Читать книгу: «Дом», страница 6

Михаил Федорович

Михаил Федорович прожил яркую жизнь. Он бы заядлым картежником балагуром и авантюристом. Сегодня слово авантюрист утратило свою частоту употребления. Сейчас в обиходе гораздо чаще можно встретить понятия сродни: мошенник, аферист. Былая романтика, присущая семантики слова авантюрист, исчезла с приходом нового времени. Герой Адриано Чилентано из фильма "Блеф" или Остап Бендер сегодня видятся скорее карикатурными мифическими персонажами. Михаил Федорович постоянно встревал в какие-то неприятности: частенько ввязывался в драки, участвовал в сомнительных спорах и пари, влезал в дела высокопоставленных лиц. В общем – развлекал себя как мог. Однажды на спор он полез к любимой девушке на балкон по водосточной трубе на четвертый этаж. Но, так как он предварительно, усердно готовился к восхождению с бутылкой коньяка – его восхождение не увенчалось успехом. Он смог добраться до третьего этажа и с грохотом свалился вниз. Результатам падения стал открытый перелом ноги. Михаил Федорович хвастался перед новыми постояльцами дома своим шрамом и самодельной татуировкой – якорной цепью, которую он, поверх него, самолично набил. В юности, собственно, как и сейчас, он любил выпить, меры не знал и постоянно надирался до чертей. Несмотря на его врожденную индифферентность к карьере, успеху и богатству Михаила Федоровича временами посещали грандиозные идеи. То он хотел устроиться матросом на рыболовное судно на камчатке, то, вместе с товарищами, выкупить бакалейную лавку и переоборудовать ее под баню. Был в жизни Михаила Федоровича период, что он, полностью разочаровавшись в земных радостях, ушел в монастырь. Но и там он долго не продолжался. Через пол года, набив морду настоятелю, Михаил Федорович благополучно пустился в новые дали. Девушки его любили, может быть потому, что он был благосклонен абсолютно ко всем представительницам противоположного пола. Для него одинаковый вес имели и красавицы и страшненькие – ему было все равно. На удивленные восклицания своих товарищей, он, по обыкновению, отвечал – в причинном месте у всех все одно. Большинство из его романов были мимолетными увлечениями, хотя, одна из девушек искренне полюбила его и, когда судьба развела их пути, еще долго продолжала писать ему письма. Эти письма – были единственным, что он принес с собой в дом из прошлой жизни.

***

Вот и кончилось лето. Погода, нехотя, хмурилась. Днем все было еще ничего , а по утрам уже холодало, на окнах выступал иней, сад медленно пустел, закрывая свои щедрые объятия на новые несколько сезонов. На заднем дворе за домом я перекапывал землю для саженцев на будущий сезон. Пахло свежескошенной травой и прелой листвой, – медленно томящейся на костре. На грядках орудовали старики, выдергивая отцветшие помидоры. Чуть поодаль от меня Михаил Федорович собирал упавшие яблоки. Говорят, из них он готовил отменную брагу. Добрые яблоки постояльцы не разрешали пускать на дары Диониса и потому он спасался упавшими плодами, многие из которых были сильно побиты или переспели. У забора Светлана Константиновна боролась с зарослями сорняков. Время близилось к полудню. Сырая перекопанная земля напоминала мелкую черную икру. Среди крупных, слипшихся комков икринок извивался разрубленный червь. Нечего – с ним все будет хорошо. Разрез проходил чуть ниже пояска, а значит червь сможет отрастить себе новый хвост. После нескольких часов работы на лбу выступила легкая испарина, ладони блестят – будучи многократно отполированы черенком лопаты, дыхание тяжелое – но воздух чист и свеж. За спиной, сначала смутно, потом более явственно слышится крик. Сфокусировав внимание на нем, я слышу: "Пойдем играть в карты". Оборачиваюсь – это новый постоялец дома, – Алексей Максимович. Он продолжает кричать и махать нам рукой.

