показал на голову.

– Я никогда не придавал этому значение, – Дарем уже успокоился и решил тоже сесть.

– Дело в том, что именно из-за частичек человеческого мозга внутри, имлпант и работает и выполняет свою функцию. Не сложный механизм, но бывает жутковато, если носитель не знает об этом.

– Да, ни черта я не знал. Думал кошмары просто, сукин сын этот доктор, – он швырнул одеяло и встал.

Дарем начал одеваться, в это время космолет уже плыл по течению. Прошло ровно два земных часа. Команда решила при посадке сразу отдохнуть. Лететь оставалось трое земных суток.

– Не ругайся ты так, это не вина доктора. Это как повезет, бывает, что люди просто снами отделываются, а бывает что похуже, – Сет тоже встал и убрал планшет, в руки он взял папку с заданием.

Темнота космолета была пронизана лишь тусклым светом приборов, мерцающих, как звезды в забытой галактике. Дарем стоял у иллюминатора, вглядываясь в бесконечную черноту за стеклом. Его пальцы сжимали край холодного металла так крепко, будто он боялся, что его унесет в эту бездну.

– Так значит, это были не сны, – прошептал он, чувствуя, как имплант в его виске пульсирует в такт воспоминаниям.

Перед глазами снова всплыли образы: пыльные дороги, пустые заправки, смех Марка, который теперь казался таким далеким, будто его не существовало вовсе.

Сет молча наблюдал за ним, перелистывая страницы папки. Бумага шуршала, словно шепча что-то на языке, которого Дарем не понимал.

– Они все еще там, – вдруг сказал Дарем, не отрываясь от иллюминатора. – Ричард, Марк… весь тот мир. Он не исчез. Он просто… заперт внутри меня.

Сет вздохнул и отложил папку.

– Это не мир, – ответил он тихо. – Это осколки. Как обломки корабля после крушения. Они больше не сложатся в целое.

Дарем резко обернулся.

– Но они живые! Я чувствую их!

– Чувствуешь эхо, – поправил Сет. – Имплант берет кусочки памяти, эмоции, даже запахи… но это не значит, что они где-то еще существуют.

Тишина повисла между ними, тяжелая, как гравитация мертвой планеты.

Дарем опустил голову.

– Тогда зачем мне это?

Сет встал и подошел ближе. Его голос стал тише.

– Чтобы помнить. Даже если это больно. За иллюминатором проплыла далекая звезда, одинокая и холодная.

– А что, если я не хочу? – спросил Дарем.

Сет ничего не ответил.

Но где-то в глубине сознания, в тех самых осколках, снова зазвучал смех Марка, скрип тормозов пикапа, шепот песка под ветром. И Дарем понял: он никогда не сможет выключить это. Потому что это и есть он сам.

В комнату зашел Фюрт.

– Господа, все уже прочли задание? – Он стоял грозно, как статуя великого полководца. Решимости было не занимать, контроль был за всеми максимально предельный. Он не спал и решил с каждым членом экипажа обсудить детали. Один на один.

– Дарем, могу ли я тебя попросить отойти на время, нужно переговорить с Сетом, – по взгляду Фюрта, парень понял, что лучше не отвечать отрицательно и сразу же вышел.

Как только Фюрт проверил закрыта ли дверь, он присел на кровать Дарема. Достал свой планшет и стилус. Сет сидел все в той же позе и нехотя отложил папку. Фюрт положил планшет и включил проектор.

– "Чистый воздух", – произнес он, делая ударение на каждом слове, – "это ведь не просто метафора, да, Сет?"

Сет медленно поднял глаза от схемы станции очистки. Его пальцы замерли над голографическим проектором.

– Если ты намекаешь на то, что под "очисткой" я должен понимать нечто иное… то да. Воздух бывает разным.

Фюрт усмехнулся, но в его глазах не было веселья. Он провел пальцем по экрану планшета, и карта Земли развернулась между ними – испещренная красными метками.

– "Ржавчина", – сказал он, тыкая в одну из точек. – "Она разъедает даже то, что кажется мертвым. Но если знать, где копать…"

– …можно найти золото под слоем пепла, – закончил за него Сет. – Я понял тебя с первого раза.

Фюрт наклонился ближе. За стеной гудели двигатели, заглушая его шепот:

– "Садовники" уже засеяли Б-4595. "Кузнецы" куют мечи на спутниках Зевс-4506. Нам остались только… корни.

Сет закрыл проектор. Голограмма погасла, оставив в воздухе лишь запах озона.

– И сколько времени у нас есть, прежде чем "садовники" решат, что наши розы слишком колючие?