– Всего не сработаете, пойдем играть в карты.

Втыкаю лопату в землю и, приняв любезное приглашение, иду мыть руки. Зайдя в общую комнату и увидев массивный стол, в очередной раз на лице у меня возникает улыбка. Играли вчетвером: я, Алексей Максимович, Михаил Федорович и, ко всеобщему удивлению, – Николай Николаевич.

Играли не в банального дурака, а в тысячу. Михаил Федорович, будто бывалый крупье, раскидал карты. Игра началась.

Алексею Максимовичу выпало сидеть на прикупе – не самая интересная доля. Так как я сидел по левую руку от сдающего начинать выпало мне. Золотой кон я благополучно слил не набрав даже ста очков. У меня был крестовый марьяж и мне даже удалось его захвалить но, после того, как я с гордостью сказал "Папа" Михаил Федорович покрыл его крестовой десяткой. Следующим ходом он захвалил пиковый марьяж и мои надежды на сто двадцать пять заявленных очков быстро развеялись. В результате – на первом коне я улетел в глубокий минус. После меня на золотой кон встал Николай Николаевич – он заявился аж на сто сорок очков. Как оказалось позднее – у него был червовый марьяж и всего один пиковый туз. Первую взятку он, естественно забрал и захвалил свой марьяж. Прикуп с "хваленкой" достался мне. К сожалению, "хвалить" в ответ мне было нечего, зато у меня были крестовый туз и десятка. Забрав свои прикупы, остальные карты мне пришлось отдать. Стали считать очки. У Николая Николаевича набралось ровно сто сорок очков.

Поглаживая свой пиковый туз он стал самодовольно приговаривать:

– Да, бывает, что мне везет до неприличия.

Михаил Федорович громко усмехнулся.

– Развеж это везение. Вот я припоминаю лет тридцать назад работали мы с мужиками на лесопилке в пятистах километрах от города. Как назло – никаких поселений рядом не было И не уедешь никуда, бригадир заметит и попрет в зашей. На весь многочисленный мужской коллектив всего три женщины. Причем одна из них – бухгалтерша, жена бригадира, другая семидесятилетняя врачиха, – оба варианта железно отпадали. И только третий вариант был доступен всем – это повариха Славка. Так и варились мы в этом котле вместе на протяжении долгих месяцев. Скажем так – питание было скудным и с той и с этой стороны. Благо – хоть Славка понимала наше бедственное положение и старалась войти в него. Мы даже вели график еженедельных посещений нашей спасительницы. Само собой все выглядело чинно и благородно – дабы у нее всегда присутствовала иллюзия, что она всего лишь выбирает себе лучшего кавалера и, со временем, прекратит все амурные метания. И тут у Славки, ко всеобщей радости, нашли триппер. Толи кто с "большой земли" после отпуска привез, толи ветром надуло, – не суть. Что тут началось! Половина бригады слегла в лазарет, оставшиеся, находясь в состоянии крайнего невроза, также начали находить у себя злосчастные симптомы болезни и постепенно уезжали в город для полной диагностики. Как потом оказалось – самовнушение. Бригадир каждый день прибегал с красной мордой, со словами: "Еще один свалился, вашу же мать!". Пилорама встала, кругом паника. Руководство гневается. А мне хоть бы хны. До сих пор не понимаю – как так получилось? Спросите меня – грешен ли? Отвечу – а как же. Только на доблестную служительницу Асклепия намекать не стоит. Все нормально – я как все. А ты говоришь везение.

Все сдавлено засмеялись. Даже Николай Николаевич. Приятно было видеть на его изможденном и угрюмом лице искреннюю улыбку.

Игра продолжилась в более непринужденном ключе. Тысяча и одно очко в итоге набрал Алексей Максимович – и вправду везунчик.

Михаил Федорович с досадой махнул рукой.

– Вы посмотрите на него – шулер чистой воды. А я то думал – порядочный человек!

Алексей Максимович пожал плечами.

– Опыт.

Михаил Федорович угрюмо посмотрел на листок с записями.

– Да, у кого опыт, а у кого три болта… Ну ничего, сейчас новую партейку распишем, уж там посмотрим – кто кого.

Алексей Максимович кивнул, но решил не торопить начало следующей партии, достав носовой платок и тщательно протирая стекла очков.

– Я в вашем доме гость новый, расскажите, – как вам здесь живется?

Михаил Федорович оскалил щербатую улыбку.

– Живем, не в чем себе не отказываем: завтрак, обед, ужин, культурные программы, лечебная физкультура. Не жизнь а сказка. Если бы в молодости за мной так ухаживали, я бы столь сильно не поистаскался. А теперь еще и мебель новая, – Михаил Федорович похлопал меня по плечу, – Серега нас обеспечил.

– А как у вас с посещениями?

– Да наведываются временами родственнички к постояльцам: посидят, послушают и уйдут.

– Не знаете, где можно узнать про график посещений?

Михаил Федорович насупился, практически вплотную прижав верхнюю губу к носу, будто от кислой сливы.

– Почем мне знать?

– Неужели к вам никто не приходит?

– Нет. Мне и одному хорошо. Зато не обременяю никого. У Коляна вон полон огород родственников, а ходят редко. Внучка, если не ошибаюсь, заглядывает.

Николай Николаевич задумчиво и тихо, словно вспоминая, ответил:

– Внучка. Хорошая она у меня, на программиста учится. Нынче голову надо светлую иметь, чтобы человеком стать. Тяжело, но куда деваться.

Алексей Максимович, скрупулезно осматривая на свету стекла очков, не соглашался.

– Не скажите, в наше время светлый ум требовался ничуть не меньше, а может даже и более, но в том, что нашим детям и внукам тяжелее, чем нам это вы верно заметили. Мой старший сын получил два образования, восемь лет работал в качестве рядового сотрудника, прежде чем ему удалось устроиться на высокооплачиваемую и престижную работу. Сейчас он уехал в Америку и у него все прекрасно, но что ему пришлось пройти, чтобы заработать это благополучие! Фотографии мне шлет с супругой и двумя детьми. Большую часть жизни мне казалось, что пресловутая американская мачта – это лишь расхожее выражение и не более того. Теперь, когда я смотрю на фотографии своего сына, присланные из-за океана – я понимаю смысл фразы "Возможность для каждого по способностям или достижениям".

Николай Николаевич молча слушал своего собеседника и перебирал карты в руках. И, как бы про себя отвечал, смотря в сторону от нас.

– Да, я всегда внучке говорил, – учись. Пусть ты будешь образованнее нас.

– Пока есть силы и желание, надо пополнять свой багаж знаний и умений. А то кинешься не вовремя, спохватишься – а поезд то уже ушел. И память не та и рвение не то, да и груз взрослой жизни обязывает. Но ничего – мой сын все это прекрасно понимает. Внуки из кружков не вылазят, свободного времени совсем нет. Жалуются – тяжело нам дедушка! А я говорю – зато потом легко будет, еще спасибо скажете.

Михаил Федорович, потупив взор, медленно собирал карты. Вложив их в пачку он дважды стукнул ей по столу, резко встал и хриплым, сдавленным голосом сказал:

– Ладно товарищи, спасибо за игру.

Алексей Максимович огорченно хмыкнул.

– А чего так? Ведь хорошо сидим, до вечера еще далеко.

Михаил Федорович положил колоду карт на стол и, как мне показалось, несколько раздраженно ответил:

Нет, не могу, меня яблоки ждут.

После того, как Михаил Федорович удалился, мы сыграли еще одну партию . Когда я шел забирать лопату с заднего двора, боковым зрением я заметил около яблони стоящее ведро. Оно было наполнено битыми яблоками, его так никто и не забрал.