– До первого дождя, – Фюрт провел ладонью по горлу, словно смахивая невидимую пыль. – Ты – лопата. Я – карта. Остальные… пусть думают, что копают колодец.

Сет кивнул.

– А если кто-то начнет задавать вопросы?

Фюрт уже повернулся к двери. Его тень съежилась до человеческих размеров.

– Скажешь, что чистишь мир от грехов. Это ведь не ложь.

Дверь закрылась. Сет остался один с голосом в своей голове: "Ты стал могильщиком, приятель. Поздравляю."

Он прилег и накрыл свое лицо руками. Авантюра на которую он подписался, нравилась ему все меньше и меньше. Он думал, что захочет стать героем, достичь то самое первое место для себя на закате времени, но кажется все это было фарсом человеческим. Не более чем трагикомедия людского счастья. Гонка – всегда будет основой и причиной вражды.

Оставшаяся часть команды уже тоже начинали просыпаться от короткого сна.

Ренен сидела на краю койки, её пальцы дрожали, словно листья на ветру, когда она пыталась заплести светлые, почти прозрачные волосы. Она ловила отражение в полированном корпусе шкафчика – бледное лицо, глаза, слишком большие для такого хрупкого существа.

– Ты не спала, знаешь чем это может закончиться для тебя – голос Виченцы прозвучал как выстрел в тишине. Женщина стояла у стены, проверяя лезвие своего боевого ножа. Лунный свет с иллюминатора скользил по клинку, рисуя на нем зыбкие узоры. Её движения были отточены, как стихийное бедствие: небрежные, но несущие в себе угрозу.

– Я… я просто думала, – прошептала Ренен, опуская глаза.

– Думать – это роскошь, малышка. На Земле тебе придется действовать. – Виченца резко вонзила нож в деревянную панель над кроватью, и Ренен вздрогнула. – Вот видишь? Даже звук тебя пугает.

Она подошла ближе, и вдруг её жесткие черты смягчились. Взяв дрожащие пальцы девушки в свои, покрытые шрамами ладони, Виченца молча начала заплетать её волосы.

– Мой брат был таким же, – сказала она неожиданно тихо. – Боялся темноты. Пока не понял, что иногда именно в ней можно спрятаться.

За стеной заскрежетал механизм, и Ренен инстинктивно прижалась к Виченце. Та не отстранилась.

– Вот так, – проворчала она, завязывая ленту. – Теперь ты готова. Хоть на войну, хоть… на встречу с призраками прошлого.

– Виченца, слушай я совсем не такая как ты. Но я смогу помогать, если ты сможешь меня защищать.

– Это деловое предложение? – она усмехнулась и вытащила нож.

– Просто прошу помощи, – Ренен отстранилась.

Виченца смотрела на нее как на маленькое дитя, по сути она таковой и являлась. Но что ее привело сюда, этот вопрос не давал покоя Виченце. Она хоть и была достаточно сильной женщиной, но доля сочувствия к людям она имела. Волей не волей, она все равно бы помогла этой белокурой принцессе, даже без просьб защитить.

Тебя я тогда не смогла спасти, но она напоминает о тебе, такая же сопливая, – подумала Виченца и улыбнулась.

– И как все таки ты попала сюда? Я не думаю что сама.

– Отец…он не видел другого для меня шанса стать хоть кем-то, не рядовым врачом, а прославить наш род на долгие годы. И вот я тут, – Ренен впервые посмеялась на корабле.

– Кажется это для тебя уже на уровне анекдота, и правда, какая глупость. Слава это лишь голоса, которые так же утонут в небытие. И что толку, по итогу близки всегда лишь несколько человек. Законы жизни, – Виченца присела, и тут же в комнату вошел Фюрт. Он подошел к Виченце и пригласил ее в коридор. Оба они вышли, а за спиной чувства девушки были далеко не положительные к их лидеру. Но она старалась не портить обстановку на корабле.

Коридор космолета тонул в синеватом мерцании аварийных ламп, будто подводная лодка, застрявшая на глубине. Воздух вибрировал от гула двигателей, напоминая отдаленный рев зверя, загнанного в клетку. Виченца прислонилась к стене, скрестив руки, её нож всё ещё не вернулся в ножны – привычка, от которой не избавиться даже в космосе. Фюрт стоял напротив, его тень, вытянутая и угловатая, ползла по стене, как чернильная клякса. Он провёл пальцем по планшету, и голограмма Земли вспыхнула между ними – изъеденная красными точками, словно чумой.

– "Ты знаешь Данте?" – спросил он неожиданно, голос низкий, почти механический.

Виченца приподняла бровь.

– "Тот, что в Аду гулял? Или ты про другого?"