На пороге

Я встретил старого друга, звали его Петр. Он пригласил меня к себе. Жил Петр в загородном доме. Его дом оказался очень светлым, окон было множество, свет лился практически из каждого угла. Это было прекрасное ощущение отсутствия стен, как будто ты находишься под стеклянным куполом, но при желании можешь скрыться от назойливых взглядов. Как выяснилось позже – мой давний друг стал известным в определенных кругах архитектором. Видимо проект его собственного дома входил в перечень проектов, которыми он мог гордится. Строгие линии перемежались с плавными переходами. Нельзя сказать, что архитектура принадлежала к какому-то стилю, да я, собственно, ничего не понимал в этих стилях, но мне очень понравилось. У него была приветливая жена, довольно полненькая, но очень симпатичная. Детей у них не было, но, как я узнал позднее из беседы, они оба очень хотели детей. Супруга Петра накрыла богатый стол. Ассортимент и общий объем выставленных блюд явно превышал возможности желудков трех человек, одна из которых девушка. Такое пиршество вводило в некоторое замешательство – ведь мы случайно встретились и Петр предупредил свою супругу о пришествии гостей лишь за пол часа до оного. Вряд ли за пол часа она смогла бы приготовить такое количество разнообразных блюд. Впрочем, я был действительно голоден и мы, без лишних прелюдий, приступили к трапезе. Петр начал рассказывать мне о своей жизни. Оказывается за восемь лет, как мы не виделись, он успел побывать в двадцати странах, выучить два языка и получить степень кандидата наук. Петр был очень рад нашей встрече. Он, в отличие от меня, ел мало и, будто бы как на ребенка смотрел на меня и радовался моему аппетиту. После краткого рассказа о своей жизни он обратился ко мне:

– Давай Серега – теперь ты расскажи, как живешь.

Меня всегда пугали вопросы подобного рода. Ответ – нормально означал, что тебе либо не хочется отвечать, либо тебе нечего сказать. Да и как я жил? Кажется, Чехов уже придумал самый точный ответ. Нет, не стоит умничать…

– Как живу? Да нормально.

Видимо Петр перехватил мою мысль о бессодержательности данного ответа.

Нет, нормально – это несущественно. Нельзя жить нормально.

– А как можно жить?

– Как чувствуешь, так и говори.

– Я, я учусь, работаю, иногда играю на гитаре. Как то так. Живу пока с родителями.

Беседы подобного характера зачастую предполагали обращение к общей памяти собеседников, обращении к темам, что были знакомы тем мальчишкам, которые обрели вместе счастье дружбы, счастье единомыслия. Петр же не спешил ворочать память о былом. Его больше интересовало – как я жил в пресловутом сейчас.

– Где работаешь?

Несколько замешкавшись, я решил, все же, сказать правду.

– Я работаю в доме престарелых.

Петр многозначительно хмыкнул, опустив взгляд.

– Кем?

– Можно сказать – разнорабочим.

Супруга Петра, все это время сидевшая молча, улыбнулась и решила разбавить общую неловкость, воцарившуюся за столом.

– А девушка у вас есть?

– Есть… Точнее – мы расстались. Так что теперь нет.

Супруга Петра не стала расспрашивать меня – почему мы расстались. Она лишь сказала, что я обязательно найду себе ту – расставание с которой будет немыслимым. Петр сходил на кухню за вином. После нескольких рюмок беседа стала более непринужденной. Как такое простое сочетание химических веществ, в данном случае являющееся продуктом брожения обычного винограда, с невероятной легкостью переключает человека в несвойственный ему режим. Впрочем, переключать требовалось меня. Мои собеседники изначально умели существовать в обоих режимах без дополнительного катализатора.