– "Он видел врата. А мы – только отражение в ржавом зеркале." Фюрт ткнул в одну из точек на карте. "Твой сектор – это Лимбо. Там нет ни грешников, ни святых. Только тени."

Она усмехнулась, но в глазах не было веселья.

– "Тени с зубами?"

– "С когтями," – поправил он. "Но не наши. Там, где ты будешь, воздух густой от эха. Каждый вдох – это чей-то последний вздох. Ты будешь охранять не людей, а тишину."

Виченца наклонилась ближе, её дыхание оставило лёгкий след на голограмме.

– "А если мне надоест сторожить призраков?"

Фюрт закрыл проекцию. Внезапно его лицо, обычно каменное, дрогнуло – на миг стало ясно, что даже он боится.

– "Тогда вспомни Шекспира. Весь мир – театр, и мы в нём не актёры. Мы – декорации. А декорации горят первыми."

Она замерла.

– "Ты хочешь, чтобы я повела их в ловушку," – прошептала Виченца. Не вопрос, а констатация.

– Нет, совсем нет. Но кто знает, что может случиться вдруг. На Земле не был никто уже пятнадцать лет, будь начеку и следуй плану.

Он хлопнул ей по плечу, а рука словно заведенная хотела ответить выпадом с ножом. Фюрт наслаждался этим мгновением – как легко она могла убрать его, но статус лидера меняет все. И каждый теперь как на поводке. Виченца удалилась в спортзал. Фюрт вошел к Ренен.

Когда дверь открылась, она испугалась. Лицо ее было виноватым, будто бы за собственное существование.

Комната была залита мягким, приглушенным светом биолюминесцентных панелей – будто кто-то решил, что даже в космосе ей нужны звезды. Она сидела на краю койки, сжимая в руках медицинский сканер, словно это единственное, что удерживало ее от падения в бездну собственных страхов.

Фюрт вошел медленно, словно давая ей время привыкнуть к его присутствию. Его тяжелые сапоги глухо стучали по металлическому полу, но он намеренно сделал шаг тише, чем обычно.

– "Ты уже проверила аптечки?" – спросил он, не садясь.

Ренен кивнула, не поднимая глаз.

– "Да… все по списку. Обезболивающее, антибиотики, стимуляторы…"

– "Хорошо."

Он замолчал, изучая ее. Хрупкая, почти прозрачная, с глазами, в которых читался не страх перед космосом, а страх перед самой собой.

– "Ренен," – его голос стал тише, почти отеческим, "на Земле нас ждет не больница. Там не будет стерильных коридоров и аккуратных диагнозов. Там – грязь, кровь и люди, которые будут кричать. Ты готова к этому?"

Она сжала сканер так, что костяшки пальцев побелели.

– "Я… я должна быть готова."

– "Нет," – Фюрт сделал шаг ближе, но не настолько, чтобы вторгнуться в ее пространство. "Ты не должна. Ты можешь испугаться. Можешь задыхаться. Можешь даже заплакать. Но ты не можешь остановиться. Потому что если ты остановишься – они умрут. И тогда твой страх станет последним, что они увидят."

Ренен подняла на него глаза. В них плескалось что-то новое – не решимость, но хотя бы попытка ее найти.

– "А если… если у меня не получится?"

Фюрт протянул ей маленький черный жетон. На нем была выгравирована фраза: "Per aspera ad astra".

– "Это не магия. Это напоминание: даже самые тернистые пути ведут к звездам. Ты не обязана быть бесстрашной. Ты обязана – идти."

Он повернулся к двери, но задержался на пороге.

– "И, Ренен…"

– "Да?"

– "Если станет слишком страшно – найди Виченцу. Она знает, как прятать слабости в тени."

Дверь закрылась. Ренен осталась одна с жетоном в ладони, сканером на коленях и тихим, едва уловимым ощущением, что где-то внутри нее – совсем глубоко – уже зажглась первая искра чего-то, что однажды станет смелостью. А за иллюминатором, в бескрайней черноте, проплывала далекая звезда – холодная, но все еще горящая.

На пути в столовую, где лидер команды хотел перекусить, он встретил Дарема. Решив, что сейчас подходящий момент, он украдкой подошел к нему.

Коридор возле столовой был узким, словно сжатый кулак космолета. Свет здесь мерцал, как последний вздох умирающей звезды, отбрасывая на стены длинные, дрожащие тени. Дарем стоял, прислонившись к холодному металлу, его пальцы непроизвольно сжимались в кулаки, будто готовые пробить брешь в этой тишине.

Фюрт появился внезапно, как всегда – без звука, словно тень, оторвавшаяся от стен. Его взгляд скользнул по Дарему, оценивающе, как хищник перед прыжком.