Леонид рассказал мне – где они, прошлой зимой, побывали с супругой. В ноябре прошлого года, после успешного завершения Петром одного из проектов, они уехали в Непал. Изначально, они планировали обычный туризм, но затем, по обоюдному согласию, решили покорить одну из близлежащих вершин. Набрать команду было не сложно. Местные жители, за определенную плату, добродушно согласились составить супругам компанию. Профессиональных гидов нанимать не стали. Со слов Петра, так было гораздо интереснее и предполагало более живое общение при восхождении. Вершина была не из простых, но Петр с супругой любили трудности и любили риск. Леонид в красках описывал каждый пройденный ими километр.

– Знаешь, под конец казалось, что мы погорячились с выбором для первого восхождения подобной вершины, но тем больше в нас загорался азарт и желание сделать это. Последний километр я плохо помню. Из-за кислородного голодания голова постоянно кружилась, не скажу, что местным было легко, но внешних проявлений данного синдрома я не отмечал. В итоге – новый год мы встретили уже спускаясь с горы. Подобные вылазки из собственного ареала бытности многое дают, как для тела, так и для разума.

Петр отечески похлопал меня по плечу.

– А ты где успел побывать?

– Я был там же. Недолгий период – пару дней, с родителями. Но, я лишь смотрел на вершину снизу вверх. Красиво – нечего сказать. Снежный исполин покрытый туманной дымкой. Будто сама природа смотрит тебе в глаза всем своим величием. Знаешь, бывает – ты пытаешься поймать незримую эфирную суть, какую то основу происходящего, чтобы уже никогда ее не отпускать и идти с ней вместе туда, куда она укажет путь. Подняться я не решился, да и не с кем было это сделать. Через два дня мы уехали.

Петр внимательно выслушал меня.

– И как успехи в поисках сути?

– Пока все тщетно…

Петр переглянулся с супругой и они едва заметно улыбнулись. Дабы не пускаться в еще более глубокие рассуждения – я решил переместить акцент беседы с моих личных демонов на жизнь Петра.

– Как же ты смог столь прекрасно устроить все в своей жизни?

Петр сделал серьезное лицо, повел взглядом, но затем абсолютно ясными глазами посмотрел на меня.

– Это все труд и стремление. Если долгое время усердно работать, не думая о победах и поражениях, в какой-то момент ты удивишься тому результату, которого удалось достичь. Самое главное – не пребывать в этом состоянии эйфории. Отметил для себя некоторую референтную точку и двинулся дальше.

Я сидел и жевал мясной стейк. С годами во мне сформировалась гадкая привычка – находить загвоздки даже в самых радостных и прекрасных моментах жизни. Я не мог в полную силу порадоваться нашей встрече. Я смотрел на его успехи, на его дом, на его прекрасную жену и думал – ведь сколько не старайся, сколько не тянись к свету, все это пройдет и человек никогда в полной мере не сможет вкусить жизнь. Никогда не сможет напиться ею до конца. Он всегда будет "не до". Конечно – путь самосовершенствования и путь самопостижения – это прекрасно, но, сколько бы не был умен и мудр человек – он все потеряет и не оставит за чертой ничего. Я улыбнулся и отложил вилку.

– А ты когда-нибудь думал, что все это закончится?

Он осекся. Посмотрел на меня, потом на супругу, сложил руки домиком у подбородка и задумчиво закусил губу.

– Думал. Но ведь я же здесь – значит на это была воля кого то, кто выше меня. В те редкие минуты когда я об этом думаю – я останавливаюсь здесь.

Я хмыкнул.

– А как думаешь – что дальше?

– В смысле?

– Ну, что за последней чертой, что нас ждет?

Обычно люди не вели со мной такие беседы и просто уходили от разговора. Но Петр, будучи обогащен златом академических знаний и активной жизненной позицией был не из таких. Мне это очень нравилось в нем. Он не обижался, не смущался, или не демонстрировал этого, а старался вести живой диалог. Старался понять меня и старался, чтобы я его понял. В первых же его словах веяла твердая уверенность в будущем.

– Я думаю, что за последней чертой меня ждет освобождение от предрассудков, освобождение от всего тяжкого и бесполезного, но с сохранением моего собственного я.