– "Ты должен быть на мостике," – сказал он ровно, без эмоций.

Дарем резко выпрямился.

– "Я не собираюсь сидеть здесь, пока вы все рискуете!"

Фюрт медленно скрестил руки на груди.

– "Ты – второй пилот. Твоя задача – ждать."

– "Моя задача – быть полезным!" – голос Дарема дрогнул, но не от страха, а от ярости. "Я не трус!"

Фюрт вздохнул, словно устал объяснять очевидное.

– "Ты – слабое звено. Имплант в твоей голове – это бомба. А твое сердце…" – он сделал паузу, давая словам осесть, "…оно может подвести в любой момент."

Дарем стиснул зубы. В виске пульсировало – воспоминания, чужие голоса, песок под колесами пикапа…

– "Я справлялся до этого. Справлюсь и теперь."

Фюрт шагнул ближе, его тень накрыла Дарема, как могильный холм.

– "Ты не понимаешь. На Земле нет места для ошибок. Если ты упадешь – мы не понесем тебя. Если имплант взорвется – мы не будем скорбеть."

Дарем резко встряхнул головой, словно отгоняя наваждение.

– "Тогда зачем я здесь? Чтобы быть грузом?"

Фюрт внезапно ухмыльнулся – жестко, без тепла.

– "Ты здесь, потому что кто-то верит в тебя. Но я – не они."

Тишина повисла между ними, густая, как смог. Где-то вдали гудели двигатели, напоминая, что времени на споры нет.

Дарем вдруг расслабился. Его голос стал тише, но тверже.

– "Хорошо. Пусть будет по-твоему. Но если что-то пойдет не так…"

– "Тогда ты будешь первым, кто об этом узнает," – закончил за него Фюрт и повернулся к двери столовой.

Он уже почти скрылся в полутьме, когда Дарем крикнул ему вслед:

– "Я все равно пойду!"

Фюрт не обернулся. Только его голос донесся из темноты, как эхо:

– "Как знаешь. Но помни – там, внизу, даже звезды не услышат твой последний вздох."

Дверь закрылась. Дарем остался один, с бешено стучащим сердцем и мыслью, что где-то в глубине его сознания Ричард и Марк снова смеются – над ним, над его наивностью, над тем, что он все еще верит в выбор.

На устройство Дарема пришло сообщение. Оно было от Сета. Он написал для него некоторую информацию про его имплант. Чтобы он знал чуть больше про самого себя.

Заголовок быть такой:

Кибернетика эпохи упадка: между спасением и проклятием.

Далее был текст:

В 2125 году кибернетика перестала быть наукой – она стала костылём для умирающей цивилизации.

1. Импланты: осколки прошлого в живых сосудах

Чипы, вживлённые в мозг, вроде того, что носил Дарем, уже не просто поддерживали функции организма – они хранили обрывки чужих жизней. Технология "нейрошунтов" разрабатывалась для лечения травм, но превратилась в склепы для воспоминаний:

"Они берут кусочки донорского мозга… чтобы твой собственный не развалился" – объяснял Сет

Импланты пульсировали чужими снами, заставляя носителей слышать голоса давно умерших людей

2. "Ржавые ангелы" – киборгизация бедноты

На заброшенных орбитальных станциях царила кустарная кибернетика:

Вместо утраченных конечностей привинчивали детали от списанных роботов Лёгкие чистили самодельные фильтры, собранные из старых систем жизнеобеспечения

"У нас нет денег на биосинтез… только на железо и боль" – гласил граффити в докерских кварталах

3. Киберпсихоз как норма

Цифровое безумие стало платой за выживание:

67% носителей имплантов страдали синдромом "призрачной конечности" – ощущали несуществующие части тел

В рациях всё чаще ловили шёпот "мёртвых каналов" – голограммы погибших операторов

"Иногда мой чип играет музыку… которую никто кроме меня не слышал" – жаловался один из техников

4. Последние кибермонахи

В руинах серверных ферм ютились адепты "Церкви Машинного Разума":

Пытались оживить древние ИИ молитвами на языке Python

Считали вирусные эпидемии "карой за грехи против кремния"

"Бог – это segfault в коде мироздания" – выцарапано на стене их храма

Философия эпохи:

"Мы хотели стать богами, а стали могильщиками… хороним самих себя по кусочкам" – эта фраза, приписываемая последнему Нобелевскому лауреату по кибернетике, красовалась на брошенных лабораториях.

Это мои мысли и новостные вырезки, которые я изучал за этот год. Дарем, если что-то с тобой будет происходить неладное, сразу говори мне. Надеюсь ты получил более обширную картину дел нашей эпохи.