– А если там ничего?

– Как это?

– Вечное забвение. А жизнь – это не воля высших сил, а просто закон природы, у которой нет ни замысла, ни цели. Просто закон развития. Например – гравитация – она такая потому, что наш физический мир таков. Она без причины – это просто закон.

Петр встал и распахнул окно. Подуло свежим апрельским воздухом. Он жадно вдохнул его. Он ничего мне не отвечал, а просто смотрел в синеющую даль – потом подозвал меня.

– Посмотри как хмурится небо, наверно скоро пойдет дождь.

Возможно он тогда понимал и знал гораздо больше, чем я. Взмахнул сильный ветер. Сверкнуло, затем грянул раскатистый удар грома. Новый шквал принес уже первые следы капель. Хлынул ливень. Несмотря на это Петр не стал закрывать окна. Он стоял подставив ладони дождю.

– Милая, иди ко мне.

Супруга подошла к нему, и он обнял ее. Они стояли, обнявшись под струями дождя. Чуть поодаль за этим наблюдал я. Она была такая же свободная как и он, такая же, черт возьми. Сад шумел всем своим нарядным убранством. Крупные и частые капли прыгали по дорожкам, по скамьям творя свое безудержное веселье. Нахлынувшая тьма делала сад таинственным и зловещим. Такие моменты никогда не длятся долго. Эти моменты лишь вспышки, которые оставляют на памяти неизгладимый след. Но дождь не кончался и его безумие кружилось вокруг дома. Петр поцеловал жену. Она еще крепче прижалась к нему. Возможно в этом и есть загадка и смысл. Единство двух людей на лоне таинственной и девственной природы. Крупные капли попали мне в глаза, и пока я протирал их Светлана пропала из моего поля зрения. Петр повернулся ко мне.

– Хочешь сыграть в настольный теннис?

Не то чтобы я хорошо владел ракеткой, или обладал быстрой реакцией, но мне стало интересно. Я согласился. Мы спустились на цокольный этаж, где был оборудован практически полноценный спортивный зал: в левом углу турник и жимовая скамья, рядом беговая дорожка. В противоположном углу диван, аккуратно застеленный покрывалом. Ничего лишнего – чистый минимализм. Но, признаюсь, настолько вкусного минимализма я давно не встречал. В центре помещения располагался теннисный стол – играй хоть дни напролет. За окнами холод и слякоть а здесь тепло, Федор тронул сенсорный выключатель на стене, а теперь и светло! Подавал он. Шарик стремительно ударился о стол и перелетел через сетку, я даже не успел повести рукой. Так произошло и во второй и в третий раз. Мне уже начало казаться – от такой игры я не получу особого удовольствия. Но постепенно я начал ловить ритм. Иногда удавалось даже на десять ударов держать шарик на столе. Несмотря на соотношение побед и поражений далеко не в мою пользу мне стало крайне интересно, появился азарт. Петр будто специально гонял меня по разным краям стола, я же старался как можно сильнее ответить ему. Один раз мне удалось очень удачно и сильно попасть по шарику и он отлетев от стола попал Петру прямо в лоб. Шарик был не тяжелый, удар был не болезненным и эпизод стал скорее забавным, нежели обидным. Он погрозил мне пальцем. Ну держись! Игра пошла еще веселее. Шарик заметался по столу. Петр поймал меня резким диагональным ударом и я, вы пылу сражения, забыв о чувстве самосохранения, героически потянутся за шариком, опорная нога предательски поехала и я растянулся на полу. Петр спешно подбежал ко мне. Когда он увидел улыбку на моем лице он тоже улыбнулся. Через секунду мы расхохотались. Я лежал на полу и смеялся как ребенок. Тем временем он изображал мое нелепое лицо и отчаянный жест в попытке дотянуться до шарика. Это был прекрасный день. Петр ответил мне на все без ответа.